На тоненькой ниточке висит в моей комнате птица счастья. Знаете, такая, из щепы сделана - крылья и хвост веером. Висит, покачивается, иногда нить совсем не видно бывает, и тогда кажется, что парит она над моей бедовой головой. Подарила мне её подруга Алька – Алевтина. Надо же, молодец какая, запомнила, как я однажды, увидев у неё эту птицу, сказала, что надо бы себе такую же купить на память о севере. Там-то они везде продавались, вот и думала, что когда уеду, будет мне сувенир. Ничего я так и не купила, не до того было, а при прощанье Алька свою отдала.
Очень близкой подругой она мне, впрочем, сначала и не была, а когда моя семья и весь мой мир затрещали по швам, я стала остро нуждаться в жилетке. Вот тут-то я Алевтину и оценила. Это сейчас легко можно найти профессионального психолога, или иного специалиста, словом - любой каприз за ваши деньги. А тогда «фиг вам», да ещё и молчать надо было, чтоб на работе ничего не узнали. А молчать-то сил не было! Когда я приходила домой, стены и потолок, оставаясь на своих законных местах, непостижимым образом начинали на меня давить. В конце концов они выдавливали меня из ставшей серой квартиры, я бежала к Алевтине, и она, оставив свои дела, становилась моим психотерапевтом.
Аля была бойкой пышненькой хохлушкой, не знаю, из какого района Украины, а по внешности такая «западенка» - черноокая и чернобровая, прямо гуцулка Ксенья. Фамилия её по мужу была Слонь. Почему с мягким знаком, не знаю, может когда-то ошиблись при написании, да так и осталось, а может к слону она отношения и не имела, а происходила от слова «слоняться». Например, любил какой-то далёкий их предок слоняться без дела, его и прозвали «слонь», а потом кличка фамилией стала. Ну это так, мои домыслы. Сама Алюшка такой фамилии не стеснялась и, когда дома снимала телефонную трубку, неизменно говорила: «Слониха слушает» - с юмором у неё был полный порядок. Накануне моих частых визитов Аля сама пережила семейную драму – её Петро загулял с её же лучшей подругой Любой, о чём Аля, как и положено жене, узнала последней. Реакция была бурной, чуть не развелись, лишние килограммы с неё быстро слетели без диет и аэробики, но семья всё же сохранилась. Алевтина после всех неурядиц сильно изменилась, похорошела и за одну Любку с десяток своих поклонников Петру навешала. Я думаю, он обо всём догадывался, но, однажды провинившись, терпел и всё больше в жену влюблялся. Аля была моложе меня лет на пять, не смотря на это, учила меня жизни, так как имела право, да только я была плохой ученицей. То, что Алька меня понимала, не удивительно, меня сильно удивил Пётр, который тоже мне сочувствовал и даже однажды отпустил Альку со мной в ресторан (а с его стороны это была жертва), для того, чтобы вызвать ревность моего благоверного. Только мне тогда было не до ресторанов, а моему супругу не до меня.
Это всё происходило в ранние перестроечные времена, когда, кроме всего прочего, все вдруг стали верующими, и даже в нашем маленьком северном городке открыли церковь в помещении бывшего кафе. Не удивляйтесь, это кафе было построено в русском стиле, рубленое из брёвен и в качестве кафе мало послужило - церковь нужнее оказалась. Что ж в этом плохого, хуже было бы наоборот.
У Алюшки была ещё одна подруга - Зоя, которая, оказывается, сама из верующей семьи и до последнего времени просто о своей набожности молчала. И стала она Алю к церкви приобщать, убедила исповедаться. Я вообще гулящих баб терпеть не могу, но Алька, она не такая, просто наделала делов сгоряча, а потом, конечно, страдала. К тому же две дочки подрастали, а она о них думала. Пошла-таки Аля на исповедь, а раз пошла, так уж и надо исповедоваться, за тем и шла. Батюшка у нас молодой был, но строгий, как положено епитимью наложил и при этом сказал, что раньше таких даже в церковь не пускали. Если бы сейчас так было, пожалуй, церкви закрывать бы пришлось из-за отсутствия прихожан, потому что даже во времена воинствующего атеизма так не грешили. Тем не менее, батюшка был прав, а Алька всю дорогу до дома проплакала, в своих грехах, вроде бы раскаялась, но наложенной епитимьи не выполнила и в церковь больше не пошла.
Когда я уехала, пыталась было с Алей переписку наладить, да как-то быстро она прекратилась, хотя вспоминала я подругу каждый день – птица не давала забыть. И вспоминала всегда с благодарностью и за птицу, а больше не за неё. И вдруг я узнаю о трагедии! Произошла она через пару лет после моего отъезда. Мне позвонила Зоя, рыдая, она рассказала, что Аля с Петром попали в аварию. Ехали по пустой лесной дороге вдвоём в машине, и в них въехал лесовоз, прямо туда, где Алька сидела. Петро невредим остался, а её насмерть! Хоронил весь наш городок, ведь все её любили, и все говорили: «ну почему она?». Но разве смерть бывает справедливой?
Парит над моей головой деревянная птица счастья, а мне кажется теперь, что это мятущаяся Алькина душа, упокой её Господи!