Я часто вспоминаю то время, когда мы ожидали первенца. Все разговоры только и крутились вокруг предстоящего события.
Это сейчас родители заранее знают, кто родится, а тогда приходилось гадать, вспоминая "бабкины" приметы: беременная похорошела, спит на левом боку, живот торчит горкой - будет мальчик; лицо покрылось пигментными пятнами, живот расплылся, стала капризной - девочка.
По всему выходило, что на свет появится парень. В тайне я очень на это надеялся, хотя Зина мечтала о дочке.
Как раз перед родами подруга дала почитать ей "Песнь о Нибелунгах". Не помню уже, какое впечатление на неё произвела книга, но, должно быть, сильное, потому что девочку она захотела назвать Брунгильдой.
Спустя годы мы смеялись, вспоминая об этой истории, хотя в то время давать детям вычурные имена было делом обычным. В жизнь приходили Рэмы, Вилены, Октябрины, Гертруды. Стоило ли удивляться тогдашнему выбору жены?
Я предложил свой вариант - Лариса, но, когда родилась дочка, мы остановились на прекрасном русском имени Людмила.
Людочка была спокойным ребёнком. Ночами почти не просыпалась - жалела нас, молодых неопытных родителей, на которых висел огромный груз забот. Зина так и говорила, глядя на тихо посапывающую в корзинке дочку: "Спит себе... Не хочет нас тревожить".
Профком института выделил ей место в яслях, и теперь каждое утро я шёл пешком с драгоценной ношей за пять километров, а после занятий проделывал этот путь снова.
Отдать Людочку в круглосуточную группу мы категорически отказались, хотя медицинский персонал у грудничков был квалифицированным и внимательным, а уход за детьми - хорошим. Всё-таки, когда она "возвращалась" домой, на душе становилось спокойнее.
Время шло - дочка потихоньку росла. Теперь она уже не лежала туго спеленатым "солдатиком", а активно осваивалась в пространстве.
Зина очень уставала и к ночи буквально с ног валилась. Уделять время учёбе становилось всё труднее, поэтому, когда моя старшая сестра Лиза предложила забрать ребёнка к себе, мы, после недолгих раздумий, согласились. Во-первых, у родной тётки ей будет нисколько не хуже, чем в яслях, а, во-вторых, у нас появится возможность спокойно закончить институт.
Сестра приехала и увезла Людочку в Бийск.
Скучали мы очень и, чтоб как-то отвлечься, с головой погрузились в учёбу. Кроме того, мне по-прежнему приходилось зарабатывать на жизнь шитьём, а по воскресеньям - разгружать вагоны. Да и в институте была общественная работа (на студенческом собрании меня избрали профоргом потока).
На четвёртом курсе я серьёзно увлёкся хирургией и стал посещать занятия в студенческом научном кружке. К концу года у меня уже не было сомнений, на какой специальности остановить свой выбор.
Вряд ли я буду оригинальным, если скажу: "Человек предполагает, а Бог располагает". Тем не менее - это так. Моя заветная мечта посвятить свою жизнь хирургии, к великому сожалению, так и не осуществилась - помешала война. К любимому делу мне удалось прикоснуться лишь краешком своих знаний и умений.
Двадцать второе июня 1941 года было тёплым воскресным днём.
Сессия в институте подходила к концу: я оканчивал четвёртый курс, Зина сдавала выпускные экзамены. Через несколько дней она, наконец-то, должна была стать врачом. Предстояло и ещё одно радостное событие - в сентябре мы ожидали второго ребёнка!
Настроение было прекрасным. Мы решили бросить все дела и пойти погулять в Университетскую рощу, а потом спуститься к Томи.
У реки было людно, многие пришли семьями. Смельчаки плескались в прохладной воде, остальные загорали, играли в волейбол. Из репродуктора доносилась весёлая музыка.
Было около четырёх после полудня, когда мы стали собираться домой.
Музыка неожиданно смолкла...
В четыре часа (двенадцать по московскому времени) радиоточка заработала снова. Раздался голос народного комиссара иностранных дел СССР Вячеслава Молотова, сообщившего согражданам трагическую весть: фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз...
Помню наше смятение. Казалось, что всё происходящее - страшный сон.
Люди со всех сторон бежали к репродуктору, чтобы послушать речь наркома. В глубине души каждый надеялся, что произошла ужасная ошибка.
Вечером на площади Революции состоялся многотысячный митинг. Ошибки не было - началась Великая Отечественная война. От Балтики до Черного моря уже шли ожесточенные бои с гитлеровскими захватчиками...
В военкоматы начали поступать тысячи заявлений с просьбами об отправке на фронт.
Среди желающих встать на защиту Родины были и студенты-медики, только что получившие дипломы. Рвались на фронт и те, кто ещё не доучился.
Ректорат института принял решение: за максимально короткий срок подготовить четверокурсников к самостоятельной практической работе.
В сентябре, сдав экстерном государственные экзамены, я получил направление в хирургическое отделение бийской городской больницы для прохождения врачебной практики перед отправкой на фронт.
Примерно в эти же дни, двенадцатого сентября 1941 года, на свет появилась и наша вторая дочка - Светлана.
В памяти всплывает одна и та же картинка из того времени: новорожденная девочка в жёлтых байковых пелёнках мирно спит в жестяной ванночке (эта ванночка, кроме основного предназначения, выполняла функцию и младенческой колыбели).
Мне до сих пор горько, что я не смог услышать её первых слов, увидеть, как сделала она свои первые шаги.
Война. Всему виной война...
Как-то на глаза мне попалось стихотворение - замечательное стихотворение. Не помню, кто автор и как оно называется, но две строчки врезались в память намертво: "Война гудит в напряженных венах, война таится во мне, как рана"...
Тогда, в октябре сорок первого, война заставила нас с Зиной собрать свой нехитрый скарб, завернуть в одеялко месячную Свету, взять билеты на поезд и отправиться в Бийск.
По приезде мы поселились в доме матери. Там же в это время проживал и мой младший брат Павел с женой Аксюшей.
Мама выделила нам комнату-пристройку, которую у нас называли "приделом". Вот в этом приделе и предстояло нам теперь вить своё семейное гнездо.
Когда Светочке исполнилось два месяца, Зина вышла на работу. Её назначили на должность заведующей гемоколитного отделения инфекционной больницы. С девочками стала нянчиться моя мама.
Я в это время уже проходил стажировку в хирургическом отделении городской больницы.
Заведующим отделения был пожилой опытный хирург - Пермяков Сергей Степанович. Видя мою профессиональную заинтересованность, он буквально с первых дней предложил ассистировать ему на аппендэктомии. Я принял предложение с радостью. После проведения трёх операций, он назначил меня первым хирургом, а себе отвёл роль ассистента.
Меня охватило такое волнение, что я уже готов был отказаться, но Пермяков отрезал: "Это приказ и обсуждению не подлежит". Выбора не было - начал готовиться к операции.
Помню тот день в мельчайших подробностях.
Больной, а это был молодой мужчина, уже лежал на столе. В его глазах я прочёл волнение, отчего моё собственное только усилилось.
Я обработал операционное поле и приступил к проведению местной анестезии. Руки тряслись так, что ввести новокаин внутрикожно не удалось, игла вошла подкожно.
Сергей Степанович, сделав вид, что не замечает моего волнения, сказал: "Всё хорошо".
Я повторил попытку. Образовалась классическая "лимонная корочка". Немного успокоившись, я завершил послойную анестезию.
Теперь необходимо было сделать косой разрез... Я не знал, с какой силой надавить на скальпель, поэтому рассёк только поверхностный слой кожи. Появилась кровь...
Пермяков, как ни в чём не бывало, сушил рану марлевым тампоном. Я повторил попытку. Она оказалась удачной.
Раздвинув крючками мышцы передней брюшной стенки, я вскрыл брюшину. Моим глазам представилась слепая кишка с воспалённым аппендиксом.
Дальше я действовал так, как обычно это делал Сергей Степанович.
Операция подходила к концу. Я накладывал швы, ощущая невероятное облегчение.
И хотя аппендэктомия длилась значительно дольше, чем положено, Пермяков улыбнулся и похвалил меня: "Молодец! Из тебя выйдет хороший хирург".
Ещё дважды он ассистировал мне, а дальше я уже оперировал самостоятельно. За два месяца мною было сделано десять аппендэктомий и три паховых грыжесечения.
На этом моя хирургическая "обкатка" закончилась.
Тридцатого декабря 1941 года, в день своего тридцатилетия, я был призван в армию и направлен в город Свердловск на курсы усовершенствования военных врачей по специальности "военно-полевая хирургия" и получения военно-командного образования в ОКУОМСе (окружные курсы усовершенствования офицеров медицинской службы).