Сон в руку. – Решение королевского суда. – «Сейчас его начнут искать по всему городу». – Совет Вивьен.
Расставшись с Вивьен, я поднялся в свою тесную, но уютную каморку под черепичной крышей, зажёг восковую свечу, взял со стола первую попавшуюся книгу (это оказался рукописный Платон, добытый моим хозяином в одном из монастырей в Италии) и раскрыл её на диалоге под странным названием «Пир». Глаза мои побежали по строчкам. Откровенно говоря, я не особенно вникал в суть текста, потому что мыслями своими был далеко, тем не менее, очень скоро и, главное, помимо моей воли сочинение захватило меня, и я, чувствуя мурашки в спине, вернулся к его началу и стал читать снова, подстрекаемый любопытством. Речь в «Пире» шла о любви в широком, философском её понимании. На эту «вечную» тему по очереди высказывались собравшиеся на симпосий Аполлодор, Федр, Павсаний, Эриксимах, Аристофан, Агафон и Алкивиад, но всех превзошёл своей мудростью учитель Платона Сократ. Действуя тонко, он начал своё выступление с вопросов Агафону и с помощью доводов логики заставил последнего согласиться с утверждением, что Эрот лишён красоты и доброты (поэтому де его и влечёт и к тому, и к другому). Далее, уже никого ни о чём не спрашивая, великий афинянин пустил в ход отточенный кинжал знания и изумляя собеседников затейливостью сравнений, легко и просто доказал, что вышеупомянутый бог любви, пленяясь истинно прекрасным, ведёт нас к благу, а, стало быть, и к счастью. Завершая чтение, я неожиданно вспомнил о брате. Нисколько не сомневаясь в том, что он, по обыкновению, весело проводит время у нашей доброй соседки, вдовы стекольщика, женщины привлекательной, говорливой и острой на слово, я, как бы примеряя к нему выведенную Сократом формулу любви, подумал про себя: «Фабрис тоже тянется к прекрасному». Затем я отложил книгу, прилёг на кровать и через минуту спал, придавленный крепким сном.
Всю ночь, до самого утра, меня душили тяжёлые кошмары. Сначала виделись мне, наполняя непередаваемым ужасом, омерзительные и чудовищные человекоподобные жабы, птицы, крысы, волки, вепри и ящерицы, совершавшие фигуры танца, напоминавшие конский бранль; в просторных чёрных рубахах, унизанных маленькими бубенчиками, как в хороводе, взявшись за руки, они кружили вокруг меня, закативши глаза под лоб, подпрыгивая и бормоча какие-то малопонятные слова, из коих с грехом пополам разобрать мог я лишь одно зловещее - «morte». Гульливый нечистый сброд этот сменили лица мне хорошо знакомые, как-то: ростовщик Саванж, опиравшийся на клюку двухголовый урод в монашеском платье, певший под звуки арфы псалмы хриплым голосом; козлоногий и хвостатый граф де ля Рюс со свирепым лицом араба и курчавыми волосами, над которыми топырились два коротких и тупых рога, грозивший раздавить меня, как вошь на гребне, если я не откажусь от Вивьен; пучеглазый горбун Адель, почёсывавший спину короткими узловатыми пальцами, и скаливший гнилые зубы мельник Фабиан с крыльями, словно у летучей мыши, вместо рук, обещавшие жестоко отомстить за их убиенного родственника. А в самом конце быстро проплыла передо мной, качаясь, череда мутных образов, в центре которых находился один крайне подозрительный господин с небольшой курчавой бородкой, одетый, несмотря на жару, в плащ, шедший за Фабрисом в толпе; осанка его была благородна, движения - самоуверенны, и хотя лицо своё неизвестный очень умело прикрывал платком с вышитым на нём вензелем «V. S. » и прятался за чужими спинами, как инквизиторский соглядатай, мне показалось, что плотно сколоченную фигуру эту, посаженную на тонкие кривые ноги, я уже где-то видел. Но где?!
Проснувшись вдруг, словно от толчка, в холодном поту, один в комнате, залитой утренним светом, я долго лежал на кровати, занимаясь тем, что отделял в болезненном сознании своём явь ото сна. Завершив это дело и успокоившись, я поднялся и распахнул окно. Оранжевый диск солнца висел над крышами домов. Лёгкий ветерок плескал мне в лицо живительной прохладой. Зыбились листья в густых кронах каштанов. По улице струились разноцветные толпы людей, возвращавшихся домой после воскресной мессы. Вдруг я вспомнил, что не далее как позавчера разговаривал с нашей любвеобильной соседкой о разных сортах цветов и их выращивании, и она, между прочим, обмолвилась, что вечером вместе с купеческим караваном отправляется к родственникам в Реймс. Следовательно… И вновь кропотливо я стал собирать в памяти разрозненные осколки ускользающего сновидения. А когда, наконец, соединил их в одно целое, то пришёл к неутешительному заключению, что с братом случилась какая-то беда, и помочь ему я смогу лишь в том случае, если найду того самого таинственного незнакомца, на которого указал мне в своём сновидении всезнающий, хитроумный Фантаз... В надежде отогнать волны неутешного отчаяния, нахлынувшие на меня, я, до последней степени взвинченный, вышел из комнаты и спустился по лестнице в мастерскую, где нашёл, к своему удивлению, господина Селье.
-На ловца и зверь бежит, - сказал он.
-Что-то случилось, хозяин? – спросил я его, подходя и учтиво приветствуя лёгким поклоном.
-Случилось, - ответил Селье двусмысленно и начал издалека: - Жизнь, дорогой мой Сильвен, штука вредная, от неё, знаешь ли, умирают...
Сердце моё сжалось нехорошим предчувствием. «Ему что-то известно о брате», - шепнул голос внутри.
-Полгода назад… - Селье выдержал некоторую паузу, - я подал прошение в королевский суд с просьбой разобраться в непростом вашем деле и… вчера получил ответ. Causa finita est. Ваш старший брат полностью оправдан.
Оправдан! Как громом поражённый, я застыл, раскрыв от удивления рот, и со стороны был, наверное, похож на актёра из пантомимы уличного театра. Говорить я не мог: слёзы радости стояли в горле. Через миг, выйдя из оцепенения, я бросился к Селье и обнял его, как сын обнимает отца после долгой разлуки, и растроганный мастер начал ласково меня успокаивать, словно перед ним был маленький и несмышлёный ребёнок.
-Полно, Сильвен, полно, - говорил он с большим одушевлением, - у вас всё ещё впереди. Идёмте-ка лучше завтракать…
В украшенной резными фризами столовой нас ждали анжуйское вино, жареные цыплята, пироги с мёдом, варенье из айвы и желе из миндального молока.
-А где же Фабрис? – спросил Селье, садясь за стол. - Его моя новость касается прежде всего. Он что, всё ещё спит?
-Фабрис? – переспросил я, будто имя это слышал впервые, и, тяжело вздохнув, произнёс: - Он пропал.
Само собой разумеется, я не стал излагать Селье содержание своего недавнего сновидения, слишком сложного и запутанного, чтобы разъяснять его ещё раз, заметил только, что, по моему глубокому убеждению, к исчезновению брата причастны давние наши недруги, имена которых мне хорошо известны, и я, если потребуется, могу их назвать. С большой чуткостью выслушав меня, хозяин голосом ясным и твёрдым отвечал мне так:
-Сейчас Фабриса начнут искать по всему городу, не будь я старшиной цеха оружейников… Гм… Медлить, однако, нельзя. Мне надо отлучиться ненадолго, чтобы отдать необходимые распоряжения. А ты, Сильвен, жди меня здесь.
И он ушёл, хлопнув дверью, а я остался сидеть за столом, погружённый в горестные думы, так что даже не заметил, как появилась Вивьен.
-Что с тобой? – спросила она озабоченно. – Ты сам на себя не похож… Бледный, осунувшийся. Под глазами – круги… Постой-постой, я, кажется, догадываюсь, в чём дело.
-Подслушивала?
-Немножко, - легко призналась она с той милой детской непосредственностью, которая меня приводила в восторг с самого первого дня нашего знакомства. – Ты не обижаешься?
-Нет. Я бы тебе и так всё рассказал.
-Тогда - я вся внимание.
Усевшись за стол и подперев голову рукой, она приготовилась слушать. Глядя на её пытливое лицо, в котором было так много свежести и юности, я улыбнулся в душе, вспомнив автора одного рыцарского романа, утверждавшего, что все без исключения девушки чрезвычайно падки на тайны и всякого рода секреты.
-Нынешней ночью приснился мне сон, - начал я. – То ли полулюди, то ли полузвери, одеты все в чёрное, пляшут, кривляются, как на шабаше. Кое-кого я узнал, но это не важно. Существенно то, что показан мне был человек, следивший за братом, - сначала со спины, а потом и сбоку. Лица его, к сожалению, я не видел, но уверен: если встречу, сразу узнаю...
-Послушай! – воскликнула Вивьен, глядя на меня пристально. – Есть одна старуха. Живёт на отшибе, промышляет ворожбой. Многие к ней ходят… кто за удачей, кто за защитой, кто за исцелением, кто за приворотным зельем. Говорят, в прошлом она читает, как в книге. С её помощью не одного пропавшего разыскали.
-Колдунья?
-Какая тебе разница?
«Действительно», - подумал я и как тонущий, который хватается за последнюю опору, спросил:
-Покажешь мне её дом?