Предисловие:
Известно: Мордвинов Исаакий Петрович (1871 – 1925) – земский деятель в сфере школьного образования, педагог, историк-краевед, коллекционер, основатель Тихвинского отделения Новгородского общества любителей древности (1913 г.) и его секретарь. В 1918 г. – председатель Коллегии по охране памятников искусства и старины в Тихвине и уполномоченный Главного управления Архивным делом по охране архивов в Тихвине и Тихвинском уезде, в 1920 г. – избран сотрудником Археологической комиссии.
Ещё его называют «первопроходцем» изучения Тихвинского края, он автор краеведческой библиографии «Тихвиниана», охватывающей более 600 публикаций, а также библиографического указателя литературы о графе А.А. Аракчееве (1894 г.).
Большой вклад внёс И.П. Мордвинов в пропаганду здорового образа жизни, участвуя в Обществах трезвости. Его имя сегодня носит Тихвинская центральная районная библиотека.
И.П. Мордвинов
Тихвин и Столбово в 1609 — 1617 гг.
К трёхсотлетию мирного договора, заключённого в Столбове 17 февраля 1617 г.
«При державе великого государя Василия Ивановича, и при святейшем патриархе Гермогене, и при государеве присном приятеле, боярине его, князе Михаило Васильевиче Шуйском, за умножение грех ради наших, попущением Божиим, по всей Российской земле протекаше огнь и меч: — поляки, и литва, и черкасы многие грады поимали и веси попленили» (1).
Так говорят старые сказания о временах лихолетья. От огня и меча не убереглась и страна Новгородская. Под Великим Новгородом в конце 1608 года стоял «пан Иван Кармазинский, полковник с литвою и поляками». Этот Кармазинский в других сказаниях и летописях называется то Карнозицким, то Карножинским. Как и всюду в захваченных местах, здесь, в Новгородчине, поляки и казаки «многия веси попленили, многие налоги чинили, немерныя подати правили, великия и неизсчетныя».
От нашествия разнузданных врагов сильно пострадали многие поселения современного Тихвинского уезда, причислявшиеся тогда к Нагорной половине Обонежской пятины и частью к пятине Бежецкой. Правда, — письменных сказаний об этом не сохранилось, но устные предания живут в народе до сих пор. Ещё до сих пор деревенским старушкам снится по ночам «литва». Враг оставил по себе прочную память.
От тихвинских крестьян можно услышать переданные стариками рассказы о том, как народ, при первых слухах о нашествии литвы, закапывал своё личное и церковное имущество в землю. Опускали добро в болота, в озёра. Молва указывает клады тех времён и указания, бывает, оправдываются. Один кладоискатель на Явосьме разыскал старый лесной колодец, куда по преданию, были опущены церковные сосуды и драгоценности местных помещиков. Начал раскопки. Сажени на 3 вглубь шёл сруб, далее на сажень, песок и глина, а потом начались пласты бересты, берёзовая кора, снятая, очевидно, с деревьев, невероятной толщины, составляла непромокаемый мощный слой, который так и не удалось пробить до конца, хотя в течение лета береста была вынута на глубину не менее трёх сажен. По-видимому, старые явосемы, укрывая своё добро, работали обдуманно и неторопливо. Заложив свой клад под охрану бересты, они очень хитро устроили над ним колодезь для почвенной воды.
Говорят, что клады тех времён в некоторых местах отмечены наводящими знаками. Так в уезде была раскопана дорожка из липовых лаптей; на довольно незначительной глубине шла вереница лаптей, обращённых в одну сторону. К сожалению, - исследователи не докопались до окончания этой лапотной линии.
Старики рассказывают, что литва была очень глупа, и её можно было обманывать теми же способами, как и неразумного беса – люди, не успевшие скрыться в леса, прикрывали себе головы большими горшками, и литовцы только удивлялись, будто бы, видя вместо головы горшки, и людей не убивали.
Наиболее живые воспоминания о литве сохранились в погостах, лежащих на границе пятин – Бежецкой и Обонежской, особенно в местностях, ныне соседних Боровичскому и Устюжискому уездам. Очевидно здесь, в области рек, бывших тогда судоходными, шло главнейшее передвижение врагов, наступавших со стороны Устюжны и Усть-реки. Много преданий ходит в Озеревском погосте (нынешней Тарантаевской волости) о боях с литвою. Был занят литвою погост Колодно. Было захвачено Микулино; здесь, рассказывают, был убит во время литургии священник, полотняная феноль и подризник которого, со следами крови, сохраняются до сих пор при местной церкви. Прошли литовцы в пределах Черенского и Козбецкого погостов. Есть об этом намёки в писцовых книгах 1620 года (Мины Лыкова).
Так про деревни Ярцево и Фоминское (которое в старину называлось Торховым) записано:
«За Поликарпом Палицыным деревня Торхова, Фоминская тож, а в ней двор Куземка Степанов да 4 двора пусты – Михалки Иванова, Мишки Перфильева, Обросима Ларионкова, Федорова, крестьяне побиты от литовских людей в 1612 году.
Деревня Ерофеевская, Ядрово тож, а в ней 2 двора пусты – Трешки Федосова, Ивашки Прелого. Крестьяна побиты от литовских людей в 1612 году».
В полях, между усадьбою Низовины и дер. Славково, по преданию проходила с литвою большая битва.
Много литвы прошло по реке Пчевже. Здесь остались будто бы от того времени даже имена урочищ, например – Ляхов ручей, где был утоплен какой то лях (поляк) и деревня Ляшина, переделанная по имени в Лашино. Рассказывают, что деревня Бестоногово основалась там, где полегло ровно сто голов крестьянских («бе сто голов»). Конечно, верить этому нельзя, но из приводимого примера видно, как хорошо, помнится литва в этих местах.
В Тихвинском уезде встречается много курганов, – и народ думает, что это – могилы, оставшиеся от литовского разорения. Раскопки, однако, показали, что курганы эти насыпаны чуть ли не за тысячу лет до нашего времени и погребены в них прежние жители края.
Сильно страдала вся Русская земля от бродячих шаек, опустошавших страну. Царь Василий Иванович Шуйский поручил защиту государства своему молодому родственнику Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому. Выбор был удачен, – молодой полководец действовал неутомимо и умело, однако, истощение государственных сил побудило его искать помощи у Швеции. По особому договору в Новгород пришёл из Швеции с наёмными войсками тоже молодой, но умный и храбрый полководец, граф Яков Понтус Делагарди.
Желая очистить Новгородский край от бродяг и ляхов, Скопин-Шуйский обратился с просьбою выставить свои ополчения. На призыв полководца отозвался и Обонежский край с Тихвином, – выставил ополчение в 1000 человек под начальством Степана Горихвостова и Евсевия Резанова. О действиях этого тихвинского отряда говорится в Никоновской летописи вот что:
«Прииде к Новугороду полк Карнозицкий со многими людьми и ста у Спаса на Хутыне и многу пакость делаше великому Новугороду и уезду. На Тихвине собрался Степан Горихвостов и с ним собралося всяких людей человек до тысячи, а в Заонежских погостех собрался Евсеней Резанов и поидоша к Ноугороду. Стефан же передом, а Евсевей после, и прииде Стефан на Грузино. Литовские ж люди поимаху языков крестьян и приведоша их на Хутынь, идеже обитель Всемилостивого Спаса, к литовскому полку к Карнозицкому. Он же начать их пытать. Они же люди простые, не знаху сметы и сказаху Карнозицкому, что приидоша на Грузино ратных людей множество, а за ними идет большая сила. И положи на них страх велий и побегоша от Новгорода с великою ужастию. Митрополит же и князь Михаил Васильевич и все новгородцы обрадовалися, ко царю Василью послаша с вестьих, на Москве же тому отнюдь веры не имяше» (Карамзин. Т. XII. Прим. 369).
Соединённые войска Скопина и Делагарди двинулись к Москве. Под Калязиным был разбит Сапега; в январе 1610 года Делагарди освободил от осады Троицкую лавру; в феврале тушинский вор сбежал, и притон воров опустел; 12 марта 1610 г. Скопин и Делагарди вступили в Москву.
Всё предвещало добрый исход предприятию; казалось, что смута успокаивается и скоро наступит пора мира и порядка. Но 23 апреля 1610 года Скопин внезапно умер. Народ заговорил, что удачливого и любимого Русью полководца отравила жена царского брата Дмитрия.
После смерти Скопина смута возобновилась с прежнею силою. Царь поручил главное начальство над войсками своему брату Дмитрию, человеку очень неспособному. Народ не любил его, а Делагарди презирал, как труса и жадного глупца.
Под Клушиным, 24 июня 1610 года, поляки разбили соединённый русско-шведский отряд, благодаря трусости Шуйского, который с поля битвы убежал в лес. Делагарди вступил с Жолкевским в переговоры, и последний дозволил шведскому войску уйти из Московской земли. После этого произошло важное событие: царь Василий был сведён с престола и пострижен в монахи, а через месяц, 17 августа, Москва присягнула польскому королевичу Владиславу.
Договор с Делагарди, таким образом, рушился. Для борьбы с новопризнанным царём и Польшею, а также для того, чтобы обеспечить получение обещанных царём Василием денег, шведский полководец в начале 1611 года занял Новгородскую область; в городах были поставлены отряды шведских наёмных солдат (кнехтов); в Тихвине, в монастыре, стояло 120 человек под началом Ивана Лакомба (или Лукумбова).
Между тем Русская Земля поднялась на освобождение Москвы и государства от поляков. Из земщины и казаков составилось земское ополчение, душою которого стал Прокофий Ляпунов. Кроме освобождения земли от врагов ополчение стремилось к избранию царя не поляка. В некоторых местах Руси говорили, что следует избрать царя из русского боярского рода, но в ополчении думали не так. От царей, выбранных из бояр, – «удачи не было», а потому предлагали выбрать «государственного сына». Таким государственным сыном мог быть сын шведского короля, а из шведской земли, по мнению новгородцев, шёл и старый царский корень. Наметили избрать в цари шведского королевича, однако с тем, чтобы он принял «греческий закон», то есть православную веру.
Ляпунов послал главным воеводою в Новгород В.И. Бутурлина, который любил шведов и был знаком с Делагарди. Бутурлину было приказано укрепить союз со шведами, чтобы последние помогли ополчению справиться с поляками, и было разрешено переговорить об избрании королевича в цари. При переговорах 6 июня 1611 года Бутурлин сказал Делагарди, что Новгород желает иметь своим государем шведского королевича. Но переговоры Бутурлина ни к чему не привели, потому что он, по отзыву новгородцев, – «о деле том николи прямо не радел, но больше недружбы и раздирания созидал». По этой причине Делагарди «учал над Новгородом промышляти»: 16 июля он приступом захватил новгородский детинец. А Бутурлин бежал к Москве, разграбив, кстати, ряды на торговой стороне; за ним ушёл с отрядом казаков Леонтий Вельяминов.
Новгород был оставлен на произвол шведов. В таком положении, «хотя уняти напрасно проливаемую кровь крестьянскую и до конца Новгородскому государству нехотя видети разорения», новгородцы сдали город шведам и заключили с Делагарди договор, в котором шведский полководец обязуется «не делать никакого препятствия и притеснения вероисповеданию и богослужению, не принуждать к принятию иной веры, не разрушать и не расхищать храмов и монастырей, утварей и образов, не причинять никакой обиды священнослужителям».
В договоре указывалось, что новгородцы избирают царём королевича шведского. Понятно, – не весь край мыслил с Новгородом заодно, не всюду у Швеции было много приверженцев, – особенно среди тех, кто вёл за рубежом торговые дела, знал шведские порядки, привык к шведскому государству. В декабре 1611 года в Швецию отправилось Новгородское посольство для призвания государя; в посольство вошли представители не только города, но и пятин; от Обонежской был дьяк Третьяк Копнин, владевший землями в Лученском погосте, дворянин Гордей Судаков и знаток шведского языка, переводчик, Лука Захарович Баранов.
Шведский король Карл IX в это время умер, – и королём стал Густав Адольф. В январе 1612 года он обратился к новгородцам с первым письмом, в котором соглашался принять корону, если его признают вместе с Новгородом государства Московское и Владимирское; в октябре прислал уже другое письмо с соглашением отпустить в Новгород государить брата своего Филиппа.
Между тем Ляпунов был убит, смута разгорелась сильнее и вызвала образование нового земского ополчения, руководителем которого явился князь Дмитрий Михайлович Пожарский. В начале апреля 1612 г. ополчение заняло Ярославль, и здесь образовалось временное правительство, приступившее к объединению всех сил русской земли. И это ополчение, как и первое, ставило своею задачею избрание царя, не поляка Владислава, не «вора» с Маринкою, а государственного сына. Князь Пожарский очень хотел видеть на русском престоле шведского королевича, так как был убеждён, что от царя из боярского рода для Русской земли удачи не будет. В окружной грамоте, призывающей выборных к избранию государя, он писал: «в Великом Новегороде от немецких людей православной христианской вере порухи и православным христианам разоренья нет, и живут в Нове городе все православные христиане безо всякия скорби; Карлус-Филипп будет в Новгород на государство вскоре, и дается на всю волю новгородского государства людей, и хочет креститься в нашу веру». Правда, далее предлагалось «выбрать государя всею землёю, кого Бог даст», но грамота прямо так указывала будущего царя.
Для успешной борьбы с поляками Пожарскому надо было обезопасить московские границы от шведов и Новгорода, и он, поэтому, вступил с Делагарди и Новгородцами в переговоры. В Ярославль явились новгородские послы и объяснили, как обстоят дело с избранием королевича. Новгородский доклад не понравился предводителям ополчения: оказалось, что в договоре с королевичем опущено условие, по которому русский государь должен быть православным. Всё ж таки ополчение не отказалось поддержать Филиппа, а новгородцы обещались восстановить пропуск. До прибытия Филиппа в Русскую землю между Московским государством и Новгородом был заключён мир.
Крайняя медлительность новгородских переговоров со шведами, нерешительность Филиппа, который всё собирался и всё не мог собраться приехать в Россию, военные успехи ополчения, а главное – общественная мысль, настойчиво желавшая избрать царя «из своих греческаго закона бояр, кого Бог укажет», – привели к тому, что о шведском королевиче, как о будущем русском царе, перестали говорить. В Москве съехался без представителей от Новгорода избирательный совет, который 7 февраля 1613 года наметил, а 21 числа того же месяца окончательно избрал в государи российские Михаила Феодоровича Романова.
Избрание Михаила Феодоровича породило в новгородской земле раскол среди жителей. Знатные коренные новгородцы ещё тянули в сторону Швеции и королевича. Но было много людей, тянувших к Москве. Эти люди говорили, что нельзя Новгородскому краю откалываться от Московского государства, что от Русской земли Новгород никогда не откалывался. Предводители земского ополчения и избиратели Михаила также поняли, что Новгорода терять нельзя, и поэтому стали поддерживать тех новгородских людей, которые тянули к Москве. В самом Новгороде трудно было поднять народ против шведов, так как мешали этому знатные люди. А в маленьких городках было мало силы.
Но вот на сторону Москвы вдруг стал небогатый боевой силой, но важный своим нравственным значением Тихвин. Здесь жила царица Анна Алексеевна, жена Грозного, безупречная во времена смуты, тянувшая в сторону царя русского. Здесь, как в пограничном пункте уже осели московские служилые люди. Тихвинцы чрез своего игумена Онуфрия вступили в сношения с князем Пожарским и предводителями земского ополчения. И, после недолгих переговоров, - решили отложиться от новгородской земли и признать своим государем Михаила. Воеводы князь Семён Васильевич Прозоровский и Леонтий Андреевич Вельяминов обещали Тихвину свою помощь.
Тихвинцы 23 мая 1613 года напали на шведский гарнизон, стоявший в монастыре и посаде; взяли в плен начальника Лукумба, и вступил в монастырь московский отряд Дмитрия Воейкова.
На выручку шведов пришёл отряд, по-видимому, смешанный, с Бежецкой стороны, но спаливши посад 5 июня, отступил. А 24 июня в Тихвин вошли войска князя Прозоровского и Вельяминова, против которых Делагарди направил значительные силы (2). В июле Прозоровский писал в Москву о подкреплении и о своих успехах; возил вести монах Игнатий, тихвинец (3).
Пока в Тихвине завязывалась борьба со шведами, 9 июля, наконец, явился в Выборг королевич Филипп. Вместе с ним прибыли королевские уполномоченные для окончательных переговоров с русскими. Король снабдил их особым наставлением, в котором предусматривалось, что Филипп может быть не выбран на русский престол; в таком случае советовалось требовать от России денежного выкупа и уступки некоторых городов, в том числе и Тихвина.
Для встречи королевича и для продолжения переговоров из Новгорода в Выборг было отправлено новое посольство, в состав которого, между прочим, вошли представители тихвинского края – Степан Тимофеевич Горихвостов и Иван Захарович Баранов; последний был при переговорах переводчиком (4).
Одновременно с прибытием королевича Филиппа в Выборг Эверт Горн привёз королю в Стокгольм дурные вести от Делагарди. Сообщалось, что Михаил Феодорович признан Псковом, Гдовом и Тихвином, что шведский наместник во Гдове – Вольмар фон-Унгерн – отправлен пленным во Псков, шведские укрепления в Тихвине снесены, а кнехты, посланные в помощь шведам, обращены в бегство, что от Москвы, наконец, идут войска, против которых можно выставить не более тысячи человек. Горн, однако, сообщал, что Делагарди изгнал всех сторонников Москвы из Новгорода, Копорья, Нотебурга (5) и Ладоги, чтобы они не могли соединиться через Тихвин с московскими войсками.
Делагарди, очевидно, не понимал событий, совершавшихся в русской земле, и считал их за бунт бродяг и казаков.
Своими объяснениями и сообщениями он только вводил в заблуждение шведское правительство. О выборе русского царя он, например, писал:
«Московские простые люди и казаки без согласия земских чинов выбрали Михаила Романова: земские чины и бояре его не уважают...» (6).
Об отложении Тихвина сообщал: «Русские казаки, стоящие в Тихвине, потребовали от москвичей, чтобы им позволили идти сюда в Новгородский лен (7) совершать набеги, но московское правительство не позволило этого и велело им идти не в Тихвин, но к Пскову, но они по собственному побуждению, а также по желанию и предательству тихвинцев, пошли туда, и потому никто из знатнейших бояр не хотел идти с ними за начальника». «В Москве рассказывали, что тысяча казаков намеревалась по собственному побуждению идти на помощь своим товарищам в Тихвин: так мало уважают они своё начальство» (8).
Дурные вести внесли разлад в выборгские переговоры. Вскоре выяснилось, что послы от Владимирского и Московского государства не явятся. Оказалось, что осада Тихвина шведами была безуспешною. Заподозрили в измене знатных из тихвинцев, но взятый в плен тихвинский игумен Онуфрий оправдал их, заявив на допросе перед Делагарди (30 августа 1613 г.), что укрепился он: Онуфрий. В Тихвине самостоятельно по сговору с князем Пожарским.
Справедливость требует отметить, что новгородские сторонники Швеции вместе с польскими и литовскими наёмниками Делагарди усердно боролись со сторонниками Москвы под Тихвинским монастырём. Осаждали Тихвин не столько шведы, сколько бродячая литва с шайками русских приверженцев Филиппа.
Сказание об осаде замалчивает это явление, хотя всё-таки упоминает частные случаи измены, например, казака Тяпки и дворянина Мурат-Пересветова, от которого повёлся шведский дворянский род той же фамилии. Но об этом красноречиво свидетельствует докладная записка самого Делагарди (26 января 1614 г.), излагающая, между прочим, просьбу новгородцев, – просить и умолять Филиппа, чтобы он «не приписывал им великой вины вероломного отпадения от его княжеской милости, но снова принял бы в свою княжескую милость, потому что они по мере возможности много верно служили его княжеской милости и под Тихвином сражались против москвичей и понесли от них урон».
Имена новгородцев, осаждавших со шведами Тихвин, не сохранились. Зато известны имена защитников Тихвина. Во главе дела стоял игумен Онуфрий, бывший Хутынский и Старорусский, впоследствии архиепископ Астраханский, один из участников венчания Михаила Феодоровича на царство; воеводою тихвинским был тогда устюжанин Андрей Григорьевич Трусов, погибший ещё до Столбовского мира в стычках с польскими шайками. Посредником между московскими войсками и тихвинцами был Леонтий Арцыбашев, местный дворянин; в синодике о нём сказано: «убиен на брани». Московскими войсками предводительствовал князь Семён Васильевич Прозоровский, а начальниками отдельных отрядов были Дмитрий Ефимович Воейков, Исай Сунбулов и предводитель казаков Леонтий Андреевич Вельяминов.
Из менее крупных защитников известны имена Вындомского, Пояркова, и Унковского. Андрей Афанасьевич Вындомский в своей челобитной писал государю: «я на твоей государеве службе на Тихвине в осаде сидел, с немецкими и с польскими людьми и с твоими, Государь, изменники на многих боях и на приступах и на вылазках бился» (9). О Пояркове в допросе 1638 г. говорится: «Василий Иванович, Иванов сын Петрова Пояркова, при государе Михаиле Феодоровиче на его государеве службе убит на Тихвине, как сидел на Тихвине окольничей князь Семен Прозоровский» (10).
В расходных книгах денежной казны на 1613 – 1614 годы сохранились такие записи: «дано государева жалованья ноугородцу Обонежския пятины Гарасима Казаринова сына Унковскаго за тифинское сидение и за рану» (11).
«Дано государева жалованья углецким татарем Ахмаметю Ахманову с товарищи, шти человеком, за тифинское осадное сидение» (12).
Прогнанные от Тихвина в июне 1613 года отряды, состоявшие главным образом из поляков, ушли в Олонецкий край, на Ошту, на Вытегру, а затем захватили Белозерск (13). В допросных речах Никиты Калитина рассказывается: «когда государь узнал, что поляки, бывшие под Тихвином, взяли Белозерск, – послал он из Москвы бояр Артемия Измайлова и Смирнова Калитина, о чём поляки получили известие и встретили их на полпути; большая часть двух тысяч поляков уничтожена русскими и их полковники спаслись бегством».
В сентябре 1613 года (по прежнему летоисчислению уже в первом месяце 1614 года) князь Прозоровский окончательно очистил Тихвин от шведов и их сторонников (14). Слух о победе был разнесён по всей новгородской земле; везде рассказывалось, что шведы, вопреки договору, стали утеснять веру православную и над великою святынею тихвинскою хотели надругаться, но чудесным заступлением Богоматери Тихвин был спасён от дерзновения иноверцев. Под влиянием таких рассказов новгородский край круто перешёл на сторону Москвы и признал своим государем Михаила, даже горячие сторонники Швеции вдруг стали менять свои убеждения.
Шведы поняли, наконец, что королевичу Филиппу не бывать на российском престоле и переговоры в Выборге были прерваны. При последнем приеме новгородских послов представитель шведского правительства Индрик Горн заявил, что Владимирское и Московское государства «королевича не хотят», а королевичу «на одно Ноугородское государство не хаживать».
Речь самого королевича совсем удручила послов. Королевич грозил Москве войною за измену и заявил, что Швеция не отдаст России забранных новгородских городов. Послы со слезами просили Филиппа ходатайствовать перед королём, чтобы «христианския крови ноугородскаго государства не пролил». Переговоры были прерваны, и королевич Филипп 17 января 1614 года уехал в Швецию.
После этого начались попытки присоединить Новгородское государство к Шведскому. Продолжались они в течении всего 1614 года и частью в первой половине 1615 года. Дело вёл сначала Делагарди, а потом Эверт Горн. О действиях их новгородцы говорили:
«Как был в Новегороде Яков Пунтус, и писал король к Якову Пунтусу о том же, что ему привести новгородцев ко кресту на его королевское имя; – и Яков им о том говорил, и приводил их Яков на то не столь жестоко, как ныне Эверт Горн».
Делагарди 26 января 1614 года, в присутствии полномочного шведского посла Индрика Горна, собрал знатных новгородцев у митрополита Исидора и предложил им добровольно соединить Новгородскую землю со Швецией и дать по этому случаю присягу. Новгородцы ответили, что они, не имея власти над землёю, этого сделать, не могут и, присягнув уже королевичу, не имеют права присягнуть королю. Попытка не удалась, а лишь сильнее возмутила новгородцев (15). С этого времени усилился отъезд сторонников Москвы из Новгорода и начинаются враждебные выступления против Шведов вожаков московской стороны – митрополита Исидора, князя Ивана Одоевского, князя Никифора Мещерского, Семёна Лутохина, Якова Боборыкина. Новгородский посол архимандрит Киприан писал 7 марта 1614 года из Выборга новгородцам:
«Слух, господа, нас здеся доходит, что из Великаго Новагорода многие дворяне и дети боярские, и всякие люди, сговоряся меж себя с такими же воры в Нове городе, во всяких людех смуту чинят... Великие послы Индрик Горн да Арвей Тенисон девятся такому неразумению».
В июле Делагарди уехал из Новгорода в Ругодив (ныне г. Везенберг, Эстляндской губернии. Позднее Нарва – А.О.) к королю; после него временно оставался в Новгороде Монс Мортенсон или, как называли его русские, – «королевского величества дьяк Монша Мартынов». По приказу Делагарди он тоже пытался, но безуспешно, привести новгородцев к присяге королю. Новгородцы вынесли общее бесповоротное решение: «всем помереть, а королю креста не целовать».
Делагарди в Новгород не вернулся, а в октябре, взамен его, приехал Эверт Горн. О том, в каком положении он застал новгородцев, красноречиво свидетельствует его письмо к королю:
«Я нашёл их чрезвычайно разочарованными сравнительно с прежним, что можно заметить в их речах, почему можно опасаться, что у них существуют какие-нибудь сношения с врагом, к чему имеются достаточные признаки, и они почти вынуждены делать это из-за больших поборов с них, потому что у них ничего больше не осталось, кроме жизни. И, однако, их ежедневно бьют и дурно обращаются с ними, так что шесть человек недавно покончили самоубийством, и часть бежала, бросив жён и детей... Теперь митрополит и бояре возбуждают их на всё дурное, каковое мошенничество превосходит всё, что можно сказать. Из всех тех, которые были посланы в Выборг (послами), я мог найти не более трёх бояр; все другие бежали... Как только их хлеб вымолочен они сжигают солому, чтобы нехватило корму лошадям. Здесь кругом не заготовлено никакого сена, почему я боюсь, что через два месяца немного лошадей останется в живых. Люди болеют, и очень тяжело, так как у них тоже ничего нет... Русские готовятся напасть на нас и собираются у Вологды, Торжка, Осташкова и Тихвина» (16).
Горн пытался воздействовать на новгородцев и крутыми мерами, и прельщением, но все его попытки только разжигали недовольство и никакого успеха не имели. Началась война. В помощь князю Прозоровскому стал действовать талантливый же военачальник Борис Лыков-Оболенский.
Положение шведов было крайне тяжёлое вследствие малочисленности войск и отсутствия продовольствия. Пехота состояла, по-видимому, из двух полков: шотландского и иностранного, в последний входили наёмные солдаты (кнехты) разных наций; было много поляков, литовцев и русских. Сохранились имена начальников – Меннискховена, Эспера Андерссона (полк его в 1090 человек стоял в Ладоге), Монса Мортенсона, Коброна (начальника конницы в Ладожском уезде), Отто Шединга и Линдведа Классона.
Осенью 1614 года Горн предпринял, по-видимому, поход на Тихвин, послав сюда достаточно сильный отряд. Об этом рассказывается в сказании о тихвинской осаде. На смену Прозоровского, вызванного в Москву, в Тихвин были посланы воеводы Фёдор Плещеев и Василий Неплюев (17). Услышав о наступлении шведов, они решили оставить монастырь и унести образ Богоматери в безопасное место, но монахи, очевидно, воспротивились этому. Навстречу шведам был послан разведочный отряд Василья Змеева (18), который, встретив шведов у реки Сяси, не вступая в бой, бежал и принёс в Тихвин ужасающие вести якобы о несметном полчище врагов. Тихвинцы подготовились к осаде, но на утро явился беглый пленник и сообщил, что шведы сами бежали, увидев, будто бы, несметные полчища русских. Обследование показало, что вестник сказал правду. По преданию, чудо это совершилось вблизи современной деревни Печневы, на Сяси у перевоза, близ Липной Горки, стоит часовенка с изображением бегства шведов от невидимой силы (19).
Пытались шведы и с ладожской стороны подойти к Тихвину, но неудачно. В 1615 году, 17 февраля, Горн писал своему зятю Арвиду Теннисону: «недостатком припасов я был вынужден отослать всадников Отто Шединга в Кексгольм, а Линдведа Классона – на некоторое время уволил по домам, потому что они вместе с отрядом Коброна, из-за глубоких и рыхлых снегов, лежащих теперь здесь, не могли добраться до Тихвинского лена, где бы могли найти кой-что для своего продовольствия».
В апреле князь Лыков занял Вологодский и Белозерский края войсками численностью до 10 тысяч при 67 начальниках. Горн донёс об этом королю и насторожился.
В одном из сообщений, относящихся к тому же месяцу, он пишет: «я сейчас из некоторых писем и бумаг, бывших у одного русского, взятого в плен нашими людьми, узнал, что комендант, который в Тихвин назначен и прибыл (20), послал несколько бояр с полномочиями собрать всех вооружённых людей, которые находятся в том (т. е. в тихвинском) лене, чтобы осадить Ладогу. Сумеют ли они исполнить это, – покажет время. Но я послал Коброна с его людьми следить за ними. И в тоже время бочка ржи стоит там, в Тихвине, семь рублей, как показывают вышеупомянутые их письма».
В конце Горн сообщает: «один из членов Думы, князь Борис Лыков по имени, отправится на берег озера в нескольких милях от Тихвина, и там будет собирать людей, барки и ладьи».
Предприятие Лыкова удалось. В средине мая с Онежского озера он успел согнать под Ладогу флотилию судов и закупорить шведов в Волхове. Горн пытался обезопасить от нападения шведские суда с припасами и сделал соответственные распоряжения в Ладоге и Нотебурге, но получил ответ, что там нет, ни смолы, ни припасов для изготовления и починки ладей. Раздосадованный он писал 6 мая своему зятю Теннисону:
«прошу вас, дорогой зять, соблаговолить послать пару ластов смолы в Нотебург; также благоволите приказать перевезти несколько ладей в Ладожское озеро, чтобы при помощи их оказать сопротивление врагу, т. к. на плохих ладьях, которые имеются в Нотебурге, Ладоге и здесь, в Новгороде, совершенно нельзя надеяться сделать это, особенно после того, как продолжают поступать сведения, что большой отряд казаков, по-видимому, находится у Онежского озера и все усиливается, чтобы отправиться в Ладожское озеро с большой партией барок и лодок».
Заботы Горна успехом не увенчались, и 26 мая он доносил королю: «Борис Лыков стоит между Вологдою и Тихвином и там собирает войска и суда. Часть его людей с 30 ладьями уже столкнулись с людьми Коброна, посланными на разведку к Тихвину. Но так как у посланных Коброна было мало людей, вынуждены они были, наконец, отступить без потерь после того, как долго были борт о борт с ними. И после того было получено известие, что отряд казаков с многими ладьями, вместе с упомянутыми тридцатью, при первой возможности отправятся в Ладожское озеро».
К лету 1615 года дела шведов изменились к лучшему: был взят Гдов, был осаждён Псков. Но шведские государственные люди убедились, что у Швеции нет сил, удержать за собой Новгородскую страну, и всемерно склоняли короля к заключению мира и обратной уступке Новгорода Москве. Трудно было шведам, а русским ещё труднее. Разоренье, беспорядки, безденежье, война обессиливали Русскую землю, и Московское правительство согласно было идти на большие уступки, лишь бы возвратить Новгородский край. Наконец, при содействии представителей Англии и Голландии, с осени 1615 года началась подготовка к мирным переговорам.
Представитель Нидерландов был Рейнгольдт фон-Бредероде с тремя товарищами, из которых один, Антон Гутерис, оставил любопытные записки о России. Представителем Англии являлся сэр Джон (Иоанн) Меррик, которого русские называли – «князь Иван Ульяныч Рицер». Меррике хорошо знал Русскую землю и язык, потому, что с 1596 года состоял главным агентом английской торговой компании в Москве. После довольно долгих переговоров съезд русских и шведских уполномоченных был назначен на полпути между Осташковым и Старою Руссою в с. Дедерине.
Переговоры здесь, вследствие коренных разногласий, не привели ни к чему. Уполномоченные поспорили и разъехались в феврале 1616 года. Но Меррик продолжал работать в пользу мира и 10 апреля мог сообщить из Москвы Горну следующее: «Великий князь ревностно желает мира и единения и поэтому дал своим комиссарам такой приказ, что как только они снарядятся в путь, должны они быть готовы в назначенное время и назначенным образом, и им будут даны полномочия насчёт окончательного и крепкого заключения всяких мирных условий на месте между Тихвином и Ладогой».
Началась подготовка к съезду в Столбове. Трудно было Меррику сговаривать стороны: несмотря на перемирие, русские и шведские мелкие отряды продолжали драться между собою, грабить край, забирать в плен жителей. Приходилось постоянно улаживать недоразумения, и Меррик являлся горячим ходатаем за потерпевших перед обоими правительствами.
В начале апреля Горн жаловался, что тихвинцы сделали набег на Ладогу, пограбили много добра и забрали в плен какого-то старосту Фильку. Меррик навёл справки. Выяснилось, что Филька участвовал в тихвинском осадном сиденье, целовал крест Михаилу Феодоровичу, но потом бежал к шведам, набрал шайку ливонцев и черкасов и принялся грабить окрестности Тихвина. Тихвинцы изловили его и передали воеводам, которые решили казнить Фильку. По представлению Горна, Меррик просил государя выдать Фильку обратно шведам и затем писал Горну: «Относительно случившегося в Ладожской и Нотебургской областях из-за грабежей и насилий некоторых казаков из Тихвина, то я подробно писал об этом в моём последнем письме к Вашей милости, и теперь ещё раз вторично докладывал о том же Его Царскому Высочеству, которому очень не понравилось, что подобное случилось, и он приказал, чтобы все вещи были отобраны вместе со старостой, которого казаки увели с собою в плен, и все злые дела должны быть остановлены и прекращены, так что Вашей милости больше не придётся слышать о таком озорстве».
В мае Горн снова жалуется на озорство тихвинцев, которые рыскали по Ладожскому озеру, нападая на шведские суда. Однажды они окружили транспорты, подвозившие Горну хлеб. Узнав, что лодки принадлежат шведскому фельдмаршалу, тихвинцы пропустили их беспрепятственно, – и это впоследствии дало послам повод хвалиться, - как благородно относились русские к шведам. Те же тихвинцы вблизи Ладоги на Сяси возвели целое укрепление. Горн испугался, послал запрос Меррику и, по настоянию последнего, русские комиссары приказали срыть укрепление и уйти строителям в Тихвин, чтобы не портить переговоров о мире.
Действия шведских солдат и приставших к ним бродячих шаек, в свою очередь вызвали раздражение в москвичах. В Бежецкой пятине, но, по-видимому, в пределах современного Тихвинского уезда находилось имение Курапа Мякинина, который сначала тянул к шведам, был с посольством в Выборге, а затем бежал. Шведы напали на это имение. Меррик описывает данное событие так: «Конные солдаты из Новгорода проникли в имение Курапа Мякинина, пробыли там 2 дня и одну ночь, и всё разорили, не только хлеб на полях, но и всё прочее, что было запасено, как имущество Курапа, так и провиант его крестьян и слуг, который увезли; говорят, будто бы они туда прибыли с большой дороги, желая его, Курапа, поймать и взять. Увели оттуда его лошадей и крестьян. Но другим крестьянам удалось спастись от солдат и спрятаться в кустах. Солдаты отправились в Усть-реку и к Боровичам с намерением, побывать там, снова вернуться к Курапу; так говорят русские, которые с ними заодно; а предводитель их – холоп Томилы Зиновьева – Устишка Сидоров».
Известие о шведском набеге сильно рассердило русских. Один из помещиков, захваченных шведами, был отпущен Горном, явился в Тихвин и своими рассказами только усилил раздражение. Меррик после этого писал Горну: «упомянутые солдаты везде, где побывали, сделали большой вред народу царя, и взяли у него около полторы сотни лошадей; солдаты дурно обращались с народом и били его, тот сын боярский, которого Ваша милость приказали отпустить, также ограблен ими донага; этих вестей я не могу скрыть, так как царские комиссары приняли их дурно».
Меррик с замечательным искусством устранял и улаживал все недоразумения и неуклонно вёл дело к скорейшему заключению мирного договора. В начале мая он с русскими комиссарами выехал из Москвы в Тихвин, к месту мирных переговоров. В письме от 7 мая, посланном с гонцом Томасом Томкинсем, он сообщает Горну: «я получил лично от Его Царского величества истинные приятные доказательства его ревностного стремления к миру. Он имеет сердечное влечение покончить все недоразумения верным союзом дружбы».
Из Ярославля, 19 мая, Меррик шлёт к Горну гонца Ричарда Харди с известием о своём прибытии и обещает более важные вести прислать с гонцом из Тихвина. От Устюжны снова был послан гонец Джон Марриет (30 мая) и, наконец, 12 июня Меррик и русские уполномоченные прибыли в Тихвин.
В свите Меррика состояли его секретари Томас и Фабиан Смиты, Еран Брюггхюсен, Роберт Фригс, Цейгер и все упомянутые выше гонцы. Главными уполномоченными московского правительства являлись князь Даниил Иванович Мезецкий и Алексей Зюзин; в свите состояли Иван Степанович Урусов, Василий Панов, Неустрой Кушников и подьячий Василий Воейков.
Начались выборы удобного для переговоров места. Меррик предлагал Горну: «соизвольте послать кого-нибудь во двор Ефима Столыпина: он называется Горки и лежит на реке Сяси, и по отзыву жителей этой местности является самым удобным местом для переговоров, находясь на полпути между Ладогой и Тихвином. Если Вашей милости это место понравится и будет назначен определённый день для посылки дворян, то и царские комиссары пошлют туда своих дворян для выбора места».
Горки, однако, не понравились Горну. Он сослался, что придётся доставлять из Швеции провиант через пороги, а это очень медленно и опасно. Тогда Меррик предложил ему усадьбу Василья и Степана Киовых и ближайшую к ней деревню Погостище. В конце концов, выбор был остановлен на Столбове, где для русских представителей было устроено особое помещение, названное по имени Мезецкого – «Даниловым острожком».
Во второй половине декабря 1616 года после литургий, совершённых тихвинским игуменом, впоследствии митрополитом Новгородским, Макарием, Меррик и русские представители выехали в Столбово. Монастырь благословил их списком, с чудотворного образа исполненным по преданию на доске из той колоды, на которой свершались чудеса. Сопровождал икону иеромонах Александр, впоследствии тихвинский игумен.
Со стороны шведов к месту переговоров прибыл Яков Делагарди, Генрих Горн, Арвид Теннессон и Монс Мортенсон; в свите их, по-видимому, состояли Лоренц Вагнер, Арвид Горн, Юхан Банер и Андер Мутрих.
Переговоры закончились 17 (27) февраля 1617 года. Швеция возвращала Москве Новгород, Старую Руссу, Ладогу, Порхов, Гдов с уездами, а также Сумерскую волость. Швеции отходили русские города Ивангород, Ям, Копорье, Корела и Орешек. Москва уплачивала Швеции 20000 серебряных рублей.
С обеих сторон возобновлялась торговля, но шведским торговым людям не дозволялось ездить с товарами через Московское государство в Персию, Турцию и Крым, а русским через Швецию в Англию, Францию и другие западные государства. Обе стороны обязывались подданных не перезывать и перебежчиков выдавать.
Столбовский договор сильно обрадовал Густава Адольфа, который щедро наградил своих уполномоченных. Осталось довольным и Московское правительство, возвратившее России Новгородский край и получившее возможность воевать с Польшею. Все были награждены. Мезецкий получил боярство; Зюзин был возведён в окольничие. Джон Меррик был богато одарён мехами, тканями, золотою цепью, драгоценными камнями. Тихвинским монастырям даны земли. Царица Дария Алексеевна, жившая с 1616 по 1626 гг. в Устюжне, до самой своей кончины пользовалась большим расположением царской семьи и получала щедрую помощь. Перед кончиною она возвратилась в Тихвин в возобновлённый ею Введенский монастырь.
Вопреки договору православные карелы покинули свой край, перешедший к Швеции, и переселились значительною частью в Тихвинский уезд. А русские перебежчики остались в Швеции и сохранили там своё дворянство.
Столбовский мир был невыгоден для России, которую он отодвинул от берегов Балтийского моря и от Европы. Но в тоже время мир этот дал государству возможность развиваться и укрепляться. Нераздельная Россия наладила свою расстроенную жизнь и, в конце-концов, ничтожное Столбово оказалось первой ступенькой к громкой Полтаве.
Современная деревня Столбово находится в Новоладожском уезде, на самой границе с Тихвином. Историк Миллер искал её и не нашёл, о чём писал в своих статьях ещё Карамзин, полагавший также, что Столбова уже нет. Преданий о съезде уполномоченных здесь, вероятно, не сохранилось, а потому память о нём следовало бы увековечить хотя бы скромным внешним знаком, памятником. Деревенька, принёсшая Русской земле минуту отрады, не должна позабываться.
________________
Примечания:
(1) Из сказания об избавлении града Устюжны от безбожных ляхов и немец.
(2) Сказание об осаде Тихвинского монастыря. // Новгородские летописи 1879.
(3) «17 июля 1613 года – Тихвина монастыря старцу Игнатию за сукно доброе два рубля; приезжал от сотника от князя Семёна Прозоровского». Запись в «Расходной книге денежной казны // «Русская историческая библиотека». Т. IX. С. 2.
(4) Дополнения к Актам историческим. Т. II. С. 5.
(5) Нотебург – шведское название Шлиссельбурга.
(6) Сб. Новгородского общества любителей древности. Вып. V. Арсеньевские бумаги. С. 23.
(7) Лен – большой округ.
(8) Арсеньевские бумаги. С. 23 – 24. // Сб. НОЛД. Вып. V.
(9) Тихвинская старина. С. 5.
(10) «Русская старина». 1892. № 10 С. 176.
(11) Запись 9 марта 1614 г. // «Русская историческая библиотека». Т. IX. С. 253.
(12) 20 марта 1614 г. // Там же. С. 263.
(13) Мордвинов И.П. Из времён царя Михаила // «Русская старина». 1914. № 2.
(14) В «Расходной книге денежной казны» 1613 г. под 24 сентября записано: «серебрянаго ряда торговому человеку Василью Козлитину за чарку серебрену медовую рубль 25 алтын. Куплено тихвинскому сеунщику, т. е. вестнику, вероятно, от Прозоровского с известием о победе». // «Русская историческая библиотека». Т. IX. С. 51.
(15) Сб. НОЛД. Вып. VI. Арсеньевские бумаги. С. 3 – 12.
(16) Сб. НОЛД. Вып. V. С. 38 Все выдержки писем Горна и Меррика заимствованы из Арсеньевских бумаг.
(17) Новгородские летописи. 1879. С. 436.
(18) Там же. С. 439.
(19) Печнева находится в современной Костринской волости, в 25 верстах от города.
(20) Вероятно – Василий Полуньев или отец известного Ив. Ив. Баклановского – Иван Баклановский. Тихвинские воеводы 1614 г.
_____________
Источник: РНБ. Мордвинов И.П. Тихвин и Столбово в 1609 – 1617 гг. К трёхсотлетию мирного договора, заключённого в Столбове 17 февраля 1617 г. Тихвин, 1917.
Текст публикации подготовил А. Одиноков.