триптих В лесу родилась елочка

               
                НАТАША.

        Почему  с возрастом эпизоды  из далекого детства приходят на память так ярко и с такой щемящей тоской на душе, что хочется не плакать, даже рыдать…Вот и опять я там, в  своём детстве, в доме у бабушки, на летних школьных  каникулах, с ребятами-москвичами из стройотряда – они живут  в нашем доме  и для меня, ребенка,  нет ничего более интересного, как наблюдать   их  жизнь.
        Среди всех отличала я только одну девушку. Её звали Наташа. Имя мне сразу  запомнилось, понравилось и, скажу, забегая вперед, одну из моих дочерей я назвала этим теплым, тихим именем…
Ее большие с плошку, как говорила моя бабушка, глаза излучали столько света и тепла, столько доброты, сколько я не увидела  ни у кого, пожалуй, за всю мою последующую жизнь.  Пшеничным густым ее волосам было тесно в тугой связке косы, и они пушились, кудрявились, образуя белый, как корона, венчик вокруг ее головы. Странно, я любила ее, наверное. Только по-детски, наивно, чисто, как любят красивое, неземное, удивительное…
         Наташа никогда не разговаривала со мной и  не замечала моих ежедневных ожиданий у реки, моего  интереса ко всей ее компании, с которой я играла в прятки,  полагая быть не замеченной…Я, как бессменный вечерний поверяющий, высматривала за рекой, на тропке, ребят и среди них мою Наташу.
       Помню, как  сейчас, она медленно  идет по мосткам  через реку,  деревенская  ребятня  ловит  тут же  рыбу, у всех длинные самодельные  удочки, банки с червями и банки с мелкой рыбешкой.
      Река  за лето обмелела, осока, растущая со дна, лежит теперь на воде зелеными простынями, и упругая вода  надувает их парусом. Течение  здесь тише  и ловкие  ребята  стараются закинуть туда крючок,  сначала его проглатывает река, а уже потом  -  рыбка.  Тут  не зевай, дергай…!
      Наташа смотрела  на воду,  Низкое уже солнце лизнуло лучом ее щеку, глаза, прошлось по волосам,  оно,  в угасающем своем свете,  будто само  просило тепла у этой необычайной красоты.  А я как  завороженная смотрела на эту картину  тихого  вечера               
      С приходом ребят наш дом оживал : голоса, звяканье ведер, смех девчат, плеск воды – всё это вместе было весельем, радостью.
       И даже деревенская голопузая  ребятня, облепившая наш забор, не сердила мою бабушку – она, подоткнув черный фартук под поясок, суетилась с ужином и на лице ее была  сосредоточенность и та же радость.
       И уже потом, после ужина,  наступали для моих ребят долгие  вечера у костра, на поляне.   Играть на гитаре могли почти все,  но  только один Володя, пел всегда одну и ту же песню, очень грустную.  Её слушали, и никто не подпевал -.боялись, наверное, испортить …
     Я запомнила  песню сразу, потому что начиналась она словами  « В лесу родилась ёлочка»…
     Моё укромное место было  надежно спрятано  густым кружевом сирени, которая кустилась у лавочки, во дворе.
     Я превращала себя в большую значимую  только для меня тайну и затихала  у необычной картины.
     То ли черная ночь, сжимая плотные свои объятия, душит огонь и он бьётся, искрит, замирает; то ли, наоборот, огонь глотает каждым своим всполохом черное месиво ночи, вгрызаясь  яростно в ее тело. И почему  никто не видит этой  игры, борьбы даже,  то яростной, то веселой?
      Все протягивают руки навстречу огню, и  моё сердце тогда останавливалось на миг – так страшны были  танцующие змеиные  головы язычков пламени. Но моя подружка - ночь, тут же разбивала эту пляску на тысячи  искр, и они исчезали, таяли, превращаясь в жалкий дым
      Мечты, фантазии, новые впечатления, любопытство и тайны жизни – вот из чего состояло моё нутро. И эта составляющая не давала покоя ни моей голове, ни быстрым ногам, успевающим быть везде.
      Вот почему я сидела  у реки, наблюдая и за самой рекой, как за живым, меняющимся  в природе чудом,  и за всеми, кто был вокруг или рядом. Странно,  я   тогда переставала существовать - была рекой, рыбёшкой, травинкой и даже той самой черной ночью, играющей с огнём жестокие игры…
      Было еще одно, что притягивало  мою детскую душу  к этим уже взрослеющим ребятам и девчатам. Они были чуть старше, совсем чуть-чуть. Через какие-то пять лет я  должна была выйти на дорогу жизни за ними. Они для меня были  тем  будущим, в которое заглянуть  можно только в детстве, наблюдая  жизнь взрослых..
        Звездное небо  опустилось на поляну – это  тлеющее кострище потеряло  власть над ночью и ночь,  развернув царский шатер,   угомонилась, затихла…
        Ребята уже не сидели кружком. Кто-то  едва слышно пел  под гитару. Усталость после рабочего дня превратилась в негу, лень, но где-то, за большими деревьями слышен был смех девчат, разговоры.
       Мои цепкие глаза ловили каждое передвижение Наташи. И как только я увидела, нет,  узнала чутьём собаки, с кем она, кто смеётся с ней и смотрит в её глаза, успокоилась, приняла справедливость и правильность  выбора, будто  выбор этот  был мною же и сделан.
       Володя – красивый  талантливый, написавший  ту самую песню про «ёлочку»,  стал впоследствии мужем Наташи, но об этом я только  тогда могла догадываться.…
       А сейчас  мне будет   грустно  писать эти строки, потому что они о   расставании.
       Мой очередной, обычный вечер ожидания  тогда не закончился встречей с моими друзьями. Я сидела у реки   долго, очень долго, упрямо веря в то, что они не могли уехать, не простившись со мной, бабушкой и нашим домом…
       И, проснувшись рано утром, в то самое время, когда студенты обычно уходили на стройку, я еще надеялась, что увижу их, увижу Наташу. В доме было тихо, громадная муха билась о стекло, и казалось, что  она продырявит его своим жужжанием, Я подошла к окну, растворила. Муха вылетела, перевернувшись в полете, исчезла мгновенно…
        Тишина и одиночество навеяли  такую тоску, такую боль, что я  даже плакать не могла. Это была первая в моей жизни боль души, боль телесная  мне хорошо знакома, и она меня никогда не мучила…
        Сразу, что я сделала,  это прошлась по всем местам, где ходила Наташа и ее друзья.
        Я, как пес, проверяла метки, кружила  по одному и тому же месту…
К вечеру снова была на реке. Обняв колени, съежившись в комок, я смотрела на воду…
         Над рекой   уже поднимался туман, его хвост курился и двигался – это  кто-то  чужой,  недобрый  вел кистью по моей тропке и замазывал  ее  белой краской…
         И если бы тогда кто-нибудь мог шепнуть маленькой девочке, что пройдет тридцать с лишним лет и эта  детская история найдет свое неожиданное продолжение

   
                В ЛЕСУ РОДИЛАСЬ ЁЛОЧКА…

         Наташа исчезла из памяти, нет теперь передо мной уже её ясных, больших голубых глаз.   И отпустила после расставания   боль  когда-то   рвавшегося на части детского   сердца.   
         Выросла та  девчушка  -  конопушка  в тоненькую, стройную девушку. чуть наивную, доверчивую, не понимающую еще человеческих пороков. Выросла   и робко  пошла по тропке, ведущей  к взрослой жизни..
          Вот она бежит по дачному поселку раненько по утру. В руках банка с теплым еще молоком. И ждет ее в   домике, который  она  снимала  с мужем,  Светик-семицветик, их дочка  и ей нет  ещё года.
         День только  начинался.  Утренний  туман  поднялся над землей,  исчез, растворился в росах. Но  он еще  не выбрался  из объятий  холмов и в низинах лежит  в сонной неге… Девчушка  окунается  в   его белое  облако, стремительно и упруго выныривает,  да так быстро, что  пышные длинные локоны  ее волос не успевают опуститься  на  плечи  и парят  над  ней красивым и волнистым шлейфом
        Она чувствовала свою красоту, молодость.  Двадцать три года…
        Вот она жизнь. Вот оно счастье, оно осязаемо… Семья, ребенок. Закончено образование и  уже ждет работа  -  все, все ее ждет.   
И она готова отдаться  великому, магическому многозначительному – всему,  что  составляет   единую цепь жизни…   И рухнули небеса…
        И стоять теперь ей перед седой матерью с ребёнком на руках и узелком  с  детскими  пеленками.   Почему нет слез, нет рыданий?  …Откуда взялся  в этаком маленьком хрупком теле стальной стержень.?
        И это он не дал тогда  моей девчушке  сломаться  под  тяжестью измены.  Опять исчез,  как когда – то в детстве,  солнечный лучик счастья.   
        Многих я знала, кто  не смог или не захотел  найти  в себе силы взять  чистый лист  и начать писать сначала свою жизнь, но  уже без   ошибок и помарок.  Кто же начертит  для нас ту прямую, выставленную по оси счастья…?
         И не  оставила  судьба  своим вниманием   хрупкое создание,  брошенное в полымя  жизни, будто щепка….
         Кружит её, щепочку, бурный поток, перевертывает, захлестывает и крошит, а она -  все наплаву, лёгкая, верткая… Солнышко выйдет ли -  заискрится она  ему навстречу. Облака накроют – притаится, затихнет, не плывёт вроде, колышется,  переждет ненастье и снова в путь. Так и доплывёт  моя  девчушка-щепочка до пристанища, заляжет, прорастет, глядишь, из нее травинушка тонкая…
         Поёт  молоденькая мама  песню дочери  в ночи. И  льётся  песня,  что из детства пришла с болью и  радостью: « В лесу родилась ёлочка…»


                В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла
               Зимой и летом стройная та ёлочка была.
                Шептали повсюду, что ёлочка чудо,
                Красива, только очень горда
                И молодой могучий кедр
                Тайком вздыхал тогда…               
                Но вот порою раннею шел парень молодой,
               На нем штормовка рваная, на нем рюкзак большой.
                Он к елке нагнулся, он ёй улыбнулся,
                Он ёлку королевой назвал
                И на прощанье лапу ей
                Мохнатую пожал….
                С тех пор влюбилась елочка в бродягу с рюкзаком
                И день, и ночь та ёлочка  все думала о нем
                Страдала, мечтала, повсюду искала,
                Искала на тропинках лесных,
                Пока метель  не скрыла их
                В сугробах  голубых…
                Пришла зима морозная, тайгу окутал  снег
                И к этой самой елочке  пришел тот человек.
                И возле завала, где елка стояла
                Он голову на снег опустил
                И возле этой елочки
                Упал совсем без сил…
                И человек под елкою не слышал ничего,
                А елка лапой шелковой ласкала там его
                Ласкала, ласкала, ласкала, ласкала
                Забыла про метель и пургу,
                А он, обняв широкий ствол,
                Навек уснул в снегу…               

       Под эту грустную и  красивую мелодию приходил сон к маленькой её дочурке  Светику-Семицветику и  с  этой светлой,  из далекого детства песней, вновь   потянулась  навстречу жизни  душа  ее  молодой мамы…
      И  много еще раз  под Новый год, в застолье, звучала она, как подарок всем, кто слушал …. И вспоминался  тогда    тихий вечер у костра, гитара и  конопатая девчушка с острыми коленками в тесном объятии кустов сирени…
        И кто может сейчас  сказать, что нет в нашей жизни той невидимой  силы,  которую называем  мы  Судьбой и провидением…?
        И кто может   не поверить в то, что любимые вещи, даже безделушки,  заряженные  нашей любовью и привязанностью, не  таят в себе  для нас  оберег от всех напастей и  приносят  тем самым удачу…?
        Так и эта песня, хранимая  в сердце, приходила, оживала, разливая  вокруг тепло и тихую радость воспоминаний…И, может быть, она  звала  мою девчушку туда, в прошлое, к тем  ребятам  и к той Наташе…
         Тропинки, тропочки, дорожки и  дороги, не бываете вы прямыми, петляете вы,  в поисках  той, главной линии жизни, которую обязаны  найти  мы на  Земле… Не  в этом ли Великое  предназначение  нашего пребывания  на ней, грешной….
       И не устраивает  ли нам  испытания  в жизни  её  Величество Истина…? И это она, Истина, расставляет  для нас  вехи свои, как пунктиры, по которым должны мы идти по жизни. А вехи эти   - люди, правдивые, чистые умом и душой, нужные нам, как воздух. И только в содружестве с ними  наша жизнь  может прозвучать  единым оркестром и самыми высокими нотами … И хорошо будет, если в мелодичных  переборах  музыки услышим мы, как будто издалека, свою прожитую жизнь…
       И   моей  девчушке-конопушке  на пути  к  Истине  был обозначен   тот пунктир. И распознала  она его,  перепрыгивая с камушка на камушек; и  не по блестящим, манящим и глянцевым, а по колким, острым  и неприметным  вошла она  в страну, называемую всеми Счастье…
        И пускай перевалили  уже года за половину жизни, но того  и стоит  Его Величество Счастье, что непростое оно, не подаренное и путь к нему  далекий…
        И через тридцать с лишним лет, Судьба  или сама Истина  открыли перед  моей девчушкой свою  большую, значимую для нее тайну.  И это случилось,  как в сказке, под Рождество.   
          Подмосковье, как ни странно, всегда  в зимние долгие вечера  проваливается сначала  тихо, с грустью в серую мглу,  а потом и в кромешную ночь…  И нет  вокруг ни единого фонаря, и только желтоватые лампочки  в домах   таращат  глаза, а приплюснутые охапками снега крыши, дышат  тяжело, отдуваясь дымом из труб. Но  и эти  признаки жизни исчезают – закрываются желтые очи окошек, дома засыпают  на белых подушках сугробов….
         Но в  Рождественскую ночь все бывает не так…
         По деревням, что раскинулись у  больших дорог, стайками  бродит молодежь. Шумная, горластая, одетая  в тряпье – так веселятся  теперь на селе, вспоминая праздники дедов: колядуют, пляшут, поют частушки, пьют пиво  и вино…И что странно, москвичи, приезжающие  на свои  зимние дачи, тоже с немалым интересом и  с большим  куражом участвуют в этом представлении…
         Машина, тяжелая  «Волга», подкатила к одной из таких  компаний.
Шоссе здесь освещено и  можно  было  разглядеть всех, кто был внутри автомобиля. Красивая, еще молодая  женщина и рядом, за рулем,    тоже красивый мужчина, на его лице  крупно обозначены брови, нос, глаза. По всему видно, что в жизни он четок, правилен и устойчив. На заднем сидении  разглядеть  кого-то не было никакой возможности, хотя молодые деревенские ребята лезли головами в окна, выглядывая себе молоденьких девчонок…
         Мужчина, выйдя  на дорогу, крикнул:
        «Пацаны, где здесь   церковь или Храм.. ?  Были в Бронницах, там службы сегодня не будет.. Так сюда  нас и  завернули…»
         Что–то озорное и задиристое мелькнуло в лицах  ребят, но подумать тогда никто не мог, что они  с таким большим дядей  в обманку сыграют…
           И поехала «Волга» колесить по деревенским дорогам. И как  будто   небеса тоже пошутили – повалил  крупный  снег, закружил ветер, переходя на вьюгу, и всерьез перепугал пассажиров…
          Кто дремал - сразу проснулся, кто смотрел в окно, перекрестился – так всё вокруг стало похоже на колдовство. Среди кромешной  не тьмы даже, а черноты бились в ветровое стекло хлопья  рыхлого снега.  Ехать  дальше было нельзя и опасно.          Мало того,  встречный вихрь, словно языком слизнул  чуть видимую полоску дороги;  и,  подхватив под бока машину, завернул  ее, послушную, куда то,   и путники  с ужасом поняли, что заблудились.
          На заднем сидении заголосили женщины. Галдели долго, указывая  водителю дорогу, и, что странно, все  в разные стороны 
       Мужчина за рулем  спокойно всех слушал. И, куда-то поначалу, даже поехал, но потом, выйдя из машины, очень твердо и уверенно  прикрикнул:
«Всё, хватит, я  вас больше не слушаю, всем сидеть тихо!»
       А всех, кроме водителя, было четверо,   они замолчали   разом.  И так, в тишине, под хлопки комьев снега по стеклам, машина  все-таки выехала на трассу, а потом и к церкви.  Храм был полуразрушен. Хотя в тусклом свете фонаря можно было  прочесть на табличке  аккуратно выписанные слова: «Храм охраняется государством…» Грустно по всей Росси читать такое ….
        В девяностые годы  после  революций тихих и громогласных,  вернулся народ  к Вере  и она, Вера, как истинная и нетленная, простила  всем  и приняла в свой разрушенный дом  сынов заблудших…
       И  начали  службы священники  в храмах, где гулял ветер, и сыпалась со стен кирпичная крошка…
        Молодая   женщина тихо   подходила к образам, ставила свечи, молилась.  Рядом  девушка, почти девочка-подросток, похожа на мать, и только глаза, большущие, с блюдце, были её приобретением от  самой матушки – природы…Пассажиры  «Волги» разбрелись по  Храму и в тишине и благости  его, успокоились, примирились.
        Уже слышен был   голос  водителя – это он Наташе, так звали девочку-подростка, объяснял размещение чинов в иконостасе. 
        К ним  подходили послушать, потому что рассказчик, преподаватель высшей школы, говорил  много  интересного…
         На службу пассажиры не остались- нужно  возвращаться в пансионат, где они отдыхали, и, к тому же, обратный путь был  сложным…Но все равно задуманное посещение Храма перед Большим Праздником Рождества состоялось
           Стол   в пансионате накрыли  по – походному, народ был  закаленный в стройотрядах, на картошке и потому не капризный.
           Молодая женщина чувствовала себя одиноко в незнакомой  компании, но муж изредка брал её руку в свою, большую и тёплую. Его уверенность и  сила  перетекала в нее, кончики пальцев отогревались.
          Получилось так, что все, кто путешествовал в машине - а  это были преподаватели  одного Вуза - разместились напротив друг друга. И тут же завязался разговор, начались  веселые воспоминания, смех не прекращался уже  до самого конца застолья. Всем  стало  уютно, комфортно официальные  имена, отчества сами собой исчезли, уже  Люся,  Валя, Слава, Лидочка соединились в одну задушевную компанию  и песни спели, свои, студенческие  из их молодости…
          Тут –то  и вспомнила моя девчушка-копопушка свою любимую, принесшую ёй много тепла и добра песню, про ёлочку…
          Совершенно неожиданно  тихая, мало знакомая всем женщина, красиво откинув голову, запела чистым ровным, идущим из груди, голосом.  В комнатке было темно, только свечи вокруг себя   обозначали желтые круги  света, свет  далеко не рассеивался  и  порог тьмы  был резким, как провал.  В этой волшебной тьме, каждый слушатель мысленно  уходил далеко-далеко, в песню, в юность…
         Маленькая рождественская елка,  из этой волшебной тьмы улыбалась широкой улыбкой  бус и гирлянд,  развешенных  поперек ее стройного тела.  И с каждым новым куплетом песни,  таинственный  отсвет  стеклянных  игрушек  странным образом преломлялся и возвращался  откуда-то из глубины ярким всполохом, обратно к столу…
         Песня  не успела еще стихнуть, как  кто-то спросил:
       « Лидочка, откуда  вам  знакомы   слова  ?   Вы  слишком молоды  и  «Ёлочка» не  могла быть  в вашей  студенческой жизни…»
          Тогда-то и была  рассказана   история этой песни незнакомым, пожилым уже женщинам,  мужу, дочери, которую  назвали  именем той Наташи.
         Милая моя  декчушка-конопушка с острыми коленками, горящими любопытством глазами, ты шла к  этой встрече  тридцать с лишним лет.
         И вот теперь  к тебе  бросилась из темноты рождественской  ночи со слезами на глазах, причитаниями   поседевшая уже  женщина,… Людмила,  подруга Наташи…, той Наташи, у которой  большие, как блюдце, голубые  глаза, которая вышла замуж за  парня, автора  «Ёлочки».
         «Нас тогда  неожиданно, прямо  со стройки, забрал  автобус и  мы  в один голос  стали говорить о  маленькой  кудрявой девчонке  из деревни, Мы  знали,  что этот  чертенок  будет страдать,  потому, что мы  не простились»
          Как хорошо, что есть  слезы и  только они могли сейчас говорить на своем языке, горячем и искренним.
         Плачьте, плачьте, женщины, с вами уже  были не только детство, юность, но  и   годы созидания, которые тоже  отходят на  положенное им место, чтобы пригласить  к жизни мудрость и  осеннюю зрелость…
         А с Наташей Цыгановой ее подруга, Людмила, увидеться  отсоветовала  и  это,  наверное,правильно…
          Муж её, Володя, умер. Живет она одиноко…
          Трудно вернуться в те места, где был молод  и счастлив и только потому, что  не  увидим  яркое и светлое, какими мы были…
          И солнечный луч, осветивший  тогда, на реке, лицо Наташи, пусть хотя бы в воспоминаниях греет, ласкает, как кусочек счастья…