Зима не торопится. Не думала, что скажу это, но так хочется снега, хотя и сейчас на улице совсем неплохо. Тепло, тихо и мягко, и есть что-то настоящее в этой осенней уходящей мягкости. Грустное и обнимающее даже этим своим пасмурным небом.
Когда-то, тысячу лет назад, зима была любима, я радовалась её наступлению, радовалась снегу, ждала его, и вот как-то неожиданно для меня вернулось это радостное ожидание зимы. Мне кажется, кто-то растолкал меня, разбудил и сказал - смотри, какой снег, как можно его не любить? И я удивилась, а правда, как можно?
Совсем - совсем в детстве, я помню зиму - мягким белым снегом, пахнущим свежестью, невыносимым светом от него, таким сильным, что я жмурюсь у папы на руках, мне года четыре, я в зелёном зимнем пальто и кроличьей шапке, а он - в расстёгнутой рубашке. Я вышла гулять, а он просто вывел меня на улицу, тогда дети гуляли во дворе одни. Нас кто-то фотографирует, кто, я не помню, зато помню эти фотографии, и своё зажмуренное лицо, но фотографий этих у меня нет.
Позже зима - это коньки, на которых я ковыляю на школьный каток. Школа в минуте ходьбы от дома, до катка - всего ничего, но надо ведь ещё дойти. И я иду, разрезая лезвиями утоптанный снег, оборачиваясь, вижу цепочку прорезей, спотыкаюсь и с трудом удерживаю равновесие. А на катке всё совсем по-другому. Кататься легко и крылато, а ведь никто не учил. Те коньки были не очень красивыми, и я их не очень любила, на самом деле, они были какого-то странного серого оттенка, и я не помню, чтобы мне их покупали, это были чьи-то коньки, а я просто доросла до них. Теперь у меня есть другие, новые и белые, как снег, но я так давно не прикасалась к ним, а пора бы уже.
А как-то мы с братом и другими детьми строили снежные укрепления на крышах сараек, и кажется, что время вокруг было бесконечным, и день - бесконечным, и мы кидались снежками, а я была самой маленькой, и по росту и по возрасту, но в бой рвалась наравне со всеми. В перерывах между боями я залезала на клён и срывала его кисти - вертолётики, представляя, что вокруг лето, я - взрослая девушка, а срываю не кленовые семена, а виноград. Мне совсем не было холодно, дети, кажется, никогда не замерзают - маленькие батарейки, они согревают не только себя, но и мир вокруг.
Помню, как мы уже устали драться снежками и упали на снег, и как пришла мама и принесла пирог - со смородиновым вареньем, с румяной решёткой из теста наверху, и вид его, запах, и само появление среди белого снега произвели на меня столь сильное впечатление, что я помню этот момент до сих пор, а прошло ведь уже больше тридцати лет, с ума сойти. Мы поставили тарелку с пирогом на снег, сняли варежки и разорвали пирог на куски, и это было так здорово и странно - золотистый хлебный цвет и вкус, ещё немного горячая начинка из варенья, и сладкий, свежий её вкус во рту, и кажется - мы тогда перемазались, как чушки, и я вытирала пальцы о шубу, и варежки не надевались на руки - пальцы были липкими.
И помню, как возвращалась домой после таких долгих прогулок, и на полпути внезапно осознавала, что ужасно устала, ноги мои начинали заплетаться, и я с трудом поднималась на второй этаж, отряхивалась от снега и намёрзшего льда, вытряхивала одежду на лестничной площадке, а на манжетах свитера оставались куски льда. И я отрывала его, бросала в раковину и ревела, отогревая руки под струёй горячей воды, потому что было очень больно - пальцы невыносимо ломило, и мне говорили, что отогревать руки надо под холодной водой - так легче. Но я не верила, я не понимала, как можно греться в холодной воде?
А позже, когда я уже так невозвратно повзрослела, я поехала к бабушке на зимние каникулы - после первой в своей жизни сессии. Поехала собраться с мыслями, прийти в себя и обрести внутреннее равновесие, так много всего тогда в жизни происходило, уехать мне было просто необходимо.
Деревня встретила тишиной - заваленная снегом до самого неба, он была так солнечна, морозна и молчалива, так много было холодного и белого вокруг. Не ограниченный тесным пространством, снег улёгся огромными пушистыми сугробами, и укрыл собой всё, что летом было шумным, зелёным и подвижным. Сквозь сугробы вились тонкие протоптанные тропинки, идти было особо некуда - всё было в сугробах, буквально всё. И я ходила по этим коротким тропинкам, чувствуя, как становятся короткими мои мысли и воспоминания, и снова жмурилась от невыносимого света, и мне казалось, что я нахожусь внутри прозрачной сферы, состоящей из бескрайнего белого снега, прозрачного холодного воздуха, солнечного света и дыма из печных труб - задранного в небо прямыми кошачьими хвостами.
В доме было тепло и пахло по-зимнему - углём и свежим хлебом, который бабушка пекла в русской печке. Я помогала ей раскладывать тесто в формы, сидела рядом, пока оно расстаивалось, и смотрела, как исчезают будущие булки в печи - одна за другой, и как бабушка закрывает устье печки заслонкой. Мы о чём-то разговаривали, но я понимаю сейчас, что обретала своё равновесие не в словах, а в этих простых непривычных для меня действиях - в вымешивании, в раскладывании теста, в укрывании горячих булок полотенцем. Такая простая работа занимала руки и высвобождала сердце, и я замолкала, смотрела на ранние чернильные сумерки за кухонным окном, в которых совсем недалеко скрывалось застывшее озеро. И сидя в пространстве яркого света, вдыхая тёплый и щемящий запах пекущегося в печи хлеба, я приходила в себя, выпрямляясь в такой глубокой тишине, в которой руками, предметами и простыми действиями было сказано намного больше, чем можно сказать словами.
А потом мы с бабушкой вынимали хлеб из печи, смачивали руки водой, обжигаясь, похлопывали мокрыми ладошками корку на булках, накрывали чистым полотенцем и давали хлебу отдохнуть.
А позже - горячий хлеб, смородиновое варенье в пиалке, холодное молоко в чашке. Мы ели с дедушкой и бабушкой, и я уходила с книжкой на кровать, укрывалась одеялом и читала, спрятавшись от всего мира в этой глубокой душистой тишине. Кошки спали рядом, свернувшись тёплыми пушистыми клубками, переплетаясь между собой так продолжительно и мягко, туго и вместе с тем совершенно расслабленно, что было понятно - кошки совсем друг другу не мешают. Являясь спящим продолжением друг друга, они словно совсем и не соприкасались - столько покоя и свободы было в этих их мягких переплетениях. Мне хотелось завести себе кошку.
И возвращаясь домой в поезде, я молчала, наполнившись до макушки этой тишиной, пряталась в книгу на верхней полке, укрывалась в себя от всех посторонних взглядов, глядя на бесконечное зимнее пространство, пробегающее за окном. Белый снег, линии электропередач, птицы на проводах, безымянные деревушки, в которых тоже кто-то жил, но в моей жизни они существовали всего лишь несколько секунд - я уезжала, я возвращалась домой, вернувшись к себе.
Бабушка снится, и во снах этих она в своём доме, и я помогаю ей - мы вместе делаем уборку, вешаем шторы, и она просит меня остаться с ней хоть ненадолго. И я, во сне помня о тех, кого оставила дома, всё равно соглашаюсь побыть с ней ещё немного, хоть несколько дней. И возможно, во снах этих, где мы с бабушкой так привычно и буднично занимаемся делами, я снова обретаю какие-то крошки себя, своего внутреннего равновесия, и наводя порядок там, я навожу порядок в своей жизни.
Я не знаю, что произошло. Я словно проснулась и поняла, что рада зиме.
Мне тепло и спокойно, и я, как маленькая, жду настоящей зимы и Нового Года. Несколько грустных изматывающих зим остались позади, и я радуюсь снегу и возможности пройтись по нему. Я радуюсь каждому дню, и этому бесконечному счастливому теплу в своём сердце я радуюсь тоже. И переплетаясь уже с этой наступающей зимой так по-кошачьи мягко и свободно, я заранее доверяю себя ей, и мне совсем не страшно замёрзнуть и потеряться в ней.
2013.