Пофигист

Сергей Никольски
Что-то есть в этом. Я про возраст Христа. То ли цифра мистическая, то ли треть века – достаточное время чтобы поумнеть и начать смотреть на жизнь глазами буддисткого монаха, обожравшегося рыбой кота или бездельника соседа-алкаша Митяя – выбирай любой аватар для новой жизни, на новой планете… До определённого момента жизни мечешься, ищешь ответа на вопрос, в чём смысл этой грёбаной жизни. В чём смысл капающей в очередной раз с потолка воды? Пойти набить морду этим митяям? А смысл? Или это знак, что пора продавать квартиру и переезжать в какой-нибудь Усть-Запердольск? Послушался и первого, и второго божьего гласа. Набил морду и дал объявление в риэлтерскую контору.
 
Митяй, одновременно с моим потолком и мебелью, просохнув после запоя, явился – в руках бутылка и какая-то засаленная книга под мышкой. Извиняться.
 
– Обмоем твой отъезд?
– Чёрт с тобой. Проходи…
Разложил на столе закуску:
– Борщ будешь? Неделю уже ем – доесть не могу.
Благородно отказывается. Он же не жрать пришел, а пить и закусывать. Но потом вдруг замечает мой хмурый взгляд и машет рукой:
– Давай. Пофег. Только не разогревай.
– Он же холодный. Жиром давиться будешь?
– Пофег. Водка расщепляет жир.
– То-то ты тощий, как перила…

Ест обстоятельно и с чувством достоинства, словно и не еда перед ним, а так, энергетическое топливо: не рассматривает, что там «застыло» или плавает. Кажется, была бы муха в борще, и ту бы съел. Просто зачерпывает равнодушно и небрежно отправляет в рот.
– Сколько же ты можешь пить, скотина? – последний эпитет произношу про себя.
– С ней легче жить. Когда тебе будет столько же, сколько и мне, – поймешь.
Я чуть водкой не поперхнулся. Выглядит, чмо,  на все шестьдесят, а сам старше меня года на три.
– … Возраст Христа придет, и ты поймешь, о чём я.
– Ты работу в институте бросил, в разгар кандидатской. И пьешь уже лет пять, собака, о чём ты?

– Он у меня раньше начался, - и в рот ложку со свесившейся капустой, – вот проснулся однажды утром и понял: «Всё, пи**ец… Всё, для чего жил, пахал, - всё в *опу!»

– И с того дня ты начал жрать её? – киваю взглядом на полупустую уже бутылку, чувствуя, что аминь моему коньяку: наши посиделки не закончатся вместе с водкой. Хотя уже чувствовал, что сам расслабился и готов был выслушать любую ахинею и исповедь.
 
– Нет. Через неделю. Понимаешь, всё, ради чего я жил, оказалось так – пшик… Вот… Читай…
Пододвигает мне грязную, с расплывшимися пятнами краски на обложке книгу. Разворачиваю к себе и хмыкаю:
– «Шерлок Холмс» тебе чем насолил?

Митяй аккуратно положил ложку на стол, его мутный взгляд вдруг прояснился, сфокусировав на мне «какжитыжылбезэтихзнанийсынок?»:
– Открывай на закладке и читай. Я специально для тебя обвёл карандашом… Вслух читай!
Ухмыляясь, тяну за огрызок от газеты, разворачиваю книгу. Страница заляпана, как и обложка, грязно-бежевыми пятнами… Несколько абзацев обведены дрожащей линией – выцветшим красным фломастером и параллельной, более чёткой – карандашной. Это был эпизод, в котором Ватсон удивлялся невежеству Холмса, похерившего теорию Коперника, Томаса Карлейля, о существовании которого я тоже не знал, и мне было так же откровенно пофиг.
«…– Видите ли, - сказал он, - мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяю вас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то из прежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных.
– Да, но не знал о солнечной системе!.. – воскликнул я.
– На кой черт она мне? – перебил он нетерпеливо. – Ну хорошо, пусть, как вы говорите, мы вращаемся вокруг Солнца. А если бы я узнал, что мы вращаемся вокруг Луны, много бы это помогло мне или моей работе?»

Что-то в этом было. Я хмыкнул и вопросительно посмотрел на довольного Митяя, с поощрительной улыбкой разливавшего последнее зелье по рюмкам…
– Ну… как?
 
– Ты из-за этого начал пить?.. – не в силах сдержаться я заржал.
Митяй ждал, пока я отсмеюсь, потом залпом и без тоста выпил свою последнюю порцию, занюхал куском хлеба и положил его аккуратно поверх моей наполненной рюмки.

– Ну, счастливо тебе добраться, значит… Бывай…

Как будто и не был уязвлён моей реакцией. На протянутую мной книгу махнул щедрым жестом:
– Дарю. Это мой подарок. На память.

– Э-э-э… спасибо…
Поднял ладонь в знак прощания и нетвёрдо ушёл, закрыв за собой дверь, так же аккуратно, как положил хлеб на рюмку.

А я остался в недоумении сидеть. Передо мной на столе лежала украшенная то ли пятнами, то ли сожалениями старая книга, возле рюмки, накрытой куском хлеба. На дне рюмки уже покоилась истина – размокшие крошки.

Август 2012