У нас был очень хороший класс. И очень сильный, как тогда говорили,- много толковых учеников и несколько отличников, особенно хорошо дела обстояли с математикой. А ещё мы были дружны. Учились вместе с первого по десятый, и так друг к другу привыкли, что даже деление на мальчиков - девочек особо не замечалось. Только романтизма всякого с возрастом прибавилось, а группировок по признаку пола не возникало.
Но в сентябре 1971 года, в наш уже 10 "А" класс пришёл новенький. Игорь Игошин. Коричнево-рыжий, нежная прозрачная кожа лица - вся в крупных коричневых же конопушках. Лицо хорошо выточено, угловатое, выразительное, глаза зелёные, рост средний, упитанности никакой,- худенький и стройный. Нормальный мальчик, ничем от других учеников не отличался, папа, как у большинства - инженер одного из многочисленных орских заводов. Больше пол-класса у нас было с инженерами да техниками в биографиях.
И вот стали мы, девочки, замечать, что уж больно он неприветлив к женской части класса. Угрюмничает, в лицо не смотрит, если и отвечает на девчачий вопрос, то цедит сквозь зубы. Было это и непонятно и обидно, ведь ничего плохого мы ему не делали.
А с мальчишками наоборот начались у него полная дружба и взаимопонимание. Всё бы это ничего, если бы не было видно, что как-то не так он влияет на наших пацанов. Вернее, сначала заметили, что они к нам сильно изменились и только потом, стали понимать , что это дела Гарика, так Игоря звали окружающие.
Если раньше и шутили и смеялись все вместе, то теперь стали мальчишки всё воспринимать как-то болезненно и в штыки. Разговаривали с нами грубо, могли и оттолкнуть от себя, рукой отвести. Любимым ответом на вопрос, начинающийся на слово "что", стала у них приговорка
- Чё-чё? Да ничё!
Могли сказать любой из нас
- Отвали!
Не дослушивали, смеялись. Сбившись тесной группкой на одной из парт "камчатки" о чём-то шептались, сверля нас ехидными глазами, усмехались...
Очень стало неуютно в классе. Как такому дать отпор? Ведь могут не дослушать, рукой отмахнуться, и пойти в развалочку, не оглядываясь. А ведь какими мы хорошими приятелями были совсем ещё недавно!
Короче, мы с девочками поняли, что надо срочно что-то делать. В один из уроков, который был у мальчишек, а у нас его не было, то ли Труды, то ли Военное дело (не помню уже точно), мы собрались и стали думать как жить дальше. Предлагали разные варианты - и собрание комсомольское, и диспут на тему правильных отношений, и сценку придумать и перед мальчишками разыграть... Но всё упиралось в то, что с любого из этих мероприятий можно было встать и уйти, ещё и понасмешничать в дверях над "глупыми курицами". Надо было придумывать что-то беспроигрышное, от чего не отмахнуться...
Значит, "наш ответ Керзону" должен быть строго материальной шкодой.
А это как? Пальто резать? Сменную обувь портить? В чернильницы муку подсыпать, что бы чернила соплями тянулись за перышком и тетрадь пачкали фиолетовыми мухами, да червяками?
Ни на что подобное первому и второму пункту мы бы не пошли, хватило ума понять, что это не тот ответ.
Насчёт чернильниц всё бы было очень неплохо, но беда в том, что кончились они в школе, прошло их время, уже в шестом классе писали кто авторучками, кто шариковыми новомодными...
Но поскольку идея уже оформилась, надо было искать какое-то материальное дельце, которым можно сконфузить и посрамить наших ухарей. Стали думать дальше.
И тут у меня из памяти выплыла и стала перед глазами бабушкина жестяная коробка фирмы "Жорж Борман" доверху наполненная разномастными пуговицами всех времён и мод. Я давно уже забираясь в неё, перебирая и удивляясь разнообразию форм, размеров и материалов этих пуговиц, подумывала, как бы их куда-нибудь применить, ведь лежат мёртвым грузом. А интересные они какие, забавные!
Ну и конечно при этом воспоминании месть мгновенно оформилась в материальную форму
- Девки! Девчонки! Я придумала!
Радуясь и торжествуя от оригинальности пакости, я выложила свою идею. Вкратце описав подружкам содержимое бормановской коробки предложила
- К следующему уроку по мальчишеским трудам - выбрать из шкатулки моей бабушки самые крупные, самые яркие и самые несусветные по нынешним временам пуговицы,
- Принести их в класс, строго по количеству наших мальчиков,
- Всем девчонкам в этот день прийти с ножницами, иголками и суровыми нитками, всё равно какой расцветки,
- Как только пацанчики уйдут на свои занятия и прозвенит звонок на урок, броситься всем сразу к вешалке в конце класса, где висят наши верхние одёжки, каждой взять по мужскому пальто или шапке и быстро, но очень надёжно пришить к лапотине огромную пуговицу в самом неподходящем и самом заметном месте,
- А когда они заметят и станут пытаться оторвать позорище, мы с ножницами в руках объясним им, как ужасно они вели себя в последнее время, а при этом ещё и насмехались
- Да что вы можете нам сделать, тупые гусыни!
Подружки план приняли с огромной радостью. Трое из нас сразу после уроков отправились ко мне домой, к заветной коробочке.
Бабушка, радуясь успеху своего умного скопидомства, вынесла нам из спальни в большую комнату свою жестяную шкатулку, напевая себе под нос скороговорочку
- Жорж Борман - нос оторван.
Нам тогда не было дела до старины. Потом только я узнала,что это была расхожая дразнилка начала двадцатого века.
А тогда мы упиваясь предвкушением мести, все склонились над бабушкиным пуговичным Эльдорадо, и перебирая, выхватывая друг у друга, пищя, смеясь и шыкая для сохранения тайны, выбирали десять самых нелепо смотрящихся пуговиц.
Это когда-то они, может быть, да и наверняка, были образцом вкуса и остриём моды. А сейчас, в начале семидесятых, огромные, с пол ладони белесые плоские блямбы, крученные в рог костяные палки разных цветов, выпуклые объёмные стеклянные полусферы с кантиком по окружности, обсосанные переливающиеся, корявого перламутра, квадраты со сглаженными углами, казались нам смешными предметами Древнего Мира. И надо же, ни одной современной металлической пуговки, которые стремительно входили тогда в моду, об руку с кительными женскими жакетами и пиджачками.
Выбрали. Показали коллективу. Все остались довольны. Надо было только дождаться дня мести.
Пятница. Первый урок. Второй. Мы все на нервах. Дёргаемся. Интрижничаем.
Вот интересно, у мальчишек засосало под ложечкой от предчувствия? Ведь мы себя так вели необычно, будто одно грозовое облако, не способное спокойно дождаться, когда по команде от молнии с громом из него хлынет ливень.
Что-то они почувствовали. Оглядываться стали. Глаза такие, с вопросом, что, мол, происходит? Но ведь чудес не бывает. Мутят что-то девки, да что с них взять.
Возможно с такими мыслями наши парни и ушли на свой мужской урок(труды ли, военное ли дело).
А мы все сели на парты камчатки, перед вешалкой, с полностью готовыми подручными средствами и стали ждать звонка на урок, тихо распределяя кто чью одёжку схватит, что бы быстро дело шло.
Звонок! Тоничка наша, сразу к двери, на атас. У неё ручки нежные, быстро работать не могут, зато у двери пригодилась, мало ли что, мало ли кто.
А мы все - каждая к выбранному пальто, уже заранее присмотрелись и договорились, кому куда пришивать будем, что бы посмешнее.
- Девки! Не ленитесь, покрепче давайте, нитки не жалейте, что бы не оторвать!
Подбадривала нас всех практичная Галчонок.
Быстро справились. Один из вариантов поначалу у нас был такой - понашить этих пуговиц, и пусть они так домой идут, что бы весь город Орск над ними похохотал. Но потом мы стали понимать, а ведь тогда мы самого главного не увидим - их реакции. Как же так? Ведь обидно! Столько труда, такая подготовка, а хохотать над мальчишками будут другие, не мы. И стало понятно, что и сами мы не выдержим, и ни к чему выдерживать, всё должно быть замечено в классе.
Так мы их и ждали с военных трудов, вояк наших и тружеников. Сели все на последние парты, повернулись лицами к вешалке и входной двери.
Звонок с урока. Повалили в класс мальчики. Сразу к вешалке, домой одеваться. На нас взглядывают, удивляются, что мы по домам не разбрелись, наши-то уроки закончились раньше. Мы молчим и мальчишек с вешалкой глазами сверлим. Они напряглись, подлянку чувствуют, а что конкретно - понять не могут! Начали на себя пальтеца, да"москвички" натягивать(куртки драповые такие, модные тогда).
У Лёшки Ватрушкина пальто из какого-то рыхлого нейлона на поролоне(рыбий мех) и поблёскивает так чешуисто, тускловато. Повернулся к нам Лёха спиной, одеваясь, мы не выдержали, как грохнули хохотом. На спине, под плечом, на правом боку нейлоновой лапотины сияет огромной розеткой белесая пугва, ладонью, не пальцами её брать можно, такая солидная вещь. Мальчишки увидели лишнее на лопатке у Лексея, пальцами тычут, смехом давятся, а понять, что это не одного Ватрушкина беда, пока не могут.
Потом у Андрона на плече завитушку рогастую розовую разглядели. Схватили систему, стали каждый себя осматривать, и друг дружку. А у них у всех - у кого на рукаве, у кого на отвороте, у кого на самом низу - украшения чисто декадентские - модерн начала двадцатого века в действии. Давай отдирать, а оно не отдирается, нитки-то суровые, да в двойне сложенные, иголки цыганские я бабушкины принесла, благо дыры в этих старорежимных пуговицах с ноздрю слона!
Один Виталька Шорохов, чисто дурачок, радуется - нет у него ничего, пальто, как пальто. Он и снимал, внутрь заглядывал, и рукой проглаживал, ну, нету, пожалели его девчонки!
- А у меня без пуговиц! Ура! Не пришили мне!
А мы сидим, смехом давимся опять, ждём, когда Виталька свою знаменитую семисезонную фуражку одевать начнёт. Лихо так он её на голову закинул! Пуговица, самая большая в коллекции, на длинной ножке из восьми ниток скрученной, по спине его - хлысть! А он от счастья сразу и не понял, что это щёлкнуло. Мальчишки разглядели, кепку ему повернули, повисла пуговица гирькой ниже носа.
А Гаррику мы двойную пакость припасли, мало того, что пуговица ему самая яркая досталась, так мы ещё со старинной дохи огромный крючок с парной встречной петлёй ему на пальто бело-коричневого меланжа, на месте заднего разреза пришили и застегнули.
Пока они пытались без нашей помощи отодрать от пальтишек пуговки мы им и сказали всё, что думаем о поведении их последнего времени. Ошарашены они здорово были. Вся ведь политика строилась на том, что, мол, вы нам сделать сможете.
А ведь смогли, и самое непредсказуемое.
И вперёд думать предложили, поскольку у женщин может и ум по ихнему, по мужскому, короткий, да коварство долгое.
Помогло наше хулиганство. Как-то опять мальчишки в нашу сторону повернулись. И Гаррик бычиться перестал. Привык что ли? Размагнитился.
К выпускным экзаменам уже вновь не разлей вода класс был. И на Урал-батюшку за три линии на зеленоватые песчаные пляжи под ивами все вместе на велосипедах купаться ездили. Мальчишки за рулём, а девочки, кто на раме, кто на багажнике, а кто лучше рядом пешком, потому что ну их, оголтелых, ещё вывалят на дорогу от ухаба.
А уж выпускной целых два раза всем составом отгуляли, сначала как положено со всеми школами города, а через два дня у меня на первом не школьном Дне рождения.
Потом разъехались все поступать.