Сказка про охотника Толика и его охоту в чудесных местах.
Жил да был в селе Искробол молодой человек. Звали его Толиком. Отслужил Толик в армии, домой вернулся. Надо бы на работу устроиться, да у мамы хозяйство обвешало: крыша в сарае прохудилась, забор от старости на бок упал. Пока Толик хозяйство налаживал, время подошло картошку копать.
Потом началась осень. Золотая-презолотая. Каждая берёзка в лесу, будто клад золотых монет, жаром так и горит. Грибов под теми берёзками наросло видимо-невидимо, только успевай собирать. А главное, утка на крыло поднялась. То есть, утята за лето выросли и летать научились. Теперь вместе с родителями на юг улетать готовятся, провести холодную зиму где-нибудь в тёплых краях, на солнышке. Пока утки утят растят, охота на них запрещена. Как только утята выросли, она разрешается.
А Толик смолоду был страстным охотником, ружьё ему от папы в наследство досталось. Насилу дождался он объявления о начале охоты. Сел перед вечерней зарёй в лодку, положил рядом ружьё и поплыл в зарослях камыша по волжским разливам. Да, забыла сказать, жил он на берегу реки Волги, возле Горьковского Водохранилища.
Вот плывёт Толик не спеша, да слушает, не крякают ли где утки. Вдруг слышит: впереди, за камышами плещется кто-то. Утки, должно быть. Правит он потихонечку лодку веслом к шумному месту, да одной рукой ружьё-то придерживает, чтоб успеть вскинуть его да выстрелить, пока утки с воды-то взлетать будут.
Вот высунулась лодка из камышей на открытую воду, а никто не взлетел, плещутся себе, беды-то не чуют. Выглянул Толик охотник из-за камышей, да и обомлел: плещется-купается в укромном местечке красивая девушка. Коса пышная, русая, глаза серые, носик хорошенький, уточкой. Вода тёплая, камыши под лёгким ветерком тихонько шуршат, золотой закат розовым светом чарует, вот красавица и не слышит ничего. В такую счастливую минуту о плохом не думается. «Тихий ангел пролетел,» - говорят потом люди.
Спохватился Толик, что нехорошо тайком за человеком подглядывать, стал потихоньку назад в камыши отгребать. Да весло-то и плеснуло чуть-чуть. Девушка услышала, оглянулась пугливо. Толик думал, сейчас она из воды выскочит и бросится одеваться. Хотел зажмуриться, но не успел: быстро протянула девушка из воды руку, схватила из- под куста утиную шкурку с серыми перышками, накинула её на себя, обернулась серою уточкой и фр-р! Улетела! Только её и видели.
Толик с тех пор об охоте забыл. Ну, как стрельнёшь, да и убьёшь ненароком такую красавицу! Однако, дома ничего не сказал. Каждый вечер садился он в лодку и уплывал в камыши, даже ружьё с собой брал, правда, незаряженное. И вот, каждый вечер на закате над разливами гремит ружейная канонада. Утки много и охотников тьма тьмущая. Все с добычей возвращаются, а Толик с пустом.
Мама его соседкам жалуется, что невезёт нынче на охоте сыну. Раньше, бывало, утятины и варёной, и жареной в доме переводу не было. А теперь - только грибы да картошка. Соседки кивают, сочувствуют, мол, пусть рыбу ловит, может, там повезёт. «И верно, почему бы удочку с собою не взять?»- Подумал Толик. Стал он в камышах рыбу ловить, да маме носить, та и довольна стала. Соседкам хвастает, дескать, улов у Толика больно хорош.
Терпеливо ждал Толик, не появится ли вновь поблизости Девушка- Серая Уточка. Ан нет. Вот уж утки на юг потянулись, а девушка Толику не показывается. Заскучал парень. По хозяйству всё сделано. Рыба маме уж надоела.
Устроился он на работу, бригадиром в колхоз. То сено надо привезти к ферме, то навоз на полях разбросать, чтоб зерно и картошка росли покрупнее. Да мало ли дел. А Толик сознательный был, работу любил всякую, что людям на пользу, и подчинённым от дела отлынивать не давал. А по вечерам грустил парень. Если дождя нет, он, бывало, всё по берегу бродит или рыбу ловит, или просто сидит, на закат над камышами любуется. А в дождик дома корзины из ивовых прутьев плетёт, да вздыхает.
«Господи-господи, что с парнем делается?» - Говорила мама соседкам: «В толк не возьму, чего ему не хватает? Разве я его неволила чем? На танцы, в кино гоню, не то чтобы не пускать. Так ведь не идёт! Дома сидит да вздыхает. Спрашивала уж, может, влюбился в кого? Молчит! «Сидень,» - говорю: «Внуков- то от тебя не дождёшься! Жену давно пора бы искать!» Отмахивается.»
Затянуло разливы ледком. Первый снег выпал, осеннюю грязь прикрыл. Взял Толик ружьё и отправился в лес. Самое время на пушного зверя охотиться. Лёгкий летний мех у него на зимний, тёплый и пушистый уже поменялся. Снег только что выпал, сугробов ещё не намело, идти легко. По первой пороше следы очень хорошо видны. Белка ли от дерева к дереву полянку перебежала, куница ли за нею охотилась - всё следы знающему человеку рассказывают
Лёгкий морозец, солнышко из- за облаков нет- нет да и выглянет. Выходной день. Идёт Толик по лесу, соседская собака рядом бежит, умница-лайка, ушки треугольничком, хвост калачиком. Настроение у обоих хоть куда, петь хочется. Пахнет снегом, мокрой опавшей листвой. Вот и след на снегу, свежий, беличий. У лайки на загривке шерсть приподнялась, глаза заблестели, уткнулась она носом в свежий след, обо всём на свете забыла. А Толик подначивает: «Тох- тох- тох!» - Ищи, мол, ищи! А лайка уж к деревьям бежит, принюхивается, на котором из них белочка спряталась. Нашла. Особенным лаем охотнику знак подаёт: «Ай-яй-яй! Здесь! Чую! Торопись, охотник, уйдёт добыча! Ай-яй-яй! Уйдёт!» Кажется, могла бы, так бы вверх по стволу и полезла.
Подошёл Толик поближе, присмотрелся внимательно: высоко-высоко на сосне сидит белочка, распласталась на толстом суку, приникла к нему, едва видная, хвостик приподняла, распушила. Выглядит он, как сосновая веточка в серебристой обиндевелой хвое. Не знал бы, как белки прячутся, так и не заметил бы. Сосновые ветки в инее и всё тут. Белочка сидит, замерла, надеется, что она высоко, далеко. Не достанут, не увидят, уйдут.
Да не тут- то было! Вскинул Толик ружьё. Один выстрел и свалится белочка с дерева убитая. А шкурку её охотник продаст кому-нибудь шапку украсить... Не по себе стало охотнику. Вспомнил он вдруг девушку- уточку и не стал стрелять. Опустил ружьё и рукой махнул. Бог с ними, с деньгами и со славой охотничьей. Да и шапки людям из беличьих шкурок делать совсем необязательно, других материалов достаточно.
А лайка на него обиделась, взвизгнула горестно, села на снег, отвернулась от охотника и губу всердцах закусила. Она- то старалась, добычу нашла, вот она, добыча, на сосне сидит. А человек вдруг стрелять-то и передумал. «Патроны что ли дома забыл, ротозей?! Эх! Нет в собачьих лапах оружия, а то бы и без него управилась!» - Примерно так думала охотничья лайка.
Толик её по голове погладил, хлеб ей свой отдал, вкусный, мама его в русской печке пекла и коровьим маслом краюшку намазала. Собака и не глядит в его сторону, не за кусок, мол, работала. «Какой ты охотник, если зверя не добыл? И какая же я охотничья собака, если ты со мною из лесу с пустом пойдёшь?» - Такие мысли одолевали хвостатую труженицу. «Ну, полно, полно, тебя-то, мастерицу, поди всё село знает! Поймут.» - Сказал Толик.
Лайка поглядела- поглядела на него, да обижаться-то и передумала. Вильнула она хвостом и съела чёрный хлебушек со сливочным маслицем. А Толику в этот момент почудилось, будто кто- то на него из-за деревьев ласково так посматривает и усмехается втихомолку. Огляделся охотник - нет никого. Собака возле ног его спокойно сидит. Что такое? Если бы зверь их выслеживал или чужой человек, она, умница, их непременно почуяла бы, шерсть на загривке бы вздыбила, зарычала, показала бы, в какой стороне опасность скрывается. А тут сидит, как ни в чём ни бывало, лукаво на охотника погядывает. Постоял Толик ещё минуту и пошёл домой. Вернулись они с лайкой весёлые, вволю нагулялись.
С тех пор зачастил Толик в лес. Кормушки для птиц кое-где приладил, корм в них подкладывал. Нашёл место у лесного ручья - лосиный водопой. Принёс туда тяжеленный кусок каменной соли, главное лосиное лакомство. Лижут они его, рогатые да бородатые, и радуются, как малые дети. За это каменную соль называют «лизунец».
«А что же Толик домой приносил?» - Спросите вы. «Так хорошее настроение приносил. Из лесу придёт, будто не устал совсем, песни поёт, мастерит что-нибудь,» - сказала бы вам его мама Валентина Евгеньевна. Она и не попрекнула его никогда за то, что просто так в выходные по лесу гуляет, хоть в деревне это не принято. Там думают, что человек должен работать каждую минуту. Но мама Толика очень любила, ему было хорошо, она и радовалась. А какой шкаф он ей сделал, будучи в хорошем- то настроении! Да, сам вот взял, да и сделал. И сам резьбою украсил. Цветут на дверцах шкафа красивые резные цветы, гибкие ветви переплетаются, птицы на них сидят райские. А может, и просто лесные, да кто их в лесу рассматривал? В доме стало ещё уютнее, запахло свежим деревом. Соседки от удивления ахали, Толика хором хвалили.
Зима все тропинки в лесу снегом засыпала, сугробы намела, ни пройти, ни проехать. Толик уж на лыжах ходил в лес и собаку с собою не брал, не поспевала она за ним бежать по сугробам-то. За то брал он с собой фотоаппарат. Ели, засыпанные снегом, серебрятся ли под луной в поздний час, берёзка ли на опушке в пушистом инее розовеет на утренней заре - всё Толик видел. От красоты порой сердце у него замирало. Фотографировал он всё, что встречал замечательного. Мама потом налюбоваться не могла. Целыми вечерами просиживала она над фотографиями и одна, и с соседками. Про телевизор забыли, по телевизору, небось, такого не показывают.
А Толик всё секрет свой хранил, сердечную тайну: не мог он забыть девушку, которая серой уточкой обернулась. Казалось ему, что в лесу это она нет- нет, да и поглядит на него из-за деревьев и улыбнётся ласково. А лесные обитатели, между тем, к нему попривыкли. Синички, когда Толик в кормушки зерно подсыпал, на плечи ему садились, из рук зёрнышки ели, пели весёлые, звонкие песни, на ухо лесные секреты рассказывали. Лоси стали к лизунцу подходить, не стесняясь его присутствием.
Даже к фотоаппарату привыкли, поняли, что эта вещь не стреляет. А уж когда Толик в самый лютый мороз принёс им прошлогодних берёзовых веников, сам вожак лосиного стада позировал. Стал перед Толиком, гордый, важный, огромный. Голову поднял, рога как корону держит. На Толика умно смотрит: на, мол, человек, любуйся, какой я могучий да статный. Фотография получилась отменная: красавец лось прямо на зрителя смотрит умно и спокойно.
Вот и захотелось Толику свой трофей ещё кому-нибудь показать. Мама и соседки не в счёт, они уж давно к толиковой добыче привыкли. Пошёл он к старому охотнику Павлу Ивановичу Тумбину. Постучался, вошёл в избу, а там, в горнице, стол большой, добротный, лавки такие же, богатырю Илье Муромцу сидеть на них впору. А по краю стол и лавки дивной резьбою украшены. Ни скатерти, ни ковров не требуют - и так хороши. Иконы в красном углу. Вокруг них резные оклады, будто лик Девы Марии с младенцем Иисусом на руках обвила золотая лоза с яхонтовыми виноградными гроздьями. Что же это? Откуда бы столько золота? Пригляделся Толик, а ведь эти лозы, листья и гроздья виноградные из дерева вырезаны искуснейшим образом и золотою краской покрашены.
Вдруг щёлкнуло что-то и заплясали по иконостасу весёлые разноцветные искорки, многократно отражаясь в золотой лозе. Показалось в этих отсветах, что лики на иконах ожили, повеселели, благосклонно глядят, даже чуть улыбаются. Что за наваждение! Опять вгляделся внимательный парень, ан, наваждения-то никакого и нет. Просто иконостас подсвечен ёлочной гирляндой из маленьких разноцветных лампочек, спрятанных так хитро, что сразу и не заметишь. И по стенам высоко под потолком такие же гирлянды протянуты, радужный свет по всей горнице в деревянной резьбе играет. «Да в этой горнице каждый дань - праздник!» - Подумалось Толику.
«Что, хорошо?» - Усмехнулся довольный хозяин: «То- то, всё в руках человеческих. Какою захочешь свою жизнь сделать, такою и сделаешь. Знай, не ленись!" Сидит старый охотник под иконами на дубовой лавке, большой да могучий, что твой лось, хитро улыбается. «Знал,» - говорит: «Что придёшь ко мне. Тайны не выдержишь.» «Какой такой тайны?»