Он смотрит на меня, слегка прищурив глаза, я отворачиваю голову и чувствую, что он прижимает меня к себе сильнее, чувствую его щетину, и он вновь начинает посапывать мне на ухо. Он уснул. В такие моменты я понимаю, что ад моей жизни закончился, хотя бы на этот, невероятно дорогой для меня момент, наполненный бытовой идиллией совместного сна.
Я открываю глаза, солнце жадно впивается мне в веки, пробуждая желание спрятаться от этого мира. В комнате как всегда никого. Делая огромное усилие над собой, я поднимаюсь с постели, закрываю плотные шторы, потом я вновь смотрю на пространство моей квартиры. Прошло 9 дней, теперь можно убрать простыни с зеркала и телевизора. Исполненная безразличия я стягиваю белое полотно и впервые за неделю вижу своё осунувшееся лицо. Мои глаза больше не горят, они похожи на два чёрных кратера. Я не помню, когда я была на работе. Я забыла, когда я ела в последний раз. Я больше не вижу сны, и если честно, я сомневаюсь что сплю вообще.
Под одеялом начинается движение, лениво высовывает морду, последнее, что заставляет меня вставать. Три недели назад, наполненная благих намерений я купила щенка. Теперь это моё спасение от одиночества. Она смотрит на меня с глубочайшим пониманием происходящего, не виляя хвостом подобно остальным собакам, видящим своего хозяина. Она часть меня. У нас общая депрессия, общий мир на двоих.
Я сижу возле неё на полу кухни, и закуриваю очередную сигарету, я не курила несколько месяцев, но последние 9 дней это главное составляющее моего рациона. Она карабкается мне на колени, неуклюже, ещё не окрепшими лапами и сворачивается комком. Я не глажу её, не говорю с ней. Я просто чувствую её тепло, и этого достаточно, что бы напомнить мне, что я жива. К сожалению, умер кто-то более достойный жизни.
Ночь, я вижу, как смеющиеся коллеги уезжают на такси развоза по домам. Ненавижу свою работу, вымотанная пятнадцатью часами улыбок посетителям ресторана я иду домой по привычному маршруту. Они снова не заказали на меня машину, скотский костяк постоянных работников не принимает новичков, и даже когда они уехали, в моих ушах звенит их едкий смех. Гогот этих кобыл. Я иду и под ногами скрипит снег. Издёвка, каждый шаг – издевательство над изнеможенным учёбой и работой телом. Но я знаю для чего это, и мне становится теплее.
Ключ входит в замочную скважину, со скрипом открывается дверь. Она уже спит. Я захожу на кухню и вижу остывший ужин. Ждала. Она единственное, что у меня есть. Моя подруга, мои мать и отец, всё в ней. Я сажусь за стол не включая свет, достаю из кармана моих единственных джинсов чаевые, весьма щедрые. Всегда гордилась тем, как непринуждённо, с каким желанием люди дают мне деньги, как легко я получаю желаемое, как легко играю роли. И как редко бываю собой. Я достаю эти безликие бумажки и ложу на стол. В коридоре слышаться шаги, она выходит в своей дешёвой хлопчато-бумажной ночнушке, и садится рядом со мной. Мы ничего не говорим, но в этом её действии, в том, что она, поднялась с кровати и пришла ко мне, что бы убедится что со мной всё хорошо, заботы и любви больше чем в милионнах слов, подарков и прочей дребедени, которая, как говорят, является неким измерителем этих чувств.
Она говорит, что на меня жалко смотреть, что я всегда хожу в одном и том же. Я уверяю её, что это не важно. Мы с ней копим на странные цели – обшить пластиком балкон, сделать ремонт в ванной, а в глубине души я мечтаю показать ей мир, дать ей то, что всю жизнь у неё отбирали обстоятельства. Смерть мужа. Рак груди. Рак всей женской системы, она пережила это не отпуская рук, всегда стремясь сделать всё на благо семьи. Сын в тюрьме. Дочь рано стала матерью.
Но не одного упрёка, ничего. Смиренное понимание и принятие всего происходящего – это главное за что я люблю её. Она говорит, что себя тоже нужно любить, я ухмыляюсь и говорю, что не стою этого. Для меня есть она, наш маленький мир, наша маленькая квартира. Наш балкон, где с самого детства мы смотрели на бредущих под окнами. Я люблю её. Она всё, что у меня есть. Я никогда не говорю ей об этом. Хотя единожды я ей это скажу, но уже после.
Я живу в мыльном пузыре, в нём есть он, мы счастливы. По крайней мере, мне так кажется.
Я сижу на полу на кухне с щенком на коленях. Почему всё вышло именно так? У меня есть он, куча подруг, родители наконец, но сейчас я сижу с маленьким комком шерсти и курю этот грёбанный винстон. Мы в полном одиночестве. Моя кухня пуста.
Он уснул, я собираю все мысли в кучу, почему так вышло? Мой мыльный пузырь лопнул, но я счастливей чем когда либо, я впервые за долгое время на своём месте. Но это уже конец.