Часть 9.
«Он всегда знал, что она ему изменит. Может в прошлые разы он и ошибался, но сегодня – нет. Был бы у него сын, он бы понял, каково это каждый день думать, где находится твоя жена. Но она и тут обманула его – родила девку», - Альберт оглянулся – ворота настежь, пса надо завести. Звук сирены скорой заставил его поспешно свернуть на соседнюю улицу. Выглянув из-за угла, мужчина заметил, как из дома напротив к изгороди подошла пожилая баба, а в соседнем особняке кто-то прильнул к окну.
«Слетелись мухи на дерьмо, - с ненавистью заговорил он вслух, отчего идущая впереди по тротуару женщина перешла на другую сторону, Альберт и в ее сторону бросил, - суки вы все, вам бы только …», - но звук приближающейся полицейской сирены заставил слиться с тенью от дома. Подождав, пока бобик проедет мимо, мужчина зашагал по направлению к отцовской пятиэтажке, но, пройдя полквартала, постоял у подъезда, похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи, и свернул на знакомую с детства тропинку.
Возле чахлой рощицы, переходящей в смешанный лес, теперь отделенной от двора цепочкой новеньких гаражей, было его любимое пристанище – гараж дяди Егора. Одноногий ветеран Отечественной войны, из-за культи похожий на пирата, пугал своим видом дворовых мальчишек. И те, играя на пустыре, с опаской подбегали забрать ударивший в гремящие стены мяч, если крашеные суриком ворота были распахнуты. Дед провожал их исподлобья, молча, но не стеснялся и послать матерком, когда мяч, раз за разом оглушал его в жестяной коробке.
Но в одночасье мир рухнул. Еще с утра секретничающая с ним мама, радостно обещавшая поездку в другой город и потому украдкой от отца собиравшая его и свои вещи в большущую сумку, не пришла за Аликом в садик. Пришел отец злой, немногословный. Сказал только: «Собирайся!». А чего было собираться – лето же. Алик помялся, переступая с ноги на ногу, боясь спросить, где же мама, но отец, не замечавший его волненья, спросил: «Готов?» - и он ответил: «Да». Понимая, что, что-то случилось и случилось плохое, Алик, не жалуясь на усталость, бежал крепко схваченный отцовской ладонью за запястье от садика до самого дома. А там увидел изрезанные платья и сорочки матери, лоскутами разбросанные по всей квартире. Он бросился под кровать, целы ли его игрушки, которые он сложил в брезентовый рюкзачок – целые.
Отец вытащил его из-под кровати за ногу:
- Ты знал, что она собирается сбежать к другому?
Алик, глядя в налитые кровью глаза, испуганно съежился – мать не велела говорить, что они поедут одни. А теперь отец узнал и рассердился. Но что означает к другому? И вдруг большой мужчина больно рванул его за ручонку на себя, сгреб в охапку и громко заплакал. Алику стало еще страшнее. Но отец постепенно затих, утерся, как маленький рукавом и, похлопав его по спине, сказал: «Ничего, сынок, ничего. Она еще пожалеет, что бросила нас». В тот вечер он, нарезав колбасы и хлеба, посадил его за стол, налил холодного чая, а себе водки и проклинал до последнего глотка всех баб. А потом заснул. Не зная, что делать, прислушиваясь к громкому тиканью часов и тихому сапу спящего, Алик почувствовал себя таким одиноким в разом ставшей чужой квартире, что выбежал за дверь и помчался, куда глаза глядят.
Вот тогда-то и нашел его задыхающимся от рыданий за задней стенкой гаража дед Егор.
Скрипя деревянной ногой, занес в нагретую за день жестянку, посадил на промасленное тряпье, напоил теплой водой из железного бидончика и стал разговаривать, как со взрослым.
Только, что ему мог тогда рассказать ребенок про маму. Что она их бросила? Но она не могла, она обещала взять его с собой в другой красивый город.
Он только спросил у деда: «Что значит, сбежать к другому»?
Дед, потер лоб корявой, как сучок на дереве, ладонью, поглядел на огоньки, что зажигались в окнах домов и зло выругался.
- Бабы они такие, - царапая шершавой ладонью кожу, пират неловко погладил его по голове, - но ты ведь мужик, правда?
- Мужик, - ответил он тогда писклявым от слез голосом.
- Ну, вот и ладно. Пойдем, я тебя домой провожу.