Участковый инспектор Кравцов возвращался домой после объезда своих «владений». В добрые времена он совершал такой объезд каждый день. Теперь приходилось экономить бензин – лимит назначили смехотворный.
Настроение у инспектора было скверное. Не от того, что УАЗик разбит донельзя и не от того, что лимит на горючее исчерпан. С этим Кравцов давно уже смирился, вернее, свыкся: начальству виднее.
Тревожило другое. Небывалый урожай сыграл плохую шутку с селянами. Весь район на радостях «гудел» который уже день. Непривычно большие заработки, своевременный расчёт. И водки – хоть залейся. Со всех сторон соблазны
Кравцов знал: слаб человек, его не переменить, и лучше бы не искушать его, не будить в человеке скота. Да времена теперь такие, что кому-то выгод-но, чтоб народ удержу не знал. На одно только надеялся Константин Васильевич Кравцов по своему почти двадцатилетнему опыту работы участковым.
Надеялся он, что, погуляв еще день-другой, утихомирится народ, протрезвится понемногу, вернётся к привычному кругу забот.
- Обошлось бы только без серьёзных происшествий. А так – даст Бог – по-резвятся хлопцы, носы друг другу расквасят – беда невелика. Дело привычное.
Кравцов вздрогнул от неожиданности, когда впереди на пустынной до-роге, вывернув из-за облетевшей рощи, показалась светло-серая «Нива». Из-редка подпрыгивая на колдобинах, она ходко летела навстречу инспекторскому УАЗику
Они еще издали перемигнулись фарами и через минуту лихо тормознули в метре друг от друга. Кравцов, кряхтя, выбрался из кабины.
- Здравствуйте, Константин Васильевич! – кинулся к нему водитель «Ни-вы».
- Привет, господин Точилин! – церемонно пошутил Кравцов, пожимая протянутую руку.
- Какие мы господа, гражданин начальник, шутить изволите.
- А кто же ты?! Конечно господин: фермер, частник, землевладелец.
- Куда уж нам в землевладельцы. Так, пользователь, арендаторишка.
Так, шутливо пикируясь, стояли они, говорили о том, о сём. Кравцов откровенно любовался ладно скроенной крепкой фигурой своего собеседника. Справный, надежный мужик. Побольше бы таких. Горя бы страна не знала. Толковый человек на родной земле.
- Вот гляжу я на тебя, Иваныч, и, поверь, глаз радуется! Можно сказать, один ты у меня на участке не в загуле. Весь район «гудит», а ты всё в заботах. И жатву свалили, а нет покоя тебе, так ведь? Озимые сей, про пары помни. Вот что значит – хозяин. Вот что значит – своё дело, кровный интерес.
От этих неумеренных похвал фермер засмущался.
-Если б так, Константин Васильевич, если б по своим делам… А то я по избирательным делам кандидата Назарова мотаюсь.
- Как так? – искренне удивился Кравцов. – Ты - то с какого боку к политике?
- Приходится вот. Агитирую… За народного, как говорится, слугу… Собрания, листовки, то да сё…
- За этого старпёра? Чтобы все по-прежнему оставалось? – возмутился инспектор. - Он сам пьяница и народ у него без острастки избаловался!
Участковый не любил Назарова. Не брал их мир. Давно уже.
- Зачем нам перемены? От добра добра не ищут, - загадочно сказал Точилин.
- Чего так?
- Хуже б не было! Ведь, приди кто другой, так еще неясно, куда район повернёт.
Он открыл дверцу и стал поправлять рассыпавшиеся пачки агитлистовок. Кравцов взял один листок, пробежал взглядом, и, в сердцах ругнувшись, спросил:
- Тебе-то, Павел Иванович, зачем эти колхозы да акционерные общества? Ты же частник, фермер, одиночка!
- Константин Васильевич, ты не кричи и не ругайся. А пойми и меня: школа, садик, котельная, клуб, вообще вся «социалка» - мне без надобности. Обуза! Или там дорогу прогрейдеровать – зачем я буду тратиться, если есть АО? Случись что с этой их колхозной богадельней, куда им деваться-то, всей пьяни и старичью? Ко мне, что ли? Зачем это мне? Рассуди сам.
- А хоть и к тебе. Воспитаешь себе работников, каких надо. Будешь доглядать за слабыми на выпивку, по рукам бить вороватых. Тебе ж потом хвала и почёт будут, благодарность людская… И я тебе всегда помогу. Бери власть в свои руки! Тебя ведь все знают. Проголосует весь район.
- Спасибо на добром слове, только мне это без надобности. Не два века мне намерено. Для себя пожить хочется, для своей семьи. Был бы ещё я по-моложе…
- Тоже мне нашелся старик!
- Всё ж не мальчишка. И вообще, политика не для меня.
- Ну, тогда давай, агитируй за этого… Привет!
В сердцах ударив Точилина по плечу, он забрался в свой расхристанный УАЗик. Напоследок буркнул сердито: - Не понимаю я тебя! Хоть убей!
Фермер проводил долгим взглядом быстро удаляющийся милицейский «бобик», обошёл свою «Ниву», попинал колеса, сплюнул в придорожную кана-ву.
- Не понимаю я тебя! – угрюмо передразнил он участкового и, словно перед кем-то оправдываясь, стал сердито выговаривать.
- Мудрено тебе понять, начальник, что мне «колхоз» позарез нужен. Еще нужней, чем древней изработавшейся старухе! Кто мне солярки вполцены сольёт или бензина канистру нацедит? Где мне порванный ремень вариатора или шестерёнку любую по-быстрому заменят. И всё это задёшево, за одну опохмелку, вовремя поднесённую. Да мало ли, начальник! Нет, мы без колхоза, то бишь акционерного общества, никак. А ты, Константин Васильевич, не «въезжаешь», в чём наш кровный интерес.
Вдали, на холме показался инспекторский УАЗ и скрылся за рощей.
- Собачья служба у человека! – уважительно и с пониманием подумал Точилин.
Он взглянул на часы, вспомнил, что ему еще надо заехать в лесничество, где договорился с мужиками на пару машин леса подешевле, пока болеет их начальник. Садясь в машину, Точилин медленно обвёл пристальным взглядом по-осеннему трогательно-беззащитную округу: рощи, увалы, пашню.
Сквозь хищный, строгий прищур белесовато-выцветших ресниц в серо-голубых, стальных глазах его отражалась притихшая, давно смирившаяся со своей участью земля.