Меня зовут Санька. У меня есть сестра. Мы с ней и с двумя механическими роботами сидим в подвале академического института после третьей мировой войны. У меня светлые непослушные волосы, голубые глаза и хорошая улыбка. Я люблю улыбаться. Только не своей сестре. Мы с ней часто ссоримся.
Один робот с нами - мужчина. У него нейм - Овсянников. Овсянников работал механиком в институте, пока не произошел ядерный взрыв. Он низкий, с широкими ногами -тумбами. Гремит железками и, как всякий механик, пьет. Только пьет он не водку, а ацетон. Сначала он рассказывает, что такое пи эр квадрат. Я ничего не понимаю. Но делаю вид, что понял. Киваю головой. Овсянников вычисляет площадь прессформы. Потом включает пресс. Он скрипит и медленно ползет вниз. И пока он не дополз до конца, Овсянников должен выпить мензурку ацетона. Потом мигает глазками-лампочками, вытирает рукой рот и ждет, когда подействует. У него на груди начинают мигать всякие лампочки, красные и зеленые. Овсянников качается, с грохотом падает на каменный пол и замирает. Мне каждый раз его жалко, разобьется же когда-нибудь.
Еще среди нас есть женщина - робот. Научный сотрудник Елена Николаевна. Ростом она небольшая. Сейчас она сидит и красит лаком для ногтей кончики рук-манипуляторов. Женщина! Над лампочками-глазами у нее нарисованы тушью ресницы. И даже красной помадой накрашены силиконовые губы. Пока Овсянников не пришел в себя, функцию воспитания нас с сестрой на себя берет она. Мы уже выучили буквы и начинаем читать. В лаборатории кроме книг по керамике ничего нет. Одна самая здоровая и потрепанная "Технология керамики и огнеупоров".Слова там незнакомые - оксиды, сульфаты, и даже, не выговоришь, гидрокарбонаты. Мы начинаем ненавидеть эту книгу. Но других здесь нет.
- Не хотим больше, не хотим! Читай сама! Прочитай, а потом нам расскажешь!
- Надо, Санька. Надо.
Робот Елена Николаевна громыхнула железными ножищами в красных металлических туфлях по полу и подперла железной рукой щёку. Задумалась. На улице сейчас должен быть закат. Красивое красное солнце должно закатиться за пульсирующую розовую полоску на горизонте. Но мы этого не видим. Все закрыто намертво.
Я говорю сестре:
- Ты тупая, потому, что не знаешь, что такое сульфаты и молибденовая печь. И ты никогда не будешь кандидатом наук, а я буду!
- А ты никогда не будешь москвичом, потому что ты тут не родился.
- Москвичи - это те, кто жили здесь всегда. А Москве 800 лет. Считай, сколько ты должна прожить здесь!
Она задумывается и считает. Шевелит губами. Я подхожу к роботу Елене Николаевне, обнимаю ее за холодную железную спину, целую в холодную железную щеку и говорю:
- Мама!
На полу лежит и сладко спит робот Овсянников. Тихонько поскрипывают металлические шарниры. Как биение сердца мигают красные и зеленые лампочки. Других родителей у нас больше нет!