В послевоенные годы в каждой семье было не меньше троих детей. Один-два ребенка было у тех, кто поженились перед войной. И, естественно, в школе не хватало мест для классов, школе приходилось работать в две смены. С пятого класса по девятый Лера занималась во вторую смену. В тот год зима была сырая и ветреная. В конце декабря снега не было, и под ногами лежала грязь. Небо покрывалось тучами с самого утра, и, когда возвращались из школы (а это было около двадцати часов), темень была непроглядная, так как улицы не освещались.
В тот день школьная библиотека пополнилась новыми книгами. Лера помогала переносить их с телеги и, увидев красивую, в твердом переплете книгу Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», упросила Марию Ивановну выдать её ей. Библиотекарь тут же ее зарегистрировала, поставила штамп и, записав на Леру, вручила ей. С какой радостью девочка прижимала к себе книгу! От нее еще исходил запах типографской краски. Все уроки Лера продержала ее на коленях, рассматривала иллюстрации и пыталась читать. По окончании уроков силилась втиснуть ее в брезентовую сумку, в которой носила школьные тетради и книги, но книга была большая, как классный журнал, и туда не входила. Пришлось прижать ее к себе и нести в руках.
На Лерочкиной улице из ее класса жило девять детей, потому в потемках было не страшно идти домой. Но, не доходя до Лериного дома шагов сто, кто-то ударил ее, выхватил книжку и убежал, а следом за ним побежали и остальные. Лера остолбенела. Никогда еще ей не приходилось переживать такую страшную душевную травму. Лера заплакала и, тяжело переставляя ноги, пошла домой. Целую ночь девочка не спала. Ее успокаивала только надежда на то, что ребята почитают книгу и возвратят ей. На второй день в школе Лера узнала, что вырвал у нее из рук книгу Иван Продан, но он ее не взял, и книга осталась на дороге. Что ей оставалось делать? Возвратить книгу в библиотеку она должна была через неделю. Все эти дни Лера мучилась, не зная, где ее взять. Когда истекла неделя, она пришла в библиотеку и призналась во всем, предложив принести две книги взамен утерянной, но Мария Ивановна не согласилась. Она вошла в ее положение и сказала, чтобы Лера возвратила стоимость книги – 13 рублей, а штрафовать ее не будет. Но если за два дня Лера не уплатит деньги, она напишет письмо на завод, где работал отец, чтобы у него удержали из зарплаты и штраф, и стоимость книги. Лера очень боялась отца. В семье было пятеро детей, а он зарабатывал в месяц 300 рублей. Мама временами батрачила у людей за 10 рублей в день. Что ей оставалось делать? Снова девочка не могла уснуть, и мама, видя, что с дочерью что-то не так, все спрашивала, не заболела ли она. Пришлось придумать, что много уроков сейчас задают, и поэтому болит голова.
За ночь Лера нашла выход. Насыпала в мешочек 13 стаканов зерна, которое мама хранила на «черный день», пошла на рынок, чтобы продать по одному рублю за стакан. Рядом с ней торговала Шура Швыдченко. Она была старше Леры на четыре года, но с первого класса по четвертый училась с ней в одном классе, так как во время воины у нее не было возможности учиться. Закончив начальную школу, она стала торговать, чем придется. Так она зарабатывала на жизнь. Лера видела, как она бойко торговала лавровым листом и дрожжами, а ее товаром никто даже не интересовался. И вдруг она увидела, как из Шуриного кармана выглядывает красная десятирублевая купюра. Пока Шура предлагала свой товар, Лера как-то механически выхватила эту купюру, спрятала в зерно, тут же завязала мешочек и убежала домой. О последствии она тогда не думала. Теперь нужно было достать еще три рубля. Дома, открыв сундук, в боковом ящичке Лера увидела три рубля, которые оставались на хлеб. Забрав эти деньги, она собрала тетради и школьные книги, побежала в школу, где отдала деньги в библиотеку. Мария Ивановна попросила Леру, чтобы она никому не говорила о том, что она не взяла с нее штраф, сказала, что на эти деньги она купит такую же книжку, и что никто никогда не узнает про этот случай. После этого Лера должна была успокоиться, но сердце ее ныло, предчувствуя беду.
Придя домой, я осознала весь ужас своего поступка. В комнате стоял открытый пустой сундук, а все его содержимое валялось на полу. Все четыре брата стояли в святом углу на коленях, а раскрасневшийся отец хлестал их ремнем, спрашивая о трех рублях. Увидев меня, он поставил меня рядом с братьями на колени и замахнулся ремнем, но мама схватила его за руку, закричав: «Павлуша! Одумайся, девочка не могла взять деньги! Бей лучше меня!» Отец ударил ее, потребовав, чтобы она не мешала ему узнать истину. Он просил нас сознаться в содеянном – иначе все до утра будут стоять в углу. И тут Колька – справедливый, но жестокий брат, глядя на старшего брата Шурика, сказал: «Признайся, гнида! Иначе... сук я уже приметил, а веревку найду!» Я рыдала не от болезненных ударов ремня, а от чувства вины и страха быть повешенной.
Родители легли спать, а мы стояли в углу и слышали, как всхлипывала мама и стонал, рыдая, отец. Через два часа отец приказал всем ложиться спать. Из-за меня напрасно были наказаны братья. Я это сознавала, но страх получить взбучку еще и от братьев удерживал от признания. Я дала клятву себе, что верну все деньги: и в дом, и Шуре Швыдченко.
С каким, нетерпением я ожидала зимние каникулы! Начинались святки, На Рождество с самого утра я отправилась колядовать по всем улицам и переулкам. Бродила по слякоти целый день и наколядовала-таки заветных три рубля! Тут же поменяла их на одну купюру и положила на дно сундука, прикрыв вещами. Весной, перед Пасхой, когда мама белила комнату и просушивала вещи из сундука, она вытряхнула три купюры по три рубля. Собрала она всех детей и сказала:
«Я не хочу знать, кто взял эти злосчастные деньги, но я вижу не только раскаяние, но и вашу любовь и взаимовыручку. Не алчность двигала грешником, а, видать, безвыходное положение. Поэтому отцу скажем об этих трех рублях, что они затерялись в вещах, и что кражи не было. Пусть меня Господь простит за эту ложь!»
Я до сих пор не знаю, кто подбросил две другие купюры, но думаю, что Колька и Шурик. Так я и не смогла признаться в своем грехе, а теперь уже нет в живых ни родителей, ни братьев. Эта боль моей вины до сих пор гнетет душу.
Шура Швыдченко догадалась, что я украла у нее десятку. Как-то она при встрече обозвала меня «воровкой». Я не оправдывалась, а заплакала и все ей рассказала, пообещав вернуть ей эти десять рублей при первой возможности. Шура не настаивала на возврате денег, а сказала, что прощает меня, что я уже сама себя наказала. Но все-таки, получив первую стипендию, я приехала в городок, разыскала Шуру, принесла ей десять рублей и коробку конфет. Деньги Шура не взяла, а с конфетами мы пили чай. Вспоминая тот ужасный случай, мы долго говорили про ту нелегкую жизнь и обливались слезами.