На бытовом уровне понятия авангард, андеграунд, абстракционизм, чуть ли не взаимо заменимые синонимы. Это нечто не эдакое, не такое как у настоящих профессиональных мастеров, эпатаж, пощечины общественному вкусу. Но хотя все три слова начинаются на одну букву, это вообще о разном. Авангард – дейсвительно передовое, революционное новаторство в искусстве. Абстракционизм, судя по творчеству главного абстракциониста Кандинского, вылупился из импрессионизма, то есть некий определенный стиль, метод, изм. А вот андеграунд это совсем третье. Когда особенно после второй мировой войны получило на западе и особенно США, накопившие немалый жирок на второй мировой войне, получила распространение такое явление как масс-культура, то творческий творец столкнулся с тем фактом что искусства обходятся без его талантов и богатого внутреннего мира , художник всё же продолжал творить то, к чему его подзуживала незасыпающая креативность, возник андеграуд – искусство для узкого круга избранных ли, случайных ли, ещё каких-то. Это искусство стремилось не только быть иным, но и обращалось к зрителю, который тоже хотел иного.
Вот как описывает андеграундного художника Пелем Вудхауз в рассказе «История Уэбстера»:
«Ланселот, сын моего кузена Эдварда - начал мистер Муллинер, – в то время, о котором я говорю, был красивым юношей двадцати пяти лет. Осиротев ещё в нежном возрасте, он вырос в доме своего дяди Теодора, высокопреподобного настоятеля Болсоверского собора, и этот святой человек испытал страшный шок. Когда по достижении совершеннолетия Ланселот написал ему, что снял студию на Ботт-стрит в Челси с намерением остаться в столице и стать художником.
О художниках настоятель был самого низкого мнения. Как ведущий член Болсоверского наблюдательного комитета он, мужественно исполняя омерзительный долг, был вынужден присутствовать на частном просмотре суперсуперфильма «Палитры страсти». И теперь ответил на сообщение племянника возмущенной эпистолой, в которой подчеркнул, как прискорбно и больно ему думать, что его собственная плоть и кровь по доброй воле избрал жизненный путь, который рано или поздно приведёт его к писанию портретов русских княгинь, которые, лишь наполовину прикрыв наготу, возлежат на диванах в обнимку с ручными ягуарами. Он убеждал Ланселота вернуться под его кров и стать младшим священником, пока ещё не поздно.
Но Ланселот остался неприклонен».
Есть андеграунд, а есть мейнстрим старомодных дядюшек. В СССР также был мейнстрим, и также , но возможно по несколько иным причинам иные художники туда не попадали, так что был и андеграунд, только писали там уже не княгинь с ягурами, и таковыми были совсем-совсем не аристократы.
Читатели «Архипелага» читали или слышали про Гавриловых, Махотина, Букашкина. Вот это и был свердловский андеграунд. И поскольку сейчас также есть мейнстрим, сколь бы он неумощался актуальным искусством, так что есть и андеграунд.
Один из таковых – как раз и есть Феликс Смирнов. Мама Феликса – была художницей и поэтессой как раз того самого анеграунда, Зинаидой Гавриловой . И толк в именах она как поэт знала, так что имя Феликс получил очень лучистое и редкое, Лично у меня всего лишь два знакомых Феликса: это руководитель легендарного ЧК-ГНУ-НКВД Дзержинский и собственно сам Феликс Смирнов.
Фамилия же Феликса, напротив, самая распространенная. Причем, «самая» в самом прямо смысле – «смирнов» самая частотная русская фамилия, более частотная чем Кузнецов или Иванов, так что редкое имя Феликсу было абсолютно необходимо.
Так что не смотря на столь смирную и мейнстримную фамилию Феликс стал андеграундным художником. Он вырос среди картина своего отчима Валерия, которого он считал отцом, среди стихов мамы, в постоянном наблюдении за всеё той богемой, котря проходила через дом Гавриловых, увешанный начиная с коридора шокирующими сюрреалистическоготическими картинами, который воспринимались толи как несколько упрощенный Дали, или как несколько сюрреалистичный Гойя. Когда искусствоведы и прочие профессиональные любители искусства, наконец увидели картины Гаврилова, они их также поразили, потому что иные из них были ко всему прочему довольно большими, и картин было много, и это был 100% андеграунд В советском мейнстриме не принято было писать на религиозную тему (разве что поскольку постольку в исторических сюжетах) , но Гаврилова были огромные угрюмые, тревожащие и даже странные лики Христа, Будды, Магомета и без какого-либо историцизма. Ко всему прочему картины ещё производили некое жуткое впечатление, что тоже было не мейнстримным настроением.
Так что Феликс нам интересен ещё и тем, что потомственный андеграудист, андеграундист по крови, с детства. Как многие художники и как все андеграундные художники Феликс ничего не понимает в искусствоведении. Точнее говоря, как все истинные андеграндные или не совсем андеграундные художники он ничего не понимает как бы вообще. Это главное природное свойства художников: они не понимают, и в качестве компенсации очень хорошо чувствуют и чуют.
Он неизменно стремтится к чему-то безмолвному, невозможному, неуловимому, многозначному, котррое так и не может уловить или обозначить, так что на этом пути он приходит естественно к абстрактной живописи, которая для него есть портрет с натуры космоса. Афторы с логическоим мышлением вроде вашего покорного слуги отличают космос, в который летали Гагарин и Терещкова, от космоса греческих идеалистов, который под оным понимали бескрайнюю гармонию и порядок, противоположные хаосу и всяким безобразиям. Для Феликса это одно и тоже, и он это пишет. И пишет совсем не так, кстати, как Кандинский. Кандинский, строго говаоря, хоть и отец абстракционизма, но не совсем именно абстракционист. Если внимательно приглядеться на полтна «чингизхана живописи», то можно различить остатки пейзажа, ландшафта, который Кандинский превратил в цвет , то есть, это как бы очень последовательный импресинизм и сверхминималисткая фигуративность.
А Феликс в своём абстракционизме именно беспредметен.
Абстракционизм, как и конструктивизм, принципиально демократичен, прост и народен. Абстракциониста Феликса не интересует кубизм, перспектива, он не рисует, а типа мыслит. В ряд ли мы прочтем его мысли, как читают символы, орнаменты на полотенцах или геральдическцюе каббалу. Просто человек так или иначе мыслит, и мыслит именно образами, а теоремы, гипотенузы и силлогизмы, это довесок к мышлению, как бы юридическое оформление того, что мы помыслили. Такой вот художественный художник не может и вовсе глух к тому, что называется «развитием производительных сил». И даже по тексту есть нечто политическое и связанное «классовой борьбой» художник видит иное, неуловимое, эдакое. Как помните в «Неуловимых» Яшка пробирается через поросшую длинной травой заводь, а потому он на фоне вечернего небо мечется как в теневом театре.
И когда мы все больше и больше отвлекаемся, отдаляемся от того, что може тбыть высказано, остается абстракционизм. В конечном счёте художник приходит к абстракционизму. Художник –папуас. Тем более, если художник стал или изначально оказался в андеграунде. Он намерено дистанцируется от мейнстрима. Мейнстримный профи рисует нечто очень мастерски. Андеграунд – это папуасы, у которого нет школ, но он всё равно живёт-творит, бороздит океаны. И у него почему-то получается и нередко привлекательно, впечатляюще, художественно.
Полинезийцы не имели двух одежд, их религия стояла из двух слов табу и мана. Их искусства и литература состояли из одного слова тату. А расшифровка дощечек ронго-ронго показала, что в язык полинезийцев было меньше чем в каком-то ином языке согласны (от 8 до 11), так что в языке было множество слов, которые были разными словами, но звучали одинаково или похоже. Эта пустота, простота, лаконичность культуры, пробуждает некую «стволовую» творческость, и полинезийцы легко переплывали со всеми своими семьями океан на лодках с балансиром.
В абстракционизме Феликса нет ни слов, ни пиктограмм. Поскольку его мать и отец рисовали-писали, пишет и он. А раз он пишет, то потом снова и снова начинает красками сотворять нечто. «Профессионализм», так называемый – это техника. Техника – ограничивает, так что однажды, техника будет рисовать вместо нас на удивление зрителю (так что в конечном счёте, такое удивление придёт какому-нибудь уколу с каким-нибудь пептидами, создающими психоделическую рок-музыку в нашем несчастном мозгу). Андеграунд в этом отношении – совсем не авангард, совсем не art of to day, он стремится (скорее бессознательно) отстать от техник-технологий. Технику он не любит не потому, что он пацифист, эколожист или философ-назад-к-природе, и не потому что аутист (аутисты, кстати, технику очень даже и любят), просто когда внимательно смотришь на пятно, линию, на тающие друг в друге краски, иногда вдруг, что-то за этим звучит очень интересное, чарующее, немая музыка, как говорили дзенцы. Знаете некоторые русские люди, совсем не знающие дзэна (в смысле книг Завадской, Бежина, Германа Гессе, Судзуки и Ко), тем не менее вполне дзэнцы. У дзенцев живопись (которая, кстати, ценилась , если она при всем прочем была монохромной) была аксессуаром их мистической практики. Они стремились к своего рода «непрфессионализму». Который они называли словом «увэй». В некоторых работах (в «списках», как выражается коллекционер невьянской дзенско- старообрядческой живописи Женя Ройзман) Феликс попадает. Конечно, человек привыкший к натюрмортам, ничего в абстрживописи не увидит. Но в таких случаях, я всегда спрашиваю: «А почему вы собственно так сердитесь так возмущаетесь, ведь перед вами просто краски, нет никакой ненормативной лексики?!»…
Когда Феликс рассказывает о чем-то, он смешно шевелит пальчикам, как будто воздух это клавиши рояля. Жена иногда боится, что он станет таким же, как мама Зина (которая была даже не поэтессой, а поэтом 24 часа в сутки) . Однажды он сбрил правую часть бороды, так что лицо его стало напоминать знак Ян-Инь. Иногда он рисует нечто в духе реалистического примитивизма (с кем не бывает), но даже тогда картинки его живут. На выставке Пушкина-4 со мной пару раз так было – вижу какая-то интересная картинка, подхожу прочитать имя автора – Феликс. Андеграундней Феликса только Спартак-Седаков, у того почти 50% работ освобождены от «мыслей изреченных» (точнее, освобождены все, но 50% производят при этом эстетическое впечатление).
Впрочем, чего бы я не написал, до конца это всё равно не будет правильно, ибо «манифестированное дао, не есть истинное дао», - как говорил один теоретик из КНР. Но, благо, журнал-газета – цветной-цветная, так что можно посозерцать (дзен – так и переводится «созерцать») феликсовские «списки» в уменьшенном виде…
Непонятных слов расшифровывать не буду, ищите сами в Википедии. Там хоть много и неправильно, но много и вполне правильно. Слово «вики» тоже, кстати, придумали полинезийцы. Так что всё одно к одному.
--
ещё об свердл. авнгардизме:
http://www.proza.ru/2011/07/30/1044