(Продолжение)
Укладывая облицовочную плитку, Никита думал о том, что месяца через полтора они закончат работу на этом объекте и надо уже сейчас думать о том, где искать очередной. Может, Артём поможет? Хотя вряд ли. Придётся самому разведывать.
Бросить бы всё к чёртовой матери! Надоела эта жизнь от одного нового русского к другому. Но какая приличная организация возьмёт его, дважды судимого, пусть даже и в совершенстве владеющего всеми строительными специальностями? Ведь сейчас "чистых" безработных пруд пруди?
Никите всегда хотелось иметь семью, но так уж сложилось. Его жена, вспомнив вдруг на третьем году их совместной жизни о том, что он бывший зека, ушла к другому. Ладно, сама бы ушла, хотя и это было больно. Любил её, слова грубого не сказал за два года. Только она ведь и Надюху забрала. Померк тогда белый свет.
Никита встретил своего счастливого соперника в тёмном месте и второй срок получил. Нет, он его не бил. Даже пальцем не тронул. Только пригрозил, если не дай Бог тот хоть словом, хоть взглядом обидит его дочь, то Никита его из-под земли достанет и на собачий корм изведёт. Конечно, он тогда много ещё чего, грубого и непечатного, наговорил. Но не бил. Понимал - этим ничего не добьёшься.
Кто бы знал, что тот таким дерьмом окажется и из того тёмного места прямиком в ментовку почешет заяву катать? А потом и свидетели нашлись. С его стороны, конечно.
Хорошо, что экспертиза следов побоев не зафиксировала, когда того чмурика на освидетельствование направили. Он же, гад, что в заяве написал? Да что Никита не только морально на него давил, а ещё и физически! С перепугу, не иначе.
Судья нормальный попался. Срок смешной дали, если с первым сравнить, а потом, вообще, вышел Никита по УДО. На зоне был мужиком. С блатными не только не якшался, но даже презирал их никчёмное племя. Хотя те его поначалу за своего приняли, узнав, что первый срок, ещё по малолетке, он получил за убийство.
Да, он убил. Но убил за дело. Два раза нож по самую рукоятку всадил в падлу. Потом сам же и ментов вызвал. Даже сейчас, поверни время вспять, сделал бы то же самое. Он и на суде тогда так сказал.
Правда, отчим не сразу подох, двое суток ещё жил. И все эти двое суток молил неверующий Никита Господа Бога и всех его угодников, чтоб забрали ту суку на небо да в ад поместили. Не дай Бог ему выжить — не видать больше Никите матери, сживёт та сволочь её со свету!
Только ведь если и есть ад на небе, он раем выглядеть должен по сравнению с тем, в каком находились они, мать и сын, по милости той тварюги. И с благословления "папы" Никитиного, кобеля поганого.
Так что убийство убийству рознь. И нет у Никиты ничего общего с блатным миром, потому что там исподтишка норовят заточкой в бок угадать.
У Никиты на зоне заточка тоже имелась. Слава Богу, не пришлось её применить. Да и вряд ли он смог ею воспользоваться, если бы на кону стояла только его жизнь. Убил человека? Да, убил! Но не человека, а мразь, гадину ползучую! За мать свою убил!
Только кому об этом расскажешь? Кто твою боль делить станет? Разве только тот старик, что наведывается к ним, когда приезжает на соседнюю дачу. Силантий Игнатьич, кажется. Тёплый человек. Слушаешь его и душой оттаиваешь. Вот ему бы, наверное, Никита всё рассказал. А другим не получится. Злость свою на того, кто мать его вместе с ним, ещё не рождённым, на позор бросил, из-за кого вся её жизнь под откос покатилась, Никита невольно на собеседника переносит.
Так вот и с Петровичем вышло. Обидел человека ни за что, ни про что. Крепко обидел. Обходит теперь Петрович стороной не только Никиту, но всех остальных, кто с ним работает. Плохо вышло.
А того старика бы Никита не обидел — говор его Никите деда Петра напомнил. И бабу Одарку, которую баба Параска ругала и кляла, а та всё время плакала и только шептала в ответ, что может уже и косточки её сыночка ворон по свету разнёс. Писем-то не пишет.
Мал Никита был тогда, мало чего понимал, мало чего помнит из своего белорусского детства. Мать четыре года ждала, что его отец вернётся. Ждала бы и дольше.
Да пришла весть о его странствованиях и "по диким степям Забайкалья", и по местам, где находится "славное море, священный Байкал". Вот это её сломило окончательно, вот тогда-то дала она согласие стать женой того хмыря, который ходил за ней по пятам ещё до Никитиного рождения. Ей было уже всё равно. Позор свой девичий она перенесла, а нести новый сил уже не осталось. От сочувственных взглядов, от откровенных насмешек хоть к чёрту на рога ехать была готова! Куда угодно и с кем угодно! Только бы подальше!
Хмырь увёз их в Брянск.
Но никогда не забывал Никита доброго деда Петра, который гладил маленького байстручонка по голове и ласково называл унучком.
Этот Силантий Никиту тоже так называет...унУчак.
А байстручонком Никиту называли все, он думал, что это его имя, и откликался на него. Только мать называла его Никитушкой. Да дед Петро с бабкой Одаркой.
Как же хотелось ему семейного уюта в простой деревенской хате! Как желал он после трудового дня прийти туда, где его ждала бы жена, домашний ужин, дети и работа по дому! Он не стал бы валяться на диване перед телевизором, он бы и по хозяйству вкалывал, как ломовая лошадь!
Но заводить второй семьи Никита не имел права, потому что тогда пришлось бы обделить материальным вспоможением свою Надюху. Надежду.
Она удивительно похожа на его мать, на свою покойную бабушку. Ему есть с чем сравнить, у него имеется старое черно-белое любительское фото, где молоденькая шестнадцатилетняя девчонка стоит с каким-то парнем возле цветущей вишни. Мать никогда никому его не показывала, Никита нашёл его только после её смерти.
Есть у него и другие фотографии матери, более поздние. Те она не прятала.
В Брянск Никита приезжает редко и свою дочь видит только издали. Но, благодаря бывшим соседям, с которыми у него сохранились хорошие отношения и установился прочный контакт, знает о ней всё. Знает самое главное — отчим её не только не обижает, но и, как ни странно, даже любит. Надо же, отчим — и вдруг хороший человек! Бывает же такое!
Выходит, зря Никита его тогда в темном месте караулил? Зря второй срок чалил? Выходит, зря. Просто Никита своего отчима вспомнил и за дочь испугался.
За жену — нет. За жену он не испугался — она сама выбор сделала. Это у его матери выбора не было.
Не держит теперь он зла на своего соперника, а за человеческое отношение к дочке даже свой незаслуженный срок простил. И жену простил. Жизнь есть жизнь.
Вот только кобеля того поганого простить не может.
(Продолжение следует)
http://www.proza.ru/2013/12/06/283 13