Пятка ныла и чесалась. Подошва левой туфли больно давила на ступню. Савельеву казалось вся его левая нога начинает разбухать. На лбу выступил обильный пот, а платка как назло не было. Он выхватил из рук сидевшего рядом банкира несколько листов из кипы бумаг, принесённой на встречу, быстро приложив их ко лбу. На него все так уничтожающе посмотрели, он понял нужно срочно из комнаты удалиться. Его перекосило, он извинился и, хромая, вышел. Чёрная туфля на кожаной подошве полетела в угол туалета. Носок он бросил в раковину. Ступня была в порядке, за исключением маленькой красной точки на пятке. Нажав на неё, он вскрикнул от боли. Из средней кабинки, где он успел заметить два коричневых начищенных ботинка, послышалось шуршание туалетной бумагой. Савельев осторожно опустил ногу на мраморный пол. Стало значительно легче. Он умылся. Кабинка двери открылась. Оттуда вышел, с укоризной поглядывая на голую ступню, председатель правления, Александр Иванович.
- Сергей Петрович, у вас всё в порядке? - спросил он, подставив волосатые руки с недавно сделанным маникюром под автоматическую мыльницу.
- Да да, Александр Иванович. - Савельев пошевелил пальцами левой ноги и незаметно вытащил из раковины носок, спрятав в карман серых шерстяных брюк. - Нога сильно заболела, пришлось отлучиться. Не стоит беспокоится. И простите меня за шум.
- Ничего, я понимаю. Всякое бывает. - Он вытер руки белым полотенцем и покосился ещё раз на ногу. - Как проходит встреча?
- Всё в порядке, Александр Иванович. Думаю, Ксения Михайловна сможет убедить банкиров. Она, как вы знаете, имеет особый шарм.
- Это точно, – улыбнувшись, подтвердил председатель. - Желаю удачи.
Он проводил взглядом шефа и дождался пока закроется дверь. Осторожно пощупал пятку. Убедившись, что боль окончательно прошла, вынул из кармана носок. Возвращаться за стол переговоров ему не хотелось, но выбора не было, тем более после неудачного столкновения с начальником. Туфля по прежнему сжимала ногу, но не так сильно как прежде. Хромая, он зашёл в комнату, загороженную от бьющего в окна солнца белыми вертикальными жалюзями. Банкиры даже не обратили на него внимания. Они были поглощены рассказом Ксении Михайловны о деривативах. Её уверенный голос обволакивал их, в глазах мерещились швейцарские франки, новый офшор на Арубе, и она, только не в строгом деловом костюме, а в бикини, лежащая на белом песке. Переговоры закончились успешно. Они ещё долго уточняли у неё детали предстоящей операции "Кентавр" по продаже инвесторам "пустышек", бумаг ничего не стоящих, но к вечеру подписали всё, что требовалось. Савельев до девяти вечера писал отчёт о проделанной работе, в то время как банкиры, увлечённые Ксенией Михайловной, пили с ней шампанское в частном клубе "Лотус".
Червяк попал к нему в туфлю случайно. Три дня назад у него гостил бывший однокурсник Уваров, который не пошёл по стопам многих выпускников их престижного университета, и не стал устраиваться на работу в банк, рекламное агентство, или консалтинговую контору. Вместо этого ему взбрело в голову присоединиться к команде деревянного парусника "Мист", перевозившего грузы и людей по всему миру., и остаться там в качестве матроса. За десять лет дальних походов их корабль осунулся, словно устал от странствий. Червяки-тередо медленно проделывали туннели внутри обшивных досок. Паруснику был предписан полугодичный ремонт в сухом доке. Именно там, когда Уваров помогал менять обшивные доски, несколько личинок тередо попали на одежду. В коридоре, раздеваясь, он случайно стряхнул одного, полуживого, в туфлю Савельева.
Раскрывшаяся щелка на круглой, белой головке тередо впилась тысячами маленьких зубов в пятку как только червяк почувствовал время для этого было подходящим: ехавший на работу Савельев наконец перестал ёрзать и расслабил ногу. Поначалу вкус показался странным, он даже выплюнул первый заглоченный кусок плоти. Но следующий уже не был таким горьким, и особо не отличался от привкуса древесины, которую ему не довелось попробовать, но память о ней сохранилась от толстой тридцати сантиметровой мамаши, отложившей около миллиона личинок. Он презрительно повертел хвостом, когда Сергей Петрович нажал в туалете на пятку, и замер. Проснулся он от того, что внутри молодого, ещё неокрепшего тела было пусто. Впившись щелкой в плоть, тередо продолжил путь внутрь ноги. Инстинкт подсказывал ему обходить кровеносные сосуды, поэтому свои маленькие траншеи, витиеватые ходы, он рыл между ними, иногда вгрызаясь в кость или хрящик, но без фанатизма, так чтобы осталось на будущее.
Савельев лежал в больнице третий день. Он упал от невероятной боли прямо в подъезде. Соседка, Нина Викторовна, поджидавшая каждого входившего и выходившего из подъезда у глазка двери, увидела тяжело поднимающегося наверх соседа. Вскоре, когда она собралась оторваться от глазка и пойти на кухню переворачивать сладко пахнущие оладьи, послышался грохот. Она даже вскрикнула от неожиданности, и сама не заметила как обе пухлые, розовые руки очутились на груди. Сердце бешено билось, грудь поднималась и опускалась, в голове помутнело, но сознание она терять не собиралась и первым делом направилась, держась правой рукой за шершавую стенку, обклеенную моющимися обоями, на кухню. Перевернуть оладьи, выключить огонь под сковородкой, накапать в прозрачный стакан тридцать капель корвалола и разбавить водой. Только после этого она позвонила в милицию и сообщила о страшном грохоте на лестничной клетке. "Это упал он, мой сосед. Не дошёл до квартиры бедняга", она начала строить предположения о случившимся и спросила "Может, его убили, а убийца до сих пор прячется в подъезде? Я выходить боюсь из кухни, вы поймите". Нина Викторовна поставила во всех трёх комнатах бронированные двери отечественного производства. На кухне же, её настоящей цитадели, были установлены двойные двери "под дерево" с бронёй внутри. Она закрылась на все четыре замка и села у окна, выходившего во двор, наблюдать за происходящим. Дверь подъезда она не видела из-за проклятого козырька, но никто не мог уйти от её зоркого взгляда, даже нагло гадившая ворона на ветке клёна напротив. Она пила чай и ела оладьи, обмакивая их то в сметану, то в малиновое варенье. Милицейский бобик приехал первым. Оттуда вышли два милиционера с автоматами. "Правильно", отметила она про себя и отхлебнула чай. За бобиком приехала скорая и уже через пять минут Нина Викторовна, увидев тело соседа на носилках, быстро распахнула зарешёченное окно и крикнула санитарам: "Сосед это мой! Живой?" "Живой!" откликнулся врач, шедший рядом с носилками, и помахал ей рукой.
Когда Савельев очнулся, ему вкололи морфий и велели лежать спокойно. Тередо продолжал рыть хитросплетённые ходы, подбираясь к коленной чашечке. В больнице не могли разобраться что с ним случилось. Выеденная плоть тут же заполнялась другой, сам червяк во время рентгена замирал и его не было видно. Только на костях левой ноги, вплоть до колена, врач заметил странные проёмы, будто в них кто-то вгрызался. На совещании в операционной ногу решили ампутировать.