Воздух вздрогнул, почувствовав слабое дрожание струн, в тишине раздались звуки старинных клавиш, слегка поскрипывая, звучала нота ми. Струны виолончели разрезали легкие занавеси тишины на лоскуты едва ощущаемой ткани. Тяжелый, пронзительный, сдавленный звук врывался в пространство. Пианино, совсем забытое, брошенное людьми, тихо напело мелодию, сливающуюся с отчаяньем виолончели. Тьма тиши растворилась в ярком свете музыки. Ожившие, когда-то играющие для людей, они прожили в тишине уже более нескольких лет.
Скрипнули старые деревянные столы, покрытые белыми скатертями, которые запылились со временем ушедших лет. На стульях расселись невидимые слушатели, затаившись в ожидании чуда. Дверь подалась натиску холодного ветра и жалобно позвала на помощь. Игривый ребенок, смеясь и искренне радуясь, протиснулся сквозь щелку в ставнях. Такой солнечный, совсем тонкий, скользнул по деревянному полу и пал на сцену, освещая воздух, наполненный пылью.
И тут проснулась от забытья она. Королева великого бала, та, которую почитали здесь все. Её утонченная фигура, сделанная из ели и клена, темный гриф, серебристые струны. Они любили её за упоительный голос, он насыщал всех невыразимой и легкой грустью. Проникновенная, тонкая, чувственная мелодия грусти разливаясь, наполняла собой сердце. Смычок легонько касался её серебряных струн, с нежностью плавно скользил по серебристым струнам. Скрипка запела, тихонько, едва слышимо раздавалась её песня. Полная грусти, нежности и увядания, она пела все громче и громче. Все сильнее страдали струны, и громче разносился звук, наполненный отчаяньем и грустью, нежный, настойчивый и такой одинокий. Скрипка пела все громче, как хотела она, чтобы их услышали за пределами этого здания, забытого, покинутого людьми.
Но вдруг, неистовый скрип и крик боли раздался, пронзив все вокруг стрелой. Струна порвалась на её благородном теле. Смолкла виолончель, и пианино притихли, вслушиваясь в тишину. За окном раздавались людские голоса, они приближались и становились громче, заскрипели старые ставни, и яркий свет ворвался в окно. Они услышали их, люди придут и заберут их себе. Ощущая боль и радость от волнения, скрипка заиграла вновь, но вдруг все вздрогнуло, потемнело и исчезло. Это был всего лишь сон. Сон одинокой скрипки, лежавшей на сцене в футляре. Им больше никогда не сыграть.