Несколько вырванных из блокнота страниц упали на стол:
— Какого черта, Уолт? Думаешь, что можешь читать ей всё, что тебе только вздумается? Да кем ты себя возомнил, разреши спросить? Господи, ты ведь постоянно забиваешь ребенку голову ерундой.., — Уолтер, кажется, не слушал. Он продолжал что-то писать в своем блокноте для заметок, изредка заглядывая в один из вырванных листов. Они всё так же небрежно валялись у него на столе. Когда, после минутной передышки, леди вновь начала бунт, Уолт не выдержал:
— О нет, только не снова, Бэт. Вечно ты затеваешь взбучки, дружок, вечно махаешь своей красивой рукой словно Элли перед взятием Бастилии. Если собираешься ещё что-нибудь сказать, лучше не трать времени зря. И ради всего святого, спрячь свой флаг, ты же видишь, я сегодня совсем не настроен на словесные перепалки, — он устроился на стуле поудобней, вытянув на столе руку с одним из тех самых вырванных листов.
— И вообще, надо бы соблюдать тишину в библиотеке. Смотри, как на тебя косится та старушка, что сидит за столиком в углу, — Бэтти возмущенно нахмурила брови, но вместо того, чтобы ответить, она принялась нервно поправлять одну, якобы мешающую ей, темную прядь. На самом-то деле, ей было абсолютно безразлично, как выглядят её волосы в данный момент. Суть заключалась в самом жесте. Должен вам сказать, что ничего хорошего это не предвещало. Всегда она так делает, если вдруг что-нибудь тревожит её или раздражает, или когда разносчик пиццы, выйдя из своей забавной машины с несколькими плоскими коробочками в руках, вежливо звонит в нашу дверь.
— Какая к чертям библиотека, Уолтер? Ты хоть иногда бываешь серьезным? Нет, всё таки это невозможно. Н_е_в_о_з_м_о_ж_н_о говорить с тобой, как с нормальным человеком. Отвечать он не стал. Только устало запрокинул голову вверх, опустив веки так, словно ему предстоит сделать это в последний раз. А после, так и сидел, всем своим видом намекая на родство с буддийской статуей. Она ещё раз посмотрела на него. Тусклый свет от настольной лампы падал на зеленый свитер Уолта как-то по-особенному, и казалось, будто бы его контур светится. На рваных оранжевых джинсах, под правым карманом, виднелась надпись: " leave me alone ".
— Даже на джинсах нарисовал, — подумалось Элизабет. — Его больше ничего не интересует. Да-да, ничего больше. Совсем. Только все эти буддистские замашки, из его любимых книжек, которые он вечно повсюду таскает с собой, — с этой мыслью она потянулась к выглядывающей из кармана пачке " Сamel ". Тонкие, словно у музыканта, пальцы коснулись белых краев небольшой карманной коробочки. Спустя пару секунд она уже рассматривала её содержимое. Ничего особо интересного вы бы там не нашли: несколько нетронутых сигарет, обрывок фольги (стандартный, их можно найти в любой сигаретной пачке) и кусочек маленькой бумажки с акцией.
— А всё же, знаешь, братец, ничего-то вы с Дэйти не понимаете в вашем чертовом буддизме, — взгляд девушки был направлен куда-то в сторону парк-авеню, окна в этой комнате как раз выходили на самый её центр. — Нет, правда — ни капельки. Взять даже те рассказы, что ты написал для Хейли. Думаешь, ей, и в правду, не хватает твоих нигилистских идеек? Господи, Уолт, ей 9 лет! Она ещё не разобралась в правилах игры. Да какие там, к черту, правила? Только посмотри, мир для неё представляется тем самым калейдоскопом, что дядя Джери подарил ей на позапрошлое Рождество. Без идеологий и всей этой вашей высокодуховной мути.
— Я знаю, мисс, я всё это знаю, — видимо, Уолтер решил прервать свою паузу. Он встал из-за стола, прошелся по комнате, подергал ручку от двери, и вдруг, двигаясь по своему обычному маршруту, от письменного стола к окну, остановился. Примерно в двух-трех шагах от финиша. Вид у него был такой, словно он вдруг — раз! — и изобрел лекарство от рака. Вы только ничего такого не подумайте, наш Уолли вообще далек от медицины. Наверное, его поразила очередная идейка. Он в таких случаях (ну прямо как сейчас) вдруг замирает на месте, а затем, немного подумав, возьмет и взъерошить левой рукой копну огненно-рыжих волос. И это не какое-нибудь лишнее уточнение: взъерошить волосы л-е-в-о-й рукой. Должен вам признаться, для Уолта это целый ритуал. Запрыгнув на край подоконника он продолжил:
— Понимаешь, Бэт, я и сам не уверен, что разобрался. Ну, во всех этих правилах, калейдоскопах и так далее. И заметь, я не заставляю её слушать чертовы рассказы...
— И всё же, ты продолжаешь их писать, — настойчиво перебила она.
— Почему бы тебе не отправить их редактору того снобистского журнальчика, где ты печатался в прошлый раз? — Уолтер улыбнулся. — Аудитория в лице Хейли мне куда приятнее. — Воинственная сестра уже собиралась выстрелить очередной фразой в адрес младшего брата, как внезапно дверь комнаты приоткрыли и на пороге появилась " виновница торжества ". За ней вошел молодой человек лет семнадцати-восемнадцати. Он был среднего роста (хотя из-за своего худощавого телосложения и казался чуть выше), в таком же зеленом шерстяном свитере, как и у рыжеволосого участника комнатных баталий. Темные длинные волосы едва не доходили до плечей, а под левым карманом темно-синих штанов явно выделялась всё та же надпись: " Leave me alone ".
Смутившись всей этой словесной перестрелки с Уолтером, да и вообще, оказавшись застигнутой врасплох, Бэтти как-то пошатнулась в своих твердых намерениях довести словесную взбучку до конца.
— Веселитесь тут без нас? — голос его звучал всё с той же привычной хрипотцой, такая бывает у людей, которые посещают гранж-клуб несколько раз в день. То есть, не то чтобы он хрипел словно бард терзающий три аккорда. Нет, ей-богу, ничего подобного. Но в его голосе всегда прослеживались эдакие бархотно-хриплые нотки. Знаю, как это звучит, но иначе и не скажешь.
— Веселимся, как же, — откликнулся Уолт. — Наша леди вновь негодует! Теперь дело в рассказах, — он театрально поднес руку-пистолет к виску, и через пару секунд выстрелил.
— У нас есть некоторые новости, — всё ещё не сдвигаясь с места, сказал Дэй, заметив, что всё наконец, затихло.
— Последней новостью, что ты мне сообщил, мистер, было убийство тети Фрэнсис, в Канзасе. Неужели, кто-то умер на Хэллоуин?
— Хейли стих написала.
Тут-то и началась заварушка. Уолтер, спрыгнув с подоконника на кровать стал бормотать что-то про " очередного уродца в семье ", Элизабет, кажется, задумалась, а заглянувший в комнату кот с интересом наблюдал за всеми кто здесь оказался.
— Ну ладно, леди и джентльмены, может быть просто сделаете вид, что вы из нормальной семьи? Заткнись, Уолтер, можешь ты хоть на минуту стянуть с глаз свои псевдобуддистские линзы? Как же ты не понимаешь: ничего у тебя не получится, со всеми этими дао и вообще, со всякими такими штуками, если только ты не научишься отличать проекцию от реальности. Да, братец, проекцию твоих собственных мыслишек, которые ты расставляешь повсюду, убеждая себя в том, что это и есть мир, — Уолт, развалившийся на кровати, кажется, слушал. Он привстал, и с интересом смотрел на сестру. Никто в комнате так и не обратил внимания на то, что маленькая светловолосая девочка, достала из своего рюкзака большой черный блокнот на спирали. Она перевернула несколько страниц и тихонько стала читать:
уснув на том холме, что вереском зарос.
в венке из терна, он бескровно-бледными руками
держал кристально чистых капель рос,
с десяток. сотворив из них рунические камни.
прекрасный херувим, который миром отравился в пору.
уснул. и видит сон, где он, откинув вдруг Дамоклов меч и щит
хрипящим басом отвечает ангельскому хору
и святость отвергает, объявив, что вновь разбит.
Никто и слова не проронил. В комнате воцарилась священная тишина. Уолт поглядывал на Дэя, тот присев на кресло у входа, рассматривал Бэтти, которая, неистово схватившись за карандаш и обрывок бумажки, что валялся на дубовом столе Уолтера, стала записывать только что услышанные строки.
— Теперь вы понимаете, о чем я? — прозвучало откуда-то со стороны кровати, — Девятилетние девочки не пишут о херувимах, терзаниях, и подобных штуках. Она такая же испорченная, как и все вы. Та же деревянная нога, если хотите знать.
Хейли положила блокнот на край стола. Несколько клетчатых страниц загнулись, почерк был по-детски корявым и неровным. Дэйтон краем глаза взглянул на первую страницу. Над четверостишиями виднелась старательно выведенная надпись: " Посвящается Уолтеру ".