Амнистия

Борис Николаев 2
       Далеко за полудень. Колонна заключенных медленно двигалась по разбитой дороге, подминая под себя глубокую автомобильную колею. Движущийся прямоугольник сопровождал военизированный конвой с овчарками. Впереди растянувшейся колонны шагал начальник.
       От нового участка работы, на который утром был переброшен лагерь №37, добрый час ходу. И, вспоминая трудную утреннюю дорогу, все идут размеренным шагом, экономя силы. Иногда в сыром воздухе звучала команда: "Подтянуться!", заставляя хвост строя, словно тело гусеницы, сжиматься.
       Такой же безмолвный вечерний лес наблюдал за незваными гостями, и лишь слышался приглушенный топот идущих вразброд бесчисленных ног, да тишину иногда нарушала грубая брань оступившегося уголовника.
       Из-за поворота неожиданно выползла чужая колонна. Она двигалась навстречу, и вот уже можно было разглядеть, что ее строй был более сбитым, выглядел каким-то неприметным, и будто шагающим в ногу.
       Безразличны заключенные, безразличны собаки, безразличен конвой.
       Колонны сближались. Во встречной заключенные были ниже ростом, некоторые прыгали через попадавшиеся лужи У кого-то из-под шапки выбились волосы.
       –Незнакомая братва!- заметил идущий в первых рядах долговязый зек.
       –Гляди, у них вроде топорщатся сиськи?- растерялся от догадки и от давно такого невиданного другой зэк, шагающий рядом.   
       -Вроде бабы,- неуверенно, шепотом произнес первый. - Ба-а-бы!- с протяжным надрывом заорал он и от неожиданного остановился. После этого крика все затихли, точно от испуга, но каждый при этом старался по-своему осмыслить происходящее.
       И вдруг в едином порыве два гигантских потока бросились навстречу друг другу. Заключенные из захлестнувшихся колонны с поразительной быстротой находили себе пары. В схватке цепких рук все мгновенно расстегивалось. От резких рывков с телогреек в разные стороны летели пуговицы, рвались на трусах неподатливые резинки. Одежда неуклюже - судорожно спускалась на сапоги. Зэки тут же с жадностью набрасывались на оголенные части тела.
       Дорога стонала. Это была страсть изголодавшихся особей, встретившихся  после длительной спячки. Ноги, головы, туловища, распахнутые телогрейки – все смешалось в пеструю массу, которая в пьяном угаре билась о землю. "Сильнее, сильней!" - задыхался требовательный голос, мучающийся от чужого бессилия. "А - а- а!" - неслись из глубины дороги ритмичные выдохи получаемого счастья.
       На людской жар слетелись голодные комары. Они, будто свора таежных ассенизаторов, с деловитым гулом садились на не тронутую солнцем плоть, быстро наливались кровью, но продолжали с некоторой удалью сидеть, пока судорожно освобожденные от опоры руки хлесткими ударами не превращали их в кровавые пятна.
       Начальник женской колонны, держа на поводке собаку, подбежал к лежащей с края дороги паре и ударами мыском сапога пытался поднять их. Но неистовая случайная чета, вцепившись в полы расстегнутой одежды, не чувствовала боли. Инстинкт животных смешался с цивилизованным бесстыдством.
       Постепенно некоторые стали подниматься, неспеша отходить в сторону и, безразличными взглядами,смотреть на дорогу. Оттуда доносились обрывки фраз,слышались чьи-то обычные имена. Некоторые растревоженные женским теплом мужики тут же вырванной из земли пучками травы пытались доставшимся им женщинам помочь очистить от дорожной грязи спины телогреек. Чудилось, будто наступал всеобщий покой. Даже конвой с овчарками отступил от дороги и застыл, в ожидании самостоятельного построения колонны.
       Через несколько минут колонна заключенных вновь двинулась по разбитой дороге, продолжая подминать глубокую автомобильную колею. Все было по-прежнему, и только начальник колонны знал, что в женском лагере будет проведена непредвиденная амнистия, а его ждет трибунал.