В ранней юности я стыдилась своих острых ключиц.
Заметив мою тягу к рисованию и поэзии, мама подарила мне набор открыток «Адресаты Пушкинской лирики».
Я рассматривала роскошных графинь и княгинь в открытых туалетах
и печально вздыхала: их круглые шеи и покатые плечи доказывали мое уродство.
Я мечтала побыстрей подрасти и завести такие же пышные формы. А пока мне приходилось
скрывать позорные угловатости под одеждой – не дай б-г открытый сарафан! – а зимой
носить две пары гамаш даже на дискотеки. К счастью, мне нравилось учиться, я с
удовольствием решала задачки, писала сочинения и подолгу задумываться о своих
несовершенствах не умела. Моя соседка по парте школу не любила, бегала за мальчиками
и часто впадала в глубокие переживания по поводу внешности.
- Я знаю, как сделать бюст пышнее! –делилась она со мной на перемене перед контрольной
по физике, - одеваешь два лифчика, один на другой, а между ними толкаешь побольше ваты!
Я удивлялась смекалке подружки и радовалась, что у меня до сих пор нет мальчика, а то
какой же конфуз может произойти, одень я на свидание столь сложную конструкцию!..
Однажды моя соседка не пришла в школу, а появилась взволнованная учительница и сообщила
по секрету (только девочкам!) что наша одноклассница в больнице, под капельницей.
Подозрение на отравление, и что нам нужно быть очень серьезными, хорошо учиться и не
думать о всяких глупостях... В тот момент мы мало что поняли, но слухи просачиваются,
и позже мы узнали, что подружка наша наглоталась сонных таблеток и оставила прощальную
записку, в которой утверждала, что жизнь – дерьмо, потому что: ее бросил мальчик, она
некрасивая, и мама не купила ей беличью шубку.
Я в то время ходила в чудовищном пальто – порождении нашей легонькой промышленности.
Пальто было цвета ядовитой зелени, с начесом и в крупную черную клетку. Пальто я долго
выбирала из унылой вереницы «верхней подростковой одежды» нашего универмага и
остановилась на этом, зеленом, жизнеутверждающем.
Пальто я не любила, но альтернативы не было: мне тоже никто не обещал шубы из какого-
нибудь симпатичного зверька, однако этот грустный факт был, на мой взгляд, недостаточен
для сведения счетов с жизнью. Я лишь снова радовалась, что у меня до сих пор нет
мальчика, иначе ему было бы стыдно гулять с таким чучелом, и он бы меня, конечно,
бросил...
Покручинившись немного, я записалась в школьный хор и все свои девичьи переживания
изливала в форме протяжных народных песен. К моему тонкому силуэту прибавилась
интересная задумчивость карих глаз, и в меня влюбился самый красивый мальчик в школе.
Он шел за мной после хора по другой стороне улицы и не приближался, но все девчонки
сразу смекнули, что у нас любовь. Это было волнительно, но бесперспективно: на мне было все
то же зеленое пальто, мои ключицы так же уродливо торчали и я, честно говоря, не знала,
о чем говорят с пацанами на романтическом свидании, а целоваться даже с самым красивым
мальчиком в мои планы не входило: сначала закончить школу и поступить в институт!
В итоге мой дистанционный ухажер, конечно же, оказался подлым обманщиком и завел роман
с толстой Зиной, у которой мама была главным человеком после директора школы –
завхозом. К тому же Зина носила юбку-плиссе, едва закрывающую зону бикини и точно знала,
что делают с красивыми мальчиками на свидании.
Я, как водится, безумно горевала и в который раз перебирала набор открыток с роскошными
Музами великого поэта. На почве переживаний я перечитала всего Евгения Онегина и
сочинила «Письмо Татьяны»№2.
После этого я утвердилась в мысли, что для любви и век не тот, и я не та... и решила
бесповоротно забыть о всяких глупостях, закончить школу на «отлично», поступить в
серьезное учебное заведение и уйти навсегда в науку.
В науку ушла моя сестра. А потом и ее дочка. Скоро, судя по всему, уйдет и дочкин брат.
А у меня не получилось ну ровным счетом ничего.
Пальто, правда, поменяла. На норку. Но радости никакой: зверюшек жалко.
И самое смешное – все так же торчат ключицы.
Правда, меня это теперь совсем не расстраивает.
На фото: автор, 15 лет