Пути Господни неисповедимы! Но каждый, приходя в нашу суетную жизнь, выстраивает дорожку собственной судьбы своими же руками…. Вернее, своими делами. Но, что интересно, о времени в котором жил Гришка Распутин, о его взлете, влиянии на царицу и его гибели было написано еще Нострадамусом - великим французским предсказателем, жившим четыреста лет тому назад:
Ужасные буйства и волнение вышних.
Императрица и ее дочери будут спать с простолюдином,
Судьи пожелают покарать за это,
Труп прелюбодея растерзает темный народ.
(6 центурия, катрен 72)
Все потом так и произошло…. Но вторая строка вызывает какое-то подспудное чувство недоверия к этой информации. Не могла же царица так низко пасть, а тем более, все ее юные дочери - Великие княжны: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, чтобы ни с того, ни с сего, «спать с простым бородатым мужиком, хоть возможно и «святым» для них в свои 22, 20, 18 и 16 лет…
Нострадамус все свои предсказания делал по картинкам, которые он видел ночью при свечах во время созерцания хрустального шара, стоявшего у него на треножнике. И он не мог так ошибиться и легкомысленно бросить такое нескромное обвинительное слово в сторону императрицы Александры и ее дочерей, не имея на то оснований. Тем более, что все его предыдущие предсказания с неимоверной точностью сбылись.
Конечно, никто из авторитетных современников императрицы не мог знать и утверждать, что происходило в ее спальне и будуарах, когда она тайно приглашала и проводила с помощью Анны Вырубовой через черный ход «святого старца». Об этом можно только предполагать, основываясь на Гришкиной хлыстовской психологии так называемого радения. На сборищах первых малевинцев (хлыстов), которое распространилось в Сибири с тысяча восемьсот девяносто пятого года, когда и произошло «обращение сибирского мужика Распутина в «святого старца». Женщины «радели», обнажаясь по пояс и даже, бывало, бросались на мужиков. Прелюбодеяние с чужой женой означало у хлыстов не более, чем «любовь иметь, что голубь с голубицей».
«Радение» - это пляска до изнеможения в кругу единоверцев. Распутин любил самозабвенно плясать в кругу своих поклонниц, обычно после назидательной беседы либо духовной песни. К тому же, он был очень сильным гипнотизером. Этот его врожденный гипнотизм был наподобие цыганского, когда цыганка так заговаривает человека, что он, не соображая ничего умом, отдает ей все свои сбережения и сокровища. Причем, человек не чувствует на себе никакого насилия, он добровольно вступает в контакт со своим соблазнителем и вручает ему все, что у него есть ценного. А потом, когда гипноз проходит, обобранная жертва ничего не помнит. Деньги исчезли – и цыганка с ними. Но цыгане не «старцы святые» - им бы только деньги взять.
А у Гришки Распутина гипноз был основан на религиозной основе: он мог так «убаюкать» проповедями своих слушателей, что те полностью выключались из реальной жизни и отдавались на милость «старцу». А некоторые, как например Лохтина сами бросались на него, «не ведая сраму».
А ведь в Царском селе происходили именно такие его проповеди – беседы и было известно, что даже сам царь и царица становились перед ним на колени и целовали ему руки…. Не было ли у азартного мужика желания: «…а хоть раз, но с королевой!». Причем, он мог сделать это так, что она потом ничего об этом не помнила. Недаром была у нее к нему после этого какая-то непреодолимая тяга – желание его слушать, видеть, объясняться, трогать…. То же самое и с дочерьми.
Распутин не был ни святым, ни монахом, ни старцем. Он внушил себе это и порой искренне жил в выдуманной для себя роли. Но в то же время, он был еще и мужиком, здоровым, сильным, любвеобильным и похотливым. Он не мог упустить случая, чтобы пройти мимо и не пристать к любой более или менее привлекательной женщине.
Нострадамус не мог ошибиться. Видно, он увидел там в далеких своих беспросветных годах что-то такое явное, что заставило его выразиться так конкретно и ясно насчет жизни и увлечений последней царицы Романовского дома.
И вот однажды, еще в тысяча девятьсот десятом году царица предложила Марии Вишняковой, няне своих пятерых детей, поехать с Распутиным в Тобольскую губернию в Верхотурский монастырь на три недели. Мария с удовольствием согласилась, так как любила ездить, путешествовать по монастырям.
Няне Мэри, как ее называли в царской семье, к этому времени уже исполнилось тридцать шесть лет, но она до сих пор была одинока и ни разу не была замужем. Ее происхождение было окутано глубокой тайной. Никто не знал: кто были ее родители? Скорее всего, Мэри была незаконнорожденной дочерью какого-то графа или князя. С детских лет она была отдана и жила в крестьянской семье, а потом, когда подросла, училась на курсах нянь и затем была взята герцогом Лихтенбергским, возможно ее негласным покровителем, к себе. А уже от герцога она была приглашена няней в царскую семью как раз перед самым рождением великой княжны Татьяны. Она затем всю жизнь свою до революции прожила в царском дворце и была предана царственной семье.
А послала ее царица в эту поездку по Сибири скорее всего с одной целью: чтобы увидеть тот мир, тот дом, ту глубинку России, в которой вырос и живет их «старец» Григорий Распутин и удостовериться в правдивости его слов, а не тому, что о нем пишут и говорят его враги и злые языки.
Когда он находились в спальне детей, царица сказала няне:
- Мэри, ты уже давно не получала отпуска и не отдыхала. Тебе бы нужно развеяться от наших повседневных хлопот, съездить куда-нибудь…. Не хочешь ли ты поехать вместе с нашим «старцем» и его подругами к нему на родину, в Сибирь? Повидать те красивые места, пожить у него в гостях, посетить там монастыри? В эту поездку с ним собираются ехать несколько приличных дам. Они как раз на этой неделе туда и отправятся. Так что, тебе будет с кем общаться и говорить. Поживешь там недельки три, отдохнешь, сходишь с ними в Верхотурский монастырь, приложишься к святым мощам и затем вернешься к нам в мае, чтобы мы могли затем отправиться всей семьей в плавание на яхте, в шхеры.
- Ваше величество, я не устала, - сказала, обрадовавшись всем сердцем Мария. – Но если Вы предоставите мне такую возможность попутешествовать по святым местам, помолиться и посмотреть на мир, я с удовольствием приму это предложение, как милость…
- Ну вот и хорошо, Мэри, я сегодня скажу об этом нашему старцу, чтоб он о тебе позаботился. Я думаю, вам будет весело и приятно всем вместе с ним путешествовать, - сказала довольная царица.
Этим же вечером она поговорила о Мэри с Распутиным. Тот согласился с предложением царицы и даже обрадовался. У него загорелись глаза, когда он стал рассказывать о своей родине…
- У нас там такие места, матушка, такая красота…. Такие просторы, что птицей хочется взлететь в небеса, - сказал он возбужденно.
Царица позвала няню и сказала ей:
- Ну вот, Мэри, я все устроила, как тебе и обещала, а теперь вы договоритесь: когда отправитесь и что нужно взять в дорогу. В общем, о нуждах и мелочах, которые понадобятся в дороге.
- Да какие там нужды, матушка. Все будет в самом лучшем виде, - начал уверять царицу и няню Распутин. – Поедем поездом аж до Тобольска, в Тобольске тоже все есть, как в Петербурге. А затем, на пароходе по реке доплывем до Покровского, а там у меня дом шикарный двухэтажный. В комнатах для гостей мебель мягкая, как в гостинице, есть все удобства. Так что, никаких нужд не будет. В монастырь можем пойти, а можем и съездить на моей собственной пролетке с лошадьми. Все будет хорошо. Но зато сколько сил, энергии и впечатлений вы наберетесь, проехав и посетив наш монастырь, няня. Будет о чем говорить и рассказывать княжнам и царевичу.
Мария обрадовалась этому разговору с Распутиным и всю неделю, покуда шли сборы в дорогу, находилась под впечатлением от встречи с Распутиным и рассказов старца.
В день отъезда она собрала нужные для женщин в дороге вещи и отправилась в экипаже на Николаевский вокзал, где и встретила своих, уже известных ей ранее спутниц: генеральшу Лохтину и знакомую по Царскому Селу Зинаиду Мандштед с Распутиным, который купил билеты на два купе с мягкими сидениями - для себя и для дам. Через несколько минут после звонка колокола и гудка, поезд, запыхтев, отправился и путешествие началось.
Пока ехали в поезде несколько дней, женщины устраивались, знакомились, общались друг с другом, а затем в купе у Григория слушали его беседы, рассуждения и наставления; любовались из окна вагона пейзажами наступившей уже весны, пили вишневую наливочку и веселились. А затем, когда прибыли в Тобольск, Григорий повел их по лавкам и магазинам, чтобы они купили себе все, что необходимо из туалета для дам; и вообще повел их на прогулку по Тобольску перед отплытием на пароходе в Покровское. Но в Покровском они не стали останавливаться, а сразу же подались все вместе в Верхотурский монастырь и жили там три дня в монастырской гостинице, постясь и кормя в номерах клопов и тараканов.
Ходили молиться в церковь и посетили в келье на отшибе от монастыря монаха отшельника, отца Макария, бывшего монастырского пастуха и духовника Григория Распутина. Ходили все время пешком и это отнимало у них много времени. Каждый день по дороге в монастырь поклониться мощам святого Симеона Верхотурского шли люди: и группами, и в одиночку – сирые странники.
Как гид и хозяин этих мест Распутин взял на себя опеку над Марией. Старец явно тяготил к няне. Его притягивало к ней то, что она до поры тридцатишестилетнего возраста убереглась в таком развращенном господском обществе, была, надо ли не удивляться, непорочной дворцовой девственницей, это ли не мечта сибирского мужика с буйной фантазией полового гиганта и с теорией облагораживания женской души через такой способ. Ведь Григорий любил утешать одиноких несчастных женщин, а няня Мэри была еще таким не откушенным ни одним из адамовых последователей, райским яблочком. Она даже не заметила, как попала, словно наивная мечтательная муха, в эти непреодолимо сладкие любовные тенета мужика. Григорий говорил с ней, рассказывал ей житейские истории, ласково гладя и обнимая ее, когда они оставались с ней наедине, за плечи и растопил ее душу, разжег томительные любовные страсти в ее сердце.
Когда они возвращались из монастыря в Покровском, он стал говорить ей:
- Женщина должна любить легко и естественно – быстро расставаться со своими тягостными желаниями, не накапливая их. Ибо долгими страстными томлениями питается дьявол. Если женщина отдается первый раз, то это не ее грех, а грех того, кто ее соблазнил. Она как бы отдает свой первородный грех с мечтами о мужских объятиях своему соблазнителю. И он уже замаливает его потом вместо нее свои и ее грехи….
Вспоминая все его слова и ухаживания, Мария лежала ночью на кровати в своей комнатке на втором этаже распутинского дома с открытыми глазами и думала о нем. Все уже спали и в доме было тихо. В следующих двух комнатках спали ее попутчицы: Берладская и Мандштед. Вдруг возле ее двери что-то зашуршало и задвигалось. Мария в страхе чуть не вскрикнула, но потом услышала тихий, переходящий в шепот, голос Григория:
- Тише, тише, Машенька, ну что ты так всполошилась. Это я пришел к тебе, милая. Ты позвала меня своими мечтаниями и думами, и я услышал.
Раздетый, лишь в одном исподнем, он сел с краюшка возле нее на кровати и стал успокаивать, уговаривать и гладить ее по плечам, рукам и груди, обнимая и прижимая ее к себе. От такой неожиданности: совпадения ее мечты с обстоятельствами, и в предвкушении чего-то необычно-приятного, Мария потеряла контроль над собой и полностью отдалась его воле. Она только страстно шептала ему, когда он навалился на нее всем весом и, разведя ее руки, овладел ею.
- Ой, что же это? Грешно ведь, грешно.
- Не думай об этом, не бойся. Лови моменты удачи и счастья… а все грехи и все остальное я беру на себя, шептал он ей на ухо, двигаясь и тяжело дыша.
От этих слов, ласк и страстных движений у Марии по телу разлилось тягостное желание обнять весь мир, взорваться всем телом и вобрать его в свою душу. Она тихонько кричала, стонала и маялась, придавленная его грудью, распластанная до бесстыдства и совсем оголенная. Наконец-то, она почувствовала ту прелесть чувства быть мужней женой: любить, хотеть и получать ласки тела от своего желанного. Это ли не сверхудовольствие, которое она не получала, живя и страдая девственницей во дворце вот уже целых двадцать лет.
Когда он через час или два утихомирился и улягся радом, обняв ее, она счастливая и удовлетворенная, уснула с ним на кровати…
Проснулась он от того, что ей стало холодно и захотелось пойти по нужде. Гришки уже с нею не было. Проходя, крадучись, мимо комнаты Зинаиды Мандштед, она заглянула в чуть приоткрытую дверь и увидела его лежащим и спящим в голом виде уже с Зинаидой…
Мария, как лунатик, ничего не соображая, разочарованная и опустошенная тем, что увидела, двинулась назад в свою комнату, улеглась на кровать и уснула.
Утром они все, как ни в чем не бывало, поднялись, умылись, позавтракали и, почти не разговаривая и не глядя в глаза друг другу, отправились назад в Тобольск и Петербург.
А перед тем, как уехать, Мария прощалась на улице с гостеприимной женой Григория и, сжигаемая угрызениями совести, спросила ее, зная, что та слышала ночью все их страстные крики и стоны:
- Как вы терпите такое его поведение в своем доме и не ревнуете? Он ведь ночью спал со мной и с Зинаидой. Простите меня за это…
А жена глянула на нее, улыбнулась и покачала головой:
- Эх, милая, Бог простит…. Не ты у него первая, не ты – последняя… А ревновать мне нечего – это у него крест такой тяжкий лежит – грешить вот таким способом и вечно каяться…
Вот так и кончилось ее паломничество по монастырям вместе с Григорием и штатными девами. А Мария, прибыв в Петербург, тут же покаялась царице и призналась ей, что Григорий обесчестил ее у себя дома, взяв силой. Царица не захотела верить ей и пустила слух по дворцу, что няня якобы встречалась с каким-то казаком императорской гвардии, который и лишил ее невинности…. А в тысяча девятьсот тринадцатом году она была уволена с должности няни.
Царица верила Распутину и держалась за него, как за спасительную соломинку.
Как-то раз монах Илиодор, когда они еще были дружны с Распутиным, так как они оба прежде страдали страстью к хлыстовству, гостил и жил несколько дней в доме у Распутина в селе Покровском. И, будучи пройдохой и вором, порылся в его столах и нашел у Распутина целую пачку прелюбопытнейших писем Ее Императорского Величества и Великих княжон. Он эти письма у Гришки изъял и начал, угрожая их оглашением, шантажировать его.
Илиодор показал эти письма епископу Гермогену и тот схватился за голову, лишь прочитав одно из них.
- Не может быть! Гришка живет с царицей… Спит с ней? Нет, это уже слишком! Надо немедленно отлучить его от Царской Семьи. Выгнать вон из Петербурга, – начал кричать он. – Но надо это сделать так, чтобы он сам покинул этот город.
Вот что было написано в этом письме:
«Возлюбленный мой и незабвенный учитель, спаситель и наставник. Как томительно мне без тебя…. Я только тогда душой покойна, отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову свою склоняю на твои блаженные плечи. О, как легко мне тогда бывает! Тогда я желаю одного: заснуть, заснуть навеки на твоих плечах, в твоих объятиях. О, какое счастье даже чувствовать одно твое присутствие около меня…. Где ты есть? Куда ты улетел? А мне так тяжело, такая тоска на сердце…. Только ты, наставник мой возлюбленный, не говори Ане о моих страданиях, без тебя Аня добрая, она хорошая, она меня любит, но ты не открывай ей моего горя. Скоро ли ты будешь опять около меня? Скорей приезжай. Я жду тебя и мучаюсь по тебе. Прошу твоего святого благословения и целую твои блаженные руки. Во веки любящая тебя М(ама)».
Гермоген и Илиодор решили заманить Гришку к себе, устроить над ним суд и вынудить его дать слово, что он отречется от роли пастыря и врачевателя сердца императрицы и уедет навсегда в свое Покровское.
Еще с утра Илиодор приехал к Распутину уговаривать его встретиться и поговорить с Гермогеном. Распутин встретил его, как друга: ласково и душевно, не подозревая о приготовленной для него ловушке. После приветствий они разговорились и Илиодор сказал ему:
- Сегодня я был у Гермогена и он сказал мне, что ждет тебя. Так и сказал: «Поезжай и привези… да скорее – хочу с ним повидаться».
Гришка был охоч для всякого рода встреч, его манили интриги и это было его хобби. Он должен был вертеться в обществе и знать все новости о влиятельных лицах как церкви, так и государства.
Убаюканный сладкими речами Илиодора, Гришка согласился поехать с ним на Ярославское подворье, где жил Гермоген и даже звериное предчувствие не подсказало ему об опасности. Гришка оделся. Они вышли, наняли извозчика и поехали к Гермогену. По дороге, как обычно, болтали. Григорий расхвастался и вдруг с изумлением начал рассказывать о роскоши нового царского дворца в Ливадии.
- Ты знаешь, все там блестит, все сияет, а царь-папа сам меня водит по дворцу. Потом мы вышли с ним на крыльцо и долго стояли, и смотрели на небо… А небо было тоже такое радостное и голубое….
Так за разговорами они незаметно приехали в нужный переулок.
Зашли к Гермогену, а там их уже ждали все участники предстоящего действия: Гермоген, Митя Козельский - бывший любимец царицы, и некий Родионов в форме и при шашке.
Когда стали раздеваться, Илиодор сказал Родионову:
- Посмотри, Иван Александрович, на старческое рубище! Ого! Шапка стоит не менее трехсот рублей, а за шубу можно отдать и тысячи две….
- Вполне подвижническая одежда! – ответил Родионов.
… И только тут Распутин понял, что попался, но виду не подал. Все собрались в парадной комнате у Гермогена. Сидели молча некоторое время. И вдруг Митя Козельский, ходивший взад и вперед около Григория с диким криком:
- А-а-а! Ты – подлец, ты – безбожник, ты много мамок обидел и много нянек. Ты живешь с царицею…. Антихрист! – начал хватать Распутина за горло… Гришка вскочил и попятился к двери.
И тогда Гермоген в одежде епископа взял крест и сказал:
- Григорий, поди сюда!
Перепуганный Распутин, трясясь всем телом, бледный и согнувшийся, приблизился к нему.
Гермоген схватил Гришку левой рукой за волосы, а правой стал бить его крестом по голове и кричать страшным криком:
- Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу. Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей, разбойник! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и Святая церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынашивает великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей нашей чести. Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!
Родионов выхватил из ножен свою шашку и поволок вырвавшегося и отпрянувшего Распутина к кресту, и потребовал дать клятву. Под страхом перед обнаженной шашкой Распутин поклялся – и поцеловал крест. И лишь только его отпустили, Распутин выбежал из епископских покоев, словно жалкий мужичонок, каким он когда-то был в своем Покровском. Он был рад, что вырвался живым из этой западни.
Выбежав из дома Гермогена, Гришка дал телеграмму царице о нападении на него «банды» Гермогена. Это случилось шестнадцатого декабря и это был первый предупредительный звонок для него. Как раз такого же числа, шестнадцатого декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года его убьют и утопят в скованной холодом ледяной воде Невы. И полностью подтвердится завершающая фраза из предсказания Нострадамуса. «…Труп прелюбодея растерзает темный народ».
Гнев царицы был велик, когда она получила телеграмму и узнала у Ани Вырубовой подробности: как вчерашние друзья хотели лишить жизни «отца Григория» - «Божьего человека», который спасал ее и ее сына от невзгод и болезней.
Но Гермоген не успокоился: через несколько дней на сессии Синода он произнес обличительную речь против хлыстовства и присущих Распутину хлыстовских тенденций. Синод слушал со страхом. Все понимали, какой будет реакция царицы. Обер-прокурор Саблер поднялся и выразил недовольство вмешательством пастыря в «вещи, его не касающиеся». Но Гермоген так разошелся, что в частных разговорах стал утверждать, что Распутин прелюбодействовал с царицей!
Ясно было, что она говорила своему царственному мужу по этому случаю. И легко себе представить гнев оскорбленного царя.
И последовал приказ: «…Гермогену немедленно вернуться в епархию». Гермоген начал писать телеграмму царю с просьбой, чтобы он его принял лично и что он хочет ему открыть особую тайну. Через Синод от царя был получен ответ: «Царь не желает знать ни о какой тайне!». И уже в отсутствии бывшего епископа Синод официально отправил его «на покой» с пожизненным проживанием в Жировицком монастыре. И Илиодора сослали во Флорищеву пустынь около города Горбатова.
Но случилось невероятное – мятежные пастыри не подчинились и не уехали из Петербурга, да еще посмели давать интервью в разные газеты, в которых клеймили Распутина, Синод и обер-прокурора. И тогда Министерству внутренних дел было велено под конвоем доставить в места ссылки «распоясавшихся» пастырей. Но это нужно было сделать деликатно, чтобы не показать их героями в глазах общества. Но царица была разгневана и не желала знать ни о каком обществе – она требовала для них ареста и высылки.
Министр внутренних дела Макаров был в отчаянии: что делать? И вдруг к его радости Илиодор исчез и не показывался на людях уже несколько дней. Теперь министру можно было вздохнуть с облегчением и докладывать царю о его трудных и безуспешных поисках…
А Илиодора спрятал у себя на даче Бадмаев. Тибетский лекарь, бурят, который появился в Питере еще со времен Александра Третьего – отца Николая, причем, Александр стал его крестным отцом, когда он поменял вероисповедание, приняв православие. В Питере он держал аптеку и лечил тибетскими настойками от всех болезней: неврастении, туберкулеза, сифилиса, но самое главное, он возвращал стареющим мужчинам их слабеющую потенцию. Мужики, побывавшие у него, говорили, что у него есть такие две настойки, что выпьешь рюмочку одной и ты обставишь всех «джокеров» по части их амурных дел, станешь героем женщин – железным Феликсом. А выпьешь другой настойки – будешь ты добреньким, глупеньким, словно козленочек…и будет тогда тебе все равно, что творится вокруг…. Поговаривали, что Гришка и опоил царя этой второй настойкой.
Бадмаев лечил и пользовал своими травами всех великих мужей того времени. Кроме лечения он занимался и бизнесом, основал торговый дом «Бадмаев и К°» - брал в аренду земли у монголов; основал огромное скотоводческое хозяйство в Бурятии на границе с Монголией, закупил множество верблюдов. Он предлагал эти территории сделать плацдармом для российского проникновения в Монголию, а далее в Тибет. Заваливал царскую канцелярию проектами… но поддержки не получил и вскоре разорился, ликвидировав свое хозяйство. Потом он вдруг снова воспрянул. В роду Бадмаева из поколения в поколение передавались легенды о забайкальских золотых месторождениях. В тысяча девятьсот девятом году он основал «Первое Забайкальское горнопромышленное товарищество», но Столыпин это его начинание не поддержал, а ему нужны были большие деньги и тогда он сам попытался наладить хорошие отношения с Царским Селом – послал для лечения наследника «лекарство из трав и пант оленей». Но все эти лекарства «были ему возвращены с благодарностью». И тогда он решил познакомиться и сблизиться с Гришкой Распутиным, чтобы через него иметь влияние на упрямого и несговорчивого царя.
Кроме того, у него еще была своя особая тибетская миссия: искать и возвращать в свое лоно учения и умы, которые вышли, отбились и забыли, откуда они родом. Короче: существует такое древнее тибетское учение, что Землю посещали пришельцы из разных звездных миров, поэтому на ней и живут люди с разным цветом кожи. Но есть и еще одно понятие, как «голубая кровь» царей. Это люди более высокого происхождения, более высоких тронов земных государств, а происходят они от звездного рода драконов, рептилий или Ануннаков, от слова Анну – бога низших вод. Эти боги прилетели на Землю, оставили здесь свои гены, воплотив их в земные тела людей и поставили этих своих соплеменников во главе различных государств и родов, и вырастают потом из них людские гении. Потом: одни стали царями, а другие – великими учеными. Но есть и смешанные группы – наиболее предприимчивые и талантливые люди.
Отличить их можно по особым теням лица, удлиненным чертам, уму и благородному происхождению. Но есть еще особый род «дроппа» - агрессивных людей-магов, которые любят разжигать войны – знак их левосторонняя завитушка волос на темени.
Со временем кровь этих родов, конечно, перемешалась, но ануннаки сделали так, что количество особей их рода на Земле все время понемножку увеличивается и родятся они в основном в определенное время: в годы наибольшей солнечной активности, а также мужчины в нечетные годы, а женщины в четные; и кроме того, они родятся в весенние или осенние месяцы года, то есть формирование мозга гения должно выпадать на начало или середину весенних или осенних месяцев, (между двенадцатью и восемнадцатью неделями после зачатия).
Посчитайте по календарю от месяца рождения, продолжая против часовой стрелки, три месяца и вы получите свой день и месяц зачатия и, продолжая считать далее, отсчитайте от этого дня и месяца еще три месяца без шести дней и вы получите начало развития своей гениальности, которая заканчивается через месяц и двенадцать дней после начала двенадцатой недели.
А если еще короче, то отсчитайте в том же порядке от дня рождения шесть месяцев без шести дней, и семь месяцев и двенадцать дней, и вы получите данные, кто вы? И сколько у вас этих генов гениальности. Если ваши данные вложились в этот период полностью: у вас полный набор генов гениальности. Если ваши данные на середине – это значит, что этот человек заставит о себе говорить – возвысит свой род. Если же попадут на конец этого периода – то такие люди будут талантливы и находчивы, но не более.
В общем, самые хорошие месяцы развития мозга – это март, апрель – весной после зачатия в зимние месяцы, и сентябрь, октябрь – после зачатия летом. Поэтому Бадмаев и рвался так настойчиво и рьяно к царю и его роду, чтоб напомнить ему о «голубой крови», подчинить его воле ануннаков и управлять им.
Пока полиция искала исчезнувшего Илиодора, Бадмаев снабдил Гермогена справкой, что тот страдает неврастеническим катаром кишок, и ему некоторое время нужно побыть в Санкт-Петербурге, чтобы немного полечиться, а сам тем временем решил воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы извлечь из нее для себя определенную выгоду. Он договорился с министров внутренних дел Макаровым, что уговорит Илиодора и Гермогена без лишнего шума покинуть Петербург и отправиться самолично на место их постоянной ссылки. А Илиодору пообещал: как только он вышлет ему подлинники писем царицы, он выхлопочет в обмен для него возвращение его назад в Петербург. И тот тихо и мирно уехал в свою Флорищеву пустынь.
Хитер был бурят, да видно монах был тоже не дурак. Когда посланец Бадмаева явился к нему за письмами, он подлинники писем заменил на копии и оставил его, как говорится, с носом. Но все равно, хоть не подлинники, но у Бадмаева были уже копии этих писем и он решил продолжить свою такую довольно грязную игру.
Он решил сблизиться с Распутиным, войти к нему в доверие и через него воздействовать на царя. Прочитав эти письма, Бадмаев как опытный врач понял, что в них, в общем-то, нет никаких доказательств того, что царица спала с Распутиным. Она писала так, потому что боялась за своего сына и поэтому объяснялась с Распутиным в таком понятном для него стиле, а Распутин умел снимать у нее связанные с этой болезнью приступы острой неврастении. Он ее только гладил рукой по спине, по голове, ласково приговаривая приятные для ее души и сердца слова. Кто знает, что они там думали оба в это время, может мысленно они и соединялись при этом в своей безраздельной всерастворяющей любви. Но только мысленно и не более…
К тому же, Распутин никогда не трогал замужних, имеющих семью женщин. Его клиентками были одинокие, разведенные и обычно страдающие в таком случае от депрессии женщины, которые сами искали в его объятиях утешения и не достающейся им от мужей физической любви.
А что же тогда хотел сказать Нострадамус такими словами пророчества: «…Императрица и ее дочери будут спать с простолюдином…», или «прелюбодействовать» - таков смысл перевода с французского на русский? Из Библии мы знаем, что сказал Иисус в Нагорной проповеди. Глава 5:27 и 5:28 от Матфея. «Вы слышали, что сказано древним? Не прелюбодействуй. А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем». То есть, уже совершил акт, даже не дотрагиваясь до нее, а только любуясь ее красотою и желая с ней соединиться мысленно. И потом, все эти домыслы и грязные статейки в прессе, крики в Госдуме, а отсюда и общая молва среди простого народа: «…что Гришка, мол, спит с царицей, раз она его так обожает…».
Наверно, это и имел в виду великий французский предсказатель. И конечно чуть-чуть ошибся в выражениях. Но письма царицы к Распутину все-таки были…
Вскоре подлинники этих писем полиция нашла, и Макаров привез и лично передал их царю, чем вызвал великий гнев царицы, не отдав ей, а именно царю ее письма к Распутина. И отставка министру в скором времени была уже обеспечена.
После того, как о содержании письма узнал сам царь, Бадмаеву было уже не на что рассчитывать: его опередили. И он с досады посплетничал во время лечения у него с председателем Государственной Думы Протопоповым. И дал ему почитать копию одного письма, а тот ознакомил с ним других депутатов Государственной Думы. А тут еще обличительная статья Новоселова в газете, в которой была «Исповедь N» - одной из бывших почитательниц Распутина Берладской, которая попала к нему после того, как она узнала об измене мужа, ушла от него, забрала детей и начла дело о разводе. Муж покончил с собой и на этой почве, обвиняя себя, что она является виновницей его смерти, она впала в глубокую депрессию и уже не хотела жить. Но вскоре какая-то знакомая предложила ей познакомиться с одним чудным старцем, который успокаивает и лечит душу.
Распутин вывел ее из депрессии и принял в лоно своих учениц, а они уже убедили ее в его святости. Ну, а потом начались его любовные приставания….
«Ласки его меня иногда тяготили – бесконечные прижимания и поцелуи с желанием в губы. Я скорее видела в них опыт терпения и радовалась концу их», - писала она.
Однажды они поехали в Покровское в гости к Гришке. «Ехали: Григорий, одна сестра, я и сын. Вечером, когда все легли…(Господи, что вы должны услышать!), он слез со своего места и лег со мной рядом, начиная сильно ласкать, целовать и говорить самые влюбленные слова, и спрашивать: «Пойдешь за меня замуж?». Я ответила: «Если это надо». Я была вся в его власти, верила в спасение души только через него, в чем бы это не выражалось. На все на это: поцелуи, слова, страстные взгляды, на все я смотрела, как на испытание чистоты моей любви к нему, и вспоминала слова его ученицы о смутном испытании, очень тяжком (Господи, помоги!). Вдруг он предложил мне соблазниться в грешной любви… Я была уверена, что это он испытывает, а сам чист… (Господи, помоги написать все!). Он заставил меня приготовиться… и начал совершать, что мужу возможно… имея надо мною насилие, лаская, целуя и тому подобное… заставляя меня лежать и не противиться. О, светлый владыко!».
И после этого признания Берладская уже пишет о тех взглядах Распутина на «грех», которыми он пытался объяснить ей все свои действия…
После того, как в Думе прочитали эту статью и копии писем, вот тут-то и началось все, и завертелось.Тираж газеты был полностью весь конфискован. А в Думе поднялся гвалт и возмущение. Отсюда и вопрос: а почему бы Нострадамусу и не принять, и не почувствовать эти действа и крики русского народа.
Против Распутина уже однажды велось расследование из-за участия его, якобы, в тайных сектах, но вмешалась царица и дело прекратили. И вот опять в тысяча девятьсот тринадцатом году священник Юрьевский попытался продолжить расследования Тобольской консистории по поводу хлыстовства Распутина; и он даже предоставил епископу Алексию показания тех свидетельниц, с которыми отец Григорий ходил в баню и творил с ними там свои магические обряды. Вот как они описывают его действо.
«Сначала следовала его молитва, после которой шло троекратное повторение фразы: «Бес блуда, изыди вон!». После чего Распутин совершал с женщиной половой акт… Мощь совокупления была такова, что женщина уже не ощущала обычного состояния похотливости. Все как бы извергалось изнутри. Она чувствовала, что бес блуда ушел из нее».
Распутин объяснял своим «ученицам», что «человек впитывает в свою оболочку грехи с которыми он борется… впитывая грязь и порок, совершает преображение своей души, омытой своими грехами». Точнее, «омытой» не грехами, но постоянным раскаянием в грехе. И поэтому Распутин безмерно страдал, мучился и молился. Вот в какие бездны решился нырять несчастный полуграмотный мистик.
И этими действиями он был непонятен всему люду. Недовольство народа и влиятельных родственников царя от слишком близкого приближения Распутина к трону нарастало, и вот, чтобы хоть как-то сбить это всеобщее возмущение, царица решила на время удалить его из дворца, но не в Сибирь и не на его родину в село Покровское, ведь это бы выглядело, как уступка врагам и ее поражение, а в далекие странствования – паломничество на Святую землю. И это было, как награда ему от царской семьи за все то, что он для них сделал. За то, что спасал наследника от кровоизлияний, за то, что поддерживал их всех в трудную минуту… И вскоре Распутин с группой русских паломников отправляется в Иерусалим.
Все его впечатления от паломничества в Иерусалим были изданы в брошюре по названием «Мои мысли и размышления» его другом Филипповым, как он говорит дословно и без исправлений, но явно было видно, где тут поработала интеллигентная, очень тонкая и грамотная рука царицы. Потому что написать эту книжку полуграмотному мужику было просто физически невозможно. Вот его слова из книжки:
«Безо всякого усилия утешает море. Когда утром встаешь и волны говорят, и плещут, и радуют. И солнце на море блистает, тихо-тихо поднимается, и душа человека забывает все».
Сбылась его мечта. Григорий увидел город, где жил и ходил Сын Божий, Его кров.
«Что реку о той минуте, когда подходил ко Гробу Христа… И такое чувство в себе имел, что всех готов был обласкать, и такая любовь к людям, что все кажутся светлыми, потому что любовь не видит за людьми никаких недостатков. Тут у Гроба видишь духовным сердцем всех людей…».
А перед этим он рассказывал царю и царице все, что он увидел и почувствовал в Иерусалиме: «Боже, что я могу сказать о Гробе! Только скажу в душе моей: «Господи, Ты сам воскреси меня из глубины греховной…».
Да что уж говорить! Григорий Распутин был хорошим актером и рассказчиком. Его магнетические, наполненные горем глаза, вызывали смятение и слезы потрясенных до глубины души рассказами «царей». А он все говорил и говорил, останавливаясь и затихая.
«О, какое впечатление производит Голгофа! С этого места Матерь Божия смотрела на высоту Голгофы и плакала, когда Господа распинали на кресте. Как взглянешь на это место, где Матерь Божья стояла, поневоле слезы потекут, и видишь перед собой, как это было. Боже, какое деяние свершилось! И сняли тело, положили вниз. Какая тут грусть, и какой плач на месте, где тело лежало! Боже, Боже за что это? Боже, не будем более грешить. Спаси нас своим страданием…».
Царь и царица, никогда так и не побывавшие на Святой земле Иерусалима, по которой ходил когда-то сам Господь Иисус Христос, видели ее глазами Распутина. И уже через несколько лет, готовясь к своей приближающейся Голгофе, они часто вспоминали эти его незабываемые рассказы.
А в тетради в темно-синем переплете, где рядом с ровными и красивыми строками царицы расположились несуразные каракули мужика: «Подарок моей сердечной маме. Г. Распутин 1911, 3 февраля», она записывала, а потом читала его мысли, поучения о несправедливых гонениях праведника и пользе этих гонений для души: «Господи, как умножились враги мои! Многие восстают на меня… В гонениях твой путь. Ты нам показал крест Твой за радость… Дай терпение и загради уста врагам…» и еще «Душа моя, радуйся гонениям… рай построен для изгнанников правды…». Весь тысяча девятьсот тринадцатый год продолжались гонения и травля Распутина в газетах.
Но видимо не только гонения, но и однообразное мелькание его многочисленных поклонниц «дур», и бани, и вереницы голых тел для него уже стали привычны. И его упражнения в «утонченности» нервов, и присутствие «беса» вконец измотало его. В конце тысяча девятьсот тринадцатого года Распутин впал в духовный и физический кризис. А потом и вообще перестал хотеть женской плоти. И тогда он испугался этой своей мужской неполноценности, и недолго думая собрался и поехал к доктору Бадмаеву.
Бадмаев принял его с распростертыми объятиями. Он был рад тому, что, наконец-то и Григорий прибежал к нему по неотложному личному делу. Ведь раньше-то лишь он, Бадмаев, проталкивая и устраивая свои проекты в медицинском бизнесе, часто бывал у него перед царицей и просил Распутина замолвить слово за него перед царицей, а через нее и самому царю. «А теперь, глянь, сам Гришка ко мне приперся!»– подумал он, улыбаясь и встречая Распутина. А тот только мялся да охал.
- Ну что, что случилось, Григорий Ефимович? С чем пожаловали к нам? – спросил Бадмаев, доброжелательно пожимая ему руку.
- Ах, Петр Алексеевич, милый друг, выручай. Случилось такое, о чем я раньше не задумывался. Я стал полным импотентом! Раньше, бывало, не знал, куда эту силу-то свою и деть. А теперь вот смотрю на голую бабу как на пустую бутылку, она у меня не вызывает никаких ощущений. Тишина и спокойствие. Такого у меня еще никогда не бывало. Помоги, дружище, век тебя не забуду! – начал выкладывать свою тягостную озабоченность здоровьем Распутин.
- Хорошо, Григорий Ефимович, успокойтесь, сейчас мы вас посмотрим, послушаем и решим, что дальше делать, - говорил Бадмаев, раздевая, усаживая и прощупывая его пульс на запястьях рук.
Обследовав и определив его состояние здоровья, он задумался и начал выписывать рецепт. А Гришка от нетерпения вскочил и стал его донимать.
- Ну как, доктор? Скажи, что ты мне ничего не говоришь. Как мои дела? Что, плохи? Что я теперь бабам-то своим скажу? Без этого я и жене своей буду не нужен….
- Погоди, погоди Григорий Ефимович, не суетись. Сейчас я тут все для себя запишу и тебе расскажу, - успокоил его Бадмаев.
- Если честно тебе сказать, то здоровье у тебе железное. Но не бережешь его, себя не жалеешь… Крутишься, вертишься… Всех ублажаешь… Такого темпа и конь не вынесет. В общем, у тебя обычное нервное истощение. И ничего страшного в этом нет. Недельку у меня полечишься. А я тебе настойку тибетскую пропишу, моксами точки твои прогрею и ты опять будешь таким же, как и раньше. И еще я тебе посоветую, Григорий Ефимович: уезжай-ка ты на время из Петербурга к себе на родину – в Сибирь. Там воздух чистый, лесной. Все сразу само собой и восстановится, - завершил утешительно свое заключение Бадмаев.
- Ну, слава Богу, а я-то уж думал… - обрадовался Распутин. – А вот насчет твоего совета… Так я наверно и сделаю, - согласился он с Бадмаевым. – Брошу на время всю эту канитель с бабами, с их просьбами и укачу на всю зиму в Покровское, - добавил он, оборачиваясь к доктору. – Но только ты меня сейчас немного подлечи, а опосля я уже и сам справлюсь. А за это проси, что хочешь. Все сделаю!
- Хорошо, Григорий Ефимович, я тебя вылечу, но для этого и ты должен кое-что выполнить, чтобы победить свою хворь, - сказал Бадмаев.
- Говори, что мне нужно сделать – я сделаю! – согласился Распутин.
- Понимаешь, Григорий Ефимович, все тибетские вещи, обряды, снадобья – это ведь не просто сушеные травки и разные там земные коренья и порошки, которые действуют на тело химическими компонентами, а это еще и вещества, в которых содержится целительная энергия разных духов – существ других миров. Если лечиться только травами, то можно вылечиться, но не надолго. А если хочешь полностью выздороветь, то тут уж нужно менять всю свою жизнь, все свои старые привычки. Но я понимаю, что тебе изменить свою жизнь и привычки сразу невозможно, поэтому есть еще один путь - колдовской или шаманский – носить обереги и талисманы. Или определенные драгоценные камни, которые подходят именно твоему телу. Они будут оберегать и поддерживать твою энергетику.
Есть тут у меня одна вещица, привезенная с Тибета в виде броши с камнем. А камень тот просто волшебный. Горный хрусталь называется. Если в него долго глядеть при свечах, то можно будущее увидеть и узнать прошлое человека, на которого гадаешь. А владельца он оберегает от всех врагов. Только держать его нужно все время при себе. Родословная этого камня идет от тибетских магов или «зеленых драконов», принявших это учение о кристаллах еще от осевших там атлантов. И тот, кому этот камень передается, становится всесильным магом и настоящим служителем религии Бон, зеленых магов.
Так что, выбирай, Григорий Ефимович, если примешь наше условие, я тебе вручу этот «камешек». А тогда…тебе уже никакие враги не страшны. Ты все про них будешь знать, - закончил Бадмаев.
- Ох ты, вот это здорово, неужто так просто… Поглядел – и готово.
- Да, так оно и будет, - заверил его Бадмаев. – Но ты должен тогда вступить в наше общество и поддержать «зеленых». Ну а я тебе вручу этот талисман.
- Но как же так! Я же не китаец, а русский, и потом, каноническое православие – основная религия русских. Как я могу изменить своей вере… Нет, нет, Петр Алексеевич, такая измена просто невозможна, - возразил Бадмаеву Распутин.
- А зачем изменять? Надо быть просто искренним – с чистой душой и сердцем. Затем существует много религий. Да почти у каждого народа вера в Бога – своя. Может, искаженная, может, нет, кто его знает, но своя. И Бог это терпит. Потому что в каждом религиозном учении есть какая-то правда – доля истины! Бог нас создал – значит, мы ему для чего-то нужны.
Мы, такие несовершенные, глупые, непонятливые, как дети маленькие. Делаем ошибку за ошибкой, живем, растем, учимся, грешим и каемся, а он нас терпит… Зачем это? Никто не знает. А может ему с нами, такими непредсказуемыми – жить веселей.
Ведь вы, Григорий Ефимович, замечали, как радуются, например, родители, когда играют и шалят их маленькие дети. Они видят их несуразные действия, какие-то смешные движения, всяческие ошибки. Но они не придают этому никакого значения. Игра есть игра, и игра – это тренировка. Это как учеба, как нужно жить. И вообще, любая игра в какой-то степени копирует жизнь. Да и сама жизнь, как сказал поэт – это сплошная игра. Дети учатся на своих шишках и синяках. А мы, взрослые, расплачиваемся за свою неправедную жизнь болезнями, убожеством и несчастьями…
Но все равно, идет борьба, мир кипит, движется и не стоит на месте. Меняется, эволюционирует, то есть, развивается. В таком мире жить веселей, есть куда приложить свои силы.
А теперь, представьте, если бы все делали всегда все правильно и точно, как это выглядело бы все серо и скучно. Ни тебе пошутить над кем-нибудь нельзя, ни порадоваться, что ты, наконец, чего-то достиг, добился… Это жизнь без дум, без любви, без чувств. Да и человек был бы как неодушевленная машина. Ан нет, жизнь не такая. Жизнь – это борьба! Где каждый хочет стать выше своего соперника, хоть на чуть-чуть, то есть господствовать над ним.
Существуют разные духи, которые обладают разными энергиями интересов. И вся наша жизнь разбита на сферы их влияния. Они нас и тянут в разные стороны. Так вот, получать эти энергии интересов и обладать ими, не падать и не набивать себе шишки от неверных действий, а знать заранее, как идти правильно и учит наша религия. Овладеть силой и ресурсами всего живого мира, ведь нет застывшего мертвого мира – весь мир живой. И Бог является Богом живых. Но все изменяется, переходит одно в другое. И камни, и планеты, и звезды, и даже невидимые частицы – все это живые организмы в разном состоянии. И мы все состоим из этого вещества. И в нас самих бушуют энергии интересов. А интерес – это ведь притяжение к чему-то, тяга к знанию – информация. Даже любовь – это тоже интерес, но неосознанный, то есть тяга к совершенству. Чего нам не хватает, к тому мы и тянемся, и поклоняемся.
Эмблема христианства – это прямоугольный крест, а крест, движущихся энергий по кругу, с указанием движения в правую или левую сторону – это свастика. Мы владеем силой, заключенной внутри кристаллов. А, как известно, в этом мире все твердые вещества кристаллизуются и состоят из различных кристаллических образований. Наш девиз – властвовать на нашим миром, применяя энергии астральных миров. Мы не рабы. Мы не просим у Бога. Мы творцы и повелители. Мы не ждем, а действуем и помогаем ему!
- Ну вот, Григорий Ефимович, теперь ты все знаешь, а коль ты мужик умный, то и решай, что тебе лучше: иметь все и царствовать или не иметь ничего, ходить и попрошайничать, - выпалил Бадмаев, заканчивая свою пламенную речь. Было видно, что Распутину она все-таки понравилась.
- Да-а-а, - сказал он протяжно, - удивил ты меня, Петр Алексеевич, удивил… И заинтересовал, - добавил он. - Трудно мне сейчас, так что давай-ка сюда свой камешек. Он как раз мне сейчас и пригодится.
- Ну вот и хорошо, что ты все понял, а болезнь твою мы теперь в два счета вылечим, - обрадовался Бадмаев.
И действительно, после примененных Бадмаевым тибетских лекарственных средств, состояние здоровья Распутина быстро пошло на поправку. Но он все же, памятуя совет Бадмаева, решил уехать домой в Сибирь, на зимние каникулы.
Царица хоть сперва и не отпускала его от себя, но потом согласилась, поняв, что ему нужно немного отвлечься и отдохнуть от Петербургской жизни у себя на родине.
В феврале месяце, окрыленный выздоровлением, Распутин берет некоторые уроки гипноза у некоего Попандото, но сам уже отказывается лечить, когда его зовут к больным детям. К тому же он опять начинает пить и наконец уезжает в свое Покровское.