Выйдя из его комнаты, мисс Коллинз с трудом закрыла двойные двери – в руках у неё был поднос с грязными тарелками. Подошедшей Этель показалось, что это происходит каждый раз, когда она приходит.
– Как он сегодня? – спросила Этель больничным шепотом.
– О, миссис Николсон! – Мисс Коллинз так громко поздоровалась, будто встретила родственницу после двадцати лет разлуки. – Ему намного лучше!
Ему всегда было «намного лучше». Своей испещерённой морщинами рукой мисс Коллинз привычно подняла колпак с самой большой тарелки.
– Только что был ланч – он съел отбивную с картошкой, а вот к морковке и не притронулся. – Он всегда к чему-то «не притрагивался».
– Я могу зайти на минутку? – спросила Этель. – То есть… он не спит?
– Спит? Этот Человечище?
Этель на цыпочках пробралась в комнату. Изголовье кровати Рэя было приподнято так, чтобы он мог сидеть. Его русые волосы были аккуратно причёсаны, будто это сделала мать, а воротник халата в горошек плотно прилегал к его почти безбородой шее.
Он посмотрел на Этель, скучающая гримаса так и осталась на его лице. Казалось, что сидеть вот так – это его работа.
– Это я, Этель. Привет, малыш! – закрывая двери, сказала она. – Мой сидящий малыш. – Она подошла к нему, наклонилась и влажными губами поцеловала его.
– С днём рожденья, дорогой! С днём рождения!
– Спасибо. Слушай, ты меня раздавишь.
Она села на стул справа от кровати и взяла его руку.
– Мой именинник.
– Ох…
– Почему ты не съел морковку? Расскажи, будь добр!
– Кто-то её уже пожевал, прежде, чем её принесли мне.
Этель захихикала, это у неё здорово получалось.
– Может, мисс Коллинз? Она выглядит так, как будто только и делает, что поедает чужие морковки. Морковки двадцатидвухлетних именинников.
Рэй хмыкнул.
– Малыш, ты должен поесть.
Он вытащил свою руку из её руки и уставился в окно слева, из которого можно было видеть другую часть здания.
– Посмотри на меня, – попросила Этель. – Двадцать два. Парень поравнялся со мной.
Хохолок на его затылке был тщательно приглажен.
– Эй, посмотри на меня!
– О, ради Бога!...
– Нет, Рэй! Посмотри на меня.
Рэй резко повернулся к ней с демонстративной, широкой улыбкой. Этель захихикала. Рэй уставился на свои ноги.
– Ты просто обязан услышать, как мисс Коллинз называет меня «миссис Николсон». Это каждый раз убивает меня наповал.
– Я ненавижу её, – сообщил Рэй спокойным тоном. – Ненавижу её всю, до самых кишок.
– У неё веснушки. Как у меня.
Казалось, Рэй решил обдумать это. Он протянул правую руку, чтобы взять ладонь Этель.
– Твой отец приходил сегодня? – спросила Этель.
– Да. Заскочил подбодрить меня. Рассказал мне, сколько денег потерял за последний месяц.
– Я принесла тебе книгу. Это пока не подарок. Подарок ещё не пришёл. Но ты подожди. Он потрясающий. Я бы и сама себе такой хотела.
– Ага. Только, пожалуйста, не дари мне часы. У меня их уже трое.
– Это не часы. Что тебе подарил папа?
– Ничего. Он не знал, что у меня сегодня день рождения. Что за книгу ты принесла?
– Ты ему не сказал? Я думала, что его секретарь должен знать.
– Что за книга?
Этель посмотрела на книгу, лежащую у неё на коленках.
– «Небо, я твой». Мне её Филлис дала, она в восторге. Хочешь, я почитаю?
– Она пошлая?
– Я не спросила, – Этель стала листать книгу в поисках диалога.
– Прочитай мне какой-нибудь пошлый кусочек.
– Я начну сначала.
Этель стала читать вслух, но у неё получалось не очень. Первая часть начиналась так: «Стивен Дуайт натянул свои безупречные замшевые перчатки и махнул таксисту. «Куда едем, сэр?», – спросил шофер. «В отель “Тауэр”, как можно скорее», – приказал Стивен Дуайт своим звучным, не терпящим возражений голосом».
– Слушай, – прервал Рэй. – Знаешь, куда ты можешь засунуть Стивена Дуайта с его перчатками?
Этель показательно вдохнула и закрыла книгу.
– Ты был утром на мансарде?
– Да нет…
– Так ты был там или нет?
– Был. Они прикатили меня к старику, который загрузил меня разговорами.
– Что он тебе сказал? Что у него?
– Не знаю. Желчные камни. Его паренёк учится в Йельском университете и очень похож на меня. Только он из Небраски. Спрашивал, сколько мне лет, чем я занимаюсь и что со мной стряслось… Господи Боже!
– И что ты сказал?
– Какая к чёрту разница, что я сказал?
– Никто не раскусил тебя, старина Джо Ротогравюр?
– Нет. Дай мне сигарету.
Этель взяла сигарету из кожаного портсигара, лежавшего в сумочке, зажгла её, боясь смазать помаду. Когда у неё получилось, села на краешек кровати и вложила сигарету в губы Рэя. Он дважды сильно затянулся с закрытыми глазами, а после просто курил, смотря в окно. Наконец он медленно потянулся к Этель. Его рот оставался вялым, но глаза потеплели.
– Иди сюда.
– Не-а.
– Давай!
– Не-а.
– Давай быстренько обсудим кое-что.
– Нет. Кто-нибудь может войти, Рэй.
– Никто не войдёт.
– Ладно. Давай.
Это был долгий, но лишенный страсти поцелуй. Этель вернулась на стул. Пока они целовались, Рэй плакал. Дрожание его губ не обманывало её.
– Рэй, угадай, кого я сегодня встретила, – сказала Этель со стула.
То, что он пытался ответить, было похоже на «плевать, кого ты там встретила».
– Хэлен Мастерсон. – Этель сильно наклонилась вперед. – Она приходила посмотреть на платье. С мехом. Застала Филлис в дверях. Ей сказали идти прямо к Пирсу и просить меня показать ей голубое, из Вога. То, которое я тебе показывала. Помнишь?
Рэй сжимал руками голову так, будто сила его рук могла положить конец всему этому.
– И я ей показала. И что, ты думаешь, она мне тогда выдала? Только сразу, а?.. «Как там Рэй?» Я сказала, что с тобой всё в порядке. Потом она спросила, когда мы собираемся пожениться. Я ответила, что сразу, как ты вернёшься из Чикаго.
Каждый раз, когда он вдыхал, его нижняя губа дергалась, издавая хлюпающий звук.
– Не знаю, почему я сказала «Чикаго». Разве что, это самое далёкое место, какое я могла представить, кроме Калифорнии, но Калифорния – это было бы слишком далеко.
Рэй вытирал мокрое лицо краем подушки.
– Она купила это голубое и ещё два других. Одно лучше другого.
Этель поднялась и подошла к окну. За спиной всё ещё слышался этот хлюпающий звук. Постепенно он утих, будто Рэй совладал со своей губой, и теперь слышны были лишь движения его горла.
– Этель…
– Что? – спросила Этель, не поворачиваясь.
– Иди сюда.
– Мне и здесь хорошо.
– Ну иди сюда…
– Мне и здесь хорошо. Я считаю кирпичи.
– Этель… Слушай… Достань мне глоток… Это всё, что мне нужно. Один паршивый глоток… Этель… Ради Бога…
– Я надеялась, что ты не будешь этого делать.
– Но послушай… Всё, что мне нужно, это глоток… Я просто хочу проверить себя. И всё. Этель… Ты же, чёрт побери, знаешь, что один паршивый глоток не навредит мне. Этель… Поверни своё чёртово лицо!
Она повернулась.
– Я не могу, Рэй. Ты же знаешь, я не могу. Почему же ты меня просишь?
– Ты можешь! Ты же, чёрт побери, знаешь, что можешь. Ты можешь принести мне один паршивый глоток… Это всё, что мне нужно. Даю слово. Ты не хочешь, чтобы я себя проверил? Ты что, не хочешь, чтобы мне стало лучше? Посмотри на меня!
– Пожалуйста… Ты сейчас свалишься.
Этель подошла к нему, и Рэй прижался лицом к её руке.
– Этель. Любимая, пожалуйста. Один вонючий, паршивый глоток. Слушай… У меня есть идея. Подожди, дослушай. Ты можешь налить в бутылку из-под туалетной воды. И оставить на этом чёртовом столе. Никто не заметит. Я могу проверить себя. Слышишь?
– Слышу.
– Ну, ты сделаешь? Сделаешь так? Любимая?
– Нет! Пожалуйста…
Она вырвала свою руку – Рэй не очень сильно сжимал её.
Его всклокоченные волосы снова оказались на подушке. Он стиснул дрожащие губы и прищурил глаза. Его дыхание стало тяжелым.
– Хорошо, – сказал Рэй, выдыхая. – Ты сука!
Этель стояла у окна, повернувшись спиной.
– Ты меня любишь, – продолжал Рэй. – О, да, ты любишь меня! Ты чертовски меня любишь, любишь… Что за ложь! Ты паршивая маленькая лгунья! Слушай! Давай! Вали отсюда! Давай! Ты слышишь меня! Катись к чёрту!
Оба услышали стук в дверь. Зашёл доктор Стоун, маленький и чистенький.
– Ну! – сказал доктор Стоун. – Что это? Посетители? – И улыбнулся Этель.
– Я уже ухожу, – ответила Этель доктору. Она, приглаживая юбку, прошла, чтобы взять книгу Филлис.
– Как поживает наш лентяй? Как ты себя чувствуешь, сынок?
Вместо ответа Рэй повернулся на бок.
– Увидимся завтра, Рэй, – сказала Этель.
Почти всё его лицо утонуло в подушке.
– Если ты вернёшься, я убью тебя. Убирайся.
– Кто это? Кто это у нас тут? А? – залепетал доктор.
Доктор Стоун открыл двери и пошёл вниз по коридору в сторону Этель.
– Я думаю, на сегодняшних процедурах мы промоем ему почки.
– Да.
– Человеческое тело, знаете, оно как машина. Нужно держать в чистоте.
– Да, – повторила Этель.
Нос доктора Стоуна, разделавшись с каким-то препятствием в пазухах, издал короткий раздражающий звук.
– Сегодня у него день рождения, – сказала Этель.
– О! Не знал!
– Ему исполнилось двадцать два.
Приехал лифт, в котором уже стояли люди, и Этель ничего не оставалось, кроме как зайти.
– До свиданья, – сказала она.
– До свиданья, – ответил доктор, снимая пенсне.
В спускавшемся вниз лифте был сквозняк, и Этель чувствовала холод там, где на её одежде оставались мокрые пятна.