Жил да был колобок. Был не низок, не высок. Кругловат, коротковат. Сам себе в один обхват. Только это он потом уже был. А сначала дедушке было плохо.
Никанорычу было как никогда. Проснувшись, он обнаружил себя в сенях, на жестком, продавленном диване, куда Лукерья всегда отправляла его в тех случаях, когда он немножко злоупотреблял. По его мнению. У Лукерьи мнение было иное : "Старый чорт опять пошел в разнос", - говорила она товаркам и шла протирать пыль с дивана. Когда дед возвращался за полночь, вихляющейся, развинченной походкой - дальше сеней его не пускали. Раньше он еще пробовал было качать права, сам он в эти моменты казался себе молодым и дерзким, но Лукерья пару раз брала в руки скалку и дед соглашался с таким аргументом. Так и жили.
Тут надо добавить, что алкоголиком Никанорыч никогда не был, пыль на диване скапливаться успевала. Просто раз в декаду, он, как заслуженный работник лесного хозяйства, получал приличную пенсию и тогда в груди его начиналось какое-то клокотание, плечи распрямлялись, он начинал глядеть орлом и ему срочно требовалось отвести душу. Дело житейское. Однако большую часть денег он доносил до дома, что примиряло его с Лукерьей. Та была женщиной мудрой и прощала дедовы заскоки, понимая, что каждый отдыхает, как умеет. Лишь бы в меру. А меру свою дед знал. Что не спасало его, правда, от тягучего, знойного утреннего похмелья. Утром деду приходилось туго.
Потому лежал он сейчас потным крабом, закинув одну ногу на спинку дивана и костерил всех богов: от Бахуса до Диониса, за сие мерзкое изобретение, именуемое алкоголем. Попутно пытался уловить взгляд супруги, по понятным обоим причинам. Глаза его излучали кротость и смирение. Лукерья продиралась сквозь облака перегара и на деда пока реагировала мало. Пускай еще помучается, шмель костистый. Может в следующий раз подумает башкой своей.
А утро меж тем набирало обороты. На лугу слышалось коровье мычание и щелканье кнутов. Орал петух, балансируя на заборе и дополнительно сверля Никанорычу мозг. Кот деловито прошмыгнул по своим делам. Усы уже были в сметане. "Опять в погреб лазал, стервец", - позавидовал дед. В погребе, помимо солений и прочих богатых запасов, хранились стратегические запасы наливок и самогона, который сейчас Никанорыч согласен был принять в виде лекарства. Да что там, ожил бы дед. Положение надо было спасать.
Кряхтя, отклеился от дивана и выглянул во двор. Лукерья хлопотала в птичнике. Носились вокруг нее желтыми пятнами цыплята и волновались куры. Диспозиция была удобной. Старикан молнией рванул к погребу и уперся в массивный замок, ключ от которого скорее всего лежал в кармане жениного передника. Та была женщиной не только мудрой, но и предусмотрительной, так что все дедовы хитрости и потребности знала наперед. Рядом было еще слуховое оконце, куда беспрепятственно лазал кот. Но дед был не кот, потому завалил оконце камнем, чтоб хоть не так обидно и пошел обратно во двор.
Сев возле забора, принялся растирать скрипящие колени, всем своим видом показывая, что тяжко, ох как тяжко. Вслух боялся, потому что мог и схлопотать дополнительно. В этом деле главное не переигрывать.
- Что, старый, плохо? - Лукерья, закончив в птичнике, отряхивала передник, - а не надо было так нажираться вчера.
- Плохо, милая, плохо, - дед подходил к ней с умильными глазами верного пса, - но я же вот деньги домой принес (про надбавки к пенсии, он благоразумно умолчал) и вот, смотри что, - пошарив в штанах, хлопавших на его тощих ногах, как паруса, вынул маленькую черную коробочку. - Носи, милая, ничего для тебя не жалко, - всхлипнул душевно дед.
В выстланной бархатом коробочке лежало колечко. Не великой ценности колечко, да и изумрудов там тоже не наблюдалось. Серебро и камень какой-то полудрагоценный, но русские женщины любят своих мужиков сердцем. За внимание, а не за количество каратов. Так что Никанорыч пошел ва-банк, поставил все на кон и выиграл. Задел он нужную струну в сердце супруги. Глаза Лукерьи увлажнились. Надев кольцо на палец, смотрела как солнце отражается в камне, брызнув во все стороны калейдоскопом лучей. После, уже совсем иначе, посмотрела на свою потасканную вторую половину.
"Плохо?" - совсем другим уже голосом, участливо спросила она. Никанорыч поник, опустив голову, показывая, что мочи нет уже терпеть, но что поделать, такая уж, видно, доля, согласен мучиться и страдать, коли такова воля его любимой красавицы жены.
"Ну ладно, ступай в горницу, - сказала жена, перебирая ключи, - я сейчас". Дома дед получил вожделенный полтинничек. "И все, - непреклонно сказала Лукерья, посмотрев еще раз на кольцо и, вздохнув, добавила, - пока все". Далее Никанорычу выдали чистое белье и погнали в баню. Супруга утверждала, что после активного отдыха от него всегда разило старым козлом. Почему именно старым, деду всегда самому было интересно, но он не возражал. Пускай ворчит, быстрее отойдет.
После бани чистый и распаренный Никанорыч сидел за столом, с удовольствием глядя на запотевший шкалик. Дрогнуло таки женское сердце. Сразил он жену своим рыцарским поступком. Посему позволялись ему сегодня некие послабления и вольности. Жить снова было хорошо.
"Великая вещь - дипломатия", - благодушно думал лесник, наблюдая как Лукерья раскатывает тесто. Она затеяла печь хлеб, раз уж от супруга сегодня пользы никакой. Вертелась жена, в ногах жены вертелся кот, вертелась планета. "И пускай так хорошо будет всегда", - легко парил над лавкой исцеленный тремя рюмками Никанорыч, решив, что не будет рассказывать жене о хищениях сметаны котом. У мужчин должны быть свои секреты.
***
Пока мужчина парил в мечтах, дела на кухне шли своим чередом. Коту стало скучно. Кот рассудил, что на полу он малозаметен и надо бы показаться перед хозяйкой во всей красе. А потому он запрыгнул на стол, оттуда на полку, на которой хранились всякие лекарственные травки, собираемые Лукерьей про запас и которая давно держалась на честном слове. Кормили кота хорошо, поэтому полка тут же хрястнула, покосилась и все добро, собранное и засушенное, скатилось вместе с орущим котом прямо в квашню. Обстановка накалилась. Никанорыч с изумлением смотрел, как из мучного облака показалась злая, как дракон, жена, неся в руках что-то белое, мерзко извивающееся, но оравшее знакомым дурным голосом. Кот намертво влип в тесто, и не вынь его вовремя хозяйская рука, вместо хлеба они получили бы пирожки с мясом, но у кошек лимит жизней и везения больше, потому пострадало только его самолюбие. И красота. Вышвырнув это недоразумение за порог, Лукерья развернулась и посмотрела на мужа. "Я за молотком", - все правильно понял лесник. Сходив в сарай за инструментом, прополоскал под лейкой кота. Тот, вывалянный в муке и налипшей сверху пыли, даже не сопротивлялся, лишь жалобно подвывал. Он напомнил деду свое собственное утреннее состояние и злиться на него не получалось. Да и на что злиться то. Кошка, что с нее взять. Ноги, хвост, встроенный генератор пакостей. Такая уж животная. Усмехнувшись, сунул его на крышу, подсыхать и направился в дом. Там жена выковыривала из теста пучки трав, грибы, ягоды и прочие корешки. Починив полку, посоветовал ей бросить это занятие, а ставить подошедшее тесто в печь. Вкуснее будет. "А и то верно, - Лукерья с шумом загнала противень в огонь, закрыла заслонку и присела к столу, - наливай, старый. С вами, кобелями, еще хорошо, что курить не начала". И как-то дело пошло. Когда графинчик опустел, не чинясь, сбегала еще за одним, принесла в миске пупырчатые огурцы и квашеную капусту, густо пересыпанную брусникой. Не такого вечера ожидал Никанорыч, проснувшись поутру. Происшедшее сблизило супругов. Как оно обычно бывает... И в горе и в радости. Просочился взъерошенный кот. Подгадал момент, когда кары можно уже было не опасаться. Получив миску молока, залез на всякий случай подальше под лавку. А супруги отбыли в опочивальню. Вечер закончился в теплой дружеской обстановке.
Проснулся Никанорыч от головной боли: "Не стало бы традицией", - мельком подумалось ему. Но было еще что-то. Отпив воды, для таких случаев он всегда держал ковшик возле кровати, прислушался к странным ритмичным стукам из сеней.
- Что там, дед, неужто грабители, - ворочалась рядом, разбуженная шумом жена.
- А вот мы сейчас посмотрим, что там, - встав, подошел к шкафу, вынул берданку и браво одернул трусы в горошек, - сейчас я там кому-то постукаю.
В сенях никого не было. Обшарив углы и заглянув под диван, супруги никого не обнаружили. Решив уже, что опять наверное кот, собрались идти досыпать, как стук повторился. Оказалось, стучало в кухне. "Нет, ну точно кот", - понеслась вершить правосудие супруга. Никанорыч вздохнул и поплелся следом. Второй раз коту уже было не отвертеться.
В кухне все находилось на своих местах, даже кот дрых на лавке. А стук доносился из печки. Изнутри.
- Ты слышишь то же, что и я? - глаза Лукерьи напоминали деду два больших блюдца.
- Слышу, - Никанорыч подошел к заслонке, в которую стучали уже не переставая и машинально брякнул: "Кто там?"
- Выпустите, - пискнуло оттуда, - жарко очень.
Из открытой, пахнувшей остывающим жаром печи, выскочило нечто круглое, желтое и забегало кругами по кухне, пока не наткнулось на ведро. Повозившись, звякнуло чашкой о жестяной край и принялось жадно пить.
- Батюшки светы, - Лукерья перекрестилась на образа, - это что еще за зверь такой, прямо из печки.
- Знаешь, что, бабка, - мрачно сказал дед. - Ты свои лекарственные травы не собирай больше. Лучше в аптеку. И отварами никого не потчуй. А то сожгут. Как ведьму.
Никанорыч все понял сразу. Все эти травки-муравки, грешки-корешки, в сочетании с грибами и ягодами, замешанные умелой кошачьей лапой, создали такую гремучую смесь, что в итоге печь, сыгравшая роль инкубатора, высидела "это". Может луна, вдобавок, в нужной фазе оказалась. Да мало ли что там еще должно было сработать. Успокаивало одно. Повторить такое уже не получится. Рецептов нет и слава Богу. А то в следующий раз изба ноги отрастит и гоняйся потом за ней по лесам. Нагнувшись, спросил у хлебного человечка: "Ты там один такой? Или есть еще?"
- Один, - ответил кроха-пирожок. - И, кстати, вам пора хлеб из печи вынимать. Он готов. А то вот, смотрите, - повернувшись показал им румяный бок, - я даже подгорел уже немного.
Пока жена гремела ухватом, извлекая нормальный, к счастью, хлеб, дед продолжал расспрашивать мучную зверушку. Дела творились сказочные. Остальной хлеб получился обычным: каравайного типа. С привкусом лекарств, правда, но съедобен. А это недоразумение, пеклось с краю и что-то там случилось с перепадами температур. И зародилась жизнь. Причем в мучном сознании четко отложилась память всех трав, растений и прочих составляющих. Будь дед ученым, то поглядел бы на чудо сие сквозь очки, сунул в микроскоп, расщепил на атомы и заявил бы о революции в генетике. А дед лишь смотрел, как ловко скачет, передвигается это круглое существо, на коротких ножках, будто катится, поглядывая по сторонам глазами-ягодками и смешно выговаривает слова, окая ртом-бубликом. Дед не был ученым. У деда на все было простое объяснение - щедрая русская земля уродила очередное чудо. Но что с этим чудом делать, он пока не представлял. "Да хватит тебе по углам колотиться, бока набить еще успеешь, - сказал машинально и добавил: Точно! Колобок. Так и будем тебя называть. А сейчас все ложимся спать. Ты тоже постарайся не шуршать. С котом не ругайся. А утром, на свежую голову решим, как дальше жить".
И ничего. Нормально выспались. Кот тоже в сторону не шарахался, а значит нечистой силой тут не пахло. Коты в этом деле знатоки. Если кошка спокойна, жить можно. Кто павлинов дома разводит, кто крокодилов держит, а Никанорыч с Лукерьей тоже вот завели. Случайно. Но малый хлопот не доставлял. Бегал по двору, осваивался. Лукерье помог здорово. Так как получился он, так сказать, из натуральных продуктов, то в совершенстве знал все о травах лесных, их периоде цветения, свойствах и прочем. Великая вещь - гены. Так что с помощью колобка она составила такой справочник целителя, за который любой потомственный маг и магистр 7-го ордена светлоголовых, а, между нами говоря, враль и шарлатан районного масштаба, продали бы душу кому угодно. Но целебная сила отваров возросла многократно. Врать не будем. Лукерья вместе с подружками, напившись полезных микстурок, молодели и хорошели без удержу. Мужья на травы не разменивались, пили самогон и меж собой скупо хвалили нынешнюю весну. Дескать, все цветет и даже бабы. Никанорыч истинную причину знал, но помалкивал, лишь усмехаясь в густые усы. Так что все были довольны.
***
Время шло, весну сменило лето. Росла живность, поспевали ранние фрукты, впитывая солнце, наливались золотом в полях колосья. Жизнь вновь вошла в привычное русло. Но лесник своим наметанным глазом привык замечать все, даже там, где другие просто пройдут мимо. И видел, что тоскливо малому. Несмотря на хорошее отношение и прочие прелести сельской жизни. "Ну а иначе то как, - рассуждал дед про себя, - окажись я, к примеру, среди бабуинов говорящих, тоже, поди, неуютно жилось". Так думалось ему по ночам, под тихое сопение жены и копошение колобка в сенях. Не спалось круглышу.
На следующий вечер, выйдя перед сном на крыльцо, Никанорыч застал привычную уже картину. Колобок застыл, прижавшись к широкой щели, между досок забора, неотрывно глядя на лес, начинавшийся сразу за речкой. Рядом на заборе сидел кот, думая о чем-то своем, инопланетном, похожий на ушастый трафарет, вырезанный в темно-синей материи неба. Подошел, сворачивая ароматную цигарку, стал рядом, просто слушая тишину.
- Скучаешь, - спросил, скорее утверждая, туша окурок о подошву сапога.
- Так сразу одним словом и не скажешь, - вздохнув, ответил колобок. - С одной стороны я не могу скучать, потому что там никогда не был. А с другой, я понимаю, что лес, поле, земля, каждая травинка - это все моя родина. И хоть я ей и не нужен, потому что не появлялись на свете еще существа такие, но родину не выбирают. Я же все про лес, про природу знаю. Вот ты знаешь, что белки, например, целуются, чтобы распознать друг друга, - взглянул он на обалдевшего лесника. - А я знаю, - грустно вздохнул опять и добавил. - Все знаю.
Утром Никанорыч кряхтя полез на чердак, долго перебирал залежи хлама, поражаясь тому, сколько ненужного барахла можно собрать в одном месте. Вещи успели врасти друг в друга и местами напоминали монолит. Но дед знал, что ищет, поэтому от цели не отступал, продвигаясь среди этого лабиринта эпох и выкидывая через чердачное окно совсем уж обветшалые раритеты. Есть! Внутри разъезженной радиолы лежал потертый кожаный футбольный мяч. Он то и был нужен. Больше на чердаке делать было нечего, дед наскоро создал видимость бывалого уюта, пообещав себе (в который уже раз) навести здесь порядок и направился к сараю, где держал мелкий инструмент.
Там, стравив из мяча остатки воздуха, взрезал, кое-где добавил отверстий, кое-где подшил. Затем пришла очередь резиновой камеры. И вновь Никанорыч мудрил. Вырезал какие-то лекала ножницами, пришивал, плавил паяльной лампой. К обеду все было готово. Теперь предстояло самое сложное. Убедить Лукерью.
Жена поначалу не соглашалась ни в какую. "Его-ж сожрут там, крошечку мою ненаглядную", - краткий итог ее несогласий. Дед прямо не возражал. Он вроде как и соглашался. Но при этом кивал на съежившегося на краешке лавки колобка и предлагал все объяснять ему. Тот поднимал свои грустные глаза и взгляд этот убеждал Лукерью лучше всех остальных аргументов. Женщины. Постепенно от прямого: "Нет", беседа перешла к: "Будь очень осторожен", то есть эмоции сменило планомерное обсуждение деталей. Впрочем, детали деталями, а лес колобок знал изначально лучше них. Так что в основном это было длинное перечисление Лукерьей того, чего колобок делать не должен и того, в случае чего, он должен стремглав бежать домой. Спать легли поздно, за полночь, но какой уж тут сон. Ранним утром, едва поднялось заспанное солнце они уже стояли на дороге.
Кот, который терся тут же, боком косился на изменения, произошедшие в привычном облике колобка. Выглядел малый готовым к любым неожиданностям, но несколько ярко. Дед не придумал ничего лучше, кроме как втиснуть обтекаемые формы колобка в кожаную покрышку от мяча. Руки и ноги торчали из прорезанных отверстий, а в остальном кожа хорошо защищала от любых умеренных опасностей. Маленькие глазки задорно сверкали из небольшой прорези с козырьком, который закрывал от солнца и дождей. Резиновая камера пошла на изготовление штанцов и удобных непромокаемых сапожек. Из остатков дед соорудил небольшой заплечный рюкзак, куда сложил запас ягод, леску, несколько крючков и иголок. Не в силах запретить, Никанорыч постарался со своей стороны сделать все, чтобы колобок, если захочет, вернулся домой целым и невредимым.
- Ну что, ступай, а то скоро остальные в деревне проснутся, - кашлянул неловко лесник.
- Вы не волнуйтесь, - улыбнулся кроха-колобок, - я должен пойти, - я обещаю, что обязательно вернусь.
Повернулся и споро засеменил по дороге, через мост, в сторону деревьев. Крякнув, дед подобрал кота и вошел во двор. И только Лукерья еще долго махала платком, глотая крупные слезы, пока маленькая точка не растворилась в зелени леса.
***
Сказать, что колобок не скучал... Глупо так говорить. Ведь Никанорыч с женой были его семьей, которую он искренне полюбил. Он знал, как тяжело им было его отпускать. А потому твердо пообещал себе вернуться. После этого идти стало легче, не так грустно. Ведь идти вперед всегда легче, если знаешь, что есть куда возвращаться.
А лес манил. Широкая протоптанная дорога, от которой разбегались в разные стороны ручейки - тропинки, сменилась узкой колеей, в середине которой пробивалась трава. Тропинки исчезли вовсе. Да и колея постепенно терялась, то появляясь, то исчезая, пока не пропала в густой траве. А колобок зачарованно шел дальше, проводя лапками по шершавой коре деревьев, наклоняясь и нюхая травы, различая всякие звериные норы и прочие местные достопримечательности. Птицы, завидев его блестящую пятнистую одежу, затеяли было голосить удивленно, но почуяв своего, понемногу успокоились. А колобок по-прежнему катился вперед.
Деревья, которые прикидывались чащей, поняв, что на испуг храбреца не возьмешь, внезапно расступились и колобок вышел на чудную поляну, будто бы созданную для того, чтобы устроить привал, чем хлебный человечек и воспользовался. Изумрудная трава, с проглядывающими глазками ромашек, мягким ковром сбегала к нежной глади воды, в которой отражалось чистое, высокое небо. Стащив рюкзак, сел на пенек и принялся осматривать обувь на предмет возможных повреждений. Босиком по лесу шастать мало желания, не зверь все-таки. Так и есть, шов немного разошелся. Достав припасенные нитки, стал укреплять сапог и, увлеченный этим делом, не сразу услышал плеск воды и мелодичный смех, словно кто-то звенел серебряными колокольчиками.
Поднял глаза и оторопел - из воды, опираясь локтями на берег, на него глядели две очаровательные нимфы, с шальными зелеными глазами.
- А кто это у нас такой кругленький, - протянула одна нараспев, - у кого такой интересный комбинезончик, подойди малыш, покажись любопытным девушкам.
- Ах, я таких красавцев в жизни не видела, - подхватила вторая, - дай же взглянуть на тебя получше. Я думаю, он принц, - это уже обращаясь к подружке.
- Хи, принц, бери выше - королевич, смотри какой важный, - щебетала первая, глядя дурными, манящими будто омуты, глазами на насупившегося колобка.
Дамы работали по наработанной, давно отыгранной программе, он понимал, что здесь что-то нечисто, но ноги сами подняли его с пенька и, будто нехотя, зашагали в сторону красоток. Те словно этого и ждали - голоса слились в одно монотонное, убаюкивающее ласковое гудение, загипнотизированный колобок шел вперед, цепляясь последними остатками сознания за реальность. Где-то в глубине настойчиво звенел сигнал тревоги, отмахнуться от которого он не мог. Он уже почти дошел до наяд, смутно понимая, что для молодых девушек чересчур большие и острые зубы у них. Да и глаза вроде уже не такие ласковые. Из-за ласки проглядывала звериная жестокость. "Ох, колобок", - заслонив собой водяных девок, перед глазами возник Никанорыч, грустно качая головой и будто пелена спала. Избавившись от наваждения, он отдернул ногу, сделав шаг назад, а на то место, где он только что стоял, уже жадно тянулись загребущие руки. Отбежав подальше к спасительному пеньку, выглянул оттуда. Девицы никуда не делись, только поняв, что раскрыты, хвостов уже не прятали.
- Не поддался, - констатировала одна.
- Стойкий, факт, - подхватила вторая. - Молодец, пирожок, далеко пойдешь.
- А не стыдно вам, тетеньки русалки над маленькими так жестоко шутить, - поняв кто перед ним, он больше не боялся. Если наваждению не поддался, уже не сработает. А то был бы уже в омуте. Частями. Уселся сверху на пенек, разглядывая чертовок. Хороши были, загляденье.
- А мы всех обманываем, - шлепнула хвостом по воде одна.
- Натура такая, сами очень расстраиваемся, - грустно вздохнула вторая. - Прости нас, добрый молодец. Не держи зла.
Глядя на их хитрые мордашки, колобок понимал, что нисколько они не раскаиваются. Русалочья порода. Что с них взять.
- Ладно, красавицы, - поднялся он, - спасибо за науку, пора мне дальше идти.
- Ты возвращайся, мы будем ждать, - подмигнула одна.
- Правда-правда, - сделала большие невинные глаза вторая.
Злиться на них не было никакой возможности. Такими уж уродились, бестии. Невольно улыбаясь, колобок продирался сквозь кусты.
"Оставайся мальчик с нами, будешь нашим королее-еем", - пропели хором те ему вслед и опять рассмеялись. Русалки.
А колобок пошел дальше, огибая пруд. Для отдыха он решил поискать место поспокойнее.
Чувствуя, что устает, начал оглядывать большие деревья, пока не нашел в одном из них дупло нужных размеров. Скрытое зарослями густого дикого шиповника, дупло оказалось пустым и нежилым, лишь несколько мелких костей белело в темноте. Наскоро очистив его, выстлал дно сухой травой, залез внутрь, с наслаждением стащил с себя импровизированную броню и вытянул ноги. После закрыл отверстие листьями лопуха и задремал. Ложиться под открытым небом ему расхотелось. То, что он все знал о лесе, вовсе не означало, что лес стал более безопасным. Наоборот удваивало бдительность.
Проснулся он, когда солнце уже давно перешагнуло зенит. Летний день был чудо как хорош. Про происшествие с русалками думалось теперь, как о веселом приключении. Без страха. Хотя понимал, что чудом избежал серьезной опасности. Щебетала где-то вверху на ветвях птаха, мимо пронеслась по своим делам пара белок, сонно гудели шмели. Запомнив расположение дупла, так как может еще пригодиться, колобок аккуратно прикрыл его ветвями и отправился дальше.
Он и сам не знал, что конкретно ищет и куда направляется. Но ему нужна была цель, понимание того, кто он и для чего появился на этом свете. Кому-то это могло показаться смешным, дескать, чего еще, живи себе в свое удовольствие, раз ничего делать не надо. Но колобку был нужен смысл, благодаря которому он смог бы надежным якорем зацепиться в этом мире и приносить пользу. Вот и пошел.
Пока колобок размышлял о полезности и побочных интригах существования, стало заметно темнее. Оглядевшись, понял, что цели своей он добился, глубже зайти в лес было просто невозможно. Про тропки и тропинки можно уже было не беспокоиться, деревья росли как придется, вразвалку. Все остальное пространство колосилось буйно и с фантазией. Тяга к приключением и поиски родовых корней, закатили малого туда, где потерялись бы даже навигаторы. Если, конечно, сами, сначала очутились бы тут. При свете солнца все выглядело относительно пристойно. Но светило, провисев над головой положенное за день время, цепляясь за ветви, как-то сразу ухнуло вниз и декорации помрачнели.
Колобок будто заново огляделся в быстро наступающих сумерках. Таким лес он еще не видел. Тени, доселе прятавшиеся, появлялись отовсюду и мир словно окунулся в темную изнанку. Тени, которые всегда бок о бок идут со светом. Тьма ведь есть в каждом из нас. Именно в том количестве, которое мы в себя впускаем. Как и свет, которого в нас столько, сколько мы можем удержать
Философским размышлениям предаваться можно ровно до тех пор, пока не сожрут и колобок сильно пожалел, что так далеко забрался от знакомого дупла. Поэтому приходилось действовать, исходя из того, что есть сейчас. А сейчас вокруг него вовсю шло повсеместное погружение. Мелкая живность активно задраивала люки, засыпала норы и маскировала ходы. Ночью по лесу шатались личности довольно крупных калибров и попадаться им на глаза не хотелось ни мелюзге, ни нашему герою.
Спустя полчаса стемнело окончательно. Колобок уже смирился с тем, что до самого утра придется бодрствовать под большим кустом лопуха, как вдруг под корнями старого дуба, росшего над обрывом, наткнулся на гостеприимно открытый лаз. "Раз не засыпано, не прикрыто, а все нараспашку - значит пустое", - обрадовался пирожок и вприпрыжку покатился к спасительной норе.
"Потихонечку, полегонечку, вот мы и дома, вот и нашли где заночевать", - приговаривал колобок, протискиваясь в узкое отверстие, как вдруг оно резко расширилось и, подавшись вперед, он смог наконец оглядеться. Вполне приятное сухое помещение, усыпанное невесть откуда взявшимися сосновыми иголками, было занято отлично устроившейся семейкой змей, которые безмятежно дрыхли, переплетясь в один большой клубок. Теперь понятно, почему отверстие лаза никто не закрывал. По своей воле в гости к ним и так никто бы не сунулся. Стоп. Спали не все. Над клубком уже возвышались несколько голов, с холодным любопытством оглядывая малого, будто прикидывая насколько удобно его будет переваривать. И все это происходило в полнейшей тишине. Холодные глаза, раздвоенные языки, покачивающиеся шеи. Пискнув, колобок развернулся и со всей мочи вкрутился в лаз, работая руками и ногами, расширяя проход, отплевываясь от песка, мечтая лишь об одном, выбраться поскорее. Пробкой выскочил он из под корней, пропрыгал по краю обрыва и, замахав лапками, пытаясь схватиться за воздух, не удержавшись, рухнул вниз. Кубарем пронесся вниз по склону, нещадно бил по спине, державшийся каким-то чудом рюкзак, ветви хлестали, цепляли и швыряли его в разные стороны. Со стороны колобок теперь мало отличался от того самого футбольного мяча, покрышка которого все же защитила его от множества ссадин и царапин. Но не защитила от большого пня, куда он врезался уже на излете, катясь больше по инерции. Это стало достойным завершением такого насыщенного дня. Перевалившись на спину, уставился в густое, темное небо, щедро пересыпанное звездами. Звезды вели себя неправильно. Им не сиделось на месте, они кружились, водили бесконечные хороводы. Приближаясь все ближе к колобку, звезды множились, росли, вспыхивали, пока не слились в один сплошной свет. "Эх, колобок", - сказал свет голосом Никанорыча. Глаза пирожка закатились и он отключился.
***
Придя в себя, обнаружил что не может пошевелить ни руками, ни ногами. К гулкому шуму в голове примешивались какие-то голоса, но соображал он вполне сносно, мысли бегали шустро и испуганно. "Сломаны, - испугался он. - Пока летел вниз переломал руки и ноги". Открыв глаза, выяснил, что обстановка сильно изменилась и даже, кажется, ясно в какую сторону.
Во-первых, несмотря на ночь, было вполне светло, неподалеку горел уютный костерок, приятно согревавший его с одной стороны.
Во-вторых, вертя головой и благодаря этому свету, он с облегчением выяснил, что ничего у него не сломано, просто он был крепко привязан к тому самому пню, который стал конечной точкой его горного спуска.
В третьих, ни рюкзака, ни одежды рядом не наблюдалось, колобок сидел на земле точно в таком виде, в каком появился на этот свет из печки. Тоже не радовало.
В четвертых, в отличие от шума в голове, голоса оказались вполне реальными. Доносились ониот компании, которая вольготно расположилась по ту сторону костра. Рядом небольшой горкой лежали его небрежно брошенные вещи.
Хмельные здравицы, женский смех, звяканье бутылок. Компания была чересчур веселая. Так в лесу себя не ведут. Или ведут. Когда бояться нечего. И то, что он был привязан, радостных мыслей ему не прибавляло.
"Уж лучше бы с русалками остался, - понурился колобок, - и чего я из деревни ушел."
"Смотри-ка, - донеслось от костра, - очнулся. А ну пошли посмотрим. Поговорим с гостем дорогим. Какими судьбами в наших местах".
Теперь пирожок смог рассмотреть чьим "гостем дорогим", а точнее пленником он оказался.
В любом обществе всегда найдутся те, кто не желает жить "по-простому". Обычная жизнь будет казаться им слишком пресной, скучной и унылой. Их ведет вперед дух авантюризма, поиски приключений и жажда перемен. В лучшем случае они становятся капитанами дальнего плавания, геологоразведчиками или пожарными. В худшем - тяга к приключениям, облеченная ленью, трансформируется в жажду наживы. "Красиво жить не запретишь", - твердят такие герои, но ничего не желают делать для этой красивой жизни. А желают они утянуть эти красивости у тех, кто работает с утра до ночи. Понятно, что к таким свободным художникам отношение в обществе не очень, вот и ищут они места потемнее и побезлюднее, водя знакомства с такими же, без стыда, совести и упрека, сбиваясь в стаи и революционные шайки под любимым лозунгом:"Все взять и поделить".
Представители этого сословия без границ и предстали сейчас перед колобком во всей своей разудалой красоте.
За главаря у них конечно был волк. Потертая камуфляжная куртка едва сходилась на его широкой выпуклой груди. Он стоял, прислонившись к соседнему дереву, скрестив крепкие мускулистые лапы. Сломанный клык показывал, что волк бывал в переплетах. Стоял и смотрел желтыми, цепкими глазами. Умными, понимающими, грустными, равнодушными. Страшными. Большой, битый жизнью, волчара. Такие в разбойники идут не от лени. Такие идут, когда другого выхода не остается. А сохранить честь и совесть можно в любом обществе. Если она у тебя есть.
Возле него стояла прима этого благородного собрания. Рыжая красотка-лиса, с густо подведенными глазами на ухоженной мордашке. Такие есть везде. Королева двора, цирка, бензоколонки, самая красивая на потоке, курсе, институте и т.д. Самыми-самыми среди равных их делают не красота, а та смесь азарта и бесшабашности, идущей вразрез с благочинность и домовитостью, свойственной остальным представительницам женского сословия. Из таких получаются идеальные Бонни: верные, преданные подруги, которые поддержат в любой лихой авантюре. Но для этого Бонни сначала должна найти своего Клайда. За которым пойдет на край света. В огонь и воду. Эта нашла.
Видно было, что Бонни свою волк любил. Модельная стрижка, бриллиантики в ушах, замшевые перчатки по локоть, высокие сапоги. Да что там любил. Он в ней души не чаял. Сдув длинную челку, лиса со смешливым любопытством разглядывала колобка. Он вспомнил, что не одет и залился краской.
И остальные. Вислоухий заяц и енот, который из-за перегара и кругов под глазами смахивал на запойного алкоголика. Сейчас он был занят тем, что закрашивал сажей белые полосы на хвосте. "Маскировка, - подмигнул он колобку. - Ночью все кошки серы". Балбесы енот с зайцем были в общем. Это колобок уже понял.
- Не расскажешь нам, кто ты такой и откуда здесь взялся, а точнее свалился, - нарушил затянувшееся молчание волк, - видели мы твой слалом. Ты, парень, в рубашке родился. Выжить после такого. И скажи спасибо своей амуниции, - он показал на изрядно потрепанную одежду, - хорошо сделана.
- Ох и летеееел, ох и летееел, - подскочил к нему заяц. - Мы с Нико, - кивнул он в сторону чумазого енота, - даже думали ты того. А ты нет, дышишь.
- Отвечать, когда командующий спрашивает, - уже вертелся с другой стороны енотик. - По сторонам не смотреть, лишнего не думать, не врать и не юлить.
- Я колобок, - пирожок от растерянности и такого напора не знал, что отвечать. Молчал и смотрел, как енот, пыхтя пытается примерить на себя его круглую броню.
- Это безусловно мне все объяснило, - волк начал терять терпение. - Малый, тут не лагерь отдыха. Мы, конечно, не самые плохие в этом лесу, но хорошего в нас тоже мало. Ты свалился к нам сюда, - он обвел их импровизированную стоянку, - как гром среди ясного, хотя какой там ясного, темного неба. Будь добр, соберись и отвечай подробно. Потому что самое простое - это прибить тебя к чертовой матери, чем искать место для нового логова.
- Ты разозлил его. Ты смотри какой он злой. Ой бедаааа. - Заяц схватил свои уши, завязал узелком под подбородком, закатил глаза и рухнул на землю. Вокруг него уже накручивал круги енот, кое как уместившийся в колобковой одежке, но руки почему-то оказались на месте ног.
- Алессандро, - мы совсем запугали маленького, - лиса поймала енота, вытряхнула его из футбольной камеры и вернула ее колобку. - Мне кажется после такой резкой остановки у него голова болит, а мы со всех сторон наседаем. Убери этих двух неугомонных пока в сторону, - кивок в сторону енота и зайца, - и дай малышу привести себя в порядок. Я думаю, после этого мы все сможем выяснить.
Мысль была здравая. Колобок быстро оделся, после чего волк вновь аккуратно привязал его.
- Мне это тоже не нравится, - пояснил он, - но еще меньше мне понравится, если ты сбежишь, а потом сюда придут охотники.
- Если уж так беспокоитесь о сохранении тайны, попросили бы лучше этих, - колобок показал на костер, возле которого опять возились енот с зайцем, - шуметь поменьше. Оттуда уже доносились смачные шлепки засаленных карт и звуки щелбанов, которыми победитель награждал проигравшего. "Опять мухлюешь, сволочь ушастая, - внезапно послышалась оттуда, - вышел туз".
- Тихо, - крикнул волк в сторону яростного верещания и возня прекратилась. - Да, тут ты прав, конечно. Добрый я для главаря. Не люблю жестокость. Вот и пользуются.
"Так значит туз в прошлой партии вышел? Ну лаааадно, играем", - послышалось опять от костра. Мирились тут быстро.
А колобок рассказывал. Все. С самого начала. Пару раз ловил на себе грустные и сочувственные взгляды лисы. Каким-то образом он чувствовал невнятную близость, родство с этой компанией. Они тоже были одни. По своей, правда, воле. Но все можно изменить. Пошел же колобок именно за этими переменами.
- Да, - крякнул волк, - не будь ты столь наивным, ни за что бы не поверил. Но вот тебе верится сразу. Ты, по-моему, и врать то не умеешь. Ладно бы ты изворачивался, угрожал, а ты взял и все рассказал. С тобой невозможно по плохому.
- Бедный, - лиса смахнула слезу. - Совсем один на белом свете.
- А вот не один, - улыбнулся колобок. - Семья же у меня есть. И в лес я пошел, чтобы узнать, вдруг не один. Видите, даже вы выяснили, что оказывается вы не плохой.
- Я разный. - Волк поднялся и принес колобку его рюкзак. - Держи. Очень разный, - продолжал он. - Я могу себе это позволить. Заслужил, - усмехнулся онгрустно. - У тебя там лекарств случайно нет? Вижу, снарядили тебя в путешествие основательно. А то вот, видишь, - распахнул он куртку, показав перебинтованный бок, - пришлось быть и плохим. С теми, кто еще хуже.
- Позавчера Алессандро отбил нас от стаи шакалов, - лиса ласково приобняла волка. Если бы не он, не знаю что бы с нами было, - вздохнув, поежилась она.
- Ладно тебе, Алиска, - проворчал тот. - Да, было дело. Эти два красавца, - кивнул он на неразлучных енота и зайца, - удили рыбу. Шуму было больше чем рыбы, они по другому не умеют. Я даже предположить не мог, что в наших краях могут быть шакалы, видимо они очень отличились у себя, раз скрываются так далеко. Поднялся визг, прибежала Алиска. По поводу нее у этой стаи появились другие планы, но я за нее что хочешь сделаю. Костьми лягу, а в обиду не дам. Да и за них тоже, конечно, - махнул он в сторону мохнатой парочки, возившейся у костра и снова гремевшей бутылками. - Вот и лег. Отбить то отбил, больше они сюда не сунутся, но заживать будет долго. Там тоже не пионеры по грибы собрались. Верткие ребята. Нет лекарств, значит? Жаль. Ладно, побудь пока с ним, Алиса, мне подумать надо.
Встав, он отошел, а колобок остался с рыжей красавицей, следившей за удалявшимся волком влюбленными глазами.
- Ты не думай, что мы плохие, - нарушила затянувшееся молчание она. - Мы, конечно, не очень хорошие, но и не плохие. Он знаешь какой - "это она про волка", - догадался колобок - он только с виду грозный, а так добрый. Балбесам нашим все прощает. Грабит только плохих. Лишнее забирает. Зимой тем зверям, что голодают, еду подбрасывает. Старается, чтобы все по справедливости было. Он раньше на границе служил. Его вместе с командиром убить хотели. Среди людей, тоже все больше шакалов, - вздохнула она. - Убить их не убили, они сами кого хочешь убьют. Вот теперь в бегах. Хозяин его в тайге сгинул, а он с нами возится. Только не говори ему ничего, - уже шепотом сказала она ему, увидев возвращающегося волка.
- Значит так, дружок, - волк тяжело опустился на землю рядом с Алисой. - Придется тебе побыть немного моим формальным пленником. Без лекарств мне никак, понимаешь, - немного конфузливо продолжал он. - Утром наши шустрики сбегают в деревню и отнесут письмо твоему деду, в которым ты напишешь, что держим мы тебя в заложниках, требуем в качестве выкупа антибиотики. Алиска напишет, она мастерица такие послания составлять. Как вернутся, пойдешь куда угодно. Сам провожу, чтобы никто не тронул. Ты, естественно, не пленник. Ты гость. Обещаем кормить, поить и на все вопросы ответить. Ты ведь вроде за этим в лес собирался. Вот и отдохнешь у нас денек. Тебе в любом случае отлежаться надо. Согласия не спрашиваю, потому что выбора не даю. Но прошу понять. И обещаю, что с этого времени в лесу у тебя станет на несколько хороших знакомых больше. Если не будешь стесняться такого знакомства.
- Не буду, - после услышанного от лисы, колобок смотрел на волка совсем другими глазами.
- Ну вот и славно, - волк поднялся, - а теперь давайте спать. И тебе и мне это пойдет на пользу. Ксаверий, Никодим, - крикнул он в сторону костра. - Ложитесь спать. Завтра с утра понесете письмо в деревню.
После удалился с Алиской в отдельный шалаш. Заяц как-то быстро приткнулся в своей норе и затих, а Никодим еще некоторое время возился, бубня себе под нос, что он не Никодим, а Нико. Бесстрашный герой и мастер тайных операций. Спустя время уснул и он, ровно засопев. Колобок тоже задремал, день выдался очень суматошным.
Проснулся, когда тьма только-только начала сереть, лишь обозначивая присутствие утра. Рядом пыхтел неугомонный Никодим, он же грозный Нико, повязывая вокруг пузишка темный пояс.
"А, не спишь, - поглядел он на колобка. - Я им покажу Никодима. Скоро буду в общем. Ждите вкусный завтрак." Сказал и растаял в кустах.
Думать куда тот собрался, сонному колобку не хотелось, он устроился поудобнее и снова заснул.
Опять проснулся ранним свежим утром, ежась от рассветной росы. Солнце еще не встало, равно как и остальные на этой поляне, но птицы уже вовсю шумели, воспевая наступление нового дня. Но было и еще что-то. Гораздо массивнее птиц. Оно не пело, а с шумом продиралось сквозь кусты.
Ближайшие из них разошлись и на поляну вышел медведь, держа под мышкой неуловимого бесстрашного Нико. "Привет", - сказал оттуда колобку енотик и грустно вздохнул.
Медведь поглядел на привязанного за ногу колобка, сказал: "М-да" и направился в сторону палатки, которую волк делил с Алисой.
Подошел, перехватил енота за шкирку и поскреб лапой по пологу: "Сашка, просыпайся, епт, дело есть."
"Ага, они знакомы, значит не так страшно", - сделал для себя выводы колобок.
Откинув полог, показался заспанный волк, увидел обмякшего енота и все понял сразу. Из за его спины выглянула Алиска, в розовом кружевном пеньюаре, ойкнула и спряталась. "Я сейчас", - сказал волк. Медведь развернулся, нашел бревно, сел и закурил, разгоняя лапой ароматный дым.
Спустя несколько минут вышел уже полностью проснувшийся и одетый волк.
- Так, - сказал он. - Что на этот раз?
- Шел от запруд, - начал медведь, - я там рыбу прикармливаю. Проходил обычной дорогой, мимо деревни. Смотрю, на заборе птичника вихляется что-то. Этот стервец, - он приподнял Никодима за тот самый пояс и потряс легонько, - не иначе за яйцами свежими навострился. Зацепился поясом за жердину и повис. Пугало, прости Господи.
Никодим молчал. Он сокрушенно висел в медведевой лапе и всем своим видом показывал, что раскаивается.
- А время то уже утреннее, - продолжал медведь, - куры волнуются. Того и гляди выйдет кто из хозяев. Снял я его и сразу к тебе. Ты уж с ним того, проведи беседу. А то не было бы беды. Мы тут с людьми мирно. Хорошая деревня. Не хотелось бы осложнять.
- Опусти ты его на землю, Михаил, - на провинившегося енота волк не смотрел. Нико принялся отряхиваться, бурча себе под нос, что вовсе он не висел, просто решил передохнуть, это такая особая тактика.
- Значит так, - продолжал волк, не слушая этих маловразумительных оправданий. - Месяц из лагеря не отлучаешься. Вся работа по кухне, готовке, мытью на тебе. И Алиске со стиркой помогать будешь. До первого замечания. Второго не будет. Если что узнаю, вылетишь отсюда к чертовой матери. А теперь пошел вон.
Енотик шустро усеменил, радуясь, что еще легко отделался. Неподалеку уже маячил его закадычный дружок, заяц, приятели тут же принялись возбужденно обсуждать происшествие. Видно было, что енот врет с три короба, постепенно отходя от пережитого, а заяц сочувственно кивает, ухмыляясь, пока Нико не видит. В общем партизан из енота был пока не очень, понял колобок. В деревню с письмом сегодня он уже не пойдет.
- А это что за прелесть, - медведь показал на колобка, сидевшего на ставшем уже родным пеньке. - Опасный государев преступник? Или ты решил рынок невольников открыть?
- Долго объяснять, - досадливо и несколько смущенно поморщился волк.
- А ты объясни. А я послушаю. Ты меня знаешь, Алексашка, я тебя уважаю. За справедливость и многое другое уважаю. Но вот этих вот нововведений мне в лесу не надо. Так что давай, рассказывай, отчего у тебя тут такой цирк шапито открылся. Одни на привязи, другие на заборах болтаются.
И волк рассказал. Суровое, поначалу, выражение на медведевой физиономии, разгладилось и сменилось искренним любопытством.
- Так ты у Никанорыча испекся? - спросил он, подойдя поближе и разглядывая смущенного колобка. - Ну он может. Хороший мужик. Вообще повезло нам с деревней. Потому испытывать терпение лишний раз не стоит, - посмотрел он на осклабившегося угодливо Никодима. - Ну а я Михаил. Местный, - тут он неопределенно покрутил головой и не найдя подходящего термина, закончил, - медведь, одним словом. За порядком слежу. За советом ко мне идут. А некоторым наоборот лучше на глаза не попадаться.
- Я его заберу у тебя, - сказал он волку. - Сам посуди, Сашка, что он о лесе после такого гостевания думать будет. От каждого куста шарахаться начнет. Заживет все у тебя. Я тебе меда с орехами сегодня же передам, солонины. Подкрепишь иммунитет. И чтобы не выглядело будто я в твоей вотчине распоряжаюсь, поступим мы вот как. Внуков своих хотел тебе на лето определить. Распустились, понимаешь, папиросы у меня воруют, брагу потягивают. Вот с ними ты, пожалуйста, построже. Выбей из них дурь, к делу какому пристрой. Охранять кого или защитить если. Думал не знаю, что ты соседских волков шугаешь, -усмехнулся он. - Я все знаю. Высоко сижу, далеко гляжу. Ну так как, друг, пойдешь навстречу? А я уж отблагодарю.
Колобок видел, как напрягшийся в начале разговора волк, ощутимо расслабился. "А медведь большой умница, - сделал для себя выводы пирожок, - начал с кнута, своего добился, а закончил пряником. Никодима спас, меня освободил. И волка не обидел, и вроде как еще и должен ему остался. Не зря он тут в лесу за главного. Заслуженно".
- Ну что же, - кашлянул волк. - Поможем. Присылай. Постараюсь из них нормальных мужчин сделать.
- Вот и славно, хлопнул его по плечу Михаил. - Сегодня же и жди их. Припасы я с ними передам. И сверх того передам, потому что лопают в три горла. Молодежь. Не спорь, - осадил он начавшего было возражать волка. - Знаю, что говорю. Ты еще с ними намаешься. Потому тебе и отсылаю. Надеюсь на тебя. Никто с ними больше не сладит, понимаешь?
- А ты собирайся, - сказал он колобку. - Намаялся в первый день с непривычки? А теперь мы тебя побалуем. Чтоб Никанорычу потом не жаловался, что голодал, да обижали тебя сверх меры, - подмигнул мишка.
Пока пирожок ходил за рюкзаком, увидел Ксаверия с Никодимом - нечистая пара уже чертила палочками на земле какой-то обширный чертеж, то ли лесопилки, то ли аэробуса и были они так увлечены этим занятием, что ни на что другое внимания не обращали.
- Собрался? - спросил медведь, - ну пошли. Чаем с малиной угощу, меду свежего попробуешь и вообще, будешь, как дома. Это тебе не дупло.
- Погодите, - колобок порылся в рюкзаке, к счастью во время падения ничего не вывалилось, достал карандаш и стал что-то писать на клочке бумаги. - Вот, - сказал он, несколько минут спустя, протягивая волку исписанный листок, - тут список трав и способы заваривания и применения. Пусть ваши ребята поищут, травы эти в лесу часто встречаются. Что-то надо будет пить, а что-то использовать как компресс. Заживет все за несколько дней, вот увидите.
- Так, - волк взял листок и машинально передал его Алисе. - А почему сразу не сказал? Не было бы всего этого, - показал он рукой на пенек и остатки веревки.
- А потому что хочу, чтоб вы поняли, что добрым словом иногда можно добиться гораздо большего, нежели силой, - улыбнулся колобок. - Если бы я сказал вам про травы вчера, вы бы решили, что я от испуга и продолжали бы и дальше жить в этой уверенности. А теперь вы будете помнить, что добро может быть и добрым.
- Хха, - гулко захохотал медведь и хлопнул лапищей пирожка так, что колени у того подогнулись и он чуть не брякнулся на землю, - уел тебя малый, а, Сашка? Что, век живи, век учись? Ну вот то-то. Правильно все малыш сказал. И сам запомни и запойной команде своей втолкуй и моим балбесам в головы дубовые вбей. По совести люди испокон веков жили. Малый с этими истинами родился. А мы подзабыли. Время такое, дурное, - вздохнул медведь.
- Да, - волк будто заново оглядел колобка. Я запомню. На всю жизнь запомню.
- Спасибо тебе, дружок, - Алиса наклонилась и коснулась теплыми губами его щеки. Травы мы сегодня же соберем и отварим. Заходи в гости. Мы тебе всегда будем рады.
И колобок покатился дальше.
***
После первых суматошных суток идти просто так по лесу было приятно. - А ты молодец, - говорил ему медведь. - Правильно поступил. Я Сашку хорошо знаю. Сам о себе думает как о плохом, а не знает куда доброту девать. Какой из него разбойник. Все бы такими разбойниками были, я бы давно на пенсию ушел. Тем более внуки уже выросли. Лбы здоровые, а мозгов нет. Вот мозги то он им и вправит. Армейская выучка. А с дипломатией у него слабовато. И ты это очень хорошо ему показал. Он же солдат. Привык все вопросы силой решать. Без силы сейчас никуда, это верно, - вздохнул мишка, - но надо различать, где она нужна, а где прекрасно можно обойтись без нее. Это с опытом приходит. Ничего. Он умный. Придет время, вместо себя поставлю. А пока пусть этого самого опыта набирается. А мы, кстати, пришли.
Хозяйство у медведя было знатное. Видно было, что выстроено с любовью, неторопливой крестьянской сметкой и размахом. Крепкие, добротные постройки. Как и сам медведь. Теплым житейским уютом повеяло на колобка.
В центре находилась берлога. Выложенная камнем дорожка вела к дубовой дверке, врезанной в небольшой холм. Помимо засова, на дверце красовался новый замок. Повешен был недавно, даже смазка не вся стерлась.
- Зимуем тут с женой, - пояснял медведь. - А по летнему времени припасы держу. Соленья, мед, грибы. Капусту квашу. Бражкой балуюсь понемногу. Потому замок навесил, а то внучата мои распробовали.
"Совсем как и Никанорыча с женой, - хихикнул про себя пирожок. - Самое главное под замком."
С одной стороны холма у медведя была мастерская. Виднелись столярные инструменты, рядом на солнце сушились кожи. Внутри вроде велосипед разобранный. Смотреть и спрашивать колобок постеснялся. Мало ли у кого какое увлечение.
С другой - находилось летнее жилище. Кухня, пыхтевшая чем-то вкусным, так как дело шло к обеду, легкая беседка и домик с верандой, откуда сейчас в их сторону двигалась медведица, вытирая лапы передником.
- Это вот жена моя, Таисия, - с уважительной гордостью молвил Потапыч. - А это, Ташка, колобок. Знакомься. Новый житель нашего леса.
И медведь вкратце поведал жене историю колобка, успевшую за последние дни сильно обогатиться жизненными подробностями. Говорил не все, наиболее опасные моменты опустил, но женщины есть женщины, пусть и медведицы, после положенной порции охов и вздохов, Таисия заявила, что тут просто необходим хороший отдых и, схватив колобка, потащила его в сторону дома.
- А еще за холмом пасека у меня, - запоздало в спину крикнул медведь, - туда не ходи. Пчелы сейчас злые.
Таисия открыла дверь и колобок прошел в дом.
- Подожди, я сейчас - сказала она и направилась в сторону берлоги-склада, звеня на ходу ключами.
А колобок и не услышал. Разинув рот, ходил по комнате, разглядывая картины, развешанные на стенах. Вот речка, вот рожь под солнцем волнами ходит, а вот и знакомая берлога. Рядом с этой картиной в рамках висели фотокарточки Таисьи, державшей на руках медвежат. То ли детей, то ли внуков, какая разница. Вот еще фотографии. Волк с Алисой. Енот с зайцем радостно хохочут. Еще фотографии незнакомых колобку зверей. Ох, Михаил. Живите еще столько же. Живите вечно. На вас, Михаилах, Никанорычах, Сашке-Алессандрах, земля русская держится. Живите и помогайте жить другим. А земля только спасибо скажет.
- Любуешься, - колобок так увлекся, что не услышал, как пришла медведица. - Пошли, я тебе белье свежее постелю. Выспишься нормально после всех приключений.
- Спасибо, - колобок все не мог отвести взгляда от картин. - Это все он? - Показал он в окно на мишку, стоявшего возле двери в мастерскую.
- Он, - засмеялась Таисия. - Рисует. Рисует и стесняется. Глупости, говорит. Нарисует и спрячет в мастерской. А я нахожу и в рамки вставляю. Чего ж стесняться, если душа у тебя поет. А сейчас еще фотоаппарат ему подарили. Волк подарил на юбилей. Так что Мишка мой в "хипстеры" подался, - наморщив лоб, по слогам выговорила она незнакомое слово. - Это Алиса так говорит. А мне неважно, как это звучит. Главное, что все радость.
- А это где? - Колобок показал на картину, висевшую в центре. На обломанном молнией дереве, возились медвежата, под присмотром медведицы.
- А это уже не наше. Это человек нарисовал. Хороший человек, наверное. Живая картина, - улыбнулась Ташка. - А теперь отдыхай.
Накопленная за сутки усталость дала знать о себе сразу, как только коснулся мягкой подушки. Колобок сладко уснул и проснулся только к вечеру. Полежал немного, улыбаясь чему-то, сполз с кровати, оделся и вышел на веранду. Солнце уже садилось, сонно гудели последние пчелы, возвращаясь со своих торговых трасс на домашние аэродромы.
- Колобок, - помахал ему из беседки медведь. - Давай сюда, мы тут.
Малому сразу налили душистого чая и поставили блюдце с малиной, до которой сам медведь был большой охотник, даже держал ради этого свой собственный садик, чтобы всегда иметь стратегический запас любимого лакомства.
- Обалдуев своих отослал, - сказал ему медведь, прижмуриваясь и отхлебывая из блюдца. - Завтра с утра схожу, посмотрю, как устроились. За них не беспокоюсь, но навестить надо. Ты малину то бери. А то может картошки с мясом? Рыжиков соленых сейчас еще из подпола достану.
Хороший получился вечер. Медведь учил его играть в шахматы. Колобок в свою очередь рассказывал про травы. Звери слушали внимательно и даже записывали. На травах в лесу многое держится. Пока медведь отлучался, пирожок рассказал жене и про секретные женские отвары. Целебные и молодильные. Разошлись под утро. Донельзя довольные друг другом.
Встал колобок поздно, но чувствовал себя полностью восстановившимся и отдохнувшим. Можно было идти дальше.
Медведя он нашел в мастерской. Это все-таки был велосипед, колобок не ошибся. Как все талантливые личности, Потапыч был талантлив во всем. Узнав, что колобок так быстро их покидает, огорчился, но удерживать не стал.
- Жаль с Ташкой не попрощались, она сейчас на речке белье полощет, ну я от тебя ей привет передан. А сейчас стань ровно. Ага. Вот как раз возле беседки. Все, можно дышать, - засмеялся медведь, откладывая в сторону фотоаппарат. В следующий раз придешь, фотокарточки получишь. Дорогу найдешь?
Колобок заверил, что заходить будет при первой удобной возможности, даже надоесть успеет. Попрощались тепло и вновь колобок шагал навстречу солнцу.
***
Последние дни многое изменили. Опасности были. Обман и даже соблазнение на фоне корысти тоже было, вспомнив русалок засмеялся он. Змей избежал, с горы упал, друзей нашел. И самое главное. Он может идти по лесу и улыбаться. Значит все правильно делаешь. Раз можешь идти по жизни, как и по лесу, с улыбкой. Можно уже было возвращаться к Никанорычу, старики там волнуются за него, а потом уже совершать более основательные походы. Тем более колобок загорелся новой идеей. Захотелось в лесу свой домик выстроить. А потому, решив потратить еще один денек на поиски возможного будущего места под строительство, вечером он собирался повернуть домой.
Увлеченный этими мыслям, не сразу обратил внимание на странные звуки, доносившиеся уже некоторое время с соседней поляны. Аккуратно, стараясь не шуметь, подошел и раздвинул ветки. Такого он еще не видел. В густой траве, блестя на солнце металлом, катались маленькие шипастые шары. Такие же круглые, как и сам колобок, но в несколько раз меньше. Двигались, расходились по разные стороны, выстраивались в правильные линии, разбегались, сшибались, вызывая этот кастрюльный звон. Звон перемежался писком и постоянным хихиканьем. Завороженный колобок переступил с ноги на ногу, под ним хрустнула ветка и шары встрепенулись.
- Опасность, - послышалось с поляны. Одна часть непонятных шаров образовала полукруг, который прикрывал со всех сторон центр. Другая часть, распрямляясь на ходу, организовали подобие щитов и второго круга. Остальные, сбившись в правильный квадрат в центре, ощетинились во все стороны копьями-иглами.
Дальше прятаться не имело смысла, да и любопытство не давало покоя. Колобок кашлянул и пошел навстречу очередным чудесам
Увидев его, странная аномалия пришла в неописуемое смятение, зашушукалась, дрогнула и развалилась. Один из шариков покатился к колобку и от смеха его удержала лишь преисполненная серьезности мордочка...да-да, именно ежа.
Облаченный в металлические доспехи, ежонок выпрямился во весь свой могучий рост, откинул забрало, явив воинственный нос и спросил писклявым, преисполненным серьезности голосом: "Кто ты, доблестный рыцарь? На тебе знак незнакомого нам ордена. Являешься ли паладином, исполняешь ли обет? Двери нашего братства всегда открыты рыцарям. Ибо нет ничего на свете лучше высшего служения идеалам".
- Знак ордена? - озадаченно спросил колобок.
- Конечно, - ежонок указал миниатюрным копьем на ту часть мяча, где синела эмблема завода изготовителя с наклейкой: "Спортивное общество Динамо".
- Понятно, - колобок сел на траву. - Могу ли осведомиться я, доблестные сэры, о славных традициях и целях вашего светлого братства?
Из разговора с бронированными ежами все стало ясно. Ежата по натуре своей вообще существа малость закомплексованные. С одной стороны иголки. Вроде хищники. С другой голопузые и коротколапые. А с таким ростом на то, что тебя буду воспринимать серьезно, можно вообще не надеяться. "Лесными мышами себя чувствовали", - пояснил колобку главный магистр ежиного рыцарского ордена. Но в один прекрасный день в лес приехали отдыхать толкиенисты. И все. Жизнь обрела новый смысл. "Сила в единстве", "Один за всех и так далее". Девизы эти очень пришлись по душе ежам. А потому, сперев той же ночью из палатки, где пьяные толкиенисты отсыпались после бурной сечи, пару книг по военному делу и инженерной фортификации, ежи обрели вторую жизнь. А колориту добавил исторический роман: "Айвенго", Вальтера Скотта, утянутый случайно вместе с остальными книгами. Насчет брони договорились с гномами. "Дорого просят, жадные они очень, - пожаловался тот же магистр, - но дело свое знают хорошо. В плане оружия гномы большие мастера".
И вот теперь перед колобком стоял наглядный результат того, как литература может изменить жизнь. "Это еще хорошо, что здесь реконструкцию боев второй мировой не проводили, - подумалось ему. - А то расстреляли бы меня из пулеметов еще на подходе." А потом он представил себе ежиную танковую дивизию и именно что поежился. Нет. Уж лучше пусть рыцарями остаются.
- А смеетесь почему, - спросил он рыцарей, - что такого веселого в отработке маневров?
- Травка пузико лоскочет, - ответили ежи. Смеялись после этого уже все.
И ничего удивительного, что ежата, провалившись в средневековье, приняли колобка за своего. Круглый? Круглый! В броне? В броне. Значит легендарный великан воитель и есть, рассудили ежи, предложив колобку стать полноправным членом, а лучше бы предводителем их славной боевой дружины. "Придется все-таки еще на пару дней задержаться, - понял колобок, - кажется нашлось и мое место в этом лесу".....
***
Последние дни у лесника выдались паршивыми. Сначала ушел в лес и там же и сгинул малый. Уже неделя прошла, а ни слуху ни духу. Сожрали наивную душу, не иначе. К Лукерье лучше не соваться, ходит, как в воду опущенная. На любую фразу огрызается. Винит его, да и себя тоже, что отпустили. А как не отпустить. Не собака же. Человек, можно сказать. Пусть и хлебный.
Браконьеры опять в лес повадились. Да и браконьеры уже не те пошли. Раньше, лет двадцать назад, шалили все больше ночами, исподтишка. И закона боялись и совесть какая никакая была. А сейчас. Едут на дорогущих машинах, с пьяным гоготом, палят в белый свет, как в копеечку. Сунулся их урезонить, так те в лицо смеются. "Корочками" машут, знакомствами и связями пугают. Морды холеные, лоснящиеся. Не лицо, а задница, того гляди треснет. Что это - люди? А зверями их назвать, так зверей зазря обижать не хочется. "Что за время такое, - вздохнул Никанорыч, - понаплодилось сволоты всякой, а народ терпит. К ногтю бы их, так рыба с головы гниет. Ну ничего. Народ то терпит, а терпению всякому конец приходит. Близко уже". Угроз их он не боялся, больше за лес обидно было. Ладно. Завтра видно будет.
Но утром браконьеров след простыл. После через деревню проехали эвакуаторы и спустя некоторое время проехали еще раз, везя джипы в сторону города. Никанорычу даже через забор видно было, что от колес там ничего не осталось. Не покрышки, а лохмотья. Кто это сделал, он не знал, но был очень рад временному затишью. А потом в заднем конце палисадника, спускающегося к реке, заскрипела жердина. Заинтересованный лесник прошел туда и обомлел. Первым важно вышагивал колобок. За ним тянулась, то пропадая в густой траве, то появляясь вновь, громадная гусеница, блестевшая на солнце металлом. Старику, плевавшему на браконьеров и прочие бытовые опасности, впервые в жизни стало по-настоящему страшно. "Колобок, твою ж мать, - дрожащим голосом сказал дед, - ты кого к нам домой привел?"
К счастью все выяснилось быстро. Никанорыч был мужиком крепким. Тем более увидев его, колобок тут же бросился навстречу, тараторя и сбивчиво поясняя, а гусеница превратилась в первую когорту 9-го легиона или, говоря проще, обычных голодных ежей. Объясняться с Лукерьей было уже легче, пусть первые несколько минут она просто прижимала к себе заматеревшего и малость смущавшегося колобка, говоря что-то непонятное, безраздельно счастливое.
Колобок сидел за столом и рассказывал. Все рассказывал. Про лес, про опасности. Про новых друзей. В углу, возле бадейки с молоком, куда Лукерья покрошила свежего хлеба, сгрудились ежи и сосредоточенно чавкали, временами жмурясь от удовольствия.
- А браконьеры? - спросил лесник. - Ваша работа?
- Конечно, - засмеялся колобок. - Всем лесом против них объединились. Ночью кроты палатки подрыли и мины с нечистотами заложили. Белки все патроны по дуплам попрятали. Еноты с бобрами налет на рюкзаки устроили. Есть у нас один. Никодим, - улыбнулся он. - Мастер тайных операций. Мы с рыцарской дружиной, - смутился он, - колеса изрезали и бензобаки песком забили. И все. Были браконьеры и не стало. В первый день такие важные ходили. Будто в магазин приехали, где все купить можно. А улепетывали сегодня только щеки на ветру развевались. Сдулись браконьеры. Пускай в городе сидят и другим то же самое передадут. А еще приедут - встретим.
Вот так и нашел колобок свое место в этой жизни. Что еще раз доказывает, что важно не то, что снаружи, а то, что все-таки внутри. Отстроили колобку дом. Всем лесом строили. А рядом возвели добротную крепость для ежей. У медведя среди старых фото прибавились новые. Они теперь часто с Никанорычем по вечерам чаи гоняли. А иногда, пока женщины не видели, то подливали и чего покрепче.
Колобок теперь жил на два дома. И в лесу и в деревне его ждали и любили. Наведываясь в очередной раз к Никанорычу, застал странную картину. Супруги месили тесто, кидая туда травы, ягоды и, время от времени подсовывая к квашне кота. Увидев колобка, лесник с женой сильно смутились. На вопрос, что все это означает, дед почесал голову и, махнув рукой, сказал: "Жениться тебе надо, малый. Созрел. Невесту тебе затеяли испечь. Получился ты, получится и она. Тут главное верить. А я верю."