Недавно по ТВ промелькнул видеосюжет о методах лечения головной боли в замечательной африканской стране Зимбабве: колдун посыпает обритую голову пациента какой-то пылью, затем под зычные заклинания с размаху лупит его по больному месту рукой, отчего через пяток оплеух пациент приходит в просветлённое состояние, а ещё через десяток тумаков падает без чувств, но зато в полном здравии. Конечно, в наше просвещённое время в здравоохранении современной России такие методы не практикуются, однако эффект достигается аналогичный.
На днях я попал в одну из городских больниц С-Петербурга с диагнозом гайморит. Скажу прямо, настроения шутить у меня не было никакого, а даже напротив того, стал я понемногу грустить, как только вошёл в коридор Приёмного отделения. Народу много, все квёлые. Врачи ходят в толстых марлевых повязках на лицах, на головах чепцы в виде бахил.
«Так, ангина здесь?!» – спрашивает у толпы одна из врачей, приятная женщина атлетического сложения. Толпа угрюмо молчит. Врачиха пожимает мощными плечам: «Где же ангина, вот только что здесь ходила?»
Я сдаю своё направление в бюро регистратуры. Через минуту-другую передо мной вырастает медсестра: «Вы гайморит?» Нет, говорю, у меня другая фамилия. Медсестра смотрит на меня с сожалением, вздыхает, но терпеливо объясняет, куда надо идти.
Захожу в кабинет. Здесь сидит лор-врач, средних лет милая женщина с задумчивыми глазами. На лице у неё маска, на голове чепец, на плечах накинута дублёнка, весьма засаленная. Она что-то пишет. Не отрываясь от письма, кивает мне на стул. Присаживаюсь, нервно тереблю в руках зонтик.
– Вы как сюда попали? – закончив письмо, спрашивает врач, голос её сух и строг.
– Через дверь, отвечаю, попал.
– Не смешно, – говорит врач. Она резко встаёт со стула, идёт к умывальнику, тщательно моет руки, после чего наскоро вытирает их о дублёнку.
В процессе осмотра мне дают подписать бумагу, что я согласен на все лечебные действия, которые со мной могут сотворить в данном медицинском учреждении. Я подписываю, но при этом деликатно прошу по крайней мере советоваться со мной перед принятием тех или иных мер медицинского воздействия на мой нездоровый организм.
– Есть три вещи, в которых у нас все считают себя специалистами: это футбол, политика и медицина, – раздражённо говорит лор. – И что, по-вашему я должна с каждым советоваться?!
– Извините, – спрашиваю я, роняя от волнения зонт на пол, – а Вы в медицине разбираетесь так же, как и в футболе?
– Опять не смешно! – отвечает врач. – И вообще, зачем Вам здесь зонт?
– На случай дождя.
– Здесь дождя быть не может, не бойтесь.
– А я и не боюсь, говорю, у меня же зонт есть…
Из кабинета лор-врача я вышел серьёзным, глубоким человеком, окончательно созревшей личностью. В Приёмном отделении кипела всё та же сутолока.
«Так, ринит здесь?» – сурово спрашивает женщина-атлет в белом халате.
Признаться, я до этого полагал, что ринит слово мужского рода. Однако на клич врача отозвалась маленькая, тщедушная девушка: я, мол, ринит. Её сразу направили, куда следует.
«А что, ангины всё-таки нету? – продолжает допрос толпы могучая врачиха, мусоля при этом бумажные карточки. – Ну, где же она, вот только что здесь ходила?»
Толпа глядит на врачиху почти заворожённо. Я тоже наблюдаю за всем, затаив дыхание. Вскоре ко мне подошёл доктор: низенький, сухопарый дедушка с интеллигентной бородкой – словом, вылитый Айболит. В руках у него моя карточка.
– Вы гайморит? – спрашивает доктор, ласково щуря на меня глаза сквозь толстые очки.
– Да, – вздыхаю я, уже отчётливо понимая, что стал в этом заведении своим человеком.