8
- Василиса Николаевна, расскажите нам всё, что вы знаете о случившемся. Имейте ввиду, что мы уже всё знаем, - вёл допрос Филонов в присутствии двух штатских, которые сидели молча и внимательно слушали.
- А что рассказывать, коль вы всё знаете? – начала было Николавна.
- Простая формальность, мы обязаны опросить всех свидетелей происшествия, не более того, - спокойным тоном продолжал Филонов.
- Я была с Настей в комнате, помогала с уроками. Вдруг какой-то шум в прихожей, какие-то голоса, а потом выстрел. Мы с Настей выбежали и увидели двух лежащих друг на друге незнакомых доселе мужчин. Я и не поняла, что случилось. Потом отец Севастьян сказал, что один из них мёртв, а второй сильно ранен. Я перевязала рану и мой муж по рации сообщил участковому.
Раненому было сильно худо. Медиков у нас не дождёшься, поэтому решили отвезти раненного людям, более разбирающимся в медицинском деле. А вот куда, к кому, этого я знать не могу. Мне об этом не докладывали. Но, пока я рану перевязывала, у меня сложилось впечатление, что раненный очень хороший человек. Мне больше нечего сказать.
- Предположим, что всё так. Но вот скажите мне, почему вы в течении нескольких дней собирали еду для бандитов, скрывающихся в вашей деревне и сообщили правоохранительным органам? – не унимался Филонов.
- Как это я им собирала еду? – воскликнула Николавна.
- А вот так! У нас есть все доказательства тому!
- Не правда! Мне, конечно, показалось подозрительным поведение мужа в последние дни…
- Так-так. В чём это выражалось?
- Как-то он мне говорит, собери-ка мне еду в дорогу, хочу белок пострелять, или птицу какую. Такое и раньше бывало, поэтому на первый раз я не предала этому большого значения, но спустя пару часов он вернулся и сказал, что где-то в лесу поставил кулёк с едой, увлёкся охотой, ничего не подбил, а где оставил еду, запамятовал. На следующий день он снова попросил собрать его. Опять, через пару часов возвращается и говорит, что обронил еду в ручей. Ну, что возьмёшь, человек пожилой, с одной рукой, ловкости то уже никакой. А сказать в упрёк не могу, люблю его сильно, да и обижать ущербного человека негоже.
- И что? Разве вы не заметили какие-нибудь изменения в его поведении? Может, нервозность какая появилась?
- Может и появилась. Только он всегда нервничает, когда с охоты пустой приходит. Мужику поперёк лучше ничего не говорить. Меня так мама моя учила, вот я и молчала.
- И сколько он так ходил на охоту неудачно?
- Дня два, аль три, я уже и запамятовала, чай тоже старая уже. Склероз процветает, мозги сохнуть, - ехидно, подражая деду, ответила Николавна.
- Вы что-нибудь ещё можете добавить по существу вопроса?
- Да. Когда моего мужа отпустят? – серьёзно спросила Николавна.
- О-о-о. Это теперь не скоро! Так что привыкайте жить без благоверного, - явно садистским тоном произнёс Филонов.
- Вы очень жестокий человек! Как вас земля терпит!
- Нормально терпит. Если бы не я, то преступность захлестнула всю планету. Поэтому приходится всякую падаль собирать по всей земле и сажать за решётку. Вот здесь и здесь распишитесь и может быть пока свободны. Да, и позовите мне вашего святого отца, - надменно попросил Филонов.
- Чтоб тебе пусто было и земля не приняла, - прошептала себе под нос Николавна.
- Что вы там сказали? – поинтересовался Филонов.
- Восхищаюсь вашим профессионализмом, гражданин начальник, - не моргнув глазом ответила Николавна.
- Это всегда пожалуйста!
- Настя, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но это жизнь. Страшная жизнь. Жизнь – это извечная борьба за выживание, за справедливость, за спасение родных и близких, - начал было Феликс.
- Не успокаивайте меня. Я уже взрослая, - серьёзно перебила его Настя.
- А раз так, то слушай внимательно.
Феликс рассказал придуманную с Севастьяном легенду.
- Но лучше, если ты откажешься от дачи показаний, - продолжал Феликс.
- А разве так можно?
- Ты имеешь на это полное право! Во-первых, ты ещё несовершеннолетняя и не можешь допрашиваться без опекуна. В твоём случае это бабушка. Во-вторых, ты имеешь полное право не давать никаких показаний по отношению к родному человеку. Лучше, если ты не поддашься на уловки этого Швондера.
- Кого?
- Прости. Филонова, или ещё кого из них. Только не обзови его Швондером!
- А кто такой Швондер?
- Я тебе потом расскажу, обещаю. А сейчас ступай и позови мне бабушку, если она освободилась.
- Хорошо, - сказала Настя и побежала в дом.
В это время полным ходом шёл допрос отца Севастьяна. Филонов открыто издевался над ним.
- Может вам боженька не велит тайну раскрыть? – язвил Филонов. – А может вас бесы обуяли? Говорят, такое со священниками случается. А, нет. Как это у вас? Ложь во благо. Во! – изгалялся Филонов, но Севастьян был невозмутим.
- Слышь, поп, мне до лампочки, что ты в рясе и с крестом! Я знаешь, сколько ваших посадил уже? Прикидываются праведниками, а сами деньги народные приходские на мерседесы и особняки тратите, девок совращаете. Не по Настину ли ты душу, вернее тело, сюда приехал, извращенец в рясе? – расплываясь в зверской улыбке, допытывался Филонов до Севастьяна. А игумен стойко игнорировал любые нападки, твердил заученную легенду и молился, в том числе и за этого «Ирода».
- Как, сильно Фомич злодействовал, - спросил Феликс Николавну.
- Терпимо, - местами даже старался быть галантным.
- Вот это ему совсем не свойственно. Ну, да ладно. Что вы ему рассказали?
Николавна слово в слово воспроизвела свой допрос.
- Я ничего не напортила? – с тревогой в голосе спросила Николавна.
- Вы удивительно мудрая женщина! Восхищаюсь вами! Если честно, я не ожидал, что вы так правильно сориентируетесь по обстоятельствам, - высказал своё восхищение Феликс. Николавна поначалу было засмущалась, а потом добавила:
- Разве ж была бы я тогда женой Ване, если б дурой заурядной была?
- И то верно, - только смог вымолвить Феликс.
Доселе тихий Кургутум стал весьма оживлённым местом. Везде сновали блюстители порядка, специалисты, корреспонденты, какие-то в штатском. Неожиданно к Феликсу подошла молоденькая девица с микрофоном в руке, позади неё пристроился парень с видеокамерой.
- Здравствуйте. Телеканал «Сибирь в законе». Представьтесь пожалуйста. Что вы можете сказать об убийстве беглого заключённого?
Далее посыпались вопросы один за одним, но Феликс их уже не слышал, он хотел взорваться от такой бесцеремонности и это ему, можно сказать, удалось.
- Как канал называется? Вы кто такие? Вы в своём уме? Вы хоть знаете, что значит «в законе»? Вы что, из жёлтой прессы? Пошли вон отсюда! Стервятники! – орал во весь голос Феликс.
- Мы не жёлтая! Нас поддерживает местная администрация…- пыталась оправдаться журналистка.
- Пошли вон от меня вместе со своей администрацией в законе!
- Вы понимаете, что вы делаете? Ведь это выйдет в эфир! – продолжала бороться журналистка.
- Навозные, назойливые мухи вы, а не журналисты! Здесь трагедия, а вы бабки прилетели отрабатывать! В законе они! Ишь! Аморальные выродки вы!
- Вы ещё пожалеете об этом, - провизжала журналистка.
- Всё! С меня хватит! Боец! – обратился Феликс к лейтенанту. – Конфисковать камеру и принести её мне, только не дай им кассету вытащить!
Дальше слышалась стандартная для такой ситуации перебранка, типа: «Вы не имеете права!», «У нас журналистская неприкосновенность!» и так далее и тому подобное.
«А боец – молодец. Недаром, хоть и невеликие, погоны носит. Камеру отобрал, из девкиных грудей вырвал диктофон, увернулся от её когтей. А микрофончиком то она побоялась его огреть. Видать, дорогой, потом не расплатится» - говорил сам с собой Феликс.
- Вот. Принёс, - доложил боец.
- А ты молодец! Смышлёный!
- Не, просто это моя сестра старшая, но мы договорились никому об этом не говорить. Только не выдавайте меня, - тихо пролепетал боец.
- Так вот оно что! А я то думаю, как это ты догадался к ней в титьки залезть, - и Феликс расхохотался.
- Я же ей сам советовал диктофон на всякий случай туда прятать, - смущённо признавался боец.
- Ай, молодца! Ладно, повеселил старика от души. Как здесь кассета вытаскивается?
- А вот, на эту кнопочку нажать надо.
- Спасибо. Отдай им аппараты. Пускай не плачут, но предупреди, чтобы ко мне больше не подходили и если чего замышлять надумают через СМИ своё, то я им тоже надумаю, через своё…, - Феликс замешкался не зная, что же такое выдумать равнозначное этой СМИ, но так ничего и не придумав, сказал, - В общем, ты меня понял, боец? Так и передай, что у нас тоже есть три буквы, через которые мы со всеми можем сделать что угодно, даже со СМИ.
Только спустя минуту до него дошло, что он сказал, но было уже поздно. Боец отдавал аппаратуру журналистам и что-то говорил им, после чего Феликс их больше не видел. Зато на свою беду появилась Аллочка.
- А ну, иди сюда! – крикнул Феликс криминалистке.
- Что это вы мне, как собачонке какой? – возмутилась Алла.
- Это я ещё ласково, - негодующе начал Феликс. – Ты совсем свои мозги растеряла? Ты что наделала?
- Что я опять сделала не так? Я же старалась! Ничего не упустила. Вы мною гордиться должны! А вы меня дурой крашеной обозвали! – дрожащим голосом, чуть не плача, но одновременно гордо заявила Аллочка.
- Ты и есть дура! О-хо-хо. Что же это сегодня за день такой?
- Какой?
- Объясни мне, почему ты не позвала меня и не доложила сначала мне о предварительных заключениях? Почему ты припёрлась сразу на кухню и при Фомиче рассказала всё? Ты не понимаешь, что вот этому человеку, замечательному человеку, прошедшему войну, не берёгшему свою жизнь и в мирное время, ударнику комсомольских строек, коммунисту, человеку, похоронившему сына и невестку, воспитывающего внучку в нечеловеческих условиях, ты, дура крашеная, жизнь загубила всего одним неверным поступком! Когда же вы думать то начнёте не только о себе? Эгоистичное поколение гордецов и плебеев. Старалась она! Выслужиться она хотела! Душегубка! Сгинь с глаз моих на веки! Из-за тебя мой товарищ в тюрьму сядет. А ты иди, выслуживайся, может тебя Фомич к себе в прокуратуру заберёт? Так и то лучше будет, хоть рожу твою смазливую видеть больше не буду! Убирайся!
Аллочка вся в слезах стремительно пошла прочь. Феликс продолжал стоять как изваяние, всматриваясь в плывущие причудливые облака над тайгой и непереставая думал, как ему помочь Степанычу. В какой-то момент он посмотрел в сторону Хивуса, в котором сидел Иван и с удивлением принялся наблюдать за происходящим на берегу. А происходило следующее: сквозь зарешетчатые окна Хивуса можно было разглядеть, как Иван Степанович метался от окна к окну, что-то явно нецензурно кричал и был похож на разъярённого тигра в клетке. Вокруг Хивуса с невозмутимым видом, размахивая кадилом ходил Севастьян и читал какие-то молитвы, стараясь заглушить Иванову брань.
- Что за невидаль? – спросил во весь голос Феликс у самого себя. – Надо пойти разобраться.
Участковый неторопливо спустился на берег и не обращая внимание на Севастьяна обратился к Ивану Степановичу:
- Что это он с тобой делает? Никак злых духов отгоняет, - с некоторой иронией спросил Феликс.
- Хуже! Этот ненормальный решил меня крестить! Меня! До мозга и костей, коммуниста! – возмущался не на шутку дед.
- Сейчас разберёмся, - протяжно молвил Феликс. – Святой отец, не соблаговолите объяснить, что здесь происходит?
- Не мешайте! Провожу обряд крещения раба Божьего и нарекаю оного, Иоанном.
- Батюшка, а вам не кажется, что вы делаете это вопреки доброй воли подозреваемого, ой, простите, ну, как там у вас это называется?
- Я же просил, не мешайте.
- Боюсь, что без вмешательства правоохранительных органов этот беспредел прекратить не получится, - обратился Феликс к Ивану.
- Так обратись! – взмолился Иван.
- А вы что скажете на такой расклад, святой отец?
- Хорошо, я отвлекусь на минуту, чтобы вы всё поняли, но дайте мне слово, что более не помешаете мне, - обратился Севастьян к Феликсу.
- Валяй, но я не торгуюсь. Сможешь убедить – мешать не буду, не сможешь – пеняй на себя.
- У вас в районе хорошие адвокаты есть? – начал Севастьян.
- Есть пара неплохих?
- А хорошие? Нет, отличные? Которые за последние несколько лет ни одного дела не проиграли?
- Таких, пожалуй, нет. А какое отношение имеет сие действо к адвокатам?
- Самое, что ни на есть прямое. У нас в патриархии тоже юристы и адвокаты имеются. Я в хороших отношениях с одним очень грамотным адвокатом. Его можно было бы привлечь в защиту Ивана Степановича.
- Ой, ли?
- Дело я говорю, Феликс Владленович!
- А чем наши хуже?
- А сколько стоят ваши?
- Мда, об этом я как-то позабыл, что у нас всё за деньги, причём большие.
- Вот! И я об этом!
- А причём тут кадило твоё?
- Так ведь не будет наш адвокат нехристю помогать.
- Разве? А я думал православие велит всем помогать. Не так, что ли?
- Так-то оно так, но не совсем так.
- То есть?
- Сейчас не время. Просто поверьте, что с помощью нашего адвоката, шансы на освобождение из зала суда возрастают многократно, но мне надо его сперва крестить, иначе помочь ему будет некому.
- Понял твой замысел! А ты вовсе не глуп, хоть и молодой ишо. А правильно ли ты его крестишь? Я вроде слыхал, в купель его надо, да в алтарь завести.
- Купель я ему устрою, а всё остальное не важно, так как случай не терпит отлагательств и он исключительный.
- Ну, тебе виднее. Продолжай! – разрешил Феликс.
- Что? Почему он опять машет кадилом подле меня? – возмущался Иван Степанович.
- Извини, дорогой мой. Так надо! Ради твоего же спасения надо! Так что смирись и терпи! Я ещё подойду, - произнёс Феликс и с еле удерживаемой улыбкой пошёл в сторону дома. «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.» - доносилось вслед. Но не успел Феликс дойти до дома, как с реки послышались истошные вопли, межующиеся деревенским красноречием. Он обернулся и застыл на месте от увиденного. Севастьян черпал ведром холодную воду из реки и выплёскивал её в открытое окно Хивуса прямо на деда.
- Придурошный! Ты что делаешь, изверг? Карбышева из меня сделать хочешь? Выйду из тюрьмы, я тебя первого порешу, Витёк, - кричал не своим голосом дед.
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа… - не обращая внимание на Ивана Степановича и заглушая его, повторял Севастьян и неустанно заливал в окно воду, стараясь окатить деда целиком. Отсек для заключённых, как и положено любому водному транспорту, был герметичным и вода из него не вытекала, а только накапливалась. Феликсу стало так интересно, что он остановил рванувших на помощь деду сержантов.
- Погодите, ребятки. Давайте посмотрим, что дальше будет, - предложил Феликс. Сержанты недоверчиво посмотрели на участкового, а потом и сами, хихикая стали наблюдать за происходящим.
А Севастьян не унимался. Таскал и таскал вёдра с водой.
- Это ж надо, сколько силы и усердия! – восклицал Феликс.
- Ага, я б уже сдох, а этот всё таскает и таскает, - сказал один сержант.
- А мне деда жалко! Вода то холодная! – молвил второй.
- Ничего, дед крепкий. Сколько раз под лёд проваливался и в жуткую стужу домой шёл мокрый, а сегодня однозначно денёк тёплый. Да и от сизо до лазарета недалеко, - философствовал Феликс.
- И то верно, - подметил первый сержант.
Тем временем вода в отсеке подобралась к окнам и от действий беснующегося деда она стала выплёскиваться уже наружу.
- Да, такого я ещё не видел! – воскликнул Феликс. – А теперь, сержант, беги-ка ты к Филонову. Будем смотреть продолжение спектакля. А ты, - обращаясь ко второму, - Беги к Хивусу и убери священника нафиг оттуда.
- Слушаюсь!
- Сейчас что-то будет! – затаив дыхание ждал Феликс.
Пока сержант бежал к Хивусу, Севастьян снял с себя крест, поцеловал его и поймав сквозь решётку голову Ивана Степановича, ловко надел на него крест.
- Да, благословит тебя Господь! Господи, отведи от раба твоего Иоанна всякую скверну, хвори, душевные и телесные страдания. Помоги ему не погибнуть в злословии, людской злобе, пережить унижения и потерю свободы. Уйми гордыню его. Даруй смирение и просветление. Прости все его прегрешения…
Он не успел закончить молитву, как на вид щуплый сержант обхватил Севастьяна за талию, стащил с Хивуса, приподнял над землёй и потащил к ближайшему кустарнику.
- Тебе лечиться надо! Псих! Ненормальный! – орал сквозь решётку Иван Степанович, выплёскивая ладонью воду через решётку.
- Что там происходит? А вы зачем здесь стояли? – ругался Филонов, выходя со двора. К Хивусу сбежались все.
- Ванечка, что случилось? – кричала Николавна. – Тебя нельзя оставлять одного! Я хотела прийти к тебе, но меня не пускали.
«Почему дедушка в воде?» – недоумевала Настя.
– Откуда у вас столько воды? – холодно спросил Филонов.
- Недержание у меня, гражданин начальник, - ехидно ответил Иван Степанович.
- Кто что видел? – спросил у собравшихся следователь.
Сержант посмотрел на Феликса, но он показал ему кулак. Сержант кивнул и поник головой.
- Ясно. Никто ничего не видел. Где была охрана? Я спрашиваю, где была охрана? – допытывался Филонов.
Из кустов вышел второй сержант.
- Ты что там делал? – поинтересовался Филонов.
- Виноват. Приспичило, - четко отрапортовал сержант.
- А ты где был? – обратился Филонов ко второму сержанту.
- Виноват. Тоже приспичило, но я в туалет ходил, - не моргнув глазом ответил второй сержант.
- Дети! Нет, дебилы! Какие вы после этого сотрудники внутренних дел? Вы и есть внутренние дела, аж здесь воняет. А сотрудников я не вижу! Напишите рапорты, почему оставили ответственный пост без разрешения и одновременно! Ясно?
- Так точно, - ответили сержанты хором.
- Я так понимаю, что у вас, подозреваемый Волгин и спрашивать бесполезно?
- Правильно понимаете, - в очередной раз омывая лицо святой водой ответил Иван.
- Понятно. Как вы мне все надоели! – Филонов помассировал лоб ладонью. – Заведите подозреваемого в дом. Пускай переоденется. Один с ним, второй, чтобы здесь всё убрал и вытер насухо. Я ясно излагаю свои приказы?
- Так точно, - опять хором ответили сержанты. Когда один из них открыл дверь, то его чуть не смыло хлынувшей наружу водой. Иван Степанович вышел степенно. Вода текла с его одежды ручьями. И тут все увидели на его груди большой золотой крест.
- Что, Иван Степанович, теперь и вы святой отец? Или эти олухи пропустили, как вы по дороге замочили попа и крест с него сняли? – с явным удивлением поинтересовался Филонов. – А где поп?
Повисла тишина.
- Я спрашиваю, где поп?
Тем временем Севастьян крадучись обошёл стороной «основную сцену», зашёл в дом, надел другой крест, положил в карман маленький серебряный крестильный крест на тесёмочке и с невозмутимым видом вышел на берег.
- Во, чудеса! Живой и с крестом! – воскликнул кто-то из толпы.
- Загадывай желание, Фомич! Чай между двумя батюшками стоишь! – съехидничал Феликс, проходя за спиной следователя.
Участковый подошёл к Насте.
- Ну что? Уже допросили? – спросил он.
- Пытались, но я, как вы мне сказали, отказалась от дачи показаний и сказала, что всё равно ничего не знаю. Двух лежащих мужчин видела, а потом меня в комнату отправили. Так я там и сидела, боясь выйти. Всё.
- Молодчина! Так держать. Ну, иди деду помоги, - по-отечески сказал Феликс.
- Погоди Витёк, я тебе устрою, когда вернусь, – сквозь зубы шептал Севастьяну Иван Степанович.
- Теперь точно вернётесь, - радостно отвечал так же тихо Севастьян. – А там, делайте со мной что хотите.
- Обязательно сделаю, не сумлевайся! Крест свой забери! На посмешище меня выставил. Ведь жалко, крест-то поди золотой и дорогой. У меня ж его там сразу отнимут.
- Не переживайте, я вам уже другой приготовил.
- Ты не святой отец, ты змей наглый.
- Говорите что хотите, но теперь вы у меня крещёный, а это, может, самое главное в моей жизни, да и в вашей, тоже.
- Если заболею, это будет главное в твоей жизни и последнее, потому как Васька тебя собственноручно убьёт за меня.
- Не убьёт, она великодушная.
- Вот стервец!
- Лавриненко, спроси у летунов, хватит им горючки слетать тут недалеко? – обратился Филонов к одному в штатском. – Хорошо было бы сразу второго взять. Неохота сюда ещё раз возвращаться.
- Сейчас узнаю.
Филонов уселся на лавочку возле изгороди.
- Что, даже не присядешь теперь рядом? – обратился Филонов к проходящему мимо Феликсу.
- Так к тебе присаживаться опасно, сразу сесть можно, - язвительно произнёс Феликс.
- Что ты злой такой? У меня уже сил нет злиться, а ты, хоть и старый, на тебе пахать можно. Не виноват я, что масть козырная мне попёрла. Сказал спасибо своей Аллочке?
- Не переживай. Я думаю, она теперь уволится.
- А я её с удовольствием к себе возьму.
- В этом я и не сомневался. Я даже ей об этом сказал, что может сразу к тебе идти. Ты таких исполнительных и безмозглых дур любишь.
- А она ничего так, симпотная, - Филонов помолчал. – А у неё муж есть?
- Кузнец у неё муж.
- А зачем нам кузнец. Нет, нам кузнец не нужен, - и Филонов рассмеялся.
- Ты ещё и бабник? Не ожидал от тебя! – воскликнул Феликс, вскочил и пошёл в дом.
- У них горючки туда, а потом сразу на базу хватит. Сюда возвратиться уже не хватит, - доложил Лавриненко.
- Добро. Скажи всем, чтобы заканчивали. И пускай внимательно, ничего чтобы не забыли! А то как в прошлый раз, вещьдоки оставили и хватились только в день суда! Проверь там всё за всеми. Деда с собой в вертак возьмём. Не доверяю я Прохову. А то возьмёт и побег ему устроит. Потом ищи свищи обоих. Сбор через пятнадцать минут у машины. И пускай забирают труп Шнека, хватит ему там разлагаться.
- Понял. Разрешите выполнять.
- Выполняйте, - Филонов откинулся на изгородь. – Ещё один исполнительный дебил, - тихо произнёс Филонов и закрыл глаза.
Мимо него пронесли на носилках труп Шнека. Прошла группа во главе с начальником колонии, но никто не стал беспокоить Филонова. Один вертолёт затарахтел и довольно быстро улетел.
- Я решил остаться вами, чтобы вместе взять второго, - произнёс начальник колонии.
- Надо было лучше охранять, а не мешаться нам теперь, - открывая глаза сказал Филонов.
- Ну, что уж теперь…
- Теперь уж ничего. Это точно.
- Как же так вышло, Ванечка? – помогая раздеваться деду спросила Николавна.
- Промысел Божий. Правильно говорю, святой отец? – отвечал Иван Степанович.
- Да. На то он и Промысел Божий, - улыбаясь вторил Севастьян.
- И всё же? – не унималась Николавна.
- Представляешь, сижу значит. Думу думаю. А тут туча налетела и как начала поливать как из ведра, но не вокруг, а прямо в открытое окно. В завершении крест на мне повис. Прямо с неба. Правда глас был, что крест надобно обменять на более скромный у батюшки. Правильно рассказываю, святой отец?
- Воистину, ни одного лукавого слова, - и они оба рассмеялись.
- Ничего не понимаю, - сокрушалась Николавна. – Какая туча? Откуда? Почему только в окно? Как на тебе крест оказался?
- Да крестил меня этот олух супротив моей воли, - выдал Иван. – А из темницы моей купель сделал. Паразит!
- Слава Богу! Наконец-то ты крещёный. Теперь моя душенька спокойна будет за тебя, - на одном дыхании выдала Николавна.
- И ты туда же, - пристыдил Иван.
- Ничего, шея под крестом не отвиснет, а всё ж под опекой будешь в казённом доме, - бурчала Николавна. Севастьян светился от счастья.
- Всё! Прощайтесь. Нам пора, - испугал всех своим появлением Филонов.
- Ванечка, береги себя! На рожон не лезь. Помни, я тебя жду, любимый мой, - она обняла Ивана, расцеловала всё лицо.
- Полно тебе, - смутился Иван. Николавна заплакала, утирая слёзы и нос кончиком платка, повязанного на голове.
- Дедушка, я буду тебя ждать очень-очень. Я тоже тебя люблю, - сквозь слёзы, всхлипывая прошептала Настя. Дед обнял внучку, а она его. Он погладил Настю по голове.
- Береги бабушку. Теперь ты тут за старшую. Ты знаешь, что значит «за старшую»? Правильно, - не дожидаясь ответа молвил дед, - это когда ты в ответе не только за себя, но и за всех, кто рядом с тобой.
- Я не подведу тебя, дедушка.
- Всё, пошли. Не рвите мне сердце.
- Витёк. Присмотри за моими. Только на тебя вся надежда. И купель я выдержал только ради тебя и их. Ты понял? – серьёзно сказал Иван Степанович.
- Я всё понимаю. Я помогу всем и вам тоже. Давайте я вам одену крест крестильный, - Севастьян достал из кармана серебряный крест и одел на деда. – Да хранит вас Господь!
- И тебе не хворать, - ответил дед и вышел из комнаты.
Возле калитки его поджидал Феликс.
- Держись Ваня. Я обязательно что-нибудь придумаю и вытащу тебя оттуда. Я обещаю! – сказал Феликс. Иван молча пожал ему руку и в сопровождении Филонова и его команды направился к уже работающему вертолёту. Василиса Николаевн, обняв перед собой Настю, стояли возле калитки рядом с Феликсом и обе плакали. Позади всех возвышался игумен Севастьян и тихонько крестил вслед Ивана Степановича. Поднимаясь по ступенькам вертолёта Иван в последний раз посмотрел на своих родных и единственных людей на всём земном шаре. У него защемило сердце и он впервые сказал: «Господи, дай силы выдержать всё и вернуться как можно скорее! Сбереги моих!»
Дверь захлопнулась и вертолёт стремительно взмыл в небо и очень скоро скрылся за лесом. Вскоре всё затихло.
- Вот мы и осиротели, - тихо сказала Василиса Николаевна.
- Господь с вами! Разве ж можно так говорить? С Божьей помощью всё вернётся на круги своя и Иван Степанович тоже вернётся, даже глазом не успеете моргнуть, - попытался утешить Севастьян.
- И правда, что это вы такое говорите, - вмешался Феликс. – Да, не получилось сразу всё разрулить как надо, но нельзя сдаваться!
- Верить нужно! Тогда всё получится, - поддержал Севастьян.
- Ох, ребятки. Он же ведь уже не мальчик. У него сердце больное, да и изведёт он там сам себя, - сокрушалась Николавна.
- А я верю, что дедушку скоро отпустят, - уверенно сказала Настя. – Дня два-три, и он вернётся.
- Устами младенца глаголит истина! Молодец Настёна! – возрадовался Севастьян.
- Пойдёмте в дом, что здесь стоять, - предложила Николавна.
- Идите, мы сейчас с Феликсом Владленовичем подойдём, - сказал Севастьян.
Бабушка с внучкой ушли в дом.
- Ну, говори, что хотел и что это за спектакль ты тут устроил? – прищурившись спросил Феликс.
- Мне срочно надо с вами в район. Возьмёте меня? – сразу по делу начал Севастьян.
- А зачем тебе в район? Ты здесь нужнее, - протянул Феликс.
- Мне срочно надо связаться с одним человеком, чтобы помочь Иван Степановичу.
- А он что, в районе у нас?
- Нет. Что вы. Он в Москве.
- А в район тогда зачем?
- Так мне позвонить надо ему. Здесь же только рация, а по рации не дозвониться. Понимаете?
- А ты уверен, что этот человек поможет?
- Он не может не помочь! А то зачем я тогда Ивана Степановича крестил в авральном режиме?
- А я почём знаю! А что за человек?
- Адвокат. Очень известный и уважаемый. От Патриархии.
- Ну, если очень известный и уважаемый, тем более, от Патриархии, тогда надо, конечно позвонить то.
- Не понял я. Вы сейчас издеваетесь надо мной? – не выдержал Севастьян.
- А как ты надо мной? – ответил Феликс.
- Но не время сейчас счёты сводить, товарищ участковый!
- Вот в этом ты прав. Сейчас. Погоди. Борис! Ты где моя еврейская морда?
Неторопливо накидывая на себя дедову телогрейку, которая была ему явно мала и что-то дожёвывая, Борис Иосифович подошёл к калитке.
- Слушаю, мой повелитель,- и не дожидаясь реплики сказал, - Как надоело быть Джином и исполнять все прихоти хозяина.
- Слышь ты, еврейская морда! Ты там случайно не белену дожёвываешь? А то что-то крыша у тебя поехала! И вообще, тебе не стыдно объедать сирот?
- А кто объедает? Таки меня пригласили за стол, предложили слегка перекусить. Таки вы знаете, иногда человеку надо кушать.
- Куда тебе кушать? Тебе худеть пора, а ты всё жрёшь!
- Таки зачем вы так говорите? Если я отношусь к самому великому народу на свете, но здесь нахожусь в меньшинстве, то это не значит, что мой народ можно унижать в моём лице. Вы же не убеждённый антисемит?
- Послушай Борис, хватит играть на моих нервах! Ты сейчас допрыгаешься, что к своим скальпелям и трупикам ты у меня отправишься своим ходом, вплавь.
- Отец Севастьян, я понимаю, что и вы не испытываете ко мне симпатий ввиду наших религиозных разногласий, но согласитесь, что здесь процветает геноцид еврейского народа, опять таки в моём лице.
Севастьян с трудом сдерживал смех, глядя, как серьёзен Феликс и насколько изощрённо ведёт себя Борис.
- Всё! Хватит с меня! Дай телефон, - серьёзно произнёс Феликс.
- Так ведь здесь связи нет! – возразил Борис.
- Я говорю, дай мне спутниковый, - настаивал Феликс.
- Хоррошо-хоррошо, но это очень дорогая связь! Вы отдаёте себе отчёт в трате государственных средств? Вы кому хотите звонить?
- Севастьян, читай заупокойную, я его сейчас убивать буду, - взорвался Феликс.
- Да что вы так нервничаете. Я сейчас принесу это чудо техники и даже научу таки вас ею пользоваться.
- А ну быстро давай, - рявкнул Феликс. – Ну как с такими людьми работать? Одна дура крашенная, второй еврей и эти два оболтуса, правда крепкие ребята.
- Вы просто очень близко к сердцу всё принимаете, - попытался успокоить Севастьян.
- Когда нет никаких дел, тогда пожалуйста, но… Я ж его хотел попросить только телефон принести, а он что устроил? Демагог фигов!
- А вот и я. И зачем надо было столько нервов тратить. Нельзя было просто попросить у меня телефон.
- У-у-у-ууу, - загудел Феликс. Севастьян не выдержал и расхохотался.
- Я таки ничего не могу понять, вы звонить будете, или вам доставляет удовольствие издеваться над старым евреем?
- Будем, - срочно включился в диалог Севастьян, - что тут нажимать?
- Всё очень просто, нажимаем сюда, ждём. Ещё ждём. Если не все спутники упали, то скоро появится с ними связь. Вот, смотрите, вроде что-то стало появляться. Говорите номер, я за вас наберу. Что вы так быстро! Я опять к своей Софочке попаду.
- И часто ты к ней попадаешь? – поинтересовался Феликс.
- Что вы, очень редко. Я же не каждый день так далеко от дома езжу.
- Понятно, куда деньги со счёта утекают. Вернёмся, потребую детализацию разговоров и докладную напишу на имя твоего начальника, отдашь всё до копеечки, тогда посмотрим, как ты будешь своей Софочке звонить за государственный счёт.
- Нет, я одного понять не могу, почему вы так ненавидите евреев? Таки если я люблю свою жену, то это уже преступление? Я же не рассказываю ей по телефону, как я её люблю, я просто сообщаю ей, что я далеко и люблю её, а то вдруг она будет думать, что я рядом и по робости своей не позовёт в гости Абрама. А когда я уже направляюсь в сторону дома, я ей звоню, чтобы она успела отправить Абрама домой, всё убрать и приготовиться к приходу мужа. Если я этого не сделаю, то я могу застать у себя дома Абрама, таким образом, я потеряю лучшего друга и развалится ещё одна ячейка общества. Скажите, вам оно надо, чтобы моя семья развалилась?
Севастьян уже не мог сдерживать смех, он сгибался, держался то за живот, то тёр щёки и скулы. Феликс же стоял с невозмутимым лицом, а Борис делал вид, что он вообще не при делах.
- Всё. Связь установлена, пошли гудки. Будете говорить, или продолжать смеяться над бедным евреем?
- Прекратите, иначе я никогда не успокоюсь! – взмолился Севастьян.
- Глотните воды, - Борис вытащил из кармана пластиковую бутылочку и отвинтил пробку.
- Спасибо, - успокаиваясь, сказал Севастьян. – Да, алло! Сергей Николаевич! Не отвлекаю? Да, это я, Севастьян из Кургутума. Сергей Николаевич, тут такое дело… - и Севастьян отошёл подальше, чтобы его было неслышно.
- Я смотрю вы тут впрягаетесь за этого гражданина? А ведь он явно из наших.
- В каком смысле? – поинтересовался Феликс.
- Фамилия Волгин явно не русская, у нас много таких фамилий. А отчество, то прямо к бендеровцам можно без стука заходить, - начал было Борис.
- Послушай ты, еврейская морда. Много ты знаешь? Его отца, Степана, нашли грудного на берегу Волги недалеко от Астрахани. Никто не знал, как его зовут, как он там очутился, чьи его родители. Раз нашли в степи, то и назвали по благозвучию Степаном, а раз на берегу Волги, то и дали фамилию Волгин, а отчество от нашедшего его некоего Митрофана, вот и получился он, Волгин Степан Митрофанович. И никакого отношения к еврейскому народу у него нет.
- Вопрос спорный. Раз неизвестно, кто его родители, то вполне можно предположить, что в его венах течёт еврейская кровь.
- Как ты меня достал, Борис! Сам подумай, какая еврейская мать бросит своего ребёнка?
- Я всегда восхищался вашим аналитическим умом. Вы меня убедили.
- Фу. Наконец-то.
- Ой, что-то долго ваш священник разговаривает. Как бы деньги на счёте не кончились.
- Так мы же ложили, через бухгалтерию. А ну, погоди! Ты что, опять все деньги проговорил?
- Что-то зябко тут у вас стоять, пойду я лучше в дом, - делая вид, что ничего не слышал, Борис шустро удалился.
- Ну, морда еврейская! Берегись!
Тем временем вернулся Севастьян.
- Договорился. Всё ему объяснил и рассказал. Ну, так, конечно не всё, но в общих чертах. Обещал завтра вылететь из Москвы.
- Это хорошо, - задумчиво протянул Феликс. – Значит тебе в район уже не надо?
- Как же не надо! А кто ж его встретит, устроит, введёт в курс дела?
- Послушай, Севастьян. А здесь кто останется? Я не могу, мне работать надо. Рассказывай, как с ним связаться, как он выглядит. Я его сам встречу, устрою и ввиду в курс дела. А ты тут оставайся, нельзя их одних без мужика оставлять. Понимаешь? А ты больше чем мужик, ты ещё и душу им облегчишь.
- Да, вы правы. Что-то я как-то растерялся.
- В конце концов, ты же тоже человек, в первую очередь, а людям свойственно это.
- Да, наверное.
Они уселись на лавку, на которой не так давно сидел Филонов.
- Интересно, нашли они Петра? – спросил Севастьян.
- Мне тоже интересно. Даже и не знаю, что лучше.
- В смысле?
- Если Петра не найдут, то трудно ему будет помочь, с другой стороны, вроде как человек на свободе, а как, если всё иначе пойдёт, по-филоновски.
Они сидели молча и созерцали природную красоту.
- А вы знаете что, попросите Сергея взять под защиту ещё и Петра. Он сдюжит, я знаю его, - перебил тишину Севастьян.
- Хорошо, попробую. Ладно, нам тоже надо уже ехать. Пойдём, я попрощаюсь с хозяйкой и внучкой и заберу эту лахудру с еврейским обжорой, пока он все запасы не уничтожил. Не видел, а Володя с Сергеем тоже в доме?
- Вроде были там.
- Тогда пойдём.
Сборы и прощания были недолгими. Феликс подробно записал про адвоката из Патриархии. Глиссер загудел, приподнялся и аки посуху помчался по водной ряби.
(Продолжение следует.)