2
Всю ночь Иван Степанович ворочался и не мог сомкнуть веки. В голову лезли разные мысли и на душе становилось неспокойно.
- Ты что крехтишь? – спросила Николавна.
- Не знаю. Что-то не спится мне. Буд-то что-то происходит, а я понять не могу что.
- Чего это с тобой? Не захворал ли?
- Вроде нет, а уснуть не могу.
- Может тебе травку успокоительную заварить, или настоечки?
- Спасибо. Не надо. Да и рассвет вот-вот будет. Я лучше пойду на улицу. Подышу свежим воздухом.
- Только оденься теплее, а то застудишься.
- Не волнуйся. Спи.
Иван Степанович вышел на крыльцо и сразу попал в объятия тумана утренних сумерек. Тишина пронзала уши свистом и пульсировала в такт сердца. Он присел на ступеньки, поправил телогрейку и прижался плёчом к косяку. Неожиданно из утренней мглы, громко мурлыкая прыгнул на колени кот.
- Только тебя здесь не хватало, – тихо произнёс дед и принялся гладить кота.
Рассвет незаметно набирал силу, нежно подсвечивая пастельными тонами восточный небосвод. Чёрные пятна деревьев и кустов начинали принимать свои привычные очертания и расцветки.
- Что-то я с тобой немного озяб, – сказал дед коту, который не желал слезать с тёплой ноги Ивана Степановича – Слезай. Надо косточки размять.
Дед встал, прошёл несколько шагов, осторожно потянулся и повернув голову в сторону деревни чуть не остался в таком положении парализованный от увиденного. Над самым дальним домом Глафиры Порфирьевны из печной трубы шёл еле заметный дымок.
- Вот тебе и денёк разгорается! Что за невидаль! Уж не призрак ли Глафиры вернулся? Так… А что делать? – Иван Степанович стоял как изваяние и никак не мог понять, мерещится ему это, или взаправду из трубы дым идёт. Говорил он тихо сам с собой, пытаясь осмыслить сложившуюся ситуацию. – Что делать? Идти надобно на разведку как в добрые времена. Только нельзя напрямки, надо с лесу обойти. Чёрт, и обувка на мне не подходящая. Может ружьё захватить? Нет, нельзя! Васька сразу прочухает что-то неладное, да шум поднимет, а мне всё по-тихому разузнать надо. Тогда вперёд! Ага. Тогда я пошёл… Правильно, иди. Уже иду. Вот, дед старый, кто бы со стороны услыхал сейчас, точно бы в психушку определили. Да и чёрт с ними. А как-то всё же боязно, однако.
Ноги его тряслись от напряжения и становились ватными.
- Может топор взять? Ах да, он же тоже в избе – раздосадовано бурчал себе под нос дед. – О! Возле Петькиного дома ржавый серп валяется, вот его-то я и возьму, какое-никакое, а всё же оружие. Хоть не с пустой рукой пойду, а там, будь что будет. И страх долой! Я в тыл к фашистам ходил, а тут призрак какой-то. Кстати, у меня с Глафирой отношения были хорошие, так что может, пронесёт? – спросил он сам у себя и ответил – может и пронесёт, а может и нет. – И чуть в полный голос не запел «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…» - Нет, ну совсем от страха разум растерял! Ага, ещё запой мне тут! А ещё лучше «Вставай, проклятьем заклеймённый…» - это в самый раз будет. – И чуть сам не рассмеялся над собой. – Так, собрался! Взял себя в руки и без глупостей! Главное – не шуметь и быть на чеку!
Тем временем, Иван Степанович уже подходил через лес к дому. « Хорошо, что сейчас весна и туман. Трава мокрая и не хрустит под ногами» - думал дед. Подойдя к опушке, он начал внимательно наблюдать за домом и прислушиваться. «Как хорошо, что ещё слух есть и глаза только вблизи подводят, а то какой бы из меня разведчик…» - не успев докончить мысль, дед тихонько присел из-за внезапно открывшейся двери в доме. На крыльце появился мужик, долго стоял и прислушивался, потом осторожно сошёл по ступенькам и направился в лес прямо к деду. «Вот те на! Кто это?! Откуда он здесь? Так, а что это он ко мне идёт? И что теперь делать? Так, главное не паниковать! Пока он меня ещё не заметил. А если заметит? А если нет? Да что я как баба? Заметит – не заметит! Как меня учили – по обстоятельствам! Хорошо! Так и будем действовать!» - уже про себя разговаривал дед. Мужик прошёл в пяти метрах от деда и скрылся за кустами. Дед продолжал сидеть в засаде. Спустя минут десять сорока предательски выдала местоположение незнакомца. «Вот умница! Всю жизнь терпеть их не мог, а тут во как, помогать начала и меня не засветила раньше времени. Ага, тогда надо в дом наведаться, посмотреть, что он там делает». Иван Степанович выверяя каждый шаг, чтобы никакая веточка не хрустнула под его ногами, подкрался к дому. Дверь в сени была немного приоткрыта. Придерживая кованный запорный крюк, дед ещё немного приоткрыл дверь и вошёл. Глаза никак не могли сориентироваться в темноте, дыхание сбивалось, а сердце колотилось так, будто бьют литавры, заглушая всё вокруг. Мелкой поступью, пытаясь дотронуться до стены рукой и тем самым получить нужное направление ко входу в избу, Иван Степанович приближался к двери обитой рваным дермантином из которого клоками свисала вата. Когда он уже коснулся ручки, нога предательски задела стоящее подле ведро. «Это провал» - подумал про себя Иван Степанович – «А вдруг в доме ещё кто-то есть?». Ужас охвативший деда сковал его движения, в какой-то момент он даже зажмурил глаза, но всё было тихо. «Я никогда не бросал начатых дел, всегда шёл до конца. Именно поэтому меня все уважали и сейчас я должен зайти и расставить все точки над «и»» - уговаривал сам себя дед и рванул ручку двери. Его взору открылась комната. Посреди неё стоял большой деревянный ящик, на котором лежала ободранная краюха хлеба, несколько кругляков репчатого лука и три отварные картофелины. Возле ящика стояли две старые табуретки. В печи потрескивали горящие дрова.
- Ну, здравствуй, дед! – сказал вышедший из-за печи мужик, больше похожий на былинного витязя из русских народных сказок, широкоплечий и высокий. Дед замер в оцепенении. Он никак не мог предположить увидеть пред собой такого великана в полном расцвете сил.
- Не тушуйся! Заходи. Я тебя давно жду. Думаю, когда же это ты нас заприметишь? Знаю, если бы не дым из трубы, то жили бы мы тут ещё очень долго. Холодно, однако, да и кушать очень хотелось. Не будем же мы картошку сырую жрать. Ну, что стоишь? Заходи, присаживайся. Гостем будешь.
- Ну, если гостем, тогда, пожалуй зайду – с трудом произнёс дед. В горле всё пересохло так, что язык прилипал к нёбу.
- Не бойся, дед. Мы тут проездом. Ни тебя, ни супругу твою, ни внучку мы не тронем, но только при одном условии, если нас не выдашь! – Мужик так грозно посмотрел на деда, что ему ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия головой. – Вот и славненько! Вот и ладненько… Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Пётр Ильич. На зоне мне дали кликуху Академик, потому как я учитель, но в данный момент я беглый зэк. Скоро приятель мой придёт, его Лёшкой зовут, вернее, это его имя, а зовут его Шнек – кличка такая. Он нервный и вспыльчивый, но без него я бы сбежать не смог. Не удивляйся, что я тебе всё рассказываю, я считаю так, что если ты мужик нормальный, то будешь вести себя благоразумно, а если нет, то Шнек всё равно опередит тебя и тогда вам всем будет худо. Я надеюсь, что ты понимаешь, что это не угроза, а самое настоящее предупреждение, которое повторять никто не будет. Усёк?
- Да. – Иван Степанович чувствовал себя таким униженным и беззащитным, всё его нутро хотело вскочить и навалиться на этого бугая, связать и передать соответствующим органам, но в реалии он был уже слишком немощен, чтобы совершать подобные подвиги. Никогда ещё ему не приходилось прогибаться перед лицом врага. Даже во время войны он не допускал, чтобы страх овладевал им как сейчас. «Конечно, тогда я рисковал только своей жизнью ради жизни соотечественников, а сейчас я уже рискую жизнями жены и внучки и ради чего? Только бы не наделать глупостей. Надо во всём разобраться, расспросить и сделать нужные выводы» - думал Иван Степанович.
- Чего такой грустный? Жизнь прекрасна во всех своих проявлениях! Вот смотри, жили вы здесь, жили. Скукатища! А так хоть какое-то разнообразие. – Мужик расхохотался. – Шучу! Жизнь – дрянь! Вернее так, это разве жизнь? Бегать по тайге и трястись как заяц…
- Так зачем тогда бежал? И вообще, как ты за решётку попал? – осмелел дед и пошёл в наступление.
- Во-первых, бать, тебя как звать то?
- Иван Степанович, – гордо ответил дед.
- Великое русское имя! Ты прости меня, что я на ты и так сразу накатил на тебя, но после общения с урками я уже русский язык забывать стал. Там же всё по-фени, а я литературу преподавал и русский язык. Пять лет назад признали меня учителем года! А спустя всего год в выпускной класс пришла новенькая девица. Папа её оказался каким-то депутатишкой. Дура-дурой, для неё А.С. Пушкин был лётчиком, Лев Николаевич Толстой – не иначе как родственник Робина Бобина Барабека, «Му-му» написал Достоевский, а Пьер Безухов – это персонаж «Ревизора» Гоголя, «…златая цепь на дубе том…» - это новый русский. Зато последняя модель телефона, мини-юбка, да такая, что едва срамоту прикрывает, каблуки на туфлях больше чем Шуховская башня и полупрозрачный топик из которого перезрелые титьки торчали. На голове чёрт знает что, вся намалёваная, зато карманных денег тысячи три долларов. Вот такое «чудо» появилось, понимаешь? Только, то не чудо было, а пришествие сатаны. Меня, да что там меня, директора посылала на три весёлых даже не краснея, а батя её приезжал с охраной и требовал, чтобы мы его нерадивую дочку уму-разуму научили. А как её научишь, если он сам ничего для этого не делает, не воспитывает, не сдерживает, не усмиряет. Короче, на выпускном экзамене она у меня неуд и всхлопотала. Батя примчался, угрожал, но за меня тогда вступились все. С директором он договрился и ей четвёрку поставили. Понимаешь? Четвёрку! Так что он потом выдумал, на выпускном вечере мне подсыпали снотворное, отвезли в номер гостиницы, раздели, подложил рядом свою дочь, сделал фотографии, уж не знаю как, но добыли из меня сперму и отвезли на анализы. А на следующий день меня арестовали за растление малолетних, изнасилование ученицы, лишили званий и возможности преподавать. Впаяли… Лучше не говорить, в общем, по полной программе. Так я оказался в тюрьме. Но и здесь он меня в покое не оставил. Подстроили драку, кого-то там пырнули, а нож мне всучили насильно в том момент, когда охрана пожаловала. Тут ещё и убийство на меня повесили. Так что сидеть мне не пересидеть до конца дней моих. А я не могу, понимаешь?! – Вскрикнул он. – Я заслуженный учитель! У меня два высших образования! Учёная степень! Двадцать пять лет стажа преподавателя! У меня жена есть, дочь, сын! Хорошо, что хоть мама не увидела всего этого кошмара! Умерла за два года до этого. Так почему я должен сидеть с этими уголовниками, если я ничего не делал?!
Он присел на табурет и его глаза стали влажными. Только теперь Иван Степанович узнал в нём, обросшим бородой, усами и копной волос по плечи того самого уголовника с той ужасной распечатки.
- А Петром Ильичом назвали в честь Чайковского? – поинтересовался дед.
- Да. Папа у меня музыкантом был. Великолепно играл на фортепиано и замечательно пел басом, как Шаляпин, только и у него судьба не сложилась – вдруг Пётр замолчал, притих и задумался.
- Ладно, Пётр Ильич, не выдам я тебя. Много я пожил на свете и в людях разбираюсь. Похоже, ты и впрямь не врёшь. Но дай мне слово, что ничего дурного с моими не сделаете, а я помогу, чем смогу. Об одном прошу, ведите себя тихо. То, что по ночам печь топите, то правильно, но будьте аккуратны, дом не спалите.
- Прости меня, отец! По новой привычке наехал на тебя… Я обещаю, что в обиду вас не дам.
Не успел Пётр закончить своё обещание, как в сенях скрипнула половица.
- Ба-а! А у нас гости! Здрасьте вам! И что ты тут с ним тёрки трёшь, Хаммер? – спросил Шнек.
- А Хаммер, это… - попытался спросить дед.
- Я Хаммер – ответил Пётр. – Это моя кликуха.
- Так, я не понял? Чё за дела? Нахрена он нам нужен? Давай кончим их, раз выследили! – начал заводиться Шнек.
- Остынь, Шнек! Никого мочить мы здесь не будем. Дед не выдаст, если сами не лоханёмся, понял? Он нам хавчик подгонит и буфером от мусоров послужит, а если что, то и в заложники будет кого взять, а если всех мочить, тогда мы долго не протянем. Врубаешься, Шнек?
- За что ты у меня в авторитетах, Хаммер, так это за твою сообразительность. Но учти, если что, то я и тебя порешу, мне терять нечего. Если б иные времена, то уже бы и черви с голодухи подохли, как давно меня должны были порешить…
- Ладно. А сейчас пускай уходит. Ступай, дед и помни, о чём мы договорились! – сказал Пётр и подгоняющим жестом махнул в сторону деда.
Иван Степанович вышел на улицу. Солнце уже поднималось над тайгой. Туман густой пеленой ложился на землю, прячась от солнечных лучей. Он шёл по некогда главной улице деревни. Природа брала своё. То там, то здесь росли кустарники и молодые сосны и ели. «Как же давно я здесь не хаживал» - подумал дед. «А что же мне теперь делать? Я никогда никого не обманывал. Кабы я не знал ничего, то и жил бы спокойно, а теперь во какая петрушка получается. А если участковый наведается и спросит, мол, не видал ли я чего подозрительного, тогда что? Врать властям не хорошо! С другой стороны, я дал уже честное слово не сдавать их. Вообще-то, этот «Чайковский» мне даже понравился, есть что-то в нём такое… Такое… А какое? Ладно, сейчас не об этом. А второй мне не нравится. Очень скользкий и опасный сосед получается. Как бы так сделать, чтобы только его отловили? А с Петром я сам разберусь. Так, а если этот Пётр хороший артист и разыграл меня, на жалость надавил, а я и уши развесил. Эх, заехал бы сейчас Максим Егорыч, я б его попытал с пристрастием за этих двух, а дальше решили бы, что делать.»
- Ты где бродишь? Я уже бегаю тут везде, к реке сходила, нет тебя там. Что молчишь? – взволнованно закричала Василиса Николавна.
- Не шуми! Тут я. По деревне ходил, гулял. Давненько я туда не хаживал. Дома смотрел, какой ещё крепкий, а какой уже на дрова пускать можно. – Спокойным тоном ответил дед.
- И чего ты туда попёрся? Хоть бы ружьё взял, а то вдруг мишка выйдет!
- Ну, с мишкой я бы договорился – засмеялся дед.
- И договаривал уже у него в животе. Не нервируй меня больше! Ты как вышел, я так и сон и покой потеряла, будто что-то случиться должно. Когда в следующий раз надумаешь вот так уходить, хоть предупреждай и ружьё бери!
- Хорошо, Васька. Ступай в дом. Я сейчас. Настёна ещё спит?
- Она то, да.
- Ну и хорошо. А я здесь немного ещё посижу. Прости, Вась, но мне действительно надо немного побыть наедине.
- Не пугай меня. Что это ты надумал? Может, болит чего?
- Нет, нет. Всё нормально. Честно. Просто мне надо побыть одному.
- Ну, как знаешь. Скотину покормишь?
- Конечно, покормлю. Иди в дом.
Иван Степанович уселся на крыльцо и прищурив глаз посмотрел на солнце.
«Вот, всё ему нипочем. Светит себе и светит, а тут не знаешь, как поступить. Первый раз в жизни наврал жене. Ну, хорошо, не наврал, так утаил, не поделился. Какая разница? Главное, что начало положено порочному пути. Ладно, с женой я ещё разберусь, а что с этими делать? Может по рации связаться с Василичем и всё ему объяснить, так тогда все услышат. Василича никогда подле рации не бывает, значит говорить дежурному… А если его позвать? Так всё одно, дежурный рядом будет, а может и ещё кто. Нет. Нельзя. Надо ждать. Может, они сами по-тихому свалят. Надо к ним сегодня в гости наведаться, но как бы это сделать незаметно? Настёна обязательно увяжется со мной, да и Васька шум поднимет. Хорошо, что она поздно вышла на поиски, дым из трубы уже не шёл, а если бы заметила! Ладно, пойду накормлю животину, потом дальше думать буду.» - решил Иван Степанович, тяжело поднялся и пошёл в хлев.
Покормив скотину, Иван Степанович вернулся в дом. Василиса Николавна уже состряпала завтрак, Настя прихорашивалась у себя в комнате.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? – поинтересовалась Николавна.
- О чём? – растерянно переспросил дед.
- Ты врать не умеешь! На тебе лица нет. Что случилось? Зачем ты туда ходил?
«Не сказать, так всю душу вымотает» - думал дед – «а сказать, так как бы не разнервничалась до припадку какого. А сказать всё же надо, вдруг они сами наведаются, тогда ещё хуже будет, Ваську точно «Кондратий» схватит и Настю напужают так, что заикой останется. Будь что будет, расскажу. Вот только, как бы это поделикатнее сделать то…»
- Что молчишь? – не унималась Николавна.
- Хорошо. Только дай мне слово, что, во-первых, молчать будешь, во-вторых, не принимать всё близко к сердцу.
- А если без торгов?
Иван Степанович знал, что Николавне выставлять условия – дело бесполезное, но с пониманием у неё всегда было всё в порядке, и он решился.
- Дом Глафиры помнишь?
- Как же не помнить! Последний он по главной.
- В нём беглецы поселились.
- Батюшки! И что же теперь с нами будет? Ведь поубивают нас! Знаю я этих беглых, им терять нечего. Ой, что будет то, что будет… - как и ожидалось разнервничалась Николавна.
- Погоди! Один там действительно свихнутый на всю голову, но он не опасен, покуда второй у него в авторитете. А второй, никто иной, как учитель. Нам удалось поговорить наедине, пока этот бешенный не пришёл.
- Так ты с ними уже и пообщаться успел?! – Воскликнула Николавна. – Зачем? Зачем ты туда полез? Может, пожили бы они немного, да и побежали дальше, коли беглые! А теперь они знают, что их видели! Что же ты наделал! Партизан фигов! В войну не наигрался? Хоть бы о нас подумал!
- А ну, циц! Раскудахталась! Они всё равно к нам придут! Идти им некуда! Реки вскрылись! Жрать им что-то надо! Они по дороге избушки промысловиков обчищали и в деревни тайком наведывались, лабазы опустошали. Я видел у них и хлеб и картошку и лук! Откуда у них это? Начинай соображать! Лучше по-доброму всё решить. Мы молчим и кормим их, а они нас не трогают. Понимаешь?!
- Понимаю. Понимаю, что конец нам пришёл… - и Николавна заплакала.
- Хрен редьки не слаще! То кричит, то плачет. Я же просил! Ты обещала!
- Ничего я тебе не обещала!
- У-у-уй! Нет ничего хуже бабьей глупости!
- Больно вы все умные! Так что же так горя много?
- Какое горе! Что ты молотишь! Никакого горя нет и не будет! Я ситуацию под контролем держу.
- Держит. Как же. Убьют нас, тогда будешь знать, как с беглыми дружбу водить!
- Да, ну тебя! Что с тобой разговаривать. Настя, иди сюда.
Настя с испуганным видом вышла из своей комнаты.
- Настя, девочка моя! Я прошу тебя, никуда одна не ходи! Со двора ни шагу! А лучше и из дому! Ты ведь всё слышала? Гости у нас, да не самые желанные.
- Да, деда, – тихо сказала Настя и присела за стол, потупив взгляд.
- Значит так, завтракайте без меня. Вась, собери-ка еду и настойку дай. Я к ним пойду. Уж лучше я к ним, чем они к нам. Насть, сними ружья со стен, и спрячь в сенях под пол. Ты знаешь. У них, вроде оружия нет и не нужно им. Ну что, собрала? – обратился дед к Николавне.
- Я не метеор! Рыбу жаренную класть?
- Не. Не надо, а то подумают, что вы в курсе. Давай так, отварной картохи насыпь, огурцов банку, пару банок тушёнки и хлеб. Хватит им. Дальше поглядим.
- Деда, а они страшные?
- Нет, дочка. Один даже ничего, а второй – дед сделал паузу – не очень. Ладно. Рот на замок. Разговоры на эту тему даже не начинать. Жизнь продолжается. А я пошёл.
- Береги себя, Ваня! – утирая слёзы, почти рыдая промолвила Николавна.
- Настя! Ты за старшую! Успокой бабушку и занимайтесь своими делами, как и прежде. Поняла?
- Да, деда.
- Ну, всё! – сказал дед и взяв узелок вышел из избы.
- Господи! Храни его! – прошептала Николавна.
Настя первый раз услышала, чтобы бабушка взывала к Богу.
- Бабуль! А ты что, в Бога веришь? – изумлённо спросила Настя.
- Ой, доченька. А кто его знает… Нам говорили, что его нет, а вдруг есть?… А, коли есть, тогда пускай помогает, а на кой он нужен, если помогать не станет?... – Николавна уселась на табурет возле печки и теребя фартук морщинистыми руками промолвила – Господи! Если ты есть, то прости меня дуру старую… - и из глаз вновь брызнули слёзы.