Как только в горном институте установилась "цЫвильность" (с), папеговы нукеры перекрыли центральный вход, который в главном воронихинском здании, с высокими ступенями, криминально-античными скульптурными группами, с Невой и надписью "Люблю тебя, мой ЛГИ". Раньше через него народ по утрам весёлой толпой валил на работу. А при новом орднунге – перекрыли, сторожить приставили здоровенных орков, угрюмых мордоворотов с зарплатой куда-там-профессорской. И дозволено там ходить только папегу, его пропапегам и разным их гауляйтерам. А прочих нигге... эээ... афропреподавателей и студней – нафиг, через чёрные ходы, боком да подвалами.
Как-то раз пристегнули меня делать газпромовский отчёт. Формально работу эту возглавляла дочег первого пропапега. На самом же деле – только мешала она и пи... без умолку говорила что-то постороннее. Но, тем не менее, пропапег эту работку, соответственно, курировала, да и папег держал её на контроле. А помогали мне две моих студентки, без пяти минут аспирантки. И вот засиделись мы однажды, время поджимало, да ещё и пропапег пришла нас проверять. Да так потом все вместе на выход по институту и двинули. И вот разошлись наши пути – пропапегу-пропагегово, через центральный ход дорога. А нам, работягам – соответственно, через черный. И тут пропапега то ли пробило на понт, то ли вправду она порадовалась, что вроде бы как всё мы, напрягшись, успеваем. И говорит она нам: а пошли-ка, мол, я, так и быть, вас через центральный вход проведу! О как! И сияет.
Тут сталбыть бифуркация-то и произошла. Одна из студенток так неприлично обрадовалась этой чести, так аж прям чувственно зашлась нахлынувшим восторгом, что некоторое время я всерьёз предполагал, что прямо тут и разрешится она острым физиологическим удовлетворением. А я и отвечаю – нет уж, спасибо, мол, пойду я там, где обычно хожу, где все мои товарищи теперь по вашей милости ходят, и если они в центральный теперь оказались негожи – то, значит, негож и я. И пошёл прочь, и вторая студентка со мной. А первая – значить, с пропапегом и её дочегом, исполнившись своего холуйского величия – в гауляйтерский центральный продефилировала.
И так ведь и разошлись наши дорожки с того момента. Первая – в шестёрки подалась, так там до сих пор и холуйствует. А мне вскоре и вовсе на дверь указали, да ещё на прощание в асфальт закатать пообещали – так и ушли мы со второй студенткой-аспиранткой моей из этого мордора. Через боковой чёрный ход ушли, где теперь, ..., у них все нормальные люди ходят.