Немного расскажу как в наше время, когда отсутствовало телевидение, Интернет, компьютеры и мобильные телефоны, было поставлено «просвещение» народа. Конечно, были радио и не очень многочисленные газеты, из которых можно было узнать основную строго дозированную (прошедшую многослойный цензурный фильтр) информацию. Любая критика, в основном, касалась мелких хозяйственных и бытовых недостатков и не затрагивала основ внутренней и внешней политики государства. Зато была широко распространена лекционная пропаганда.
Необходимость проведения лекций «для простого народа» как раз и обусловливалась отсутствием в те времена указанных выше источников информации – прежде всего - Интернета и Телевидения. Необходимо было кому-то «правильно» (в рамках партийной коммунистической доктрины) интерпретировать сухие газетные статьи и краткие, идеологически апробированные и тщательно политически выверенные сообщения радио… Это достигалось как раз такими массово и планово проводимыми лекциями среди «трудящихся».
В конце 40-х – начале 50-х годов Всесоюзное Общество «Знание» проводило разнообразные по тематике лекции – на предприятиях и учебных заведениях, в различных городских организациях и сельских колхозно-совхозных структурах страны. Обычно такой деятельностью занимались специально подготовленные инструкторы - лекторы райкомов и обкомов партии.
Кроме профессиональных лекторов – «политологов», лекции «на общественных началах» читали привлекавшиеся к просвещению «народных масс» - историки, литераторы, учёные, инженеры-производственники, врачи и учителя – представители самых различных профессий. Проведение таких лекций считалось почётной общественной нагрузкой и обязанностью для всех, кто был членом общества «Знание». А в него вступали многие члены партии и передовые комсомольские работники.
…Первое впечатление от просветительской работы я получил ещё в техникуме. Где-то раз в месяц в институт приходил слепой лектор в тёмных очках с миловидной симпатичной женщиной-поводырём. Данные для своих лекций он черпал, слушая только радио – но как анализировал услышанные факты и как говорил!
Выступал в техникуме как-то даже «человек из органов» - знаменитый разведчик Михаил Маклярский – он же потом сценарист культового фильма 40-х годов «Подвиг разведчика». Биография этого, ставшего в послевоенные годы «литератором», бывшего полковника госбезопасности очень «пестра» и по-своему драматична. По свидетельству руководителя советской разведки П. Судоплатова (http://militera.lib.ru/memo/russian/sudoplatov_pa/05.html), М. Маклярский после нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 г. успешно поддерживал по заданию советских органов регулярную связь с командовавшим чешским легионом молодым подполковником Людвигом Св;бодой, который впоследствии, в 1968-1975 гг., стал Президентом ЧССР.
В 1942-45 гг. Маклярский работал начальником 3-го отдела 4-го управления НКВД-НКГБ СССР, который занимался диверсионно-разведывательной работой и организацией борьбы с фашистами на оккупированной территории. Одна из блестящих операций, которая была организована Михаилом Борисовичем, – уничтожение белорусского гауляйтера Вильгельма Кубе. Он же разработал знаменитую операцию «Березино» - радиоигру с немецким верховным командованием.
Как известно, одним из самых легендарных сотрудником Четвертого управления был известный советский разведчик Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов. И к его операциям был причастен Михаил Маклярский. Более того, деятельность Кузнецова была достаточно «зашифрована» даже в самом Управлении - между разведчиком и начальником отдела практически не было передаточных звеньев. Сразу после окончания войны Маклярский был одним из первых, кто предложил на большом экране увековечить подвиг бойцов невидимого фронта. Маклярский предложил режиссеру Борису Барнету не только идею фильма, но и его сценарий. Рабочее название фильма «Подвиг разведчика» стало официальным. Но его судьба оказалась не так проста, как можно было предположить.
Ставший министром госбезопасности Виктор Абакумов, в войну руководивший СМЕРШем (одним из главных конкурентов Четвертого управления), ревниво относился к «прославлению соперников». Почти все руководители 4-го управления, в том числе и Михаил Маклярский, были уволены в запас.
Фильм в стране везде был воспринят на ура - он стал одним из любимейших. Мог ли такой успех Маклярскому простить Абакумов? Нет, конечно. Вскоре (в годы «борьбы с космополитизмом» - конец 40-х – начало 50-х – см. главы ниже) появляется дело о причастности к антисоветской деятельности националистической группы евреев-драматургов. Михаила Борисовича арестовали, но доказать ничего не смогли и были вынуждены отпустить. К тому времени полковник в запасе Маклярский был назначен директором Госфильмофонда СССР. Решили, что этой хлопотной должности вполне хватит, чтобы Маклярский больше не «высовывался». Но вскоре чекисту снова не повезло. Он попал под очередную «раздачу слонов». Власти распорядились арестовать всех евреев – в том числе – бывших ответственных сотрудников центрального аппарата Министерства госбезопасности. 6 ноября 1951 года Маклярский был снова арестован. На этот раз по делу о «сионистском заговоре в органах МГБ». Он провел за решеткой два года и был освобожден уже после смерти И. Сталина. Маклярский постарался, как кошмарный сон, забыть годы работы чекистом. Окончил литературный институт, остаток жизни провел в написании сценариев. Всего по его литературным сюжетам было снято 14 художественных фильмов, он стал автором десятков пьес и повестей приключенческого жанра... Многие его фильмы вошли в золотой фонд советского «криминального» кино. И первым из них был «Подвиг разведчика» (с главным героем Федотовым-Эккертом в исполнении известного киноактёра Кадочникова- – «предтечей» всем известного Тихонова-Штирлица).
…У нас в техникуме М. Б. Маклярский тогда рассказывал непосредственно о предистории сюжета фильма и его съёмках. Сам он производил впечатление очень скромного, симпатичного и ещё достаточно энергичного, но как бы немного уставшего, человека…
Посмотрите, пожалуйста, фильм «ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА» - в нём, помимо всего прочего, любопытно, как наши кинорежиссёры в первые месяцы войны наивно и карикатурно представляли немцев – очень глупыми и тупыми…
http://kino-ussr.ru/main/565-podvig-razvedchika-1947.html
В конце 40-х – начале 50-х годов в различных городских организациях и учебных заведениях страны Всесоюзное Общество «Знание», силами своих штатных и нештатных сотрудников также проводило регулярные лекции «О международном положении», которые в «дотелевизионную» эпоху охотно посещали все трудящиеся. Читались также очень популярные среди молодежи «Лекции о Дружбе и Любви» (так и писались эти слова с большой буквы). Тогда самого слова «секс» не знали (хотя, конечно, детки у людей как-то получались - рождались), молодежь была более целомудренна, а проституция, как социальное явление, практически отсутствовала. Тем не менее, многочисленные лекторы (среди них были и учителя из моего техникума) с большим или меньшим успехом просвещали молодежь и, касаясь щекотливых тем, в своих рассуждениях перед молодёжью как можно более аккуратно старались проскользнуть между Сциллой советской комсомольской морали и Харибдой «общечеловеческих» чувств, в т. ч. касаясь проблем элементарной физиологии. Помню огромный резонанс, вызванный лекцией того же Александра Ивановича Куракина, когда на вопрос «что является основой и движущей силой любви», вполне резонно (но по тем временам слишком «смело») ответил: «физиологическое влечение разных полов». Все девчонки были в шоке, несколько дней обсуждая в общежитии и коридорах техникума его ответ и осуждая своего кумира за такое «принижение высоких и благородных чувств («ах, как он мог так сказать!»).
Почему-то многими «считалось», что «тонкие чувства», «душевные порывы» - понятие «любовь», в целом, и «более низменная», что ли, физиология никак не взаимосвязаны… Да, уж, - какие, все же, были в те времена девушки – более скромные, деликатные и порядочные в массе своей, хотя и менее «просвещенные» нежели нынешние. Были они в чем-то более наивные, лишенные циничного прагматизма – но чистые духовно и мечтавшие, как, впрочем, все девушки во все времена, о возвышенной и благородной любви… Тем не менее, невозможно представить себе такую же реакцию в каком-нибудь нынешнем колледже среди девчонок, воспитанных современными фильмами и телепрограммами, вроде «Дома-2» и ей подобными, с участниками передач, далеко оставившими позади по части эрудиции в области секса одну из героинь Ильфа и Петрова (речь идет, конечно, о небезызвестном женском персонаже по имени Фима Собак из «12-ти стульев» И. Ильфа и Е. Петрова)…
…Как было сказано выше, в первые послевоенные годы, когда ещё не было телевидения, а примитивные радиоприёмники были в собственности лишь у незначительной части населения (при этом уже начали глушить зарубежные «вражеские голоса» - радиостанции «Голос Америки», «Свобода», «Би-би-си»), в учебных заведениях (как и на предприятиях и учреждениях) широко проводилась лекционная пропаганда, в основном, штатными лекторами из райкомов. Посещать лекции требовалось в обязательном порядке.
Но кое-где возникала и местная инициатива проведения подобных мероприятий. Естественно, тематика и качество докладов тщательно контролировались не только партийными, но и более серьёзными органами, поэтому находилось мало самодеятельных энтузиастов делать, например, вполне обычные обзоры международных событий на основе информации, почерпнутой даже только из доступной открытой печати. Не дай, Бог, было дать им какую-то свою, не утверждённую свыше, а значит, и, возможно «неправильную» трактовку…
У нашего парторга-новатора возникла идея развивать лекционную пропаганду собственными силами с целью демонстрации идейного роста и возможностей учащихся. Райком партии поддерживал подобные инициативы. После обсуждения в комитете ВЛКСМ этой идеи на первый случай для доклада мною была предложена несколько интригующая, но, в целом, вполне нейтральная тема – об американской атомной бомбе. Весной 1949 года в СССР атомной бомбы ещё не было.
Эта проблема была у всех на слуху (уже началась негласная гонка вооружений), но кроме официальных сообщений в прессе, как правило, никто ничего о «бомбе» толком не знал – о химическом составе её компонентов, принципе действия, «возможностях» и следствиях поражения и т. п. Я же впервые узнал о деталях и последствиях атомных бомбардировок Японии в Харькове ещё зимой 1946 г из газеты «Британский союзник», которая, вероятно «по инерции», ещё издавалась, на русском языке англичанами – союзниками в войне с фашистами. Найти её в киосках «Союзпечати» можно было с большим трудом. В течение нескольких месяцев в этой газете печатался официальный отчёт Комиссии Американского Конгресса о «результатах» применения нового оружия.
Поэтому кому же и было поручить сделать такой доклад, как не мне, - инициативному комсомольцу-отличнику с достаточно хорошо подвешенным в то время языком, единственному во всём техникуме, включая преподавателей, прочитавшему полный отчёт (в упоминавшейся выше зарубежной газете) о результатах американской бомбардировки Хиросимы...
Я весьма ответственно отнёсся к этому поручению. Подготовка началась в академической библиотеке, куда мне удалось записаться в читальный зал. Научной литературы на эту тему (даже здесь) было совсем мало, и приходилось по крупицам собирать все сведения, начиная от геохимии урана, кончая физикой процесса распада атомного ядра. Помню обнаруженные в библиотеке немногочисленные скромные научно-популярные брошюры - А. Лейпунского и других тогда ещё не «засекреченных» физиков. Обнаружил две переводные только что вышедшие небольшим тиражом книги: Д. Хоггертона и Э. Рэймонда «Когда Россия будет иметь атомную бомбу?» (изданную в 1948 году) и «Ярче тысячи солнц» - главного менеджера американского атомного проекта генерала Л. Гроувза (вышедшую в начале 1949 г).
Запомнилось предисловие к первой из упомянутых книг, где выводам американских авторов о том, что ранее 1954 г такую бомбу в СССР создать не смогут, была противопоставлена многозначительная заключительная ремарка: «что ж, поживём – увидим…». Тогда автор предисловия, в отличие от рядовых граждан, конечно, знал, что «наша» бомба уже вот-вот будет готова…
Помню, что доклад я закончил этими многозначительными словами. Спустя более 60 лет в одном из журналов прочитал, что авторство предисловия, вероятно, принадлежало И. В. Сталину, который эту переданную ему для просмотра книгу (в переводе) испещрил многочисленными пометками…
Послушать «продвинутого» по тем временам семнадцатилетнего студента-комсомольца пришло много народу. Я делал этот доклад весной 1949 года в большом зале, где присутствовали практически все студенты и учителя. Наша первая атомная бомба ещё не была взорвана (это произошло несколькими месяцами позже, в августе). Все знали, что она есть только у американцев. О самой бомбе (кроме факта хиросимской трагедии) мало что знали – о ней ходили самые фантастические и зловещие слухи. Судя по реакции слушателей и вопросам (в т. ч. учителей) старательно подготовленная мною лекция, где удалось обобщить все имевшиеся открытые материалы, прошла удачно. Меня похвалили. Я был «страшно» доволен собой. Наверное, это был мой первый опыт научного анализа и обобщения – возможно зародыш подспудно проявившегося впоследствии некоторого интереса к научной деятельности…
...Впоследствии, уже в мои зрелые годы, мне неоднократно приходилось выступать с популярными лекциями в школах и на курсах повышения квалификации учителей, не говоря уже о научных докладах на международных симпозиумах и научных конференциях. Но эта моя первая в жизни лекция запомнилась наиболее всего…
Замечу также, что практически до середины 80-х годов XX-го столетия (начала горбачёвской «перестройки») на многих предприятиях и учреждениях под эгидой партийной организации «добровольно-принудительно» проводились ещё и, так называемые, политинформации, где выделенные в коллективе товарищи делали краткие сообщения о событиях в стране и за рубежом. Я, помнится, делал неплохие (без ложной скромности) политинформации ещё когда учился в институте и уже работая на производстве, стараясь использовать, - в меру своих возможностей - любые, в т. ч. редкие и «полузакрытые» тогда источники.
Самому делать такие политинформации было ещё как-то «терпимо» к ним я подходил «творчески»), а когда замечал к ним интерес со стороны слушателей (из-за «новизны» использованных редких материалов и/или их «нестандартной» «самопальной» интерпретации) – то это даже немного приятно щекотало моё самолюбие - внимание товарищей и коллег льстило…
Но когда кто-то из последних, часто не очень интересующийся жизнью страны и политикой, «по разнарядке» скучно и занудно сообщал «новости», почерпнутые из какой-нибудь широко распространённой газеты («Правды» или «Известий»), то душенька моя не выдерживала… Во время учёбы в техникуме и институте (в 40-50-е годы) – во времена засилья пропагандистской «обязаловки» - приходилось терпеть. Но когда я уже работал в Институте Тектоники и геофизики ДВО РАН (в 70-80-х годах) и там усердные партийные карьеристы буквально заставляли всех сотрудников в обязательном порядке присутствовать на политинформациях (как-будто речь шла о малограмотных дореволюционных крестьянах), то я старался не напрягаться пустой тратой времени и часто манкировал посещением этих пустых говорилен (устраивавшихся «ради галочки» в списке выполненных партийных мероприятий…). О роли партийных организаций не только в учреждениях РАН, но и во всех других организациях СССР до перестройки – см. Википедию.
Помнится, как-то по жалобе избыточно усердного в общении с дирекцией и парторгом завлаба моей лаборатории на непосещение мною и ещё одним (о ужас! – партийным) коллегой подобных политинформаций, нас «пригласили» в партком. Здесь и. о. секретаря (по совместительству), а в «обычной» жизни – наш же коллега-геолог, в присутствии ещё двух номенклатурных сотрудников начал нам пенять на наше «плохое поведение» партийному коллеге и мне, не последнему всё же в институте человеку (в должности тогда уже ведущего научного сотрудника института), отцу пятерых детей – по возрасту находившемся на шестом десятке… Моя попытка обратить нашу «проработку» в шутку не имела успеха. Тогда «тов. и. о. парторга» (не буду называть этого «коллегу» - его уже нет с нами в этом мире) пригрозил, что, если не буду ходить на политинформации, то дирекция «рассмотрит вопрос» о моём пребывании в должности руководителя Палеомагнитной группой… А партийному коллеге пригрозил «разговором» на партсобрании… Естественно, я «взбеленился» - возопил, что могу и сам прочитать кому угодно «хоть десять политинформаций» - хоть самим членам горкома партии, а тратить время на слушание занудных речей некоторых коллег не хочу… Меня тут же обвинили в гордыне и зазнайстве… Всё это было уже не так страшно и «чревато», как в 40-50-годы, но всё же «очень противно». Такие, вот, были моменты. И везде в подобных случаях главную роль играло не столько нарушение каких-то законов со стороны «провинившихся» - даже не юридических, а просто т. н. «правил социалистического общежития» и общественной морали того времени -, сколько чисто «человеческий фактор» - стремление партийных функционеров (даже среди учёных!) и холуйствующих беспартийных завлабов не осложнять свою служебную и научную карьеру, вследствие «попустительства отвязанным вольнодумцам»… Ни больше, ни меньше. Бывало и такое
Далее следует, видимо, перейти к годам и делам моей комсомольской юности, оставившим у меня одни из наиболее ярких впечатлений в жизни – началу активной общественной деятельности.