Эта история началась задолго до моего рождения. Именно в таком виде я много раз слышала воспоминания родителей, а потому позволю себе, пока я «ещё не родилась», называть их просто по именам – Евгений и Галина.
Санитарный поезд двигался вглубь страны. Никогда ещё Евгений не чувствовал себя таким беспомощным. Было обидно, что так нелепо, в самом начале войны он вышел из строя. Ещё недавно вспоминал слова из песни, в которой подруга желала бойцу "если смерти, то мгновенной, если раны - небольшой". Так и никак иначе представлял он для себя исход боя, а на случай тяжёлого ранения «несовместимого с жизнью» взял с однополчан слово, что они прервут эту самую жизнь одним выстрелом и пойдут дальше. Очнувшись в медсанчасти, узнал, что товарищи вынесли его на себе. Видно, не смогли сдержать данное слово. Наверно, и он не смог бы... Теперь, если выживет, предстоят долгие месяцы лечения, возможно, инвалидность. Впрочем, никаких «если» быть не должно. Обязан выжить и встать на ноги. Тем более что рядом, в этом поезде, едет его жена, Галочка. И он не просто должен выжить, а остаться для неё такой же опорой в жизни, как это было до войны.
Они поженились всего три года назад. По многим причинам, родители Евгения были против этого брака, и он, единственный сын, никогда их не огорчавший, впервые серьёзно поссорился, ушёл из дома, сделал по-своему, а институт заканчивал заочно. Причины для возражений у родителей были довольно серьёзные, а основная та, что Галины родители репрессированы, а значит, её муж рискует своим будущим, а, возможно, и жизнью. Риск, действительно, был, но повезло, обошлось. Со временем, отношения с родителями наладились. Вскоре Евгения призвали в армию, где его и застала война. Галя была теперь далеко, но её фотографию он всегда носил с собой. Ни в какие приметы не верил, а эту фотографию считал своим талисманом.
По счастливой случайности, раненых привезли на несколько дней в его родной город Ростов-на-Дону. Подняться с носилок он не мог, попросил поднести к телефону-автомату. Галя приняла решение мгновенно. С увольнением проблем не возникло, вещей с собой – один маленький чемоданчик, больше брать нельзя, да и о каких «ценных вещах» можно думать в такой момент. В поезде приняли на работу по специальности – электриком, в соответствии со штатным расписанием и имеющимся дипломом. Не женская это работа, но время военное, другого варианта не было. Пришлось вспомнить практические занятия в техникуме, да и опытный консультант близко, хоть и загипсованный, а голова на месте… Благо дело, специальность у них одна, в техникуме когда-то и познакомились, и дипломы получили в один день, только она стала работать в проектной организации, а он поступил в институт.
Электрик в поезде занят не круглосуточно. Когда появлялось свободное время, Галя помогала ухаживать за ранеными, читала им по памяти стихи и целые поэмы. Ещё в школе мечтала стать актрисой, но ей указали на непролетарское происхождение, да и школа была «с электротехническим уклоном», а значит, как написала она через много лет в автобиографической поэме, «раз учился по уклону – по уклону и умри». Впрочем, со своей специальностью она давно смирилась, а теперь, благодаря полученному диплому, оказалась рядом с мужем.
Несмотря на неопределённость ситуации, оба были уверены, что всё наладится, и им предстоит долгая жизнь, но она будет отличаться от довоенной, и к этому надо готовиться. Пролежать несколько месяцев в гипсе – дело нехитрое. Если ничего при этом не делать, можно потерять квалификацию. Вместе составили план. Неизвестно, чем придётся заниматься Евгению после выздоровления, но это, скорее всего, будет связано с основной специальностью, а значит, надо повторять высшую математику, физику, электротехнику. До войны он так и не прочитал полностью «Войну и мир», теперь время есть. Что-то из книг Галя нашла в поезде, остальное надеялись достать, когда доедут до места, хотя и неизвестно было, что это за место и когда они туда прибудут. Они не знали, что война будет продолжаться ещё три с половиной года, что они никогда не вернутся в родной город, и что жизнь готовит для них много тяжёлых испытаний.
Электротехника и высшая математика понадобились Евгению не сразу. Едва научившись ходить на костылях, он получил неожиданное назначение – директором семилетней школы в село Мещанка Семипалатинской области. Опыта педагогической работы не было, если не считать довоенной подработки на радио, где он читал популярные лекции. Поселили супругов в небольшую комнатушку при школе, туда же вскоре приехали Женины родители и Галина младшая сестра, отчисленная из авиационного техникума, как дочь врагов народа. Работа нашлась всем, и не только преподавательская. А Евгений с Галей распределили между собой предметы, которые до их приезда преподавать было некому, и тщательно готовились к урокам. Несмотря на небольшую вместимость Галиного чемоданчика, в нём нашлась серия открыток с рисунками Александра Апсита, выпущенная к 100-летию войны 1812 года. По ним-то и познакомились дети с этим историческим событием, проведя, заодно, аналогию с разгромом немецко-фашистских войск под Москвой. А однажды на уроке немецкого был разыгран целый спектакль: зашёл директор и заговорил по-немецки со своей женой- учительницей, поддержав тем самым значимость предмета. Понятно, что накануне они весь вечер репетировали этот «экспромт». В другой раз, когда дети никак не могли понять суть теоремы, «вызванного куда-то» директора подменила жена, которая прочитала им стишок для мнемонического запоминания. Наверно профессиональные педагоги ужаснулись бы, узнав о некоторых эпизодах того обучения, но учителя были на фронте, а детишек учить надо. Через два года школа стала средней, а за опытом приезжали директора со всего района. Жаль было уезжать, но приказ есть приказ – требовался специалист в Подмосковье, на Орехово-Зуевскую ТЭЦ.
В этом городе мои родители прожили вместе ещё 60 лет, здесь родились я и мой брат, здесь теперь живут мои дети и внуки. Ещё в конце войны папе удалось сменить костыли на трость, но нога так и не сгибалась, и мама постоянно помогала ему надевать на эту ногу носок и шнуровать ботинок. Иногда бывали и ночные вызовы на ТЭЦ, но я не помню, чтобы мама хоть раз посетовала, что не выспалась, хотя ей и самой надо было с утра идти на работу. Преподавание так и осталось папиной второй профессией: сначала в техникуме и вузе по совместительству, потом, после выхода на пенсию, ещё 20 лет на штатной должности преподавателя специальных дисциплин.
Что касается «мелочей быта», только став взрослой, я поняла, на какие жертвы приходилось порой идти родителям ради любви друг к другу. Папа много лет терпел непростой характер тёщи, и это при его-то импульсивности и стремлении отстаивать своё мнение. Те их немногие ссоры, которые я помню, заканчивались, как мне казалось, несправедливо: едва увидев мамины слёзы, папа признавал свою неправоту и извинялся перед «обиженной» бабушкой, хотя, на самом деле, никакой его вины не было. Мама, в свою очередь, удивляла меня лояльным отношением к его родителям, которые подолгу у нас гостили, порой задавали бестактные вопросы и давали советы.
Но, как говорила одна из моих бабушек, умереть может любой человек, а старый человек – не может, а должен. Постепенно ушли из жизни родители моих родителей, что, безусловно, было для всех нас ударом, но неизбежным, ожидаемым… А вот гибель совсем молодого сына, моего младшего брата, буквально, подкосила нас всех. На опознание папа пошёл первым, а маме, которая должна была идти следующей, категорически не разрешил этого делать. То, что он увидел, было не для материнских глаз… И все последующие дни, в каком бы тяжёлом состоянии он ни находился сам, всячески оберегал её, проверял давление, пульс, температуру, следил, чтобы не забывала о таблетках и каплях, прописанных врачом.
После неудачной глазной операции мама потеряла остатки зрения. Ходить по квартире, держась за стены и мебель, она могла, но от участия в стирке, готовке и прочих домашних делах мы её отстранили. Из «развлечений» осталось радио, аудиокниги, настольные часики с выпуклыми точками и стрелочками, трафаретка для письма. Было у неё одно «хобби», к которому папа всегда относился с некоторой иронией: ещё с молодости любила она разложить карты и погадать - что было, что будет, чем сердце успокоится… Теперь она лишилась и этого занятия. И папа додумался, как ей помочь! В левом нижнем углу каждой карты он вырезал маленький квадратик, в середине – геометрические фигуры, условно обозначающие масть, а пониже – прямоугольники, по количеству которых можно определить, что за карта – шестёрка, десятка, валет, король… Имея отличную память, мама легко освоила эту «премудрость».
Последние три года папа провёл в постели, а мама, слепая, подсаживалась к нему, и они тихонько разговаривали, иногда чему-то улыбались, иногда читали друг другу стихи. Сочиняли оба, но поскольку мама пользовалась трафареткой, она не могла перечитать написанное, исправить, зачеркнуть. Папа терпеливо «расшифровывал» и корректировал её тексты, иногда предлагал что-то дополнить, и они продолжали сочинять уже вместе. Папа считал, что выжил он, благодаря маме, которая оказалась рядом в самый тяжёлый для него период. И та фотография-талисман до последних дней висела над его кроватью. Пытался написать об этом стихотворение, несколько раз переделывал, но потом решил обойтись без подробностей, и получилось так.
Талисман
Фотография подруги
Талисманом может стать
И надёжнее кольчуги
Жизнь солдата охранять.
Он, с надёжным талисманом,
Был для пуль неуязвим.
Фотография любимой
Воевала вместе с ним.
И судьба его хранила:
Отгремел последний бой!
Жизнь солдату сохранила
Вера в счастье и любовь.