Первые горести

Екатерина Пионт
             ПЕРВЫЕ ГОРЕСТИ

    
 Соня, Настя и Саша сидели в комнате, смотрели какой-то мультик, и вдруг крик Сони:
- Ты что натворил?!.. Сломал!..
- Это не я! Ты сама бросила!
- Нет, ты! Ты! Ты бросил машинку сверху!
Встревоженная, я заглянула в комнату.
Соня горько плакала.
Саша сидел, опустив голову.
- Что опять случилось?
- Саша мой  мп3 плеер  поломал…
- Как поломал?! – испуганно воскликнула я. – Саша, это правда?
- Нет, она сама…
- Ага, сама, ты со своими дурацкими машинками…
Я вздохнула:
    - Ну, как так, Сонечка? Ты старше, тебе уже десять лет! Ты же девочка, надо как-то внимательнее быть.
- Я и так внимательна! А он не думает своей головой, что делает.
Теперь что мне папа скажет?... – Соня снова заплакала.
Настя стала утешать двоюродную сестрёнку:
- Не бойся, твой папа не рассердится. И мне десять, а я недавно поломала мышку компьютера, так мой папа простил меня, а они же родные братья!
Я взяла в руки эту, мной ещё не освоенную, вещицу.
- Да… может, пластик окошечка можно поменять? Надо папу спросить…
Соня заплакала ещё горше.
- Что я скажу папе?! Он говорил мне беречь…
- Хочешь, я ему скажу. Он тоже в детстве кое-что ломал…
- Но это же, дорогая вещь, -  всхлипывая, роняет Соня.
Надо было как-то её успокоить. Не стоит эта игрушка таких слёз и нервов.
- Что сделано, то сделано! Надо теперь исправлять ошибку. Всякое бывает в жизни.
«То, что нас не убивает, делает нас сильнее!» - вновь вспомнила я известное выражение.
На что Соня, Саша и Настя разом вскинули головы.
- Да, да! Запомните это. И вообще, любая вещь ничего не стоит, сколько бы она не стоила,
по сравнению со здоровьем, а нервы…
Саша мгновенно отреагировал:
- Нервы не восстанавливаются!
- Точно, Санёк.
Слушайте, когда мне было семь лет, в первом классе… за хорошую учёбу и отличное поведение моя первая учительница Сара Иосифовна подарила мне тоненькую книжку, – начала я.
Пара голубых глаз и две пары чёрных смотрели на меня выжидающе.
- Книжка эта была - «Гадкий утёнок».
Как я была счастлива! Она была вся жёлтая, как цыплёнок.
И на ней была картинка, как утёнок выбирается из скорлупы.
Я не могла наглядеться на неё, первая книжка, подаренная мне лично!
Я её не давала в руки даже сестрёнкам, а показывала издали.
Они  за это меня обзывали: «жадина-говядина». Но я всё равно не давала.
Я почти не выпускала книжку из рук.
А к вечеру обнаружила  на обложке какое-то пятно,  как будто жирное, наверное, от пальца.
Это было такой трагедией!
Внуки, забыв про своё, открыв рот, слушали меня, ойкнув на драматическом моменте.
- Я легла спать со слезами на глазах, уснуть не могла, – продолжала я.
-  Встала, зажгла лампу, чтобы не будить никого и принялась ластиком стирать это пятно. Оно не стиралось… И тут одна слезинка капнула прямо в центр пятнышка. Я ещё потёрла,
пятно вроде посветлело. Я посчитала, что всё у меня получилось, и довольная уснула.
    Утром я первым делом бросилась к книге, чтобы разглядеть её при ярком свете. Пятно стало белым. Сердце моё защемило, слёзы градом полились из глаз…
А мне надо было собираться в школу. Я никому не сказала о случившемся.
     Не знаю, как я просидела четыре урока, но, вернувшись домой, я первым делом взялась за книжку.
Вытащив желтый карандаш из коробки, я закрасила белизну. Но окрашенное место отличалось от обложки…   Это было для меня - большое горе.
- Оно сделало тебя сильнее?!- почти в голос выкрикнула троица.
- Может быть…- ответила я.
Ложась спать, они о чём-то долго переговаривались…
     Наверно, через полчаса я вошла к ним в комнату, чтобы поправить одеяла. Они сидели, склонившись,  возле  настольной лампы… раскрашивали листы бумаги в жёлтые цвета…
- Бабушка! А какого она оттенка была?! Этого?! Этого?!.. Может, такого?!
Вот к этому цвету подошёл бы такой карандаш… а к этому…
Я обняла их:
- Хорошие мои…  Оттенка я не помню. Только помню, что это было в моей жизни!
И оно мне дорого.
Все трое прижались ко мне крепче…