Грохот поднялся великий, сошлись супротивников рати! Много погибло в той битве: вот некий из ратников конных, дротом в подбрадье умечен, валится наземь внезапно; вот другому вонзилась в тело стрела – и прямо в подгрудье; падает третий с повозки от раны ужасной во чрево; этому жало с зазубриной прямо под пуп угодило – он по траве покатился навстречу погибели близкой; тот в поясницу умечен, того в плечо уязвили…оный, коня оставив быстрого, намерен уж бегством спастись, но упал, дротом в хребет поражённый; а вот юнец безбородый с жизнью простился пред смертью, вот умеченный в печень стрелой смертоносною воин валится со слона, гремя железным доспехом - ткнулся он в землю главою, прах ловят-хватают пальцы! Вот некий воин сошелся с конником в схватке смертельной, щит свой выпуклый пылью доверху он наполняет, в землю упёршись стопою, ждёт уже нападенья: только приблизился всадник – как пыль он в коня швыряет, запорошив всю морду животному едкою пылью! Шею, безумствуя, лошадь сразу приподнимает, ржёт, отряхая от праха гриву свирепо; скалясь, она удила выплёвывает из пасти – пена каплет из глотки…вот на дыбы она встала, объята ярым испугом, и погрузилась по бабки задними в почву ногами – прах взрывая копытом, всадника сбросив на землю!
Вот нападает пеший на воина – тому не подняться! Подбежав-наклонившись над ратником беспомощным, меч обнажает мгновенно и глотку перерубает смуглокожему инду, простёршемуся во прахе! Лошадь, заслышав другого наездника хлыст, испугалась снова и прядает в страхе, сильнее еще оседая, забивая копытом наездника своего же – дышащего, но уже скребущего пальцами землю!
Вот Коллетес преогромный – в девять локтей высотою! Ликом ужасный и грозный, подобен Алкионею*, в гущу Вакхова войска врывается яро, безумный, после подвигов ратных желает он Бассариды! Жаждет менад, насильник, на ложе любовное бросить… Столь велик был Коллетес, что в небо стремился главою, в жилах его бурлила кровь земнородного предка, пращура племени индов; был он таким могучим, что и Ареса сломил бы, как сыновья Ифимедеи*!
Но и такого могучего мужа тут же убила, камень метнув изострый, Харопея-вакханка! Прямо в висок поразила его Харопея, и грянулся оземь гигант Коллетес; голову с плеч отрубивши могучих, на тирс насадила ее дева-менада, показав всему войску… В ужасе дрогнули инды, дивясь, как скалой преогромной столь могучего мужа дева-вакханка убила! Дериадей невредимый напал на священных вакханок, за Харопеей погнался, но дева от него ускользнула и биться стала подле Лиэя, тирсом сражаясь изострым в истребительной битве! Дериадей убивает Ориталла острым железом, воина из куретов, пришедшего из Абантиды*. Полководец абантов, за смерть соратника мстящий, Мелиссей, низвергает наземь владыку карминов, Киллара, перерезав мечом своим шею у воина; Логасида убил он, любимого Дериадеем более всех среди индов после любимца Моррея за искусность в копейном бою – многие там герои с героями бились! Но вот обоюдную распрю тьма прекращает ночная…
Возобновилася битва, едва только ночь миновала. Рати восстали от сна, едва только Эос явилась, и не окончена битва для пылкого Диониса. Радаманы* с диктейских отрогов для него много судов для битвы построили; заняты были в чащах одни, а иные к корме тесали крепленья, кто-то брус для носа отделывал, кто-то обшивку на сосновые рёбра делал для палубы плотной, кто-то борта выводил из досок, отделанных тонко… В самой судна средине подняли ствол высокий; мастер из Аравии укрепил эту мачту, на которую парус после просторный поднимут, после на макушке райну гнутую подмастерья девы Афины и бога Гефеста соорудили… Так, работая быстро, прилежно, с немалым уменьем, Вакху они корабли построили.
Вот повёл колесницы он к морю по твёрдой дороге в место, где родоманы, искусные странники в волнах, сделали корабли мореплавателю Дионису.
Вот и Айон, свершая времени бег круговратный, повернул колесо на год шестой всех событий. На агору созывает индов смуглое племя Дериадей вседержавный. Вестники все обегают, торопя на собранье многоязыкие роды, и наконец стеклись все племена всех индов. Сели они на скамьи, теснясь друг подле друга, и Модей им владычный молвит, народам в собранье:
- Други, всем вам известно, сколько трудов претерпел я, чтобы Килиссу* вместе с племенем ассирийским к игу Дериадея склонить, одолев их твердыни! Также известны деянья мои в борьбе с Дионисом! Только получше еще я военную хитрость измыслил: слышал я, что радаманы, искусные в плотницком деле, выстроили корабли для воинственного Диониса! Но не боюсь я битвы морской! Найдут гибель вакханки, пав в смертоносные волны моря, и корабли Диониса-бога мы сокрушим!
Благочестивые инды, распрю с Вакхом оставив на волю веющих ветров, теперь погребали умерших – ибо освободились узники этой жизни, и душа возвратилась, откуда пришла, к началу Круга существованья…Вакхово ж войско молчало. Дионис, прознав о затишье в этом походе, посылает упряжку мулов поутру за сухими вязанками в горные чащи, дабы предать огню Офельтеса мертвое тело. Вот они рубят деревья, укладывая рядами: много там ясеней пало, изрубленных медью изострой, много дубов ветвистых с шумом на землю валилось, много и елей высоких вместе с сосной прямоствольной, сыпя иглы сухие; падали всюду деревья, мало-помалу повсюду твердь скалы обнажая… Многие гамадриады другие жилища искали, укрываясь у нимф рассерженных горных потоков. Вот уж вязанки сложенных вместе поленьев и хвороста нагрузивши на спину мулам, спускались, и цокали звонко копыта вьючных животных о камни, поспешающих к долу вереницею бодрой, и волочилися ветви срубленных накануне стволов, в пыли придорожной борозды оставляя. Сатиры с панами вместе делом сим занимались: кто-то рубил деревья, кто-то тяжелые ветки вверх тащил – всю они ношу из леса привезли к тому месту, где предназначил Эвий Офельтесу погребенье! Племена собрались там разные. Вот над героя телом срезают пряди они печальною медью, каждый проходит пред павшим, и скорбные пряди тело героя скрывают полностью под собою. Сам Лиэй заплакал, и на бесскорбном когда-то лике бесслёзные древле слезами очи струились – срезал и он свой локон Офельтесу в жертву.
Выстроили погребальный костер в сто локтей высотою слуги идейского бога, питомца гор, Диониса. Посередине тело устроили, а у тела воин диктейский Астерий мечом, висевшим у бёдер мёртвого, перерезал горло двенадцати индам смуглым и вкруг героя на костре разложил их, рядом также кувшины с мёдом и маслом поставив. После прирезали много быков и овец – в погребальный пламень. Все эти туши вкруг мёртвого расположили кругом, добавив впоследок и лошадей убитых. Отделили от каждой туши и жир животный, уложили вкруг трупа сию плетеницу густую. Вот Фавн, отпрыск Цирцеи, серой священной натирает обе стороны горного огнеродного камня, после росток эритрейского древа, что посуше, меж парой этих камней укрепляет, после трёт их усердно, о женский мужской ударяя камень, пока сам собою из них не брызгает пламень. Но не хочет никак огонь над костром заниматься! Бромий подходит и, очи подняв Фаэтонта напротив, кличет громко на помощь Эвра, восточного ветра, дабы раздул тот пламень своим дыханьем пожарче. Слыша призыв Диониса, бог Эосфорос соседний, зову Вакха внимает и тут же шлёт к нему брата, дабы своим дуновеньем раздул он огонь погребальный. И взметнулося пламя, жар поднимая до неба, Гелиоса достигая, и вместе со скорбным Лиэем воин диктейский Астерий, сородич покойного кровный, взял кносский сосуд двуручный, наполненный благоуханной влагой, и вершил возлиянье, прах земной орошая.
Только лишь алый сполох, вестник росистой Эос, мрак разгоняет ночной, разливая сиянье, войско от сна восстало и вином оросило то, что осталось на месте погребального действа. Ветер же теплый вернулся на крыльях блистательно-быстрых в Гелиоса дом светоносный, Астерий все кости в слой их жира двойной погрузив, кладёт в золотую чашу, заботясь о друга останках. И корибанты искусно, словно были на Иде, выстроили гробницу, выдолбив углубленье в основании камня и поместили останки там, как жителя Крита – славного в битве героя, и засыпали глиной Офельтеса в чуждой отчизне! После воздвигли камень высокий, что издали видно, вырезав слово такое в знак недавней печали:
«Здесь Офельтес покоится, сын Арестора, он же родом с Критского Кносса. Множество индов убил соратник Лиэя!»
Бог виноградный в честь павшего друга учредил дары для надгробных игр и народ созвал, и место отметил для бега конного, для ристанья. Он для того на равнине выложил чисто и ровно каменными брусками бега начало, мету, словно месяца полукружье! И с обеих сторон вытесал гладко он камни – камни подобились эти глыбам, которые древле некий киклоп поставил над землею высоко. Разные учреждены награды: треножники, кони, самоцветы, щиты, серебро и Пактолово золото. Вот Дионис назначает призы участникам в конных ристаньях – амазонийский тул и лук, еще – полукруглый щит и пленную деву войнолюбивую, каковую некогда он среди струй нагою застал Термодонта*, в коих купалась она; резвую также кобылу, соперницу ветра Борея, лошадь гнедую, с гривой густой и косматой; также доспех боевой и щит назначил в награду: оный откован искусно был в кузне лемнийской, окаймлён золотою полоской, а в середине выпуклое крепленье серебром воссияло! Также назначил наградой слитки златого Пактола. После молвил он слово к своему ополченью:
- Други! Арес научил нас градорушительной распре, а Кронид Посейдон темновласый – править конной упряжкой! К вам я взываю, мужам неустанным и необоримым, к тяжким деяньям привычным! Воины наши доблестны и в походах, и в битвах искусны жестоких, но не скачки у нас Ойномаевы*, кои гибельны для чужеземцев – только доблестное ристанье!
Так Дионис промолвил, и все вожди поспешили каждый к своей колеснице. Первым из них Эрехтей быстроногий уже запрягает Ксанфа-коня в колесницу, после подводит к нему Подаргу-кобылу; ветер-Борей их родитель, и за Орифию, деву аттийскую, были подарены кони царю Эрехтею как выкуп.
Бич исменийский после сам Актеон поднимает…
Третий – Энносигея отпрыск, бога пучины, Скельмис быстроупряжный – часто он нёсся по влаге отчей, правя повозкой владыки морей Посейдона;
Фавн явился четвертым, он единый в собранье обликом ярким подобен отцу своей матери милой, восседал он как Гелиос на четвертой повозке!
Пятым явился Ахат на возке сикелийском, страстный ристаний поклонник, алкающий ветви оливы*, взросшей в крае писейском…
Вот отводит отец Аристей Актеона в сторонку и советует, полный заботы о сыне любимом:
- Сын мой, послушай! Родитель поопытней будет в ристаньях! Знаю, силён ты довольно, в тебе съединились совместно от природы могучесть и юности бодрость цветущей, в жилах твоих – кровь Феба, отца моего, и наши аркадские кони силою всех превосходней! Только напрасно всё будет – и сила коней, и их резвость, и не увидишь победы, коль править искусно не будешь! Только уменье на пользу идет, и в конном ристанье важно искусство возничего; слушай, что скажет родитель – тебе пособлю я в уменье! Многим искусным уловкам тебя научу я в ристанье! Доблесть в ристанье также почетна, как доблесть в сраженье. Ты в бою победил – одержи и победу иную, дабы назвал я сына атлетом и копьеборцем! Сделай достойное родича Диониса, лучника Аполлона и крепкодланной Кирены! Муж неумелый не удержит повозки до середины ристанья – он разобьет колесницу, когда своенравные кони вскачь понесут, не внимая бичу или крику возницы, и, узды не почуяв, будут скакать без дороги, и повлекут колесницу, сами куда пожелают! Только лишь тот, кто помнит о мастерстве управленья, справится, действуя умно, и со слабейшей упряжкой, твердо следя за соседом, сосредоточив вниманье на повороте, у самой меты удержит повозку, обогнёт он сей камень, нисколько его не задевши! Только коня, что к мете поближе, держи ты покрепче, сам отклонися немного туда же, в помощь движенью, ближе как можно к камню свой поворот ты исполни, только бы ступицей камень не тронуть – смотри же тут в оба, на скаку самом полном этого остерегайся, как бы колеса повозки о камень не поломались, обозначающий точку, где надобность есть в повороте! Вдвое поберегись, и лучше всего, чтобы оси не разбить, и повозки, и коней не изувечить! Правь же там осторожно, оберегая повозку, действуй, как опытный кормчий, коней подбадривай криком, бей бичом по хребтам, да не щади их при этом, правую шпорь особо, чтобы быстрее скакала! Ей не рви удила – пускай посвободнее будет; строго держи направленье посередине, ведь разум надобен и вознице также, как кормчему в море!
Так он советовал сыну, а после того удалился, в искусстве ристанья один из первых возничих.
Вот, как обычно бывает, один за другим потянули возницы руки вслепую в шлем, дабы вытянуть жребий, отворотившись лицом… Каждый ждет жребия лучше, словно игрок, что кости вытряхивает на ладони! Каждый поочередно тянет… Конелюбивый отпрыск от славной крови горнего Фаэтонта, Фавн, обладает первым, второй Ахату достался, третий – Скельмису, за ним Актеону жребий выпал, но лучший вытянул напоследок царь Эрехтей, коней бичеватель, любимец удачи!
Вот уж бичи воздымают бычьи в воздух возницы, стоя у колесницы каждый своей наготове; Эакос был назначен судьей непредвзятым ристаний,
дабы следить за возками соперников на поворотах, оком смотреть неподкупным за спорами острыми в беге, также высматривать зорко – держатся ль правильно кони; вот и рванулись повозки с места! Одна устремилась сразу вперед, а другая – следом, а третья желает словно между другими половчее вклиниться, а последняя рвётся приблизиться к двум поотставшим. Часто на полном скаку сближаются колесницы, бурно возничий другому возничему дышит в затылок, оба вожжи покрепче натягивают руками! Вот иной поравнялся с соперником по ристанью, скачет он столь же быстро, не отставая нисколько, то отклоняется в сторону, то выпрямляется снова, бёдра крепко напрягши, гонит коней горячих, то обращает очи назад, следя за другими, думает – что же предпримет тот, кто его настигает (ибо уж в бешеной скачке вскидывая копыта, конь почти задевает крутящиеся колёса!)…
О, не умерит ли бега возничий своей колесницы, отворотит ли, давая преследователю дорогу? Снова и снова меняют направление бега те, кто вперед порывались, преграждая дорогу сзади мчавшейся повозке, чтоб не догнал их возничий ближний. Вот Скельмис, бич морской воздымая, подаренный Посейдоном, отчее племя гонит коней, морем рождённых: так никогда не мчался, крылами высь рассекая, и Пегас поднебесный, как ноги глубокопучинных коней вращались в беге, прах земли попирая!
Все на одном собрались холме высоковершинном воины – те, кто желал видеть конные состязания, издали все следили за бегом конных упряжек.
Словно Медведица ярая, дивные колесницы будто летят по воздуху, и, земли не касаясь, будто вихорь мчатся над песчаной дорожкой, быстровращающимся колесом на легком покрытье борозды оставляя глубокие и прямые – великолепно ристанье! Клубы вздымаются пыли, закрывая собою холки мчащихся коней, гривы которых по ветру вьются смерчам подобно! Одновременные клики возниц кругом раздаются – громче, чем даже щелчки бичей, что хлещут по крупам. Вот уж несутся повозки на последнем отрезке: Скельмис вырвался первым, коней пучинных возница, а Эрехтей наседает следом, бичуя упряжку; кажется, что вторая летит колесница над первой! Колесницею быстрых глубокопучинных тельхинов, и жеребец могучий и статный царя Эрехтея, распластавшися в беге, дыша как бурные вихри, обдаёт уже пылом спину другого возницы (мог тот рукою своею гривы косматой коснуться!)…
Снова и снова Скельмис оглядывается осторожно – тот уж готов удила перегрызть в оскалённой пасти, клочьями пены покрытый скакун, настигший повозку, но Эрехтей умело отвернул колесницу в сторону; дланью могучей вожжи стянувши покрепче, понемногу сжимает шеи бешеных коней, рядом всё ж оставаясь, но столкновенья избегши! Понял скачущий Скельмис, как избежал он невольно страшного в скачке паденья и воскликнул он грозно:
- Нет, не равняйся напрасно с морскими ты скакунами! Я отца призову Посейдона, конника, влажного бога; ты ж, скакунов бичеватель, чаешь победы с помощью девы-ткачихи Афины! Мне не надобно ветви священного древа, мне нужен венец из лозы виноградной!
Так он сказал, и дотоле Эрехтей распалённый, распалился сильнее, и быстрый разумом, начал творить злоковарства. Руки правили, в сердце ж он взмолился к Афине, владычице отчего града, речью аттической быстрой прося в ристанье подмоги:
- О, Кекропии* владычица, о безматерняя Дева, коней другиня Паллада! Низвергла ты Посейдона древле, так пусть марафонский возничий увидит сегодня отпрыска Энносигея в ристании побеждённым!
Так, взмолившись, он хлещет по рёбрам неистово коней, и поравнялась повозка – ярмо в ярмо – с предыдущей! Левой рукою хватает он недоуздок кобылы противника, бег несущейся рядом повозки остановив, а правой бьёт своих коней по холкам, принуждая рвануться вперед свою колесницу, оставляя соперника по ристанью немного сзади, занимая место первым по скачке! На Посейдонова сына он со смехом взирает и восклицает, к нему с колесницы своей обернувшись:
- Ты побеждён, о Скельмис! Сильней Эрехтей оказался, хоть жеребец твой Балиос, не замочив и копыт, промчался б над зыбью! Победила его моя кобыла Подарга! Коли ты чванишься слишком в искусстве конного бега, отца восхваляя, коней даровавшего, знай: хоть и гордишься ты отцом своим Энносигеем, владельцем трезубца, Афина-Дева мужа сего ниспровергла!
Так царь Афин ославил тельхина в ристанье! Следом же Фавн несётся, нахлёстывая четверку – Актеон же четвертым за Фавном сразу же мчится, осторожно-разумный, отца совет не забывший; только лишь самым последним скачет Ахат-тирсениец. Тут Актеон отважный и замышляет уловку: настигает он Фавна, что впереди его мчался, коней нахлёстывая, меняет чуть направленье, с ним становится вровень с тайным умыслом в сердце; после вперед вырывается и в колесо упирает ступор, сбивая повозку Фавна с ровного бега. Колесом попадая меж ног несущихся коней, валится набок повозка Фавна, падают трое скакунов в прах, увлекаемы кузовом тяжким: первый набок, на чрево второй, и грянулся грудью третий – остался четвертый, выпрямившийся мгновенно; он копытами в землю всеми упёрся, морду задравши, попав ненароком в рядом упавшую лошадь – упряжь его не дала совсем завалиться повозке! И пока бились о землю упавшие кони, возница Фавн во прах покатился рядом с повозкой своею, в облаке пыли сокрывшись плотном, поднявшемся тут же! Лоб разбил, подбородок рассёк, весь грязью дорожной обляпан! Только опомнился сразу возница и кинулся быстро, полный досады и пыла к выпрямившейся повозке, и, от стыда сгорая, стал поднимать он коней, их нещадно хлеща бичом, свищущим грозно! Актеон же отважный, мимо Фавна промчавшись, воскликнул, невинно глядя на горе возницы:
- Не утруждайся напрасно, бичуя коней ленивых, не утруждайся – ведь буду раньше тебя я у цели и передам Дионису, что Фавн притащится позже всех остальных возничих, таща на себе колесницу! Бич свой побереги – мне видеть больно и жалко, как бока твоих коней до язв исхлёстаны в скачке!
Молвив, взмахнул он бичом, погоняя коней четверку яростнее, чем ранее – и Фавн это слышал в досаде! Делать нечего: он упряжь хватает и тянет, встать помогая коням, лежащим в пыли придорожной; вот уж ремни подтянул на жеребце он горячем, ставит на место его, упряжь на нем расправив, разобравши постромки, опутавшие копыта, сам взбирается сразу на свою колесницу и, упершись ногами покрепче и понадёжней, хлещет бичом своих коней, вперед посылая повозку и пытаясь настигнуть промчавшиеся колесницы… Это ему удаётся, ибо вдохнул в его коней Энносигей и горячность, и пыл, милосердствуя сыну. Узкий проход в скалах нависших увидел возница Фавн и в сердце составил замысел хитроумный, дабы упряжку Ахата настичь с несказанным уменьем!
Был там овраг по дороге глубокий, его сотворила влага Зевса потоком ливней, льющихся с неба в зимнее небо обильно – струи бурные землю поизрыли, и рытвин образовалося много; должен был там Ахат невольно попридержать колесницу, чтобы с повозкою Фавна, догнавшей его, не столкнуться! Фавн же всё мчался и мчался. Ахат, испугавшись, воскликнул:
- Тише, о Фавн неразумный! Грязь еще не обсохла у тебя на хитоне, а упряжь в песке , да и в глине дорожной, да и кони от грязи паденья еще не отмыты – что же ты мчишься куда-то, что за спешка такая? Как бы мне не увидеть снова паденья повозки! Лучше остерегайся дерзкого Актеона, как бы воловьим бичом тебя не огрел по спине он, как бы снова вперед головою ты во прах не слетел бы! Не безумствуй, опомнись, неужто покроешь позором ты отца Посейдона и Гелиоса, деда по крови?
Так говорил, насмехаясь, Ахат разумно-глумливые речи. Вот уже Фавн нагоняет, вот уж и рядом он мчится – бьёт о повозку повозка и, втулки колёсной коснувшись, оную вышибает напрочь из колесницы Ахата! Катится втулка, крутясь, далеко по дорожному праху – там Ахат и остался, застрявши в сем узком овраге! Фавн, удержавши во дланях четверку резвую коней, хлещет бичом их сильнее, минуя мгновенно Ахата, словно и не бывало его тут, и, вновь воздымая бич, понуждает упряжку нестись в неистовом скоке. Вот уж за Актеоном грохочет он, их разделяет лишь расстоянье в длину, покрытое пущенным диском, брошенным в поле рукою сильной, умелой и быстрой!
Повскакали все зрители с мест, стали спорить друг с другом – кто победит же в ристанье, делали ставки на победителя, веря в победу резвейших коней. Ставили – кто треножник, кто чашу, а кто и оружье; спорил сосед со своим соседом, товарищ рядился с другом вернейшим, старец с юнцом – ставки делали пылко: этот Ахата хвалил, тот бранился на Фавна, крича, что только безумец мог опрокинуть повозку, вывалившись наружу; третий держался мненья, что лишь Эрехтей примчится Скельмису вслед, возничему коней морских быстроногих…спорил один с другим, что в этом конном ристанье победит непременно ловкий Афин обитатель, что после Скельмиса сразу примчит он к цели упряжку! Не прекращалися споры, когда Эрехтей показался первым, хлеща по рёбрам неистово скачущих коней; пот струился по шеям обильный, и гривы густые взмокли от влаги солёной, клубилася пыль над повозкой, словно темнеющий облак, скрывая собою возницу; вслед мельтешащим копытам прогромыхали колеса, медные обода встревожили прах легчайший, замедляя вращенье после неистовой скачки.
Вот победивший в ристанье стоит посреди колесницы, правя к открытому месту, полою сухою хитона едкий пот отирая со лба, струящийся щедро, спрыгивает на землю у благозданного ига, бич огромный воловий небрежно там оставляет – тут же распряг Амфидамас-служитель сию колесницу…
Эрехтей же награды принял веселой рукою: лук и тул со стрелами, и рабыню благошлемную с ними, также щит полукруглый с искусным умбоном в средине! Вот вторым подъезжает на конях морских беспокойных Скельмис, правя повозкой, дарованной Посейдоном, на промежуток отстав между лошадью и возницей! И касались власы густые, бегущие вольно, быстровращающихся ободьев колёс, что гремели; взял он вторую награду, жеребую кобылицу – Дамнеменею отдал, служителю, дланью ревнивой; третьим только пришел Актеон, получивши златокованный панцирь, труд Олимпийца искусный. После и Фавн подъезжает, ставит на место повозку, щит получая округлый с серебряною отделкой – всё еще грязью возница покрыт от бешеной скачки. И вот Сикелос-служитель выносит к повозке последней Ахата пару талантов золотом – так Дионис утешает печального друга.
Вакх объявляет после кулачный бой беспощадный! Первой наградой назван бык из индийского стойла; варварский щит пестроцветный был наградой второю. С места встает Дионис и кличет на состязанье полных силы могучей во дланях мужей именитых, кто бы пред всеми поспорил в кулачном бою за победу:
- Будет тут состязанье жестокое, а победитель от меня да получит быка косматого сразу, побеждённый же примет щит многослойный в награду!
Тут сразу встал Мелиссей-копьевержец, в битве кулачной искусный; быка круторогого взяв за загривок, говорит такое гордое слово:
- Пусть другой пестроцветный щит получает, другому не позволю владеть я быком, пока руки подъемлю!
Так он сказал, и молчание сразу кругом воцарилось. Только поднялся один Эвримедон, кому снаряженье сам Гермес подарил, и этот отпрыск Гефеста, время часто в кузне отца проводил, помогая в работе. Брата к бою готовит Алкон, его ободряя, запон ему подает, поправляет пояс на чреслах, а на руках узловатых кровника крепко он вяжет кожи воловьей ремни, сплетённые парно. Вот на средину выходит боец, пред собою поднявши левую руку как щит, и острому дроту подобны были края ремней, обернутые вкруг дланей! Перед натиском бурным противника он защищался верно, не мог тот уметить ни надбровья, ни брови, ни ударить, чтоб сразу брызнула кровь изобильно, ни поразить ужасно, висок сокрушивши десницей, дабы мозг, вместилище мысли, сотрясеньем разрушить; ни прорваться к глазнице справа скользящим ударом, дабы глаза бойца в пелене кровавой ослепли, также никак в подбородок попасть не мог он при схватке, дабы противник зубы выплюнул от удара!
Вот, когда нападал Эвримедон, Мелиссей приоткрылся и ударил в грудь – но на кисть он наткнулся и соскользнула десница мимо, лишь воздух сотрясши. Но Мелиссей поднырнул под защиту, к груди приближаясь, и уметил ударом под сосок ее мощным: тут сплелися друг с другом они, ногами ступая осторожно, будто топчась на месте едином, руки тоже как будто сплелись в непрерывном обмене мощных ударов; узлы ж на ремнях их скрипели, издавая ужасный шум, и кровью обильной лица сочились, плетенье ремней в пурпур окрасив! Кости от гулких ударов трещали, губы, скулы и шеи раздулись, и глаза их, казалось, ушли глубоко в глазницы! Вскоре перед искусным натиском Мелиссея начал слабеть Эвримедон. К солнцу лицом повернуться вынужден, и не видят глаза…Мелиссей наступает, и вот он быстрым броском уж уметил прямо в челюсть его; и грянулся наземь противник, спиной растянувшись во прахе, словно беспамятный пьяный, головой запрокинут набок, кровавая пена на губах показалась – и тут же быстро к нему подбегает Алкон, кровный сородич, мужа, дланью могучей сраженного, с собой забирает щит пестроцветный огромный, сокровище смуглого инда.
Вновь Дионис выкликает сразиться желающих пару и объявляет награды, назначенные при победе. В двадцать локтей треножник сулит победителю боя, а кто в состязании проиграет, получит медный котел огромный с узором цветочным по краю.
С места встаёт Дионис и кличет гласом призывным:
- Ну, выходите же, други, кто хочет сейчас состязаться!
Молвил, и тотчас по зову благовенчанного Вакха встал Аристей сначала, а вслед за ним поднялся Эакос, что искусен в кулачных весьма поединках. Пояс набедренный только на них, что стыд прикрывает, обнажено остальное тело. Оба сначала сгибы локтей друг друга ухватывают покрепче, и на месте толкутся, утаптывая площадку – ни один не отпустит другого! Держат они за запястья крепко и сильно друг друга, то продвигаются кругом, захват провести пытаясь, то проводят приёмы толчками искусно иные, то вдруг, сплетясь воедино, дланями держат затылки мощные, уперевшись лоб в лоб, но при этом не двигаясь с места – каждый другого пытается перебороть, и обильно катится пот со лбов, великой усталости признак; спины обоих согнулись под натиском силы безмерной, давящей плечи, затылки в двойном сплетеньи захватов, впились ремни глубоко в тела, и уже заалела кожа, окрасившись первою кровью, на ней проступившей! Так вот каждый против другого борясь, все уловки схватки выказывал смело. Вот противника первый Аристей за бёдра схватить исхитрился, оторвав от земли. Но ловкости не теряет Эакос хитроумный – быстрым искусным ударом пятки левую ногу он Аристея подсек – и низвергся противник, грянувшись оземь спиною, словно громада скалы; вокруг народ затолпился, с удивленьем безмерным глядя на отпрыска Феба, столь огромного мужа, мощного, с силой великой. И тотчас Эакос, ухвативши сына Кирены, поднял в воздух на дланях (славу таких совершений он передаст своим детям, яростному Пелею и мощному Теламону*) – держит его, не тронув ни спины, ни затылка, прямо посередине парою дланей могучих… Руки сошлись, как стропила, что строил плотник искусный, ветрам противостоящие зимним, холодным и бурным! Вот наконец он бросает с силой противника оземь, прижимая в средине спины широкой, а ноги скручивает захватом. Телом сильней налегает – стиснуты крепко колена противника узами словно, щиколотки прижаты щиколотками ко праху. Сам же он, укрепившись, руки противника быстро на затылок заводит и держит, хваткой железной притиснув ладони и пальцы к затылку!
Крупный пот покатился, прах вокруг увлажняя, с плеч и спины, да только пригорошней песка он его осушает, дабы не выскользнул ловко противник из-под захвата, влажно-горячим затылком вывернувшись преискусно. Всё еще продолжалась борьба, когда вестник явился быстрый, сей наблюдатель за играми (дабы поверженного не убили в пылу состязанья). Правил тогда ведь не знали – позже законы борьбы установлены были!
В двадцать локтей треножник приняли гордые слуги басилея-борца*, мирмидоны, могучее племя. Актеон же стыдливой рукой медную чашу взял, другую награду отца, огорчаяся в сердце.
Вакх возглашает новое состязанье – по бегу! Первой наградой он назначает теперь за победу из серебра кратер и пленницу, взятую с боя, а второй – жеребца фессалийского с пёстрою шеей, также и меч изострый с перевязью искусной.
С места привстав, возглашает призыв к мужам быстроногим:
- Вот бегунам резвостопым какие будут награды!
Молвил он, и тут же поднялся муж Окитоос, искуснейший в беге; встал Эрехтей с ним рядом, в замыслах изощрённый, полный силы – он мил победительнице Афине! Приасос быстро подходит, кибелеидский насельник.
Вот они бросились вместе бежать. Окитоос первый, бурноногий и ловкий, мчится – он ветру подобен! За ним же, чуть отставая, муж Эрехтей быстропутный – так, что Окитоос чует дыханье его за спиною, веющее в затылок ему горячо, он так близок, словно меж тканью и грудью зазор на одежде девичьей! Отставал Эрехтей на расстоянье такое…И почуял Окитоос, что не отстаёт и соперник, мчится со скоростью равной, вот уж, поди, настигает! И стремится он, быстрый, вперед с удвоенным пылом, и разрыв увеличил! И за победу страшится уж Эрехтей, и Борею начал молиться он страстно:
- О, помоги, коль помнишь любовь ты с дочкой моею*! Коли страстное жало эротов в тебе не остыло! Дай же мне быстрые крылья, чтобы добиться победы, дабы Окитоос резвый был бы мною настигнут!
Молвил, и внял Борей молящего родича зову. И дохнул ему в спину бурным своим дуновеньем! Вот помчались все трое, бурному ветру подобны, но не с успехом равным – ровно настолько, насколько Эрехтея Окитоос быстрый в беге обставил, и столько же гордый Приасос уступил Эрехтею!
Быстро помчались дальше соперники, ноги в беге своем обращая.
Тут Окитоос резвый поскользнулся случайно подле кучки навоза, там, где возле гробницы Вакх мечом мигдонийским резал животных для жертвы. Снова рванулся вперед, стопы обращая, резвый Окитоос, только противник его быстроногий мимо промчался уже, вырвавшись сразу же первым!
Тут же награду принял Эрехтей бурноногий первую – сидонийский кратер. Окитоос принял фессалийского жеребца. А третью награду Приасос получает – меч с рукоятью серебряной!
Вот предлагает диск железный метать, состязаясь, бог Дионис, побуждая к ристанью всех дискоболов. Первой он назначает наградой копья с гривастым шлемом, вторую – пояс, резьбой изукрашенный яркой, третьей наградой – чашу, четвертой – небриду: Зевса златокузнец снабдил ее золотою заколкой.
С места встав, на средину выйдя, Дионис возглашает:
- Вот какие награды удачливым дискоболам!
Молвил Бромий – и встал на круг Мелиссей щитоносный, следом поднялся сразу Халимед резвоногий, третьим же Эвримедон, четвертым является Акмон. Вот у черты они встали, каждый подле другого; мечет диск Мелиссей:
летит он, крутясь, неудачно! Эвримедон бросает свой диск ладонию мощной; дале бросил диск крутящийся многоопытной дланью Акмон гривастошлемный – и так снаряд сей забросил, что высоко по воздуху диск железный помчался и Эвримедона метки он за собою оставил, со свистом вращаясь! Последним Халимед сильнобёдрый мечет диск, посылая снаряд сей в воздух высоко, быстро поверху мчится, резвому вихрю подобный диск из могучей длани пущенный, словно из лука вылетела стрела, пронзая ветер собою… Улетает диск над землею далёко – оземь ударившись, дальше других укатился он. И зашумели зрители состязанья, повскакивали, закричали, изумленные силой и дальностию полёта!
Так получает награды и уносит с собою – копья и шлем пышногривый – Халимед мощнорукий. Акмон ловкий уносит пояс златоблестящий, Эвримедон же чашу двуручную забирает, драгоценное диво. Лик опустивши стыдливо, Мелиссей получает пёструю шкуру – небриду.
Вот Дионис состязанье мужам в стрельбе предлагает и выставляет награды: первым мул-семилетка выведен на обозренье всем, кто желал состязаться, и благозданный кубок выносят тому, кто другую завоюет награду в стрельбе из лука. Эвриал укрепляет в почве песчаной огромную мачту, снятую с корабля, а после к самой верхушке он привязывает голубку дикую крепко тонкой нитью за лапки, чтобы не улетела! А Дионис возглашает голосом громким и зычным, всех стрелков призывая умелых к сему состязанью:
- Кто б из стрелков ни уметил голубки малое тельце, тот драгоценного мула получит за эту победу. Тот, кто, прицелившись, только стрелу пошлёт мимо цели, острием благозданным не тронувши плоти пернатой, лишь только узы заденет, коими связана птица, тот получит награду меньшую – худший стрелок он! Вместо мула лишь кубок унесёт он с собою, возлиянье творить Стреловержцу* и мне, виноподателю Вакху!
Слово такое услышав от бога, Гименей* благовласый выходит, за ним и Астерий. В цель он заботливо метит, в голубку на самой вершине, кносский лук изгибая с тетивой напряжённой, и стрелу посылает согласно со жребием. Только задевает лишь узы, разрезаны лезвием острым путы, и быстро взлетает освобождённая птица, а бечевка на землю падает…Пристальным взором Гименей за голубкой следит, исчезающей в небе, после свой лук дальнобойный с силою он напрягает и посылает по ветру высоколетящее жало острое, прямо полёту голубки метя навстречу! Мчится пернатое жало, по воздуху пробегая, острое – и сквозь облак свища, как ветер, несётся, ибо стрелу направлял Аполлон…Быструю тут же голубку стрела настигает, грудку пронзая навылет! С поникшею набок головкой падает быстрая птица с неба прямо на землю; бьётся, уже умирая, прах воздымая крылами, и замирает, вздрогнув, у ног плясовода Лиэя…
Вот Дионис в знак победы, от радости бурно ликуя, рукоплещет неистово славному Гименею, вскакивают в едином порыве зрители с мест, выстрелу изумляясь заоблачному Гименея. Вот Дионис, улыбаясь, собственноручно подводит мула, обещанного Гименею за выстрел победный, а Астерия кубком друзья в этот раз утешают.
Тут метателей копий дружески посостязаться Вакх вызывает, награды индийские им назначая: пару поножей и камень со дна эритрейской пучины. С места встает и кличет героев двоих, показать предлагая, как бьются в бою смертоносном воины, железа изострого в ход не пуская при этом:
- Пусть два мужа сразятся, копья уставив друг в друга, что в благородном сраженье и распре щадящей искусны!
Тут же на Бромия зов, облачённый доспехом железным, вышел Астерий, за ним Эакос на середину выходит с медным копьем, воздымая щит, изукрашенный щедро – словно лев, что взыскует дикого тура в добычу или косматого вепря. Доспехом железным одето тело сих ратоборцев обоих, любимцев Ареса, вышедших на поединок. Вот бурное жало Астерий мечет, Миноса силою наделённый, и поражает в десницу соперника-копьеборца; сулицу вздымает медную, в горло направив, муж Эакос, подвигаемый силою внешнею Зевса, хочет он супротивника в мощную шею уметить; Вакх прекращает схватку, кровавое жало хватает, дабы изострым железом в шею боец не ударил, встал он между мужами ярыми, громко воскликнул:
- Копья тотчас вы оставьте, дружеский бой покажите, тут поединок бескровный, не ранят бойцов в состязанье!
Молвил он, и принимает награду свою за победу Эакос, и, гордяся, златые слугам поножи передает, а вторую награду за бой принимает воин Астерий – камень самоцветный индийский!
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _
*Алкионей – один из гигантов, сражавшихся с богами в битве на полуострове Паллена. Убит Гераклом;
*сыновья Ифимедеи – два гиганта От и Эфиальт, сыновья Ифимедеи и титана Алоэя( вариант: бога Посейдона), пленившие бога войны Ареса;
*Абантида – родина племени абантов, остров Эвбея;
*радаманы – племя с острова Крит, построившее флот для Диониса;
*Килисса – город в Ассирии;
*Термодонт – река в Малой Азии, на которой стояла столица царства амазонок Темискира, современная река Терме-чай;
*скачки Ойномаевы – то есть сопряженные с гибелью участников; царь Писатиды Ойномай всех женихов своей дочери Гипподамии вызывал на состязание в беге колесниц. Он давал фору сопернику, пропуская его вперед, а затем настигал его и пронзал ударом копья. Головы убитых царь вывешивал на стенах своей крепости. Ойномай погиб в состязании с героем Пелопсом, сыном знаменитого царя Тантала;
*«алкающий ветви оливы» - венком из оливковой ветви украшали головы победителей в спортивных состязаниях;
*Кекропия – древнейшее название Аттики, происходит от имени Кекропа, первого царя этой земли, представляемого в облике Змея;
*Пелей и Теламон – потомки Эакоса, участники похода аргонавтов, отцы героев Троянской войны Ахиллеса и Большого Аякса;
*басилей – у эллинов название предводителя племени. В русском переводе – царь. Из эпохи древнейшей Греции понятие «басилей» со временем перешло в эпоху византийских императоров, которые носили царский титул «василевс». Известные русские имена «Василий» и «Василиса» были заимствованы из Византии и означают «царь» и «царица» соответственно;
*« …коль помнишь любовь ты с дочкой моею!» - Эрехтей обращается к Борею как к мужу своей дочери Орифии, которую Борей сначала смиренно выпрашивал у него себе в жёны, а когда получил отказ, то похитил и унёс в Гиперборею. От этого брака родились Зет и Калаид, крылатые сыновья Борея, участники похода аргонавтов;
*Стреловержец – Аполлон;
*Гименей – предводитель беотийцев в армии Диониса; с известным богом брака не имеет ничего общего, кроме имени.