Салли, молоденькая горничная, положила на стол недоеденное яблоко и обиженно надула пухлые губки.
- Джим, это нечестно! Сначала ты обещаешь рассказать нам страшную историю, а потом начинаешь отнекиваться.
Пожилой негр, сидевший в углу кухни и старательно набивавший старую кукурузную трубку мелко нарубленным табаком, прекратил свое занятие и беспомощно развел руками.
- Мисс Сойер, пожалейте старика Джима! Ну, сами подумайте, какой из меня рассказчик?
- Ну-ну, старая лисица! – хохотнул от плиты повар Том, здоровенный детина с волосами морковно-рыжего цвета и лицом, вечно красным от кухонного жара и выпитого виски. – Хватит тебе юлить! Расскажи, а уж я тогда налью тебе стаканчик – у хозяина не убудет.
Услышав о стаканчике, Джим пожевал губами, а затем нехотя кивнул и отложил трубку в сторону.
- Хорошо, я расскажу вам о Ричарде Шермане, у которого я служил много лет тому назад. И о пожаре, что уничтожил Шерман-Лейк, поместье массы* Ричарда. О мисс Джулии и о…ребенке, которого она родила, если его, конечно, можно так назвать…
(*Масса – искаженное «мастер», господин. Обращение, некогда распространенное в южных штатах США среди чернокожих слуг.)
Так вот, масса Ричард был неплохим человеком, но, что говорится, человеком настроения. Под горячую руку ему лучше было не попадаться.
Он вообще слыл затворником – после того, как овдовел. А зря, мужчина был видный, да и состоянием не обделен. В Шерман-Лейк – там рядом было небольшое озерцо, отсюда и название – он жил один, держал пяток слуг да нескольких работников нанимал по сезону. Ближайший городишко – Милвертон – находился в паре часов езды южнее, и господин иногда там бывал, правда, очень редко, когда ему наскучивало наше общество. Оно и верно – всякая птица стремится к своей стае.
Все началось с того, что в Милвертон однажды приехал цирк. Сам я не смог улизнуть на представление, но один знакомый негр из города потом рассказывал, что ничего чуднее он отродясь не видел. Все циркачи – помяни Господи царя Давида и кротость его! – страх да и только, иные и на людей-то не похожи. Он говорил, что видел женщину в три обхвата и с курчавой бородой смоляного цвета. Что у одного мальца, жонглировавшего пивными бутылками, ноги срослись на манер русалочьего хвоста. Что у самого главного, ну, того, что номера объявляет, было не одно лицо, а …полтора, причем эта недоделанная половинка гримасничала и вращала единственным глазом… Экие страсти Господни!
Масса Ричард смеялся до слез, когда до него дошли эти россказни. Он обозвал всех нас дураками, а сам поехал в город. Старой Нэн, она была чем-то вроде доверенного лица, он сказал, что у него там какие-то неотложные дела, но я думаю, что его просто разобрало любопытство.
Вернулся он сам не свой. Видите ли, среди этих страхолюдин была одна мисс, которую называли Несравненной Джулией Стар. Во время своего номера она пела и танцевала, и была не только лишена какого-либо недостатка, одна-единственная, между прочим, но и такая красавица, что увидел – и пропал!
Понятно, что масса Ричард потерял покой. Каждый день он садился на лошадь и отправлялся в Милвертон, чтобы поспеть на вечернее представление. А под конец вернулся не один, а с мисс Джулией. Уж и не знаю, что заставило ее порвать с бродячей жизнью – то ли сам масса Ричард, то ли пачка долларов, которую он небрежно швырнул на арену.
Но, так или иначе, а у нас появилась новая хозяйка. Мисс Джулия была хорошей женщиной, и мы сразу ее полюбили. И в самом деле, она была прекрасна, как ангел, о которых рассказывал отец Джонсон в воскресных проповедях с кафедры Милвертонской церкви. Одно меня удивляло – так это ее аппетит. За обедом она съедала раза в два больше, чем сам масса Ричард. Ну да это легко понять – цирковая жизнь не очень-то и сытна. Но то, что ее любимым блюдом были бифштексы с кровью – вот этого никто из нас понять не мог. По словам старой Нэн, а она любила все приукрашивать, такие создания должны питаться росой с цветов рано поутру, но никак не плохо прожаренным мясом.
Жили они хорошо, хоть и не венчались в церкви. Может, это и послужило причиной дальнейших событий – Бог не одобряет греховодников…
По осени мисс Джулия родила ребенка… Врач, которого масса Ричард привез специально из города, и который уже с неделю жил у нас, ожидая счастливого события, вышел из ее комнаты бледный как смерть. Даже не бледный, а какой-то…зеленый. Я проходил мимо и видел, как у него тряслись руки, и как он приложился к бутылке виски в буфете, опорожнив ее чуть ли не на половину. Старая Нэн, которая помогала при родах, тоже была сама не своя и на наши расспросы отвечала лишь молчанием. Ну, мы и отступились, хотя понимали, что здесь что-то нечисто. Для чего, скажите, надо было запирать дверь в комнату мисс Джулии на замок и постоянно носить ключ с собой? И почему масса Ричард закрылся в своем кабинете и практически не покидал его несколько дней, запретив нам без крайней на то нужды заходить в крыло поместья, где располагались господские комнаты?
Однажды я нарушил запрет и услышал плач младенца… В семье нас у матери было шестеро и, поверьте, я знаю, как плачут дети! Но эти звуки… В них слышалось что-то липкое и чавкающее… Так чавкает жирная осенняя грязь под каблуком изношенного ботинка. Разумеется, после этого я и на пушечный выстрел не подходил к комнате мисс Джулии…
После этих событий масса Ричард запил. Он и раньше любил приложиться к бутылке, но теперь с ней просто не расставался – тянул виски, что твою воду. Его не смущало даже то, что мисс Джулия, так и не сумевшая оправиться после тяжелого разрешения, практически не вставала с кровати и никогда не покидала своей комнаты. Сдается мне, он просто посадил ее под замок. А еще мне кажется, что он стал… побаиваться мисс Джулии.
Мы неоднократно слышали его пьяное бормотание, больше похожее на бред: «Наследник, наследник… Черт возьми, ОНО даже не человек…» Вот такие дела.
Как-то раз мы все слышали, что он кричал на мисс Джулию, называя ее ведьмой с гнилой кровью, а она только рыдала в ответ. А потом он ее ударил. И снова, и снова…
Вскоре мисс Джулия тихо умерла у себя в комнате. Горевал ли масса Ричард? Не знаю. Но он сразу же собрался в Милвертон, захватив с собой закрытую корзинку с младенцем – сказал, что не может сам воспитывать ребенка и хочет отдать его в приют. Не по-христиански это, конечно, но господам виднее…
Вернулся он поздно ночью, весь промокший от дождя и исхлестанный ветром, а еще от него так и било в нос винным перегаром. Старая Нэн заикнулась было, как, мол, в приюте приняли младенца, но масса Ричард так дико взглянул на нее, что она и язык прикусила.
Не судите, да не судимы будете – говорил Господь. Но, грех нам на душу, если не возникли у нас мыслишки, что до приюта ребенок не доехал, а окончил свои дни в какой-нибудь придорожной канаве… Однако мы, конечно, промолчали.
Прошла зима. Масса Ричард так и не бросил пить, но все же немного повеселел. Даже иногда заговаривал о новой женитьбе, но мы только отводили глаза.
Наступила весна.
Однажды кривой Гарри – он был у нас за сторожа – пришел к хозяину и заявил, что в птичник повадился лазить какой-то зверь, может, хорек, а может и кто похуже. Он душит кур, но следов не оставляет, а дворовые собаки поутру выглядят напуганными и жмутся к ногам, словно ищут защиты от чего-то… Масса Ричард назвал его болваном и сказал, что вычтет все убытки из его жалования.
Потом пропала кошка старой Нэн – мисс Трикси. Потом кто-то перегрыз кроликов.
Масса Ричард был в ярости. Но ни бранью, ни угрозами он ничего поделать не мог – мы были объяты страхом. И было от чего, особенно после того, как обнаружили нескольких собак – больших и сильных псов – лежащих в своих закутках с разорванными животами и съеденными внутренностями. Это уже явно был не хорек. И не койот. И не волк. Это было…что-то еще.
Соседи стали на нас коситься. Поползли слухи, что в Шерман-Лейк что-то неладно, нехорошее это место. Но мы молчали. Даже если мы о чем-то и начали догадываться, особенно после того, как Гарри увидел на мокром песке следы, от которых у него волосы встали дыбом, то все равно молчали.
А однажды ночью… Я проснулся оттого, что за дверью моей каморки что-то скреблось. Скреблось настойчиво, словно требовало, чтобы его впустили. Взяв зажженную лампу, я шагнул к порогу и тут же услышал, как что-то побежало по коридору прочь от двери, шустро перебирая ножками. И звук был такой, словно ног этих не две… И даже не четыре. Полумертвый от страха, я выглянул в коридор. В лицо ударила волна отвратительного запаха, а в темноту по половицам тянулся липкий след, какой обычно оставляет за собой улитка. Но это была очень большая улитка…
Разумеется, я никому ничего не рассказал – кому охота прослыть за сумасшедшего? Но потом оно… Знаете, оно осмелело. Практически каждую ночь я слышал странные звуки – не то шлепанье, не то хихиканье, не то царапанье… Другие, наверно, тоже слышали, но не говорили об этом. Мы вообще стали мало общаться друг с другом - окончив работу, сразу запирались в своих комнатах.
Один масса Ричард ничего не замечал – лежа мертвецки пьяным в своем кабинете.
Я хорошо помню ту ночь – это произошло на пятницу. Из кабинета хозяина неожиданно донеслись дикие крики, переполошившие весь дом. Я и Гарри кинулись было туда, но дверь оказалась заперта изнутри. А вопли не смолкали – Боже всемогущий, я никогда бы не поверил, что человек способен так кричать!
- Беги за топором, будем ломать! – бросил я Гарри, а сам продолжил барабанить в дверь и выкрикивать имя хозяина. Лучше бы я отправился вместе с ним – может быть, тогда и не услышал бы этого адского голоса, больше похожего на визгливое кваканье.
- Пааапа… Пааапа… - хрипел голосок, заглушаемый воплями массы Ричарда. Вслед за тем прогремели три револьверных выстрела, и раздалась новая серия криков.
А потом весь дом буквально полыхнул, словно стены его были заранее облиты керосином. Кто теперь знает – может так оно и было… Мы насилу успели выскочить, а масса… Он так и остался в кабинете.
Шерман-Лейк и по сей день слывет проклятым местом. И знаете, что я думаю? Может быть, ОНО все еще ползает там по ночам, ползает по пепелищу, единственному дому, который оно знает, ставшему могилой для его родителей? Все может быть…
Старый негр пытливо оглядел притихшую прислугу и кивнул Тому:
- Дружище, так как там насчет стаканчика? Думаю, что теперь самое время…