Иллюстрацию создал
ИИ ruDall-E Kandinsky 2.1
В конце восьмидесятых, в парторганизацию технического центра телевидения пришло закрытое письмо из Центрального Комитета КПСС, подписанное самим, Горбачевым.
В письме были указаны набившие оскомину, факты и аргументы о войне в Афганистане 1979 – 1989 годов, которыми пользовались все политические комментаторы, агитаторы и партийные чиновники. В частности в нем говорилось, что ограниченный контингент войск СССР был введен в Афганистан в соответствии с 51 статьей устава ООН по просьбе Афганского правительства, там же говорилось о том, что в Афганистане погибло тринадцать тысяч советских солдат…
После зачитывания письма, собрание перешло к обсуждению резолюции, за которую было необходимо проголосовать и оформить протокол собрания, который в дальнейшем предстояло направить в Москву. Позже я задавался вопросом, зачем Горбачеву потребовалось рассылать это письмо и однажды я понял, что им был проведен тотальный политический маркетинг в масштабах всей страны.
Политбюро хотело знать реальные настроения в первичных партийных организациях, провести замер уровня поддержки политики руководства Партии и Государства в отношении обоснованности, причин и смысла развязывания войны в Афганистане.
Сразу после того, как письмо было зачитано, секретарь парторганизации обратился к собранию принять резолюцию, в которой предлагалось принять к сведению содержание письма, и тем самым выразить полную поддержку линии Политбюро по всем пунктам письма.
Присутствующие на собрании люди очень вяло и безвольно реагировали на происходящее и были готовы проголосовать за эту стандартную и бездушную резолюцию.
На самом деле большинство из собравшихся не были согласны ни с одним словом предлагаемой резолюции. Однако апатия и страх, поселившийся в душах людей задолго до этих событий, парализовал их волю и не давали им возможности высказываться прямо и честно. И надо сказать, что страх этот был вполне обоснован всей нашей жизнью…
И в тот самый момент, когда все уже были уверены в том, что пройдет резолюция, предложенная секретарем, я сам от себя не ожидая, встал и произнес слова, от которых в зале наступила такая оглушительная тишина, при которой можно было услышать дыхание присутствующих.
Я, резко отрицательно отозвался о предложенной резолюции и высказал свое, особое мнение об этой войне. Я выразил большое сомнение в том, что Амин обратился к руководству СССР с просьбой ввести войска, а заодно, уничтожить и его самого.
О тринадцати тысяч погибших советских солдатах бесконечно жаль, но правильно было бы вспомнить и о более пяти ста тысяч Афганских солдат и более полутора миллиона гражданских лиц, погибших на территории своей, независимой страны.
Закончил я свое выступление тем, что необходимо осудить это и любое другое вторжение в чужую страну и принять все необходимые меры по предотвращению повторения подобного. Чтобы в дальнейшем, больше нигде и никогда с оружием в руках, не решать за другие народы их судьбы.
Я, если честно, всерьез испугался своих же слов, голова начала кружиться. Никто, естественно не осмелился поддержать меня, да я и не надеялся, что кто-нибудь поддержит речь еретика.
И тут как гром с ясного неба, встал начальник отдела гражданской обороны и первые же его слова выразили все его отношение к моему, самоубийственному выступлению. "Господин Урм"- обратился он ко мне, а в это время все назывались еще, товарищами. Исходя из такого начала его выступления, легко можно было понять, что и далее хорошего мне было ждать нечего.
"По вашему мнению нужно вывести наши войска из Польши, Чехословакии и ГДР-отовсюду, где наши войска находятся сейчас, с оружием в руках!?"
Этот вопрос застал меня врасплох, я ведь сосредоточился на Афганистане, но чуть подумав, я понял, что мне придется ответить и на этот не простой вопрос.
Я произнес следующее:"Там, слава богу, войска не ведут боевых действий и ни в кого не стреляют, но придет время и оттуда тоже, в конце концов, придется уйти и дать народам, самим решать свою судьбу"…
В зале снова воцарилась гнетущая тишина.
Я сел и картина собрания поплыла у меня в голове. Я понимал, что никто меня и дальше, открыто не поддержит. В этот момент я твердо решил, что не всю же жизнь мне быть кухонным политиком, один раз я, все- таки должен был высказать то, что думаю, откровенно и при людно. А дальше - будь, что будет.
Неожиданно встал мой тезка и поддержал мой проект резолюции. Все, что происходило дальше, я воспринимал, примерно, как герой Юрия Никулина, в фильме „Бриллиантовая рука ", когда его застали в номере, с шикарной женщиной.
Это был настоящий сон наяву. Картинка и звуки были не четкие и размытые, все плыло, как в тумане…
После того, как один человек меня поддержал, и другие решились высказаться в поддержку моего варианта резолюции. Когда собрание завершилось, я был потрясен и не сразу понял, что прошла все-таки, моя резолюция.
Сейчас, спустя много лет, интересно было бы узнать, была ли еще хоть одна первичная организация, не проштамповавшая свою резолюцию, автоматом. Получило ли Политбюро, еще хоть одну резолюцию, подобную нашей или все остальные сотни тысяч резолюций поддержали действия и объяснения руководства страны по развязыванию этой ужасной и никому, ничего не давшей войны. Войны, которую пришлось-таки бесславно закончить после всех бессмысленных людских и материальных потерь, бездарно потратив на это 10 лет.