Вот и наступила полночь, морозная, безлунная полночь февральского чет-
верга. Закутанный в пышные снежные сугробы город наконец-то затих и заснул. На чёрном небесном бархате засверкали, заискрились звёзды. От-куда-то сверху, из этой невообразимой высоты неслышно и плавно, кружась как снежинки, в ночной город спустились Музы. Они порхали по заснувшим улицам, запросто проникая в любой дом, в любую квартиру.
-Эй, кто здесь не спит? Кто ждёт нас? Кому мы нужны?
Раньше Людмила Петровна работала бухгалтером. Два года назад её «с почётом» сократили и отправили на пенсию. Сначала новоиспечённая пенси-
онерка всю свою невостребованную энергию направила на домашнее хозяй-ство, но вскоре кружение с тряпками и пылесосом по кухне и единственной комнате стало казаться ей бессмысленной тратой времени. Одиночество (а Людмила Петровна уже давно жила одна) и отсутствие привычного общения в большом коллективе, привело к неожиданному результату: она стала писать стихи. Наверное, было слишком смело считать написанное стихами, но как по-другому назвать свои зарифмованные строки, Людмила Петровна не знала. Никогда раньше, даже в пору её первой влюбленности, ничего такого с ней не случалось. Это было так странно, что она не смогла удер-жаться и рассказала о случившемся чуде своей соседке. Конечно, тетку Наталью вряд ли можно было назвать любителем и знатоком поэзии, но Людмиле Петровне, уже глотнувшей сладкой отравы писательства, нужны были слушатели. Соседка пришла, выпила три чашки чая вприкуску с халвой и серьёзно, не прерывая «поэтессу», выслушала всё написанное. Искренне удивляясь снизошедшей на Людмилу Петровну благодати, тётка Наталья всё же честно призналась, что судить, насколько эти стихи близки к Пушкин-скому идеалу, она не берётся. Зато она знала одну женщину, которая тоже пишет стихи и даже каждый четверг ходит куда-то учиться этому делу. А дальше всё получилось само собой. Уже через неделю Людмила Петровна сидела в небольшом зале Дома Писателей и робко поглядывала по сторонам. Боясь опоздать, она пришла чуть ли не самой первой, повесила пальто на вешалку в углу зала и теперь с интересом прислушивалась к разговорам постепенно подходивших людей. Они радостно приветствовали друг друга, громко рассказывали о чём-то непонятном, называли какие-то незнакомые имена. Начинались занятия…
Музам нравится приходить после полуночи, когда стихают разговоры и всякие другие звуки. Им нужна тишина. А ещё Музы любят встречаться со
своими подругами – Одиночеством, Печалью и Грустью И, особенно, – с Любовью. А вот туда, где живут Злоба и Зависть, ни одна Муза никогда и ни за что не заглянет.
Светлане предстоял трудный день. На сегодня был намечен визит к стома-тологу, и отложить его «на потом» было уже невозможно: в сумочке лежал с таким трудом доставшийся талончик на приём к врачу. Утро выдалось мо-розное, с лёгкой позёмкой. Светлану немного трясло – толи от холода, толи от страха. Какие жуткие мучения ожидают её в кабинете стоматолога? Нет-нет, лучше об этом не думать! Надо постараться вспомнить что-нибудь хоро-шее. Ах, да! Ведь сегодня четверг! Вечером состоится занятие литературного кружка в Доме Писателей. Уже два года каждый четверг по вечерам Света спешила в его небольшой зал. Вот и сегодня она встретится с друзьями по творчеству. Но главное – это её новое стихотворение. Спасибо Музе: кажет-ся, оно получилось замечательным. Этой ночью строки сами, как будто под чью-то диктовку, возникли в её голове:
Опять метели закружили
По февралю.
Развеяли и сокрушили
Печаль мою….
Конечно, она не выспалась. Голова тяжёлая, глаза покраснели, но зато это стихотворение она прочитает сегодня на занятии литературного кружка.
Очень хочется услышать оценку руководителя, хотя Светлана почти уверена
что она будет отличной. А то, что не выспалась – это ничего. Она сильная. До вечера как-нибудь продержится, а отоспаться успеет потом…
Муз никто никогда не видел, но все знают о них и всячески зазывают к себе в гости: кто – жалобами и слезами, кто – обещанием рассказать неве- роятную историю, кто – стараясь поразить остроумием. А на какие только ухищрения не идут забытые и покинутые Музами! И рюмочку им нальют, и сигареткой угостят, а иногда и кое-что запретное предложат. Многие пы-таются отыскать своих Муз в чужих краях и в чужих сердцах, многократ-но перебирая и то, и другое. Но никому ещё не удалось найти ту универсаль-ную приманку, которая заставила бы появляться эти вольнолюбивые созда-ния по чьей-то чужой прихоти
Владимир Васильевич (для большинства друзей – Вовчик) был уже далеко не юношей. Однако невысокий рост, худощавость, а главное – необычайно весёлый и живой нрав позволяли считать его гораздо моложе своих лет. Энергия, которая, казалось, кипела в нём, выливалась в постоянные розыгры-ши, подшучивания, в остроумные прибабасенки. Он всегда был душой любой компании. Кроме того (и как это всё совмещалось в нём!), он писал стихи. Занимался он этим давно и серьёзно. Упорно рассылал свои стихи по редакциям газет и журналов. Иногда их печатали. Несмотря на кажущуюся лёгкость характера, Вовчик настойчиво стремился к своей сокровенной цели: влиться в стройные ряды членов Союза Писателей. Уже более десяти лет он отшлифовывал своё мастерство в литературном кружке при Доме Писателей. Каждый четверг вечером, практически без пропусков, он приходил туда, за-нимал своё место в первом ряду и добросовестно конспектировал всё сказан-ное руководителем. Уходил он всегда последним.
Сегодня как раз был четверг. Вовчик шёл на занятия кружка без обычного приподнятого настроения. Даже наоборот: он был недоволен всем на свете. Его остроумная весёлость переросла в язвительную мрачность. А случилось это потому, что уже неделю Вовчик не мог выдавить из себя ни строчки. Он уже стал подозревать самое страшное, что может произойти с пишущей лич-ностью: кризис творчества. А тут ещё эта новая поэтическая «звёздочка»! Появилась у них недавно, ещё и двух лет нет, а уже все только о ней и гово-рят. Некая милочка-блондиночка-Светочка. Вовчик в принципе считал поэ-зию не женским делом. Взять хотя бы классиков: все они, как один, мужики. А современные бабёнки так и лезут со своими стишатами в ряды этих небо-жителей. Все, даже блондинки.
С этими, далеко не самыми светлыми мыслями Вовчик ступил на крыльцо
Дома Писателей. И надо же! Следом за ним торопливо цоколи каблучки Светланы. Они вместе вошли в зал. У вешалки с одеждой Вовчик, проявив
несвойственную ему галантность, взял пальто у Светланы, чтобы помочь повесить его. Занятие литературного кружка началось…
Вы думаете, что Музы – это прекрасные девушки с крылышками, белые и пушистые, как ангелочки? Музы, как и люди, очень и очень разные. И, если одна из них, нежно целуя пиита в кучерявое темечко, шепчет ему:
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты….
то другая, поддерживая перо, выпадающее из рук хмельного загулявшего па-
ренька, выводит под пьяную тальяночку:
Пой, гармоника! Скука. Скука.
Гармонист льёт пальцы волной….
А третья, такая маленькая рядом с рослым великаном в желтой рубахе с неизменной папиросой в уголке рта, выкрикивает вместе с ним в перепол-ненный зал:
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Наверное, Муз столько же, сколько и творцов.
Два часа занятий пролетели как обычно: быстро, шумно и сумбурно. Однако все успели сделать всё самоё важное для себя: Людмила Петровна наконец-то показала свои произведения настоящим знатокам поэзии и получила соответствующую оценку и рекомендации. Светлана прочитала своё «ночное» стихотворение и услышала одобрительные отзывы. Владимир Васильевич (Вовчик) пополнил свой конспект записями по теории стиха. Но расходиться никто не спешил. Соратники по перу делились новостями, сове-товались, что-то обсуждали. И только Светлана заторопилась домой: позво-нил по «мобильнику» муж и сказал, что уже ждёт её в машине около Дома Писателей. Она кое-как, по краешку полы отыскала своё пальто среди кучи других на вешалке, накинула его и, не застегивая, выбежала на улицу. Рас-сказав в двух словах мужу о событиях дня, Светлана задремала. Дома она почти на «автомате» повесила пальто в полутёмном коридоре, насыпала «Вискаса» двум своим кошкам и отключила телефон. Сегодня она заслужила долгий и спокойный сон без ежевечерних, ритуальных часовых бесед с под-ругами по телефону
Я уверенна, что у каждого творца (а это тот, кто пытается создать что-то новое прекрасное и необычное) есть свой способ общения с Музами. Мало кто делится этим личным секретом, но я кое-что расскажу. Моя Муза является ко мне на рассвете, часов в пять-шесть. Я думаю, что я у неё не одна, потому что приходит она усталой и какой-то притихшей. Она будит меня, и я быстренько-быстренько торопливыми каракулями запи-сываю в черновик то, что она мне диктует. Мы давно знакомы с ней, и поэтому окончательную чистовую доводку текста Муза доверяет мне. Я думаю, что она немолода, мудра и опытна, и ведёт несравненно более спокойную и достойную жизнь, чем многие её коллеги. Хотя несколько раз, она вдруг появлялась средь бела дня в явно приподнятом настроении и просила срочно записать что-нибудь вроде:
…А Муза пришла тёмной полночью,
Когда догорела свеча.
«Поэты, - сказала, - все – сволочи!
Совсем не спят по ночам…»
Что же, и у Муз иногда «сносит крышу».
Людмиле Петровне хотелось ещё раз услышать от руководителя кружка, что же ей надо сделать, чтобы приблизить свои стихи к Пушкинскому этало-ну Поэтому она терпеливо ждала, когда разойдутся другие кружковцы, жаждущие такого же общения. Ещё раз прослушав рекомендацию читать больше «классики», Людмила Петровна засобиралась домой. Одежды на вешалке заметно поубавилось, и поэтому она сразу увидела, что её пальто там нет. С нарастающим чувством тревоги она оглядела ряды кресел. Пальто нигде не было! Она опять подошла к руководителю. Теперь её пальто стали искать все оставшиеся кружковцы. Особую прыть проявлял невысокий, сует-ливый мужчина (кажется – Владимир Васильевич). Он заглядывали под кресла, на подоконники, за шторы, зачем-то выбегал искать в коридор. Пальто нигде не было! Вся накопившаяся нервозность сегодняшнего дня наложилась на эту неординарную ситуацию и потихоньку стала перерастать в паническую истерику. Только одно в какой-то мере успокаивало Людмилу Петровну: кошелёк и ключи от квартиры лежали у неё в сумке. Вдруг раздался чей-то победный вопль. Нашли! Пальто почему-то оказалось за декоративной настенной драпировкой, куда уже сто лет никто не загляды-вал. Широко улыбаясь, Владимир Васильевич подал Людмиле Петровне злополучное пальто. Она радостно схватила его и вдруг слёзы брызнули из её глаз. ЭТО БЫЛО НЕ ЕЁ ПАЛЬТО! Оно казалось очень похожим на пропав-шее (ох, уж этот массовый пошив!), но гораздо меньшего размера и длиннее. Тогда внимательные женщины сразу вспомнили, что видели похожее пальто у Светланы. Стали звонить ей домой. Телефон молчал. Владимир Васильевич даже сбегал на улицу, но, конечно же, Светлана уже давно уехала. Людмила Петровна кое-как натянула чужое пальто. Оно не сходилось на ней. Застегну-лась только одна пуговицу в районе талии. Так предстояло проехать две трамвайных остановки. Хорошо ещё, что было темно. Но, как же холодно! Ведь и варежки тоже остались в кармане пропавшего пальто.
Иногда Музы по необъяснимым причинам покидают своих подопечных, а
иногда и сами подопечные уходят от своих Муз. Мало ли что может слу-читься! Сами знаете, как изменяет человека женитьба, рождение ребёнка, внезапно свалившаяся радость или горе. А ещё люди умирают. И тогда оси-ротевшая Муза заходит ко всем подряд, пытаясь снова найти родственную душу. Однажды ко мне в неурочное время во втором часу ночи заглянула одна такая Муза. Это была Муза пламенного борца, а может быть – рево-люционера. Она прямо-таки вложила ручку в мои пальцы и стала с пафосом декламировать:
Ворваться в будни и кричать,
Сорвать гортань от крика злого.
Не время сеять – время жать.
Созрело праведное слово!
Я тогда написала всё, что она хотела, и даже немного испугалась её власт-ной силы. И хорошо, что она больше никогда не заходила ко мне. Наверное, нашла кого-то более достойного.
Вовчик сидел дома на кухне и курил. Когда же закончиться эта черная полоса невезения! Полная невезуха во всём. Казалось бы, такую весёлую шутку придумал - и всё сорвалось! Этой Светке опять повезло, а другой человек ни за что, ни про что пострадал. А он уже размечтался, что увидит, как эта «звёздочка» бегает по коридорам Дома Писателей и голосит: «Где моё пальто? Где моё пальто?» Хотя… Хотя… Светкины распрекрасные стихи всё равно когда-нибудь все забудут, а вот то, что она, тетеря, надела чужоё пальто и спокойненько ушла домой, устроив такой переполох, будут помнить ещё очень и очень долго. Ага! Значит, шутка всё-таки удалась! Загасив бычок, Вовчик пошёл спать. И всё-таки – не такая уж она плохая, эта наша жизнь!
Вот и наступила полночь, морозная, безлунная полночь февральского чет-
верга. Закутанный в белые снежные сугробы город наконец-то затих и за-снул. На чёрном небесном бархате заискрились алмазами звёзды. Откуда-то сверху из этой невообразимой высоты неслышно и плавно, как снежинки, спустились Музы. Они порхали по заснувшему городу, запросто проникая в любой дом, в любую квартиру. Эй, кто здесь не спит? Кто ждёт нас? Кому мы нужны?
Но крепко, без снов спит уставшая Светлана. Спи, милая, набирайся сил.
Завтра утром ждут тебя пять минут ступора перед чужим пальто на вешалке
в коридоре, обзванивание вчерашних друзей в поисках истины, ворчание
мужа по поводу совершенно свихнувшейся от своих стихов, жены…
Спит Людмила Петровна. Ей тоже этой ночью не до Муз. Она только сей-час наконец-то согрелась и заснула тревожным, прерывистым сном. Кажется, эта история с пропажей пальто поставит точку на её первом творческом опы-те. Во всяком случае, теперь у неё есть своё собственное мнение насчёт всех этих поэтов.
Владимир Васильевич тоже спит. Впервые за последние две недели ему снится полнометражный, цветной комедийный боевик, где конечно же самый умный, самый сильный и ловкий – он, Вовчик, а главный его враг – Светкино синее пальто. Летает над ним этаким орлом, машет пустыми рукавами, а он огромной шариковой ручкой, как дубинкой по нему – хрясь! хрясь!…
Так что, Музы, зря вы сегодня прилетали. До завтра. Спокойной вам ночи!