Вдова.
На третий день, после того, как я забрал детей, утром в калитку тихо постучали. Пока я шёл её открывать, стук повторился, но уже резче и настойчивее.
- Это кто там ломится ко мне? – не выдержал, - сейчас открою.
- Это я, дядя Юра, Нина. Открыв калитку, я увидел это существо, что-то подобие человека. Я ещё никогда, за свою долгую жизнь, не видел женщину в таком состоянии. Не буду описывать её внешний вид, скажу только, что я с трудом узнал в этой женщине соседку.
- Дядя Юра, дети мои у вас? – не поднимая головы, спросила она. Передо мной стояла женщина, с распухшим от пьянки лицом, с распущенными грязными волосами. Мутные глаза заискивающе бегали.
- А, что у тебя есть дети, ты, когда об их вспомнила, только сегодня утром? У меня всё дрожало внутри, я готов был ударить её.
- Проходи, в доме они.
- Мамка пришла, с криком бросился к ней Коля. Он обхватил её ногу, зарывшись в подоле. Люба не двинулась с места. Она стояла в проёме двери, держась за стену, опустив голову, еле сдерживая рыдания. Потом резко повернулась и ушла в соседнею комнату. Нинка опустилась на колени, и прижала Колю к себе.
- Дядя Юра, простите меня ради бога, простите, пожалуйста, и вы, Анна Ивановна. Спасибо Вам, за детей, обещаю, этого больше не будет. Люба иди сюда. Люба вышла из комнаты, но к матерее не подошла. Она так и стояла, тупо глядя в пол. Я чувствовал, она её не простила, она уже не верила ей. Потом, как-то по- взрослому, взмахнула рукой и сказала: - Всё, пошли домой, - и направилась к двери. Я проводил их до калитки.
- Нина, ты приведи себя в порядок и приходи к нам, разговор есть. Хорошо? Она, молча, кивнула головой. Утром, на другой день, она была уже у нас. Я думал, с чего начать разговор. Просто так читать ей нравоучение, говорить, что так жить нельзя, да кто я ей, просто сосед. А как ей жить теперь без Саньки. Кто ей поможет, кто подскажет, баба на распутье, свихнётся ведь и пойдёт по кривой дорожке. Она сидела, и нервно теребила головной платок.
- Нина, - начал я, подбирая слова, - ты, понимаешь, в какой ситуации оказалась? Зима наступает, у тебя дров нет, дети, да и ты сама, раздеты, голодные. Ты, что ходишь на эту ферму, с раннего утра и до позднего вечера торчишь на ней, за банку молока? А Люба из-за Коли в школу не ходит. Смотри ты, какая крепкая, здоровая баба, на тебе пахать надо, а ты в пьянку ударилась, про детей забыла. Я уж было, хотел сегодня идти к участковому.
- Дядя Юра, я сама не понимаю, как это случилось. Вроде бы, Саньку помянуть нужно было, царство ему небесное, - она уголком платка, вытерла накатившиеся слёзы. А потом, откуда взять деньги, где найти другую работу? Я почувствовал, как в ней закипает злость, на всю эту жизнь. Она резко отвернулась к окну, и упёрлась, не мигающим, ничего не видящим взглядом в одну точку. Наступила тягостная тишина. На кухне, гремела посудой Анна.
- Аня, иди сюда, - крикнул я её.
- Ну, чего тебе? - она выйдя, косо посмотрела на Нинку. Она даже разговаривать не хотела с ней. Женщины, они строже относятся к таким легкомысленным поступкам матерей, по отношению к своим детям.
- Понимаешь Ань, помочь бы надо ей.
- Чем ещё, и так с её ребятишками три дня вожжалась, что она нам родственница, какая? Она нервно тёрла руки о передник.
- Ну-ну, не кипятись, деньгами помочь. Надо же ей дрова купить, зима на носу, вот, вот морозы ударят. Не погибать же людям. Давай, давай неси, что там у нас есть.
- Ты, случайно не записался в армию спасения голодающих Поволжья, благодетель. Она же всё равно их пропьёт. Жена была согласна со мной, но хотела показать Нинке своё отношение к её поведению.
- Анна Ивановна, ну что вы так, ведь горе у меня.
- Да ты сама горе, ты хоть бы в церьков сходила, да свечку поставила за упокой души его. А то поминать надо, да сразу за водку браться. Она достала из кармана фартука деньги и положила на стол, повернулась и ушла на кухню. Я подал деньги Нинке:
- Вот тебе на первое время, ребят накорми, машину с дровами я к тебе направлю. На ферму больше не ходи, тут у нас открывается пекарня, я поговорю, с кем надо, может, пристроим тебя туда. Всё глядишь, хлеб в доме будет. Нинка поднялась, собираясь уходить, продолжая думать о чём-то своём, и шепотом повторяя: - Хлеб будет, хлеб будет.