Марк Аронов. Война и космос (Лариса Прошина-Бутенко) / Проза.ру

Марк Израилевич АРОНОВ,
военврач 2-го ранга.

Москва, 1942 год.
Фото из газеты "Авиатор Латвии"

            МАРК АРОНОВ. С БЕЛОРУССКОГО ВОКЗАЛА - НА ФРОНТ

Интервью с МАРКОМ ИЗРАИЛЕВИЧЕМ АРОНОВЫМ «Не ради славы – ради жизни на земле…» было опубликовано в газете «Авиатор Латвии" 17 апреля 1975 года. На странице газеты рисунок и слова «30 ЛЕТ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ».
А в центре газетной полосы вот это фото молодого парня в военной форме.
Вела беседу Т.Письменная, член Союза журналистов СССР.
Последние годы Марк Израилевич жил с семьёй в США.

«Фотография эта обошла весь мир. Открытое русское лицо, высокий лоб и ставшая теперь уже знаменитой его, гагаринская, улыбка. В правом углу снимка размашистым почерком: «Марку Аронову. Юрий Гагарин».
Листаю страницы альбома. Здесь собраны фотографии всех советских космонавтов. На многих фото – автографы, слова приветствий.
«В память о полёте. А.Николаев, П.Попович». «С уважением, Б.Волынов». «На память о полёте корабля «Союз-4». А. Шаталов". «Марку Аронову. А.Леонов, П.Беляев».

Подполковник запаса, врач-эксперт медико-санитарной службы Латвийского управления гражданской авиации, Марк Израилевич Аронов посвятил авиационной медицине более четверти века.
За эти годы через его руки прошли сотни лётчиков, командиров, пилотов. Своим здоровьем, возвращению в небо они обязаны большому профессиональному опыту, знаниям, чуткому заботливому сердцу доктора Аронова.

Выпускник военфака 2-го Московского медицинского института Марк Аронов едва успел сдать последний госэкзамен. Июльским утром 1941-го весь их курс отправился с Белорусского вокзала столицы прямо на фронт.
От врача авиационной части до помощника начальника лечебно-эвакуационного отдела Военно-санитарного управления 2-го Прибалтийского фронта с первого и до последнего дня прошёл суровыми дорогами войны М.Аронов.
Чтобы рассказать об этом, нужна не одна газетная страница. Сегодня же – короткие воспоминания тех незабываемых лет, услышанные в беседе с М.И. Ароновым.

            КАК Я СТАЛ ХИРУРГОМ

С Белорусского вокзала мы отправились с предписанием прибыть в авиационные части Орши и Могилёва. Поезд доехал только до Минска. Здесь застала нас первая бомбёжка. Здесь мы услышали страшное слово – окружение.
Несмотря ни на что, все единодушно решили продвигаться вперёд.
На трассе Минск-Москва нас завернул в лес патруль. Измученные, голодные завалились спать. Ночью – толчок и чей-то шепот:
- Уходите, это немецкие диверсанты. Утром расстреляют…

Я передал по цепочке ребятам. Бежать удалось всем. Тогда решили: идти большой группой опасно, будем прорываться по двое. Нам с Володей Синайским удалось вскочить на ходу в проходящий товарняк.
С трудом добрались до Вязьмы. Нам повезло: здесь находился кадровый госпиталь № 290.
Когда мы с Синайским, пыльные, заросшие, исхудалые, наткнулись на главного хирурга, он подозрительно оглядев нас, сказал:
- Мне нужны хирурги…
- Мы и есть… хирурги, - заявил Володя.
- Вот и хорошо. Через час заступайте на смену, - коротко отрезал главный.
- Ты с ума сошёл, - накинулся я на Володю. – Мы ведь авиационные врачи… И потом приказ…
- Война диктует свои приказы, - устало отозвался он. – Идём мыться.
Мы едва успели вымыться, как за нами прибежала сестра. Я надел халат, вошёл в перевязочную и - стал на несколько месяцев хирургом.

Восемь столов. На каждом – по раненому, на каждые два – по хирургу. Йод, бинты, риванол. Антибиотиков тогда ещё не знали. Я не выходил из перевязочной двое суток. Четыре часа сна – и снова за стол.
Моим первым учителем был Иосиф Ионович Замчук, отличный хирург, эрудит, прекрасной души человек, который воевал ещё с басмачами.
Врачей не хватало. Раненые прибывали и прибывали. За воротами госпиталя круглые сутки стояли санитарные машины. Санитары падали с ног, не успевая разгружать их…

            "КОРОЛЬ ЭВАКУАЦИИ"

Военная медицина учила: на войне главное – организация. Успешную и быструю работу в полевых условиях решали два фактора: сортировка и эвакуация.
Ни одна из предшествующих войн не знала таких огромных людских масс, такой мощной техники и – как следствие этого – таких огромных потерь. Требовалась радикальная перестройка санитарной службы армии.

Наш госпиталь № 290 стал первым сортировочно-эвакуационным госпиталем, каких до сих пор не существовало ни в русской, ни в зарубежных армиях. Его начальник – военврач 2-го ранга Вильям Ефимович Гиллер разъяснил задачу. Мы будем принимать раненых, оставлять у себя тех, кто нуждается в скорой помощи, производить сортировку на легко и тяжело раненых.
Первых будем направлять во вновь созданные госпитали – лагери; вторых – в полевые госпитали. По мере выздоровления они снова будут поступать к нам в СЭГ для отправки в тыл.
Надо поставить дело на поток: круглосуточно, безотказно разгружать и грузить санитарные поезда, принимать всех раненых, следующих по дорогам с передовой.

… Меня назначили ординатором в сортировочное отделение для тяжело раненых, которым командовал Фёдор Ковалюк. Я простоял первые сутки на сортировке – и потерял голос, безостановочно диктуя сестре.
Жизнь сама толкала на поиски новых методов в работе или, как сейчас говорят, НОТ.
Мы ввели разноцветные сортировочные талоны, которые врач прикалывал на грудь раненому. Красные – в операционную; синие – во вторую очередь; зелёные – в третью очередь и т.д.
Создали диспетчерскую, где на доске, как на ладони, точный учёт по отделениям количества раненых, их состояние, сколько надо отправить завтра, число санитаров, носилок и прочее.

Работа постепенно налаживалась. Госпиталь находился под Вязьмой до осени 1941-го года, затем эвакуировался в Москву. Москва переживала тяжёлые дни: в ноябре немцы начали новое наступление.
Кровопролитные бои на подступах к Москве превратили наш госпиталь в центр, где сосредоточивались и откуда отправлялись в глубь страны десятки тысяч раненых Западного фронта.
В декабре меня вызвал военврач 2-го ранга Пётр Фёдорович Пчёлка. Предстояло подыскать помещение для организации эвакоприёмника.

На окраине Москвы мы нашли пустующий склад с рампой, примыкающий к железнодорожной ветке. За четверо суток наш персонал его полностью переоборудовал. Полы сверкали чистотой, железные печи источали тепло, вдоль всего помещения тянулись ряды двухэтажных нар, сияла белизной перевязочная.

Я стал начмедом эвакоприёмника или рампы, как мы его называли. Ежедневно мы отправляли два-четыре санитарных поезда. Загружали их по ночам.
В кромешной тьме, при синем свете фонариков, повешенных на грудь санитарам, за час двадцать минут, максимум - два часа надо было погрузить от 400 до 500 человек.
Заранее всё отрабатывалось: каждая бригада санитаров знала свой вагон; каждая группа раненых – свою очерёдность. Погрузка шла чётко, без паники, толчеи и заканчивалась минута в минуту.

Рампа представляла собой как бы госпиталь в миниатюре. Раненые прибывали сюда на несколько суток. Надо было обогреть, накормить, занять людей, проследить за состоянием каждого. Мы сделали местный радиоузел, по которому передавались все команды и сводки Совинформбюро.
Большую помощь персоналу оказывали шефы – работницы, дружинницы Москвы. Приезжали с концертами артисты.

Для меня рампа стала большой школой, где мы все тогда учились новой профессии врачей-эвакуаторов; профессии, порождённой войной. Друзья в шутку прозвали меня «королём эвакуации».
Нас было много – таких «королей». Мы выполняли свой долг, как подобало солдатам. Мы видели столько смертей и человеческих страданий, что о собственных некогда было думать.

… Каждую весну 9 мая в Москве, в Центральном доме медицинских работников (теперь в этом здании на ул. Большая Никитская театр «Геликон-опера» - Л.П.-Б.) собираются ветераны нашего СЭГа № 290. Те, кому посчастливилось остаться в живых. Многие сегодня профессора, известные учёные.
Но в этот день мы все снова молодые; снова военфельдшеры и ординаторы, медсёстры и санитары. И только седина да орденские колодки на пиджаках говорят о прожитом, о пережитом…

            В СТРОЮ АВИАТОРОВ

Сколько бы ни писали, ни говорили о войне, для каждого она по-своему неповторимая, памятная, трагичная.
Я слушаю рассказ доктора Аронова и думаю: каково же тогда им было среди бомбёжек и смертей? И какую надо иметь силу духа и воли, чтобы делать своё дело: выносить людей с поля боя, под бомбами стоять у операционного стола, быть в ответе за каждого из 500, отправленных тобой в санитарной «летучке»!
Не очерстветь, остаться человеком в этой жуткой бойне – войне среди крови, стонов, искалеченных тел.
По рассказам доктора Аронова можно писать книгу. Цепкая память, образная речь придают им особую ценность и достоверность.

…Весной 1942-го военврач второго ранга М.Аронов получил назначение в Тулу, на Брянский фронт, где предстояло развернуть новый сортировочный госпиталь. Теперь уже навыкам, знаниям учились у них.
Главный хирург Красной Армии Николай Нилович Бурденко, человек высочайшей требовательности и придирчивости, посетив тульский госпиталь, высоко отозвался об эвакуационном отделении майора Аронова. Перенять опыт у Аронова приезжали врачи и с других фронтов.

Потом были госпитали в Осташкове, Великих Луках, где месяцами приходилось работать под методичный свист немецкой «Берты»: минута – выстрел, минута – выстрел…
После ранения – снова в строй, и вместе с наступающими частями 2-го Прибалтийского фронта – на Резекне, Крустпилс, Елгаву. 14 октября 1944 года санитарный «ПО-2», в котором находился военврач Марк Аронов, покружив над Ригой, приземлился на небольшой площадке в районе Засулаука.
Война заканчивалась.

Два Ордена Красной Звезды, две медали: «За боевые заслуги» и «За оборону Москвы» и многие другие – награды за ратный воинский труд врача Аронова.
После войны он вернулся к любимой специальности – авиационной медицине. Более 15 лет М.И.Аронов работал в терапевтическом отделении авиационного филиала окружного госпиталя Прибалтийского военного округа.
Когда в конце 50-х годов начался отбор лётчиков в группу первых космонавтов, подполковник Аронов принимал в нём деятельное участие.

- Тогда вы и познакомились с Юрием Гагариным? – интересуюсь я.
- Чуть позже, - улыбается доктор. – По долгу службы мне приходилось часто бывать в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале. Как-то находился в кабинете полковника медслужбы Е.А.Федорова, моего фронтового друга.
Закончив осмотр, он представил своего пациента: «Юрий Гагарин». Посидели, поговорили, разошлись друзьями. Через месяц Гагарин взлетел. А вскоре я получил из Москвы конверт. Разворачиваю – его фотография с дарственной надписью мне.
Потом мы встречались с Юрием Алексеевичем, когда он проходил медицинское обследование после своего беспримерного полёта.

… Под автографом первого космонавта стоит дата: 22 июня 1961 года. А 22 июня 1941 года такие вот весёлые, смеющиеся парни приняли свой единственный и последний бой в Бресте. Такие же молодые ушли на фронт. Ушли, чтобы двадцать лет спустя мог полететь в космос их сверстник – советский лётчик Юрий Гагарин.

Наша беседа подходит к концу. Хотелось бы, конечно, поговорить и о богатейшей библиотеке моего собеседника, где собрано лучшее из отечественной и мировой классики, его уникальной коллекции пластинок с записями произведений Шопена.
Но час поздний.
Завтра у доктора Аронова трудный день: начинается врачебно-лётная экспертная комиссия авиаторов республики».

На этой полосе газеты «Авиатор Латвии» есть ещё одна фотография. На ней три врача в белых халатах. Подпись: «На страже здоровья авиаторов – опытные специалисты, среди которых немало участников Великой Отечественной войны.
Слева направо: врачи-эксперты медико-санитарной службы Латвийского управления гражданской авиации, фронтовики А.И.Солнцев, М.И. Аронов и К.Г. Феклин обсуждают итоги только что закончившейся врачебно-лётной экспертной комиссии». Фото В.Уласевича.

            НЕ СМОГ БЕЗ АВИАЦИИ

Ещё некоторые подробности жизни Марка Израилевича Аронова после Победы над фашистской Германией и её многочисленными союзниками в его письме коллеге по работе в СЭГе № 290, врачу, третьему и последнему председателю Совета ветеранов этого фронтового госпиталя Анне Павловне Медведевой (1920-2019), написанное 1 ноября 2010 года.
Никаких секретов в нём нет, а потому Анна Павловна оставила это письмо в архиве Совета ветеранов их родного госпиталя:

«Дорогая (!) Анечка!
Как в средневековье я получил твоё поздравление с Днём Победы через полгода ( так долго письмо его искало, даже побывало в разных странах – Л.П.-Б.). И сегодня я счастлив этим. И тем, что меня ещё помнят.
В нашем городе – столице штата Коннектикут – Хартфорде тоже есть больше сотни ветеранов, объединённых в общество. Мы собираемся 2-3 раза в году.
Ну, что сказать о себе… Живём мы с Ниной относительно спокойно. Обеспечены всем. И пособием, и меднаблюдением, лекарствами и, если надо, транспортом, хотя имеем свою машину. Ещё бесплатные обеды, обувь 2 раза в год, очки 1-2 раза в год, и прочее. Словом, как при коммунизме, но капиталистическом.

За эти годы (с 1991-го) мы много путешествовали – пока были силы. Сейчас уже пореже. Две дочери живут отдельно. У них свои дома. И я бы сказал, опекают нас с любовью.
Я чувствую себя пока прилично для моих лет. Зарядка 1-1,5 часа ежедневно. Бассейн 1-2 раза в неделю. Ниночка послабее, но она молодец.
Мы, в ответ на заботу, старались чем-то отблагодарить страну. Десять лет мы были волонтёрами в госпитале. Я – хоть и доктор, но без знания языка. Нина же владеет английским.

Мы здесь четыре года походили в колледж, в художественную мастерскую. Нина пишет картины, а я – больше графику. На стенах в нашей двухкомнатной квартире пустого места нет.
Ну, хватит хвастать… Я рад, что вы меня помните. В моём альбоме есть фото, которое вы подарили Замчуку. Красавица-блондинка в профиль…
Касательно меня – конечно, хочется сказать многое; много пережито за жизнь. Особенно – военную и в годы войны, да и после.
Ведь после 290-го госпиталя, в котором я начал работать с первого Вяземского периода в 1941 году, ещё до прихода Гиллера, я попал на Брянский фронт, где много и успешно работал начальником эвакоотделений у бывшего заместителя Гиллера – Пильгера. Был замечен начальством фронтового эвакопункта (ФЭП 37), забравшим меня к себе.

Я вкалывал в опергруппе, где был начальником, организуя и проводя эвакуацию раненых с «грунта» в санитарные летучки и поезда. После меня перевели в сануправление 2-го Прибалтийского фронта, где я и прослужил до конца войны.
А потом наш генерал забрал меня с собой в г. Горький, где я работал в лечебно-эвакуационном отделе. Затем – особый военный округ – Кёнигсберг. Я - старший помощник начальника отдела медицинских кадров (старые фронтовые связи). Потом – Прибалтийский военный округ – Рига, лечебный отдел сануправления.
Всё время стремился на лечебную работу в госпиталь, но не пускали: «Поработайте пока. Там увидим…».

Я сбежал в начальники поликлиники Высшего военно-авиационного училища; одновременно начал работать в окружном госпитале, где И.И.Замчук работал хирургом. Но недолго мне там дали поработать. Перевели в Северный округ – начальником небольшого госпиталя в Заполярье. Полтора года работал. Еле вырвался обратно, благодаря фронтовым друзьям и однокурсникам.
Ведь я кончал последние два курса института, будучи военным, авиационным врачом.
Получил назначение в санаторий на Рижском взморье. Но проработал там недолго, так как не понравился начальнику. Был откомандирован в 30-ю воздушную армию.

Так я начал свою карьеру сначала: врач авиационного полка. Служил под Ригой в г. Елгава. И несколько лет пробивался в госпиталь. И, наконец, судьба мне улыбнулась – я стал ординатором, старшим ординатором, а под конец службы – начальником отделения врачебно-лётной экспертизы (терапия).
После увольнения перешёл на работу в гражданскую авиацию. После неё использовал свой опыт в военно-врачебной комиссии, потом работал в больнице «Скорой помощи» в Риге. Но эта работа была для меня трудной. Надо было знать латышский язык. И вообще, обстановка политическая не способствовала…

Тут наши дочери собрались уезжать, а через 1,5 года вызвали нас с Ниночкой.
Вот такая моя краткая автобиография для Анечки Медведевой.
Посылаю тебе копию газеты; довольно древнюю. Посылаю также фотографию – современный вид наш с Ниночкой в День Победы в 2010 году. И несколько моих графических «творений».
Спасибо за номер телефона Саши Ефремова (врач-гвардеец фронтового СЭГа № 290 Александр Фёдорович Ефремов умер в Москве в феврале 2012 года; о нём рассказ есть здесь же – Л.П.-Б.), я свяжусь с ним обязательно.
Пока всё! Целую. Привет от Нины. Марк".
-----------------------------------------

О Марке Аронове есть в воспоминаниях Анны Ивановны Яшкиной(1923-2017; по мужу – Давыдова).
Когда Ане исполнилось 14 лет, родители отправили её в Москву к дяде.
В самом начале Великой Отечественной войны дядя со своим семейством переехал в Московскую область. Аня пошла работать на завод «Светлана» - выдавала рабочим инструменты.
Проработала восемнадцатилетняя комсомолка на этом предприятии недолго. Ей хотелось попасть на фронт. Недалеко от дома, где она жила (на улице Костромской), находился военкомат. Аня обратилась туда с просьбой отправить её на фронт поваром.
Но её направили в санитарную дружину, которая следила за порядком и чистотой в бомбоубежищах Москвы.

Мечта Ани о фронте начала сбываться, когда однажды к санитарным дружинницам пришёл военврач Марк Израилевич Аронов. Он отобрал десять девушек для работы в СЭГе № 290. В то время (1941 год) госпиталь находился под городом Вязьмой – на железнодорожной станции Новоторжская.
Впоследствии, отмечая трудолюбие и добросовестное отношение к работе, М. Аронов называл медицинскую сестру Аню шутливо Яшкой.
Аня-Яшка была не только трудолюбивой, но и храброй.
Её воспоминания опубликованы здесь же, на Прозе.ру.