Пётр уже второй месяц в Воронеже, весь поглощён любимым делом, строить и спускать суда; но мысль о новорождённом сыне не оставляет его. Получив известие, что Арсеньевы с Екатериной собираются в Витебск к Меншикову, он просит не покидать его сына и позаботиться о нём:
... «Изредка веселюсь. Да, пожалуйста, матушка, не покиньте моего Петрушка. Матушки мои, пожалуйста, прикажите зделать сыну моему платье и как вы изволите ехать и вы пожалуйста прикажите, чтобы ему было пить-есть довольно. Да пожалуйста, государыни мои, поклонитесь от меня Александру Даниловичу, а в том ваша немилость, что ко мне писать не изволите о своём здравии».
Затем Пётр двинулся с войскми к Митаве и после 17-дневной осады 2-го сентября взял столицу Курляндии, о чём немедленно написал в Москву Ромадановскому. Екатерине Крузе он сообщил о своей победе особым письмом и изъявил желание видеть её...
Екатерина Крузе, вернувшись из лагеря в Москву с Арсеньевыми, летом 1705 года, попрежнему поселилась с ними, в доме Меншикова, где у ней родился второй сын Павел, о котором упомянуто в коллективном послании «девиц» от 6-го октября.
В 1706 году Екатерина Крузе находилась Нарве при Петре, который оттуда оправился в Петербург и взял с собою Екатерину и поместил её на Троицкой площади в доме Меншикова.
Пётр прожил в С.-Петербурге всю весну и часть лета, и только в июне поехал в Смоленск, откуда вместе с Меншиковым и «девицами» отправился в Киев.
20-го августа Пётр спешно уехал в С.-Петербург. За ним следовала Екатерина с Анисьей Толстой, и по прибытии «были водворены в новом царском дворце на Петровском острове».
В декабре 1706 года, Екатерина Крузе вернулась в Москву, куда на праздники собирался приехать царь, но срочно убыл в Польшу.
В его отсутствие у Екатерины родилась дочь, названная её именем, о которой царь писал ей и Анисье Толстой из Жолквы, 8-го января 1707 года:
«Госпожи тётка и матка! Письмо ваше, в котором вы пишите о нововыежжеей Катерине я принел; Слава Богу, что здорово в рожденьи матери было, а что пишете к миру (по старой пословице) и ежели так станетца, то мочно больше раду быть дочери нежели двум сынам...».
По многим данным, именно в это время Екатерина была присоединена к православию священником на Сенях Кремлёвского дворца, Василием Высоцким. Восприемниками её были: пожилая царевна Екатерина Алексеевна и царевич Алексей, по имени которого она стала называться Екатериной Алексеевной.
Церемония происходила в церкви, при тереме царевен, которые, пользуясь отсутствием Петра, и возмущённые его связью с некрещённой иноземкой могли, заодно с вдовствующими царицами: Марфой и Парасковьей, смогли убедить Екатерину принять православие.
Хотя при церемонии в кремлёвской церкви не могло быть посторонних свидетелей, но о ней, по слухам, вероятно, узнали проживавшие в Москве иностранцы, и, не понимая её значения, распространяли повторяемое во многих мемуарах того времени известие о браке Петра Великого в 1707 году.
Во всяком случае, прямым доказательством принятия православия Екатериной Крузе около этого времени служит письмо царевича Алексея от апреля 24 следующего 1708 года, где он называет её Екатериной Алексеевной.
«Катерина Алексеевна, Анастасия Кириловна здравствуйте на множество лет!
За писание ваше зело благодарствую, и впредь сего желаю всегда.
Алексей».
Во второй половине февраля 1707 года Екатерина Алексеевна и Толстая приехали к царю в Дубно, и вместе с ним отправились в лагерь.
29-го июня Пётр праздновал свои именины в Якобовичах близ Люблина; и тут, среди общего веселья, прусский посланник Кейзерлинг неожиданно обратился к царю с просьбой чтобы он принял на службу Вилима, брата Анны Монс. Царь ответил с раздражением, что ни о ней, ни её родственниках ничего знать и слышать не желает.
Меншиков, отуманенный винными парами и недавно полученным титулом светлейшего князя Римского и Российского государства, вступил в перебранку с Кейзерлингом, толкнул его и, получив пощёчину, обнажил шпагу. Пётр также обнажил шпагу и обьявил, что будет драться с посланником. Шафиров с трудом успокоил царя и Меншикова, а присутствовавшие при этом гвардейцы вытолкали из дверей Кейзерлинга, который тотчас послал нарочного к прусскому королю с известием о случившемся. Но дело обошлось благополучно. Кейзерлинг послал извинительное письмо царю и Меншикову, которые с своей стороны предложили предать смертной казни двух гвардейцев, наиболее виновных в оскорблении посланника; но по его просьбе они были помилованы.
(Окончание следует)