Я впервые встретилась с Голландией далеко-далеко от Европы, на Шри-Ланке, или Цейлоне, на волшебном острове, сотворенном, должно быть, по подобию Рая, чтобы жители планеты Земля знали, как бесконечно щедр и добр к своим созданиям Творец, как Он милостив к нам, и как велика Его все охватывающая, все приемлющая любовь. Или вначале был задуман Цейлон, никогда не знавший ни голода, ни опустошительных болезней, вечно цветущий сад, чья почва настолько плодородна, что, кажется, урони ты семечко, и прямо на глазах к небу взметнется великолепное гордое дерево с сочными сладкими плодами, Цейлон, ставший прообразом Рая для других миров?!
В то утро мы выехали из нашего отеля неподалеку от Коломбо ранним утром и отправились в неспешное путешествие на юго-запад острова. Я знала, конечно же, что в Галле сохранился старинный голландский форт, к нему мы и двигались, но мое воображение представляло крепость, сложенную из изъеденного соленым воздухом серого камня, как раз такую, на фоне которой любят фотографироваться туристы – удобно помещающуюся в кадр.
Проложенное англичанами шоссе, по которому мы ехали в Галле, шло вдоль побережья Индийского океана.
За несколько лет до нашего путешествия Земля в этих краях глубоко вздохнула; ее вздох обернулся подводным землетрясением и сдвинул океанское дно у острова Суматра, приведя в движение чудовищную, не поддающуюся осмыслению массу воды - мощнейшее цунами. Нам рассказывали, что в тот день, когда цунами обрушилось на побережье Шри-Ланки, рыбаки, ушедшие далеко в океан, почувствовали лишь, как их суденышки словно поднялись на миг и плавно опустились – это шла неумолимая гигантская волна, неопасная в открытых водах. Когда они вернулись туда, где должен был быть берег, то поняли, что берег исчез, а вода поглотила их прежние жизни. С той поры многие жители острова стали бояться океана.
Форт в Галле был огромен. Когда-то он был небольшим голландским городком, заботливо обустроенным жителями за тридевять земель от родной страны – голландским городком, стоявшим на берегу капризного Индийского океана в окружении джунглей, полноводных рек, диковинных животных, под немилосердно ярким для жителей северных стран Солнцем, под огромной Луной, совсем не той, что отражалась в тихих каналах на оставленной, скорее всего, уже безвозвратно, родины.
У мощных стен меня поразила храбрость людей, отправившихся из Голландии, тогда знакомой мне только по картинам великих художников, в совершенно чуждый для них мир. Как они жили здесь?! Откуда они черпали силы, чтобы опираться только на самих себя, и почему мы разучились это делать, став рабами комфорта и постоянной связи со всеми и вся, создав сами себе иллюзию, что каждого из нас всегда кто-нибудь да поддержит – кто-нибудь, знающий, как помочь нам вот именно с этой проблемой?! Не стала ли Всемирная Паутина заменой Бога для современного человека – кто, как не ангелы, советуют нам и кулинарные рецепты, и наилучшие слова для расставания с любимым человеком, принимая вместо наивных подношений нецивилизованных людей наши фотографии и рассказы об отпусках?!
А потом мы отправились в Амстердам.
Амстердам. Город, расчерченный каналами, через которые перекинуты изящные мостики, приглашающие остановиться у перил и полюбоваться чудесной перспективой все уменьшающихся домиков с острыми крышами по берегам.
Запах марихуаны из кофе-шопов, смешавшийся с запахом вкуснейших вафлей, которые продавец, родом явно не из Европы, отказывался продать нам без шапки взбитых сливок и либо клубники, либо вишни: «Вы обязательно должны выбрать или то, или другое!».
Подсвеченные льстивым красно-розовым светом проститутки в окошках-витринках в Квартале красных фонарей, одни – изящные, другие – толстушки, на любителя, которым очень пошло бы вязать бесконечный носок в ожидании клиентов, готовых вкусить не запретного плода по установленным расценкам.
Великолепные музеи, просторные, светлые, напоминающие храмы, воздвигнутые в честь человеческого гения, сумевшего не просто остановить Время, заточив его в пространство холста – сумевшего создать другие реальности, в которых персонажи картин живы и по сей день.
Смотрители в музеях были непривычно молоды и дружелюбны. В гардеробе Музея Ван Гога наши мокрые зонтики заботливо уложили в прочный пластиковый пакет и повесили отдельно от курток. Мы чувствовали себя желанными гостями, а не докучливыми посетителями, которым бы лучше вести себя тише и скромнее, как бывает иногда в московских музеях.
Полотна Ван Гога, гениальные до слез, в буквальном смысле слова – я чуть не расплакалась у его пейзажей, пораженная до глубины души тем, как художник видел наш мир, и опечаленная его хрупкостью и уязвимостью перед равнодушной повседневностью.
Морской музей, тут же напомнивший мне о Шри-Ланке. Коллекции резных деревянных фигур, украшавших корабли, измерительных приборов, глобусов, земных и небесных, диковинный бортовой журнал старого корабля. Изображения в нем проступали на чистых листах, стоило их перевернуть, к нашему восторгу, немного смешанному с недоверием – понятное дело, что где-то, должно быть, спрятан проектор? Но где? Что за чудо такое?!
Там же мы поднялись на борт пришвартованного рядом с музеем старинного корабля, вернее, полной копии корабля 18 века Голландской Ист-Индийской Компании. Это был единственный ясный день за всю неделю, проведенную нами в Амстердаме. Дул свежий ветер, город в солнечных лучах был прекрасен. Казалось, корабль может отплыть в любую минуту, унося нас навстречу приключениям, в сказку. Мерцала и серебрилась вода в каналах. В Амстердаме она казалось неопасной, ручной. Конечно же, мы знали, что Голландия – страна гидротехнических сооружений, дамб, и что они сдерживают наступление Северного моря, но здесь человек смог обуздать стихию воды.
Покорить океан невозможно.
Невозможно покорить Землю. Мы можем считать в гордыне своей, что Земля принадлежит нам, и что мы можем заставить планету измениться в соответствии с нашей людской волей, но это величайшее заблуждение. Земля принадлежит не нам, а Тому, кто ее создал, непостижимому для нас Творцу, и планета это знает; мы не можем существовать без нее, укрытые от Космоса ее благосклонной атмосферой, но она не только выживет, но и расцветет, если когда-нибудь человечество исчезнет, не успев непоправимо отравить свой приют. Возможно, настанет время, и мы будем готовы, чтобы нам открыли и другие планеты, готовые принять нас, но пока Земля единственный дом, данный, если угодно, Творцом, в аренду людям.
Амстердам.
Велосипедисты всех возрастов, лихо мчащиеся по специально отведенным для них дорожкам, иногда - под зонтиками; трамваи, уступающие дорогу пешеходам; скользящие по поверхности канала рядом с нашим отелем белые лебеди; переполненное бельгийское кафе, где в наш первый вечер в городе мы съели по кастрюльке мидий; сувенирные деревянные башмачки всех размеров; сыры, сыры, голландские сыры, тоже выступавшие в роли увесистых гостинцев и так просившиеся забраться к нам в чемодан для путешествия в Москву, где, по законам вселенской иронии, нам предстояло бы обнаружить, что именно такой сыр продается в нашем любимом магазине недалеко от дома.
Зоопарк, где мы повстречались с паучьими обезьянками, уже прекрасно нам знакомыми по Шри-Ланке. Они занимались своими делишками с таким же глуповато-важным, сосредоточенным видом, как и на далеком солнечном острове, только в самом центре Амстердама, охваченного холодным дождем.
Нас поражало переплетение старины и высоких технологий; электромобили заряжались рядом с домами, перевалившими за вторую сотню лет, а в аэропорту по дороге домой мы сами сдали свой багажи и удрученно наблюдали, как наш чемодан-путешественник уплыл куда-то в недра аэропорта, возможно, чтобы потеряться там навеки из-за какой-нибудь нашей оплошности.
Но чемодан прилетел в Москву вместе с нами.
Мы ехали домой по предутреннему городу, по азиатски просторному, но связанному все-таки с изящной, вольной Европой, как бы это не отрицали современные европофобы.
Не знаю, может ли у какой-нибудь страны на нашей маленькой планете быть свой, особый путь.
Мы - единое человечество, и как бы сложно нам не приходилось в зависимости от нашей веры, религии, расы, убеждений, от режимов, царящих в наших родных странах, через какие бы темные времена мы не проходили, мы медленно, иногда мучительно, но все-таки движемся к признанию ценности человеческой жизни.
Иначе не может и быть; наш путь – к Творцу, и поэтому единственно верная дорога для каждого человека та, по которой его ведет любовь.