Сторож

                Встретишь Горбачева – не трогай. Он мой.

                Юрий Луговцов

                СТОРОЖ

                Записки частного охранника

Черт! Почему этого не было в годы моих латаных штанишек? Знай я тогда написанную сверху судьбу, ни за что не пошел бы по нынешней дорожке. Всего-то надо было большевикам не таить от меня гороскоп. Многое чего я сделал бы тогда по-иному. Жена не пилила бы сейчас, что мы свыше не подходим. Это и без гороскопа понятно было.
 А тогда? Да что тогда! Не было бы сейчас сих записок. Не вру! Сам читай.
«Если Козерог затеял совершить преступление, то готовится он к нему с особой тщательностью, не упуская ничего из виду и учитывая различные мелочи. Козероги склонны к кражам, но бывают преступления на почве того, что кто-то слишком уж мешается под ногами».
Вот так. Не спрашивай про задаваемые себе вопросы и страдания разные.

               
                Что потом?

Большинство скажет, что дурью маюсь. Врут. Врут сами себе. Сами тем же маются. Иначе зачем вознесли Чернышевского. То-то же.
Пусть я не прав. Но позвольте мне самому решать, чем маяться.
Россия глупа глубоко и, боюсь, бесповоротно. В запятых робкая надежда на свою неправоту. Но что моя, когда история не знает иного вывода. Умные люди и у нас  случаются, но…  Не хочется многоточие заполнять словами.
Дед Гоголь сказал, что у нас, мол, дураки и дороги. Тактичный был дед. Про дороги он ввернул, чтобы не так обидно. С тех пор мы про дороги и талдычим. Не строим их, чтобы тема не ушла. А кто про дураков заикнется, того в болото. Этому научились, чтобы без следов, с концами.
Что-то умный больно. Как бы не с концами. Но это в финале сюжета, а пока позволю себе, к примеру, эти два глупейших вопроса. Что делать? Кто виноват?
Вопрос должен быть один – что потом?
Сначала было слово. И слово это Бог.
Что потом? А потом эволюция. Точнее – ужас. У нас говорят – сплошной ужас. Нечто вроде забора. Не обойти, не перепрыгнуть. Всю жизнь мы изобретаем способ его разрушить. Ну сделаем. Ну пробьем брешь. Что потом?
Это вопросище!
Есть ли на него ответ? Конечно. Бери Библию и грызи. Не зубри – учи. Это шифр жизни. Сказано ведь – обретешь бессмертие.
Боже! Почему я такой умный стою перед афишой «Рембо» в полной растерянности, бедный и глупый. Встречу Горбачева – убью.
Стою у накачанных мышц весь такой не рембовский. Не пойму душу свою. То ли хреново ей, то ли холодно? То ли спасать ее, то ли согревать?
Вопросики. Почище «что потом».
Кино так и не увидел. Наверное, в прошлой жизни экстрима хватало. А сейчас я, бывший майор бывшей большой страны готов за деньги мокрушничать. Как-то не по-рембовски. Да и кто предложит киллерскую работу человеку с улицы?
А это не вопрос, просто знак препинания.
Какие разговоры велись в прошлой жизни! Майор уходил в ранге дворянина, царь земли и крепостных давал.
Убью меченого!
Если об этом стал думать, степень отчаяния зашкалила за обод стакана.
Много позже, значительно позже, повзрослевшая дочь вычислит, что в прошлой жизни я был лесорубом в Индии. Тогда же и вклинил этот абзац. В той жизни я вряд ли мучился дурью, а лес рубил. За какое сари сменились на онучи?
Похоже, один я извожу себя вопросами. Уже горизонт маячит, а я душу себя мыслями. Что за страна сплошных вопросов. Есть еще такая? И что за народ, ищущий ответы вместо того, чтобы дело делать.
Время подтвердило, что много мыслей умножают печаль. Дебилы братками стали. А я? Да и откуда дебилизму случиться, если все продуктивные годы учил партийные лозунги, тезисы, доклады, конспектировал вождей. Так что молчанием я обделен. Ну, и поколение мне досталось.
Кажется, все обругал. Индийские лесорубы они такие.
Пить больше не хотелось. Хотя еще недавно…

                Страдания юного ветерана

Выслуга лет нагрянула неожиданно, да еще совпала с разрухой, которую почему-то называли реформами. В этот период часто убеждался в правоте одного анекдота. Выдают военному пенсионеру паспорт сроком на пять лет. Он спрашивает: почему не бессрочный? Продлим, отвечают, но практика показывает, что еще никто за продлением не обращался.
Чем ближе мой последний военный день, тем глубже казался сей анекдот. Да и количество похороненных молодых ветеранов било в ту же точку. Никто из усопших не успел обратиться в паспортный стол за продлением. Посему мой дембель казался чернее черной тучи.
Долго удивлялся, почему офицеры перед дембелем налегают на водку. В 8.30 начинался рабочий день в штабе, а в 8.31 дембеля носили в себе пару стаканов. Начальство знало обо всем и таких не трогало. Офицерский дембель значительно отличается от солдатского. Первому кажется конец света, второй весь срок службы думает о гражданке. Но у обоих дембелей есть одно общее – он неизбежен.
Пили даже те, кто раньше этим не баловался. Пили даже те, кто всегда стоял на страже трезвого образа армейской жизни. Я поначалу шутил, мол, соскучились за годы сухого  закона, но шутка не прижилась. Лишь когда почернели мои тучи, понял всех дембелей и увеличил объем стакана. Понять не сложно, сформулировать трудновато. Спустя годы удалось это сделать.
Оказывается, организм раньше сознания чувствует конец жизни. Выход на армейскую пенсию есть переход в иное измерение. Этот тучный период отбирает больше жизни, чем весь срок службы в четверть века. Сосед майор Саша так и не вышел из тучи, я его вскоре хоронил.
Документы на руках. Свободен! Ан нет, мытарства душевные не покидают. Не верьте крутизне хорошо устроившихся на гражданке. Это напускное. Все испытывают страдания юного ветерана вооруженных сил.
Конечно, время лечит. Чем скорее ты сделаешь в новой жизни значимый поступок, тем быстрее отступит душевная болезнь. Даже не сам поступок важен, а осознание, что он и сеть важное в твоей новой жизни.
Некоторые уходят от семьи, заводят новую и это им помогает. Некоторые лет за пять до срока с головой окунаются в делание денег и уходят на подготовленную почву. В числе таких был я, но моя платформа весьма быстро затонула.
Те, кто отдавался течению, за продлением паспорта не обратится. Этого никто никому не желает. После мытарств основная масса подалась в охранники. Знаю лишь одного полковника, который не желал, чтобы на его похоронах сказали: вот ушел еще один охранник. Это тоже поступок, если можно так назвать жизнь на одну пенсию.
Один из дембелей сформулировал, что в стране осталось три профессии – бизнесмен, бандит и охранник. За пять лет до истечения века так оно и было. Тогда я не принял эти слова близко к сердцу и продолжил мытарства. Всевышний водил меня вокруг криминала, но бандитам я не подошел из-за наличия сильных тормозов. Потом Он привел меня в театр, но в нем оказалось мало денег и много интриг. Хоть жизнь есть театр, но интриговать ради нее, удовольствия мало. И я ушел в охрану. Мне казалось, что временно, но сами знаете, что в этой стране это и есть самое постоянное.

                Взять Инкомбанк

Знакомый гебешник как-то сказал: «Если всех наших (в смысле ихних) вернуть на службу, вся банковская система России рухнет в одночасье». Попав в банк, понял справедливость этих слов. Подумал, что гебешники последнее столетие только и готовились к захвату банков. Дождались верные последователи марксизма-ленинизма. А телеграф и мосты они хапнули еще в 17-ом.
Знакомый зам министра сельского хозяйства был в звании генерала ГБ. Подозревал, что все остальные замы других министерств были в том же звании. Внуки Феликса всегда рядом. В банке от управляющего до дворника были органистами.
К людям из ГБ я отношусь предвзято. Почему? Для самого загадка. Есть одно объяснение, но оно меня не устраивает. Разговор для особой главы, но не в этом тексте. А здесь они потому, что они всюду.
К шефу безопасности банка Павлу Николаевичу я любви не испытывал. Да и чихать ему на мои чувства. Для меня он просто Паша, сынок, салага. Мне думалось, что на его месте я был бы полезнее. Мужикам свойственен эгоизм, высокое самомнение. Самцы, что поделаешь.
Но в первые недели у меня преобладало желание угодить Паше. Нелепо, но раб так и пер из меня. Может, не совсем раб, а второе, растерянное я. Оно и пыталось доказать свою значимость. Оно засыпало Пашу советами и предложениями и рассчитывало на высокий отзыв.
Пока раб бесился, жизнь текла, омывая меня, как вода валун. В очереди в обменник увидел знакомую девицу. Вся из себя, в дорогой одежде. Помнил ее почти опустившейся. Она с сестрой украла шубу медсестры детского садика прямо на ее рабочем месте. Сестры водили туда своего  малыша. Участковые быстро вышли на них, но с доказательствами туговато было.
В то утро я задержался дома, ибо в шубе были ключи от моей квартиры. Не чувствовал, знал, что надо так сделать. Как назло, нужно было пораньше занять очередь за молоком. Советы приучили в таких делах вставать пораньше.
Мы столкнулись у двери. Она растерялась и пропищала что-то про «какая это улица».
Из подъезда вышли вдвоем и разошлись. Тут же сообщил обо всем участковым. Предстояло опознание. Она была в числе представленных. Видели бы вы ее лицо. Мне стало жаль девицу, и я ее не опознал.
И вот она снова на пути. Узнала меня и повела себя нагло. Тут же я пожалел о том своем поступке. С этой встречи стал формулировать для себя, что людей жалеть не надо. Но от формулы до действия еще было далеко. На прощание я сказал:
- Мы будем рады видеть вас, гражданка Иванова.
Как  она посмотрела! Мне захотелось пристрелить ее. Через минуту Паша  выдал ее новую фамилию и адрес. Но тогда я был еще в начале пути избавления от сочувствия к людям. Точнее, я тогда еще не осознал, что это чувство надо в себе истреблять. То, о чем думалось в первых строках на эмоциональном уровне, предстояло вогнать в сознание.
В ту же смену обратил внимание на бесхозную сумку в холле. Рванул к Паше. Он собрал своих и стал колдовать над подозрительным предметом. В сумке оказалась имитация заряда. На нем крупными цифрами стояло время закладки. Оказалось, сумку я обнаружил через 17 минут. Урок охране. Но в числе других смен это был рекорд. У других охранников учеба зашкалила за полтора часа.
Тем вечером попросил у Паши книгу перебежчика из КГБ. Вместе с книгой дали понять, чтобы я больше глазел по сторонам, а не искал подхода к Паше. Мое место, мол, в будке. Побитым псом я себя не ощутил, но еще один виток ржавой проволоки на душе появился.

                Бабье

Сколько текста, а интрига не завязывается. Если вы так нетерпеливы, читайте Маринину или Дойля. А мы еще постреляем. Интриги и трупы впереди, а пока о девках.
В любом учреждении девки друг перед другом выпендриваются до невозможности. Если с утра они особо ароматные, значит у кого-то день рождения. А это нелишний повод показать себя. В такой день банк походил на праздник высокой моды со всей суетой и хождением по подиуму. Глаз оторвать невозможно. И я не отрывал.
После принятия дозы на свои прелестные грудки, начиналось беспричинное хождение по холлу. Частенько женщины удостаивали охрану разговорами. Я старался такие моменты подвигать ближе к интиму, уверовав давно, что именно это им и надо всегда. Возможности хватало, но и сомнений было не меньше. Ими поделился с напарником.
- Захлопни варежку и купи закаточную машинку, - сказал Будулай. – Не забывай, кто ты. С козла молока и то больше.
Да, бабье табель о рангах просчитывает мгновенно. Каждое похмельное утро я пытался намекнуть им на наши особые отношения. Всегда нарывался на презрительный взгляд, или не менее презрительное молчание. Для них важно твое настоящее.
Отступать не хотелось
У каждой женщины есть проблемы. Чем она старше, тем проблем больше. Вникнуть в них значит проторить дорожку к ее сердцу, а там и до взмаха руки под юбку недалеко. Если тебе не лень, или женщина того стоит, то ты проникнешься мужем, который горше редьки, ребенком на игле. Проще, когда она просто голодная.
Проблема с наркотиками самая секретная. Раскройся, и женщина потеряет работу. Можно взять шантажом, но возраст не тот, чтобы нанизывать лобки, как пропуска на штык у Смольного. Лишнего семени не было, чтобы сливать его куда попало.
Помочь мне с одной женской такой проблемой вызвался знакомый мент. Он подгадал ситуацию и сын женщины был доставлен в ментовку без объяснения причин.
На бетонном полу камеры корчился наркоман со стажем. Перепуганный сын женщины не врубался в ситуацию, а мент умышленно молчал. Корчившийся исходил пеной,  мочой и содержимым кишечника. Когда смотревший юноша отворачивался, мент лупил его по щекам.
Наверное, тот нурик сдох. Знать не хочу. Но точно знаю, что юноша стал вскрикивать во сне. Ему снилось, как мент задирает ему рукав и злобно шипит: ты тоже так хочешь? Об этом его мать рассказала.
Тогда мы с приятелем раздавили полбанки. На мента такие сцены тоже действуют, он опасается стать садистом. Пацану помогло, но мне уже ни с какого бока не хотелось его матери.
В любом учреждении есть дамочка, которую хочется с любого бока. У нее тоже была проблема. С мужем. Пил, сволочь. Намекнул, мол, подсыпь простое средство и живи.
- А как с этим жить?
- С кем? – прикинулся я.
- С совестью! – получил предсказуемый ответ.
- Ах, да. С мужиком легче. С совестью не проживешь. Может, мне это сделать?
- Подумаю.
Думало она недолго. Утром спрашивает:
- Как рассчитываться?
Взглядом обвел ее прелести. Она фыркнула и сдала меня Паше. Понял это интуитивно.
Почему-то думалось, что любой входящий желает поделиться со мной своими проблемами. Я вникал, чего делать не стоило. Паша так и сказал. Моя разговорчивость казалась подозрительной не только Паше, но и клиентам. В стране зарождался имидж молчуна, чего я сразу не заметил.
 Поговорка «молчи, за умного сойдешь» коснулась всех поголовно. Все замешано на секретности способов получения доходов и их количества. Деньги всегда любили тишину. Язык же всегда был врагом человека, несмотря на то, что «сначала было слово». Нам говорили, что этот человеческий орган находка для шпиона, а тут оказалось, что и для рэкетиров и грабителей.
В этой главе я не согрешил физически, но все же нарушил заповедь: не блуди. Удалился на шаг от бессмертия. Но именно в этот период меня посетила мысль на грани открытия. Видимо, от недостатка физической близости. У нас не только пальчики разные, не только рисунок глаз у каждого свой. Рисунок губ тоже индивидуален, А кто-то даже слышал, что все бабы разные по рисунку половых губ. Я тут же открыл, что мужики тоже разные по отпечатку своего члена. Раздолье для криминалиста.
Очередная неудача с женщиной навела именно на такие мысли. К чему бы? Неужели без бабы долго нельзя? Но причем тогда «не блуди!»? Не для того ли, чтобы человека посещали мысли? Мы разные не для идентификации, а для считки мыслей, для подстройки в нужный режим. Для этого мы разные по рисунку. С момента этого открытия стал замечать, что секреты закрытого рта для меня больше не секреты.

                Шпион с в/о

Стать молчуном задача весьма трудная, когда находишь кайф в общении. Из меня перло желание быть в центре внимания, но при дележе добычи или женщин мне ничего не доставалось. Тешил себя, что хоть пообщался. Так и старел без приличного результата, ни тебе приличного жилья, ни денег.
Табу на общение на меня не подействовало. Среди знакомых появились люди оригинальных, ранее закрытых профессий. Самым интересным стал полковник ГРУ. Бывший, но не пропивший навыков и знаний. Он добывал информацию теперь уже для коммерческих структур.
Однажды полковник явился в темных очках, которые не скрывали всех следов недавнего избиения. Трудное это дело таскать в клюве сведения. Шпион бывает бит не только за кордоном, что лишний раз подтверждает аксиому, что информация дешевой не бывает. Мы пообщались малость, что не понравилось Паше.
Юзеф, как пожелалось мне назвать шпиона с высшим образованием, вычислялся весьма тяжело. Пожалуй, что разоблачить его просто невозможно, как за пределами, так и на родине. Если только кто предаст, что в мире денег так и случается.
Удостоился встречи с Юзефом в его кабинете. Беседовали в помещении с двумя стульями. Не офис, а допросная. Он говорил, что самое дорогое в мире – информация. Кто купил пистолет – проиграл битву. Пистолет, как водка на морозе, такая же иллюзия согрева и безопасности. Такое тело в обоих случаях зарывают в сыру землю.
Охраннику без пистолета тяжело. Охранник тренируется владеть им. Но охранник с пистолетом и информацией вооружен более надежно. Юзеф первым одобрил мои действия. Оставалось только превратить круг общения в источник информации. Пусть сначала рассказывают тебе, а лучше, чтобы только тебе.
У той двери я больше не видел полковника. Мы уговорились о способе общения, но только в крайнем случае. Такой еще не наступил.
По-другому обстояло с информацией. Мало добыть ее, надо продать. Паша – халявщик. Я чувствовал себя учеников, чей труд всегда бесплатен. Утешал, что в будущем сторицей окупится. До будущего не дожить. Годки богатство ненадежное.
Информация пришла, как ожидаемая весна или зима, неожиданно. От нее нам прибавилось работы. Но она позволяла на первых порах ощущать свою значимость.
Прежде представлю некоторых своих коллег. Тем более, что в мире ничего стоящего не произошло. Над шариком постоянно ломалась станция. Кипели выборные страсти. Боря ломался, как рыжая девица. В городе зрели страсти по царским останкам, но их пока перекрывали выборы нового царя. Была еще война, но глубоко она войдет в сознание и душу масс чуть позже. Войдет в один миг и навсегда. Однажды утром узнаю, что мой бывший командир генерал Романов стал жертвой покушения.
                Бараны не мы

Приходит крошка сын к папе.
- Мне телка нравится.
- Так веди ее сюда.
- Она согласна, если у меня будет «Мерседес» и дом в два этажа.
- Допустим, продам твой «ройс», куплю три «мерса». Но нафига сносить три этажа?
Будь все мы такими баранами, не разрушили бы мир до основания. И уж точно не работали бы в охране. Надобность в ней отпала бы.
С чувством юмора у наших баранов тоже напряг. Если к сорока не приобрел друзей-приятелей, то и не пытайся. Они будут только напарниками. С чувством юмора, или без него. Они могут тебя не предать, но и помощи особой не жди. Усвоив это, легче служить.
Первым моим напарником стал Будулай. Звался он Витей, но за смуглость кожи, пышную черную шевелюру и крутой нрав его чаще именовали Будулаем или просто цыганом. Интуитивно удалось уловить в нем нотки порядочности. Он бросит тебя в пекло, но не оставит в нем. Когда-то он был подполковником, но кроме высокой и стройной фигуры ничего об этом не напоминало.
Вторым напарником был молодой парень Альберт. Несмотря на кровь, татарской вредности в нем не наблюдалось. А вот несмотря на немецкую кровь, Саня Шиц вредным был, как вся орда. Не знал, что наглость, упорство, бесцеремонность, стремление к стабильности в собственной жизни – немецкие качества. На службе он только и занимался телефонными разговорами с подругой. Потом она стала его женой, а телефонное воркование продолжалось. Паша относился к нему терпимо.
Описываю баранов и ловлю себя на какой-то мысли. Поймать бы. Необходим внешний фактор.
Побывал в своей части. Она показалась мне не родной. Дело в солдатах. При мне среди них часто встречались интересные личности. Сейчас же дистрофики, наркоманы и воры. Они создавали свои группировки. Это вроде эпидемии конца века. Набрел на мысль, что охранные структуры во многом подменяют армию, особенно мои родные внутренние войска. У них есть то, чего нет у государевых слуг. Кроме постоянной задачи, еще и право гнать в три шеи. Никакой условности. Война – другое измерение.
Чем больше узнавал людей, охранники это или клиенты банка, отчетливее проступала разница между армейской и гражданской жизнью. Между той, что была в Союзе, и этой, российской. Люди стали другими. На мой взгляд, хуже.
Один дядька в своей книге удивлялся, с чего это символом мира избрали голубя? Мол, заклевывает насмерть своего собрата. Взял бы автомат и очередями по стае.
Дурак ты, дядька, хоть и книги у тебя интересные. Не себе же подобного в символы. А, впрочем, почему бы и нет. Мир – это мы. А мы, как голуби, не только трахаем ближнего своего, но и забиваем дол смерти. Так что, голуби к месту.
Считается, что человек использует десять процентов своих мозговых возможностей. Это мы себе льстим. Создав во всем систему, нам хватает и полпроцента.
Такие вот разговоры и мысли присутствовали у баранов из охраны. Не всех баранов назвал, но они пока не в сюжете и им не грозит с моей стороны свинцовое отравление.

                История с Л.

С одним бараном случилась неприятность. Молодой тип всучил охраннику стольник баксов с просьбой обменять без очереди. Купюра оказалась фальшивой. Парня задержали, а охранника лишили места в банке. Вывод – нас щупают.
На следующий после этого события день уехал с одним из тех, кто на сюжет пока не оказывал давления, за спортинвентарем. Охрана решила напрячь мускулы для сдачи зачетов. Пока штанга таскалась по частям в багажник, я пинал колеса, протирал фары, дабы машина не подкачала.
- Вы в город? – вдруг слышу и вижу такую молодую и глазастую, что ответ мог быть только положительным. – Подвезете до вокзала?
Еще бы!
В дороге потрепались ни о чем. Девица звалась Людмилой. Комплексов у нее наблюдалось маловато, как и годочков. Я был старше ее отца на три года. У банка железо выгрузили  и поехали на вокзал.
Она появилась на следующий день. Был промозглый первый тур президентских выборов. Мы стояли на крыльце. Она напрашивалась внутрь, но даже наше тисканье на ступеньках было нарушением правил. Мною двигал не только заметно подросший банан, но и внутренний голос, вещавший развитие сюжета.
На второй день службы она появилась вновь. Но еще до нее мой доверенный человек сообщил, что в серой «волге» типы орудуют видеокамерой.
Любой город, ко всему прочему, еще и большая площадка для выгула собак. Я ненавижу собак по причине страха перед ними, потому выбираю их по росту. Это не всегда верно, ибо есть кобели и суки маленькие, а уже убийцы. Но такой уж я. Взглядом нахожу маленького пса с маленьким хозяином.
- Хочешь поиграть в шпионов? – спрашиваю ребенка и не ожидая ответа, продолжаю. – Видишь серую «волгу»? Погуляй рядом и посмотри, что делается в машине.
Ребенок воспринимает задание с живостью. Я воспитан Советами на подвигах наших разведчиков. Пацан воспитан американскими боевиками на подвигах их спецагентов. Природа человека одна – полезный авантюризм.
Через час юный Джеймс Бонд доложил, что в машине четверо мужчин. Курят, пьют колу и пиво. Один снимает на камеру.
Люда вошла в банк и сразу ко мне. День был не очень погожим, но она потянула меня на крыльцо. Глянул в окно. «Волга» стояла на месте. Ой, не чисто с этой молодухой. Иначе давно бы скакнул на эту суку.
Ни Люда, ни шпионский романтизм кровь мою не подогрели. На крыльцо не пошел.  Она назначала свидание на любой свободный день. Я обещал в принципе. Девица вышла, и мне в окошко показалось, что она подала знак.  Следом за девицей скрылась и машина. Внутренний голос не подвел. Сюжет развивался.
От встречи с девахой увиливал долго. Успели состояться выборы президента. В день второго тура все банковские вернулись с дач раньше обычного. Управляющий примчался позже всех. Бросил авто и бегом на избирательный участок. Накануне в Москве банкиры встречались с Борисом. Видимо, тот обещал им еще одни золотые горы. Наш филиал проявил верх дисциплины, какой нет даже у коммунистов.
Успел получить лицензию. Правда, это не бондовское право на убийство, но оружие мне дали. Смешно. Четверть века иметь табельное оружие, а после надо выправлять документы.
Первая командировка случилась в аэропорт на таможенные терминалы. Четверо охранников сопровождали десяток фур.
Ночь. Колонна. А еще краше – конвой. Рация. Романтика, а-ля «лихорадка на белой полосе».
- Двадцать пятый прошел виадук!
- Принял 25-й.
- 25-й прошел развилку.
- Принято.
Еду седьмым. Я самый активный в эфире. Конвой длинный. Умыкнуть фуру труда не составит. Для этого надо кое-что знать. Я знаю. Я наделен доверием. Азарт прет изо всех пор. Лихорадка возбуждает.
Колонну довели благополучно. И тут мне показалось, что я сожалею об этом. Ни погонь тебе, ни перестрелки. Характер у меня вовсе не охранный. Артист, романтик долбанный. Радуйся! Я радовался.
В штабе ждало сообщение – позвони! Люда ждала меня в общежитии. Была, не была.
Я не силен в жизни общежитий, но думаю, раньше было проще и лучше. Сейчас увидел голодных девок, приученных отдаваться за стакан водки и любую закусь. Возможно и тут соблюсти себя, но соблазнов больше. Мне их не жаль. С удовольствием флиртовал со всеми, целовался, но почему-то не возбуждался от их историй с эротическим уклоном. Маленькая круглая Наташенька роптала, что в свои неполные восемнадцать ни разу не испытала оргазма. Все перепробовала, дурочка.  Никак.
Потом ощутил, что юные шалавы стали вызывать эмоции. Люда была чем-то особенным. Ей одной мне не хотелось под юбку. По-моему, сюжет не дозрел. В эту ночь она поведала историю своей эротической жизни. Вывожу ее в отдельную главу. Но прежде она спросила мою фамилию. Я почему-то соврал, назвался Насоновым.

                История Л.

Никто меня не совращал. Условия такие выпали. Живем в однокомнатной квартире. Папа с мамой еще молодые, симпатичные, не прочь поиграть в паровозики.
Росла не дурнушкой. Пацаны толпами ходили за мной. Иногда гости, взрослые дяди, тискали и смотрели с поволокой. В четырнадцать появился парень, симпатичный татарчонок. Устоять не смогла, но против ожидания все получилось быстро и безвкусно. Он до сих пор рядом, считается женихом. Сейчас у него классно получается и он постоянно хочет.
В тот раз шла домой. У подъезда машина стоит, грузовик. Водитель живет в нашем доме, меня знает, я его. Шутки ради предложил покататься. Едем, а он из штанов и из машины готов выпрыгнуть. Со мной редко кто спокоен. На дискотеку пойти невозможно. Другие девчонки танцуют себе, а мне через минуту говорят: попробуй, танцевать мешает. И мою же ладонь прижимает к себе. Вроде и танцор хороший, а такое случилось.
Словом, взял знакомый водитель шампанское, угостил, и я решительной стала. Говорю: делай, что хотел. Он и сделал, да так, что при одном воспоминании вся мокрая. Часто с ним ездила, он и подсадил на секс, научил не залетать. Он разрушил возрастной барьер, я перестала смущаться взрослых мужчин, охотнее иду на контакт с ними, чем с кем из сверстников. Взрослые мудрее, хоть и слабенькие попадаются. Деньги появились. Не так много, давали, чтобы грешок свой замолить.
Я стсралась выбирать игривых. Как-то за рулем оказался здоровенный детина под два метра и спокойный, как гора. Я тут же ножки показала, глазками постреливаю, да рукой по его штанине. Гора в вулкан готова превратиться. Показываю, съезжай в лесок. Вижу – боится. Хочет, но боится. И все же съехали. Я его и так и этак, а он молчит и по сторонам зырит. Увалила его вместе с сиденьем и давай обрабатывать, а он, скотина, молчит. Уложил ручонки вдоль тела и не шевелится. Ну, думаю, доведу до каления и слезу, тогда запляшет. Из меня все вышло, а он даже не пыхтит. Не человек, агрегат, станок. Поднимайся, говорю, и поехали.
Поднялись и поехали. Он как был мною разворочен, так и едет. Спрашиваю: застегиваться будешь? Молчит. Смеялась так, что по всей трассе слышно было. Он так и уехал расстегнутый.
Мне везло. Подружкам и маньяки встречались и наркоманы, а мне все больше нормальные. Только однажды испугалась. Села, а в машине четверо парней.
- Ты нормальная, или с придурью? – спрашивают.
- А вы?
- Мы хорошие.
- Я тоже.
В тот день и вечер я была самая счастливая. Приехали на озеро. Ребята оказались студентами, предложили купаться обнаженными. Все выглядело забавной игрой, без сексуальных эмоций. Мне казалось, что я их всех люблю. Сидели у костра, пили, ели целовались. Потом мягкая эротика и нежный секс. Им было мало меня одной, а мне мало их четверых.
После таких праздников я радовала родителей учебой. Сейчас вот техникум заканчиваю. Я никого не любила, привязывалась, привыкала, пока не встретила Ро.

                Взять Инкомбанк

Смена выпала на выходной. Напарником был Будулай. Денек для Урала выдался если не теплым, то тепленьким. Внутренняя сырость бывшего детсада гнала на улицу. Да и некурящий цыган выгонял меня на крыльцо. Там я старался проводить большую часть смены, поглощая ультрафиолет и поигрывая пальцами круглой штуковиной, назвать до срока которую не могу, ибо она сыграла свою роль чуть дальше.
Во второй половине дня после приема пищи я был на крыльце. Будулаю, видимо, стало скучно, и он выглянул из-за бронированной двери, оборудованной электронным замком, и открывавшейся только изнутри.
Мы трепались обо всем только не о бабах. Он и я этого не любим. Увлеклись и не заметили, как дверь стала закрываться. Ужас объял нас , но было поздно. Ужас обуял так быстро, что практически мы его не почувствовали.
- Скоро доклад. Что делать будем? – молвил Будулай.
 Я пожал плечами и почему-то приложил свою игрушку к замку. В нем чего-то защелкало. В глазах цыгана, да и в моих тоже, засветился интерес. Замок взбесился. Нам необходимо было поймать момент щелчка на открывание. Момент мы поймали за несколько секунд.
Внутри, уже после доклада, сидевший в нас ужас вылез наружу и воплотился в вечный цыганский вопрос: «а если бы не открыли?» Он так и повис в воздухе, а наши взгляды устремились на то, что было в моих руках.
Детство нет-нет да всплывает у взрослых. Начались эксперименты. Я был выдворен с игрушкой на улицу, а цыган заблокировал дверь и включил сигнализацию. Игрушка на двери и посыпалось щелканье. Ловлю момент, открываю дверь и прислушиваюсь. Сигнализация молчала. Тут ужас полез даже через глаза. Повторили еще и еще раз. Доблестная иностранная электроника безмолвствовала. Мы смотрели друг на друга, и в глазах каждого читалось: « да нас тут как котят». С этого момента дверь мы запирали и на механику, ибо против лома приема еще не изобретено. Пока найдется второй лом, мы проснемся.
Обсудили это не вполне научнообоснованное открытие, договорились никому не слова. Лишь настойчиво посоветовать другим сменам  использовать механику.
Года через два после описываемых событий один такой народный умелец ограбил губбанк. Подозреваю, что именно этот случайный способ был применен, ибо все случилось под носом охраны. Мы люди честные, военные, из несостоявшихся дворян, потому в этом деле чистые. Я – точно.
Ближе к полуночи я впустил во двор очередную машину, закрыл за ней ворота и открыл калитку на выход с другой стороны. Сотрудник вышел, и пока я возился с замком, у контейнеров с мусором заработал двигатель машины. Включились фары, и машина двинулась в мою сторону. На автомате расстегнул кобуру, вынул пистолет. Машина притормозила.
- Скажи, у вас работает  охранником Юра Насонов? – спросили из машины.
Сказать, что я опешил, ничего не сказать. Мой внутренний голос нечто подобное подозревал, но мне не сказал. Не ожидал такой мудрости от внутреннего голоса.
- Первый раз слышу о таком, - сказал я и попятился к двери.
Машина резко тронулась с места и скрылась за домом.
Утром при сдаче смены радио сообщило, что полчаса назад группа неизвестных расстреляла инкассаторскую машину и утащила мешок с деньгами. Преступники скрылись на серой «волге».
Под вечер позвонил Люде. Договорились встретиться у нее дома завтра утром.
Она была одна. Люда подтвердила мои подозрения. Выслушав ее, мне захотелось ей под юбку, и я не отказал себе. Оторвался по всей камее и сутре.
Инкомбанк мы не взяли. Никто его не взял. Его взяли через год на высоком уровне и без наших штучек.
Читая Шаламова, понимал, что власть всегда берет. Потому и лезут в нее. Мне кажется, что такое может быть только у нас. Потому и вывожу, что глупа Россия, а еще более – коварна. И это я когда-то оберегал и должен любить?



                История Л. (часть вторая)

Все мои знакомства случайны. Как общительная симпатичная восемнадцати годков девица, попала в очередную компанию. Ро не бросался в глаза. Я даже не обратила на него внимания.
Танцы под старый магнитофон и он пригласил меня. Только тут я поняла, что такой мне и нужен. Он едва положил руку на талию, как я почувствовала силу. Вел он нежно, даже ласково, не пытался прижать меня. В танце мы уединились. Косточки так и заиграли. Не знаю, чувства сыграли или программа на силу, но сама себе сказала, что выполню для него все.
- Ты меня возбуждаешь.
- Я всех возбуждаю.
- Это и привлекает.
Знала бы, что дальше будет, по-другому пошло бы. Хотя не уверена. От мыслей отвлекали его сильные руки. А еще он сказал, что работает киллером в какой-то семье. Это не было похоже на рисовку. Этот сильный коротышка задурил мне голову. Наверное, в жизни я буду счастлива с тем, кто скрутит меня в бараний рог.
Утром Ро сказал, что надо понаблюдать за известным в стране банком и совратить с ума кого-то из охраны. Вечером он уезжал на Север к мамочке и к его приезду у меня должны быть результаты. Он дал немного долларов.
При входе в банк столкнулась с тем гигантом в «жигулях», оставленным мною без удовлетворения. Я удивилась, а он обрадовался. Так не должно было быть, но случилось то, что поручил мне Ро. Гигант работал охранником. Договорились о встрече.
Я понимала, зачем Ро нужен контакт в банке. А еще я слышала фразу про бизнесменов, бандитов и охранников. Три главные профессии в стране. Наверное, поэтому гигант и Ро встретились на моем пути.
Мы встретились утром, и он так же был рад, как накануне. Видимо, он тоже обдумывал нашу случайную встречу и ему она не нравилась. Он так и сказал, что рад, но и не нравится. Я старалась уверить его в случайности, в судьбе, но он ни во что не верил лишь едва сдерживал свое желание. На всякий случай спросила его фамилию и рассказала где можно меня найти. Больше мы не виделись до той ночи.
Ро вычислил график дежурства гиганта, и мы с вечера устроились в машине у гаражей и мусорных контейнеров.
Около полуночи из банка вышли несколько мужчин. Среди них был гигант. Он проводил остальных и закрывал калитку, когда Ро завел машину и мы подъехали.
- У вас работает Юра Насонов? – спросил Ро.
Гигант вытащил пистолет и сказал, что первый раз слышит эту фамилию.
Из тупичка мы уехали быстро. Ро сказал, чтобы я забыла сюда дорогу, что гигант назвался вымышленной фамилией, а это верная ловушка. Еще он сказал, что я дура.
Ро не давал мне уснуть всю ночь, а рано утром мы сели в машину и поехали. Остановились во дворах, молча ждали чего-то. Потом Ро показал на инкассаторскую машину и сказал, чтобы я заставила их открыть окно.
Внутри сидели трое в форме. Я сделала вид, что хочу прикурить. Один открыл окно и предложил зажигалку. Договорились вечером на этом же месте.
Едва я сделала десяток шагов, как услышала позади себя выстрелы. Оглянулась и увидела, что двое парней стреляют в открытое окно машины. Один просунул руку внутрь, открыл дверь и выхватил мешок. Они убежали во дворы.
Машину и Ро я не нашла.
Вот такая история приключилась со мной. У меня все.
- У меня тоже все, - сказал доктор. – Чтобы не попадать на это кресло, советую предохраняться. Что вы там рассказывали?
- Сон, - ответила я и нащупала в сумочке стопку рыжих купюр в банковской упаковке.

                Пить буду!

Служба в банке закончилась чуть раньше самого банка. Пошло поветрие иметь собственные охранные структуры и много наших перешло в банк. Меня и Будулая не взяли. Мы старые и лепить нас бесполезно.
В банке я взял немного опыта и потерял много гвоздей. Душа как свернутая афиша. Хочешь показать, что на ней, разверни, наклей на тумбу, или прибей гвоздями на забор. Этих самых гвоздей я малость растерял.
В армии все явно и проще. Есть! – и пошел выполнять. Главное очарование в армии – погоны. Не только для несущего их на плечах, но большей частью для всех остальных. Видимо, поэтому человек в погонах на дороге – шлагбаум.
А еще мне нравится прикол про русских. Пьяного будят, а он никакой. Тогда его спрашивают: пить будешь? Буду! – отвечает, а все равно никакой.
Эти посылы имеют прямое отношение к главе. Еще будучи в банке Будулай отлучался в командировки за спиртом. Теперь и я еду с ним в свою первую настоящую командировку, с карабином весьма схожим с автоматом Калашникова.
Едем, а водитель рассказывает свои истории по маршруту. Одна из них о том, как некие бизнесмальчики наняли две большие машины для доставки спирта.
Теплой летней ночью едут эти машины с грузом в десяток нолей стоимостью. В свете фар видят людей в погонах. Тормозят. Дверь нараспашку и ребята в масках. Тут уже не до погон. Ствол в зубах. Руки связаны. Машины едут уже с другими баранкокрутителями в недалекий лесок. Бизнесмальчики ехали в легковушке замыкающими, а теперь тоже связаны.
Слили питьевую жидкость, разобрали легковушку по винтику. Даже запасом харчей не побрезговали.
Банальная история. Ими полны газеты и передачи по телеку. Это все для читающих и смотрящих, но только не для меня и Будулая. Невольно мы прикидывали как бы действовали в той ситуации, которую поведал нам водитель, участник того случая. Он был в числе связанных и оставленных без еды на дорогу.
После таких рассказов не до сна. Он, слабая человеческая сволочь, подкрадывается неожиданно. Ты уже спишь, а кажется, что бодрствуешь, бдишь. И только толчок в мой бок Будулая возвращает в реальность. Будулай, скотина, старался делать это как можно больнее. Когда засыпал он, мне не хотелось его трогать. Я только смотрел на его лицо, но всегда получал в ответ: я не сплю.
Инструктаж гласит, а жизнь подсказывает. Мочевой пузырь тоже жизнь. Едва рассвело, остановились справить нужду и размять ноги. Пока Будулай увлажнял заднее колесо, я зыркал по сторонам. Он забрался в кабину, и тут же из меня полилась струя на доставшееся мне переднее колесо.
Откуда взялись две легковушки, ума не приложу. Они резко остановились перед капотом. Пятеро молодцев направились ко мне, едва успевшему выпустить последнюю каплю нужды. Хоть и без погон пацаны, а малость я все же оцепенел.
- Ну что, отец, рассказывай, что везем.
Ненавижу такие базарные завязки. Молча и крепко сжимаю карабин, опущенный стволом вниз. Едва шевелится мысль, а не поднять ли ствол? Не успею. Время упущено, да и не было его вовсе. Признаюсь, обзор для глаз был невелик, и стрелять зеньками, чтоб они повылазили, некуда. И тут слышу:
- Не шевелись! Стрельну!
Витя приставил пистолет к башке одного из пацанов. Те оцепенели не меньше моего. Я отошел и загнал патрон в ствол.
- Задом идем к машинам и едем , - командует Витя. А этот пока останется.
 Пацаны конкретно так попятились и попрыгали в машины. Витя отпустил заложника, и те рванули как сумасшедшие. Вслед им по асфальту посыпалась дробь.
Почему я стрелял? Не знаю, но полегчало неимоверно. Витя только посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Вот так мы справили нужду.
Какое-то время ждали – вдруг вернутся. Потом тихонько двинули. Только вот крючок мой палец ощущал еще долго. Отпустил лишь после слов Будулая: расслабься.
В этом месте справедливо будет обратить внимание на прикид Будулая. Сказать, что он был одет как бомж, не могу. На тот момент бомжей было не так много, эта каста только зарождалась, и сравнение с ней еще неплотно вошло в обиход. Скажу по-старинке: одет, как грибник.
- Теперь я понимаю  твой прикид. Маскировка. Уважаю.
Доехали нормально. Слились хорошо. Сами поимели. За патроны отчитался рапортом.
- Обмоем? – спросил Будулай.
- Это ты спрашиваешь меня, буду ли я пить? Буду.
Оказалось, что такая традиция есть: довез – обмой. Спирт мы везли не зерновой, а древесный. Им и обмывали. Правильно пел Высоцкий: «если б водку гнать не из опилок». Да и где столько зерна взять на такую страну и с такими запросами. Тайга большая, надолго хватит.
В банке тоже не обошли опилки. В коридоре все такие глянцевые, понтовые, ну прямо Голливуд. И праздники начинались по-западному. Ходят с бокалами какой-то «мараули», задами крутят, благо, есть чем крутить, понтят, мол, любимое вино Сталина. После смены удалось попробовать –свекольный сок разбавленный спиртом из опилок, Не рискнул бы я попадаться с таким вином на глаза товарища Сталина.
После литры випитой опилочный спирт казался ликером. Со знаками препинания мы говорили о том времени, когда мадера была мадерой, и о будущем, когда старка снова станет старкой. А пока – наливай.
…Еще раз ездил за спиртом. Показалось, что преследуют. Рванули козьими тропами. Ушли. До Тагила добрались без происшествий. Там нас тормознули налоговые органы и занесли в реестр. Говорят с тех пор ни у кого на нас поползновений не было. Тьфу-тьфу, но армия отморозков прибывает.

                Евдинский путч

Не до конца высушенные мозги испытали информационный удар. Где-то в глубине Урала мы с оружием захватываем завод. Вспомнились большевистские фильмы о якобы своей истории, когда они вооружали рабочих и делали маленькие вооруженные восстания. Сегодня эти фильмы кому-то послужили учебником. Успокаивало одно, мол, это где-то, пока не в нашем районе. Но как это бывает по велению свыше, едва открестился, как тут же влип.
Нам назвали приличную сумму. В экономически-политическом кавардаке цифры нала имеют больший вес, нежели любая философия. Свой карман ближе. И вот мы на задворках объекта с большими трубами и огромными корпусами цехов. Стоим в укромном месте, чтобы не мелькать перед окнами заводоуправления.
Три часа сидения и обед в автобусе. Потом еще три часа переваривания пищи. Тут всякий заволнуется. Вспоминается кому что, а мне американский фильм, когда снайпер сидел целый день в засаде, а потом побежал смотреть, мол, чего это цель глаза не кажет. Нервишки – дело тонкое. Чем туже натянуты нервы – тем острее реакция на старые шутки.
Масла в огонь подлил инструктаж: ударили по щеке – не отвечать. Ничего себе. Мы же не паломники, мы знаем, что бьют не по щекам.
- А если по сопатке?
- Не отвечать!
Какую-то насыпь мы обходили в сумерках.
- Как партизаны, - резвились здоровые мужики в камуфляже.
Цель – рельсы в несколько рядом и две будочки по обе стороны железной дороги. Одна для стрелочниц. Вторая для охранника.
- Не переживайте, свои! Вот пакет документов.
Вышедшие навстречу женщины вникли и успокоились. Наверное, им помогла интуиция. Эти создания острее чувствуют как беду, так и добрые намерения. К этому моменту мне лично казалось, что помыслы у всех нас были добрые.
Охранник-пенсионер дольше входил в обстановку. Это явно от большего опыта, который подсказывал ему, что в этой стране можно ждать чего угодно. Тоже вариант.
Координаторы акции сообщили, что первый шаг за нами. Внезапность – великий фактор. Суета крепких молодых парней на стороне противника оставила нас равнодушными. За нами армейский опыт. Он подсказывал, что главной трудностью будет не сама акция, а люди, человеческий фактор. Это понимали и на противной стороне. Началась борьба за эмоции заводчан. Бороться за мозги у нас всегда было делом бесполезным. Что в семнадцатом, что на последних выборах народ голосовал сердцем. Все, у кого сердца было меньше, а ума больше, сгинули на чужбине или в лагерях.
Первое время большинство говорили, что им все равно. Мол, паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Но тот же армейский опыт подсказывал, что никогда не бывает все равно. Опыт не подвел. Через несколько часов девоньки взахлеб рассказывали, что они десятками выпускают вагоны с готовой продукцией, а зарплаты нет. Вот вам и все равно.
Потом выяснилось, что у всех у них несколько тыщ акций завода. Первое противоречие, способное привести к путчу. Об этом нам говорили на политзанятиях в светлое время застоя.
Коварна Россия. Дивиденды по акциям и ваучерам должны быть, а их нет. Верхи понтов нагнали, а рассчитаться с народом забыли. Где-то и мои дивиденды летают. За такое убить мало не только рыжих.
Никто из нас не вникал в суть драки панов. Явно, что не все чисто, но после первых часов «драки» мы чувствовали себя на правой стороне.
Слухи имеют большее воздействие, чем любое официальное сообщение. Противник этим пользовался умело. Новая смена стрелочниц и охраны прибыла на рабочие места выбитая из колеи. Мы снова напрягли свои ораторские навыки.
Хлопот доставила охранница. Она шарахалась от нас, как черт от ладана. Никакой ключик не срабатывал. Треп о ее прекрасных глазах остался без эффекта. Эти прекрасные галаза излучали только слезы.
- Мочим, мужики. Посчитает нужным, сама расскажет.
 А она продолжала талдычить, что нам не понять ее чувств. Да, такое мнение бытует, что военные – чурбаны бесчувственные. Пусть так, тогда кто из поступавших в наши руки отморозков делал что-то пригодное для общества.
- Не понять вам, - продолжались слезы. – Мы еще от Демидова идем. Дед на заводе работал. Ему девяносто лет. Что я ему скажу? Я с пеленок на этом заводе, а вы его шведам продаете.
Почему шведам? Почему не финнам, или немцам? – размышляли мы про себя. Никто не просил нас вести идеологическую работу. Отчего мы взялись за нее? Загадка.
- В истории России немало примеров, когда известными заводами управлял иностранный капитал, и ничего, жили, - говорили мы вслух. – Тот же Демидов не брезговал займами у шведов. Славы России это не умаляло. Демидов у всех на слуху, премию его именем назвали, водку.
В сказанное мы сами до конца не верили. Демидов здесь вряд ли причем. Скорее – деньги. Но слезы враз исчезли. На нас смотрели сухие умные глаза, не лишенные очарования. Будет им чего деду рассказать.
На плацдарме мы закрепились надежно. Можно оглядеться, вдохнуть морозную свежесть, расслабить мозги.

                Костры революции

Чуден завод в ночную смену. Огонь мартенов, или как  там называются эти плавильные печи, беснуется, как на стартовой площадке. Сильная железная рука грузит лом. Льется металл в ямы. Такую красоту хочется взять в ладони.
Не верится, что где-то там все замерло. Информация о развале кажется нереальной. Золотомойка валится, а тут шурупы и гвозди приносят большие деньги. Демидов знал за что браться.
 Тепловозики воробьями скачут с ветки на ветку. Процесс идет.
Ненавижу последние два слова.
 Мы вроде бы поставлены, чтобы процесс не замер. Отчего же так муторно? Процесс же шел и до нас.
У товарища Бендера было четыреста способов отъема денег. Здесь бы хватило одного. Говорят, хорошо помогают запарки с подставными фирмами.
 Даже заводской ночной романтизм не убивает побочных мыслей. А ведь это не моя проблема. Сильна привычка сначала думать о родине, а потом о себе. Чем скорее избавлюсь от таких мыслей, тем скорее карманы наполнятся. Может быть.
Под утро вокруг часового собралось много народу. Они получили деньги. Их выдавали в цехах прямо из мешка.
Делились впечатлениями. Тон беседы показывал, что напряжение спадает. Только сухонькая женщина уверенно доказывала неправомочность ситуации. Она деньга не стала получать. Вечером так заявляли многие. Ночь изменила из взгляды. Утро вечера мудренее.
Атмосфера отношений теплела, а погода портилась. Многие из нас приехали налегке. Как назло устроители акции вспомнили, что телефонная станция еще в руках прежней администрации. На прорыв бросили меня в паре с новичком. Тоже мне два матроса с Балтики.
С пруда тянуло. В вагончике охраны холоднее, чем  на ветру. Там, где тепло – форменная кобра. Точнее кобра в форме, из числа местной охраны. В телефонку нас не пустили. Хорошо бы костерок, но робость чужой территории удерживает от огня.
Через пару часов мерзлоты мы решили, что хватит гадюк и робости. В бочке развели огонь и малость согрелись. В основном от беготни в поисках дров.
У бочки с огнем мы точно матросы с Балтики. От костра веяло не только теплом , но и семнадцатым годом. Только оружия ни у кого из наших не было.
Утром полтора десятка рабочих с помощью группы молодцов из прежней охраны попытались прорваться на рабочее место, но два мерзлых матроса стояли насмерть. И не столько по убеждению, а исключительно в силу полной окоченелости. Похоже, что и балтийцы взяли Зимний, чтобы было где переждать холода.
Видимо, мы не очень походили на балтийских матросов, скорее на камикадзе, ибо превосходящие силы противника отступили. С чем только они нас не сравнивали, даже с фашистскими выродками. В одном мы сошлись – с семнадцатым годом. Вот только бочка наша потухла в ходе словесной атаки.
Телефонку мы так и не взяли. Но даже бывшие военные остаются на высоте: рядом мы оборудовали запасной командный пункт.
Это были самые памятные сутки в той командировке. Они принесли понимание, что время наступило революционное. Слава Богу, что не надо выбирать, на чьей стороне выступать. Кто платит – тот и справедлив.
Справедливо и то, что хорошо там, где нас нет. А там, где мы, почему-то всегда ветер перемен. Сомнительно только, что перемены к лучшему.
На запасном командном пункте шутники вывесили портрет Ленина и поставили в углу красное знамя. Координатор акции так и сказал: шутки ради.
В печати поднялась буря. Грязи вылито немерено по обе стороны баррикады. Работали оплаченные журналисты.
Среди грязи должен был затеряться золотой камешек. Я принял все сердцем. Посчитал путч прорывом к свету. От этого было хорошо. И все же самородком в этом шламе была та, из династии, берущей начало от Демидова. А мои мозги радовались купюрам. Такой радости можно и больше.
Кроме этого скромного желания нарушений заповедей в этой главе не нашел. Про захват и передел собственности слышать не хочу. Почему? И этого знать не желаю.

                Первый патрон

Провоняло в провинции. Дежавю какое-то. Глаза видят то, что вчера видел по телевизору. Девки вдруг все деловые, точно в американском кино про деловую бабу. А кто не деловая, так просто красотка. Только я не Ричард Гир, а Юра Донской.
Парни все жуликоватые, пальцы топырят, как хреновы грузчики из оклахомы. Охранники сплошь мейсоны западного побережья.
Когда нет своих идеалов, начинаются понты. Поговаривают, что в высшем свете снова принято рыгать и хрустеть. Скоро начнут жрать собственные отходы. А что? Возвращение в древний Рим. Там если гость не рыгал на пиршестве, он выказывал неуважение хозяину. Если у нас древний рим, пора стрелять.
Свежесть дает только баня. Остальное – деза. Дезодорант.

                х  х  х

Что может быть хуже двух охранных структур на одной территории? Только полное их отсутствие.
По графику я попал на «Гробиент», торгующий бытовой химией, дезодорантами и всякой парфюмерией. Нас в смене двое. Старший обеспечивает наблюдение и смену, когда младший идет на обед. Младший сидит в кассе фирмы. Перед его глазами хрупкая дверь, а позади не менее хрупкая дверь в ту самую кассу, где сидит кассирша.
Старшим выступал я. Времени для наблюдений предостаточно. Территория базы развитого социализма – клондайк для отмыва денег. Но это не мои проблемы, а мои наблюдения.
Ворота на базу охраняло иное предприятие. Я видел этих чужих охранников в основном за принятием горячительных напитков. Народ в меру опустившийся, но с оружием. Зато крутизна на их лицах была нарисована неимоверная.
Мы снимали каморку у туалета. В ней сидел я, а после закрытия «гробиента» в ней сидел и второй номер. Обход нашего склада мы обязаны вести по графику, но опаска встретить чужую охрану и принять их за воров, рушила все графики. Вот таким макаром мы кое-как ладили. И все же я чувствовал, что конфликта не избежать. Да и не только я это чувствовал, они тоже. Но сначала о более жизненном.
За второй хрупкой дверью, что за спиной охранника, сидела кассирша Таня. К тому времени я уже был убежден, что все бабы с таким именем мнят себя вечными студентками. В смысле – молодыми. А эта ко всему была молода и в самом деле. Мои мысли на раз рисовали картинку, как я ее имею прямо на кассовом аппарате. От мыслей до поступков мне далеко, ибо гормоны во мне играют уже не так бойко. Бабы это чувствуют, а я не получаю удовольствия от наскоков. Мое – это чувство, толк, расстановка.
Был в нашей охране необыкновенно симпатичный Леха. Сразу и не скажешь, что Леха охранник. Казанова отдыхает. За эту его симпатичность ему доставались самые выгодные контракты на личную охрану. Был он «телком» у самого знаменитого на тот период скрипача, уроженца нашей области, а проживающего в Голландии.
 Я завидовал Лехе. Не настолько, чтобы стрелять, но все же. Это характеризует не столько Леху, сколько меня. Порядочность – черт ее дери. Цыган чуть позже скажет, что я достал его своей честностью. Можно подумать, что я должен посетить дурдом. Не задумывался, как порядочность выглядит со стороны, но она меня грела. Она была единственным из оставшихся удовольствий.
 Кто бы сомневался, что Татьяна достанется Лехе. Я бы тоже ему достался, положи он глаз на мою задницу. Удивило и местами восхитило иное. Ему досталась ее машина новейшей по тем временам  модели. Ему достался и ее муж, которого он опекал и при котором не таясь трахал Таньку. Когда ее посетил беременоз, стал вопрос: что делать с ребенком? На рождение требовалось согласие мужа. Он согласился. Я так думаю, но точно сказать не могу – Леха покинул нас.
Вот такой  случай, достойный повести под названием «Сука».
За хрупкими дверьми кассы разыгрывались и не такие сюжеты, но я мог только догадываться. Охрана часто и громко заявляла, что дверная картонка не спасет. Меня это волновало особенно в обеденный перерыв, когда я становился вторым номером. Ложил на стол карабин, досылал патрон и мысленно готов был кончить любого на любой подозрительный звук. Даже Татьяну, если доведется заподозрить что-либо неладное.
Хозяева сильны задним умом. Это обходится им дороже, но это их деньги. Вот только жизнь наша. Чего мы боялись, на то они и напоролись.
Моя смена закончилась в девять утра. Через три часа хлипкая дверь в каморку скрипнула от ключа. Часовой ничего не заподозрил. Ключ кроме кассира имел бухгалтер. Это и была роковая ошибка главным образом хозяев. Им предлагалось впускать только по паролю или голосу. В тот раз охранник отдыхал с пробитой головой, а кассир прикованной наручниками к батарее. Деньги, естественно, исчезли.
Этот случай подорвал наш авторитет неимоверно. От другой охраны слышались язвительные слова. Мы не отвечали до того самого праздничного дня.
Нести службу в выходные и праздничные дни неимоверно долго. Мы старались развлечь себя, чаще выходили на обход. Помогало и то, что торговые дела не останавливались. Транспорт прибывает, его разгружают, что позволяло охране подработать. Штатные грузчики отдыхают, а простой машины дело недешевое, вот и платили охране наличными. Наш склад редко страдал машинами, а охрана на воротах отвоевала себе право на машины других складов. Они и после смены оставались.
На маршрут мы вышли полным составом смены, вдвоем. На поту попалась разгружаемая машина. Бросили пару слов на предмет прозондировать почву, и тут один из обколовшихся грузчиков кинулся на нас. Я делаю шаг назад и оступаюсь. Не знаю, что меня дернуло в падении вытащить пистолет и передернуть затвор. Также не знаю, что меня остановило, когда подошва нападавшего появилась перед моим лицом. Наверное, еще не пришло время стрелять, а скорее визг женщины. Напарник оттащил взбесившегося обалдуя. Поднявшись оценил ситуацию и понял, что баба не стала бы свидетельствовать в мою пользу. Я просто позвонил в милицию.
Менты приехали часа через четыре. Стоят и смотрят. Потом люди при погонах сказали, что от меня зависит – в кутузку, или разбежимся. Это второй случай, когда я пожалел. Пожалел обалдуя, пожалел, что вызвал ментов. Утром не завелась моя машина, и я пожалел свою жалость.

                Душа побоку

Как говаривал мой знакомый, сбылась мечта идиота. Случайно оказался в конторе, где начальство подписывало контракт на хранение тела. Это, конечно, не скрипач и не депутат госдумы, коих охранял Леха. И тут я на глаза начальству нарисовался.
Что я знаю о хранительстве тела? Отрывки из американского кино, да советы начальства: принял тело – сдай его в сохранности. Мне интересно стало, а наличие души в теле обязательно? Может, важнее его карман?
Тело оказалось маленьким круглым госслужащим. Его подопечная территория в центре города. Он решил сдать угол в аренду. Как водится, образовалась конкуренция. Выбрав одного, остальные автоматом становились врагами. Враги, как и положено, обещали порешить.
Время действия контракта до момента оформления бумаг на аренду. Дальше хоть режь, хоть сырым ешь. В среднем эта бюрократия могла продлиться около месяца.
Мне немного повезло, В хранимом теле теплилась душа – наполовину чиновничья, а остальная часть – творческая. За первой часть я следовал как истукан. Со второй частью посетили ряд интересных мероприятий. Пару раз засветились в новостях по телевизору. Коллеги тут же обозвали меня телезвездой. Глядя на экран, не подумаешь, что под галстуком у меня бронник, а под рубашкой пистолет.
По возрасту мы одинаковы, но друзьями не стали. Может оно и хорошо. Так угодно всевышнему, а идти ему наперекор, не было никакой мочи. И все же один эпизод в несколько ином стиле я поведаю. Выпал он на последний день.
                х  х  х

Судьба – гадина. Не раньше, не позже. В самую стужу. Романтик бесов, не сиделось в тепле.
Упакованный в бронежилет, напичканный оружием и спецсредствами, сижу в засаде. Хорошо, что не в сугробе Тачку, похоже, на улице тормознули.
Собственно, какой я охранник. Наемник. Сдал в аренду свое бренное тело. И водитель такой же, и машина его. Только водиле что, начнись чего, он по газам. Халатик белый надо было бы истребовать, чтобы на снегу летний камуфляж не отсвечивал. Да еще артподготовку заказать и удары авиации. Чего не родиться было в Африке. Тепло и бананы. Наш наниматель – вылитый Чомбе. Его бы гуталином покрыть, ну вылитый.
Это нервы. И то сказать, сижу в центре города и не ведаю чего творить в случае чего. Кругом спецслужб в офисах, как стоматологов нерезаных Но хозяин знает, что кобыле делать. Надеюсь. Говорили, он тоже родом из тех служб.
- Михаил Никифорович, поведай еще разок план действий, - пусть говорит, диктатор. – Поиграем в командно-штабные учения, пока не началось.
- Ну давай, - говорит врастяжку хозяин. Это он так играет в спокойствие, стиль держит, а внутри, поди, клокочет. – Наша  задача не допустить прорыва неприятеля к объекту.
- А если он с ментами явится?
- Ментов пропустить, а его костьми лесь.
- Чьими костьми?
- Твои кости, тебе и решать.
По контракту костьми рискую я . Вздыхаю, а он смеется.
- Попробуем спровоцировать. Мужик он горячий, получится, - рассуждает заказчик.
- А если?
- Ты знаешь, где я работал?
- В КГБ.
- Главный метод нашей работы – не ждать милости от природы, а спровоцировать ее.
- От природы хрен дождешься.
- Его-то от нее и дождешься. Растет, где попало. Сорняк. Мы имеем дело с культурными растениями, их удобрять надо, поливать.
- А потом из них шпионы вырастают.
- Смотря чем лить.
- Лучше в колыбели и цианидом.
- Вот я тебя и спровоцировал.
Я перевел свою речь в диапазон мыслей. За такой базар раньше и погореть можно, а при желании, то и сегодня не поздно. На моей памяти он первый из гебешников, кто так откровенно гордится провокаторской  работой.
- Закон на вашей стороне?
- Закон должен быть прямым и четким, без сучков, как вот эта дорога до поворота. Поворот – уже не закон. У нас, сам знаешь, какие дороги. Да еще и сугробов по обочинам навалено. Потому и сидим здесь, чтобы наши люди первыми попали к чиновнику за подписью. Если враг пройдет, то мы станем не интересны даже сами себе.
Интересно, какую должность могла занимать в органах эта голова?
- Ни одна страна не издает разрешительные законы, - излагал Никифорович. – Только мы. И что интересно, сами себя убеждаем, что только учимся. Первоклашки. А что за плечами страны тыщи лет опыта, напрочь отбросили. И еще интересно, что мы сами стали верить в свою детскую непосредственность. Потому и законы наши, что коленвал. Говорят, что закон как дышло. Так он и должен быть таким, ровным и упругим, в полной эрекции. Но мы же великие, мы не можем не продолжить: куда повернул, туда и вышло.
- А нельзя ли Никифорович, жить по-людски, по христиански, а то мочим кого не попади?
- Эх, простота. Если на данный момент мы похерили марксизм, то это не означает, что его законы не действуют. О чем гласит главный закон марксизма? А гласит он, что за три процента прибыли человек упирается рогом. За двадцать процентов он упирается двумя рогами. Если светит сто или двести процентов, он сметет все на своем пути.
- С красными бычьими глазами можно смести и саму жизнь.
- А ты сомневаешься?
Не ведающий о законах марксизма водитель ударился об крышу головой.
- Сходи, глянь, наши на месте?
- В приемной уже. Уборщица их шугает.
- Видишь, сколько ступеней проходишь на полусогнутых. Уборщица, секретарша.
- Тыщи поколений сменилось, а человек остается странным существом.
- Цвет истребили, сорняк остался.
- На сорняк не согласен.
- Дураки мы все! – От этих слов водитель прогнул крышу. – И шеф наш дурак был. А где умного взять, когда в инкубаторе только такие.
- Ну ты даешь.
- Давать нечего. Сами чиновников породили. Теперь он нас парит. Нам остается угадать и угодить. Нет личности. Потому  и ГКЧП провалилось. Потому Союз рухнул. Потому затосковали по Сталину, Пиночету. Мы за личность принимаем тирана, а это не так, это нечто отличное.
- Тоже подозреваю, что крутизна не самое личностное качество, но и лоховатость не по душе. А шей служит?
- Большой человек в столице. Золотым запасом ведает.
- И я не прочь таким дураком быть.
- Закон марксизма действует безотказно. Глянь.
- В приемной. Секретаршу охмуряют.
- Привычка. У нас народ не испытывает ни радости, ни любви, только привычка. Еще терпение.
- Терпим, а петух уже жарится.
- Чиновник и есть петух, только поди попробуй его изжарить.
- Врешь, Никифорович. Твое ведомство проводило неестественный отбор.
- А там разве не люди. Я не из другого инкубатора.
- Получается, что человек не сапиенс вовсе. Тогда кто же разумен?
- Природа. Она единственная, кто мстит человеку за неразумные действия.
- Совсем мозги завязал. Назад к природе? Да кто пойдет на это. И личностей у нас хватает, глянь сколько депутатов.
- Сами не повернем, она заставит. А если не согласимся, то конец света. А депутаты сплошь про то, как они славно начнут тратить деньги, и никто про то, как он будет их зарабатывать. Выродимся мы в инкубаторе.
- Так может и не сопротивляться?
- Свет в окне. Посмотри.
- Ступили на ковер. А секретарша – жаба.
- Еще четверть часа посидим и все. Жалуется Иван-царевич отцу на свою жену. Выслушал царь и молвит: говорил тебе, не бери жену из лягушек.
- Объект так и не показался. Сдался?
- Эта гнида сдастся, жди. Скольких подмял. Сигнал в окне. Дело сделано. Трогаем.
Мы двинули по ровной, как закон, дороге. Ветер вел разборки со снегом. Из-за поворота выруливала искомая машина.
- Вот он. Молодцы, ребята.
- Выходит, мы не единственный рубеж?
- А ты думал. Изучай марксизм.
Такой получилась засада. Оставалось удовлетворить любопытство – кем же был в органах Никифорович?
Лучше бы я не делал этого, мозги бы не потекли. Никифорович был тем, на ком строятся все армейские анекдоты – прапорщиком.




                Отход на Север

Не уверен, что эта глава необходима в сюжете, но она самая романтичная и природная.
Помните Леву Толстого, написавшего «Войну и мир»? Большое и глубокое произведение, как говорили нам в школе. Особенно восхищались в мое время описанием дуба. Не знаю, в чем там дело с этим деревом, не читал, но меня пытались убедить, что в ентом сюжете сама суть всего многотомника. Лишь побывав на крайнем Севере, понимаешь, что в том сюжете действительно есть суть. Ничто не может сравниться с природой, даже человеческие отношения. Хотя куда без них.
Мне доверили сопровождать груз карго. Это когда наши люди покупают за границей товар и отправляют его отдельно от себя. Подозревая, что не лучший способ контрабанды. Ну да не дело это охранника.
Предполагалось, что туда я повезу товар вместе с водителем, сдам его, получу сумму в баксах и привезу их. Но в последнюю секунду со мной послали доверенного товарища от фирмы. Ему же поручили привезти баксы. Я новый, а он проверенный. Звали его Димой, был он молодым и решительным.
Сели мы в белорусский грузовик. От татарского этот отличается числом мест в кабине. Тут и началось. Дима хотел ехать пассажиром, а меня отправить на спальное место, что запрещала моя инструкция. Первая стычка закончилась в мою пользу.
- Или я еду на своем месте, или я не еду вовсе! – знай наших.
 Дима отступил, но затаил злобу. Она выскакивала из него всю дорогу. Двое суток злобы. Кто это выдержит?
Хрен с Димой. Главное достоинство этой главы – природа.
Тайга. Дорога, переметенная снегом. Редкие экспедиции газовиков или нефтяников. Они кладут или перекладывают трубы. Красота. Если кто этого не понимает, место ему в Сахаре среди дорог, переметенных песком.
Не понимаю тех, кто рвется к Черному морю. Песок, галька, скорпионы и горы нежного женского мяса. Неужели этого не хватает в быту. Другое дело Север. Ни тебе гадов, ни тебе сволочей.
Дорога идет по убывающей. Лес все короче и вдруг за какой-то речкой кончается совсем. Вот она тундра. Вот он кайф.
Кто-то назовет меня шизиком. Я с детства такой. Южное лето, ты тискаешь девку в озере – это кайф. Но кто из вас пробовал девку под заснеженным деревом, когда она голыми руками держится за ствол, а ты ее в самое теплое в мире место? Если это не кайф, то я извращенец.
Зимний пейзаж портят группы людей вдоль дороги, торгующие орешками и свежемороженой рыбой. Человеки вообще не вписываются в окружающую среду. Они возвращают меня в меркантильный мир, где ты, разумен или нет, а кушать хочешь.
Дорога через тайгу. Я готов пройти ее пешком до последнего метра.
Затор. С полсотни фур впереди. Нансийский мент крутит палкой. Иду с винтарем поглядеть. На меня ноль внимания. Здесь привычен человек с ружьем.
Вижу и удивляюсь – какой-то романтик влетел на верхушку сосны вместе с машиной. Наверное, тоже залюбовался природой, а теперь висит вниз головой метрах в тридцати от земли. Не слышал, чтобы здесь строили трамплины, природных хватает. Это в Альпах ими увлекаются
По тому, как я завелся в тексте, поймете мое состояние. Если бы стал анализировать свою жизнь, то нашел бы в ней, что все значимые события случались зимой. Летом – сплошные глупости. Для большинства зима – период, который надо переждать. Если выкручусь из главы, докажу обратное. Вот только почему люблю зиму, а обожаю летнюю рыбалку?
Эх, Дима. Если бы не ты, написал бы такую главу о природе, закачаешься. Ты мне всю малину обгадил, но убивать тебя не стану. В последнее время стал замечать, что тот, кто дядю Юру обидит, долго не живет. Странно.
Сгрузился Дима с проблемами, но наличку доларий получил. Перед этим случилось небольшое приключение на Оби.
Погрузились на паром. Отъехав пару километров, остановились переждать туман, дабы не столкнуться с чем-то на воде. Всю ночь ждали. С водителем пузырь раздавили. Дима отказался. Не люблю бывших алкоголиков. Подозрительны они. Депрессантов в их крови много.
Утром двинулись дальше. Хороша Обь в начале зимы. На берегу баба удочки раскинула. На встречных судах рыбины под метр распахнутые висят, вялятся.
Ночь прошла в разговорах с водителем. Плыть долго, решили отдохнуть. Так поступили и все остальные пассажиры парома. Едва задремали, раздался грохот и наш МАЗ как-то странно приподнялся, будто на мину налетел. Когда оклемались, выяснилось, что паром налетел на топляк. Какое-то бревнышко разворотило борт корабля и нашу машину. Мы налетели на соседний грузовик, тот подмял несколько легковых машин. Среди людей пострадавших не было.
Остроту ощущений словами не передать. Мы плыли. Повреждения пришлись выше ватерлинии. В конечном пункте с денежной компенсацией от капитана съехали все. Мы остались и те, кто не смог завестись. Никакие деньги нас спасти не могли, только ремонт.
Еще несколько часов плыли в какой-то затон. Здесь природа еще красивше, но ею любовался только я, остальные подсчитывали ущерб и старались раскрутить капитана на бабки.
В затоне оказался небольшой ремонтный завод на воде. До нашего появления ребятки удили рыбку. Я смог рассмотреть вблизи распахнутые тушки. Удивляло, как такую громадину можно вытащить удочкой. С килограммовым карпом намаешься, а тут не один десяток. Ребята оказались профессионалами не только в рыбной ловле. За час сделали из гнутой машины конфетку. Паром повез нас к месту высадки, чтобы потом самому вернуться для ремонта. Уверен, что от следов аварии на пароходе и следов не осталось.
Ехать обратно в тесноте с Димой мне не хотелось. Глава закончилась бы незапланированным трупом. Когда он отлучился с клиентами, я взял суму с десятками тыщ баксов и уехал на вокзал. Водила выразил глазами удивление. При нем я опломбировал суму, не пересчитав наличность. Никто этого не ожидал от охранника, потому не успел подложить хрюшу.

                Анка наливальщица

Попутчик важен вообще, а не только в охранном деле. В очереди за билетом стоял за приличной женщиной в поношенной одежде. Одень ее прилично, так королева красоты. Я сумел разглядеть в ней человека, хотя считаю, что человеком женщину называть не могу.
Мы познакомились, походили по магазинам, где я приобрел продукты на дорогу и пузырь водки.
Пассажиров в вагоне было немного. Купе не достал, пришлось обходиться плацкартой. Она пить не стала, а мне надо было согреться и расслабиться. Напряженный охранник привлекает внимание лихих людей.
Говорить не хотелось, сам бы послушал чего-нибудь. Попутчицу звали Анной, она говорила без остановки. Оказалось, что ей за семьдесят. Дурак, я ей секс предлагал.
Родом Анна из Кисловодска. Там и проживает. Был и я там один раз, красивое место, если не знать, что это еще перевалочная база всякой нечисти. Познакомился с бытом турок-месхитинцев. В свое время они были высланы господином Сталиным в северные края. Я встретил их в момент массового их возвращения. Грузия их не впустила. Кажется, что я понял почему. Они годами не моются, а выливают на себя ведра одеколона.
Анна – баба с высшим специфическим образованием. Она – химик. В молодые годы работала на Байконуре, ракеты перед стартом заправляла. Тогда главным там был маршал Баграмян. Если я позарился на нее в семьдесят, то представляю, какой ее видел маршал. Он вряд ли ее использовал только в роли химика. Если не так, то не понимаю армян.
Когда выяснилось, что Анна ко всему и доктор наук, к ее имени я прилепил отчество – Петровна. На Север ее занесли друзья и дети. Сам собою затеялся разговор про дела кавказские. Она рассказала, как чеченцы скот воровали, да и остальное, что плохо или хорошо лежало. Как они воровали людей еще в тридцатые годы. Как насиловали наших баб. Ни одного хорошего слова в адрес «чехов» и некоторых других народах Кавказа.
Меня в молодые годы пытались убедить, что маленький, но гордый народ гор всегда честен и справедлив. Анна Петровна этого не подтвердила. Да и все мои бывшие сослуживцы, прошедшие первую чеченскую войну, этого не подтверждали. Они больше молчали, но в застольях не скрывали эмоций. Обмануть русского для «чеха» дело чести, показатель их крутизны. Верить им нельзя. Мира с ними никогда не будет. Тому  история последних двести лет свидетель.
Проблема с чеченцами меня привлекла еще на службе в дни советской власти. Два раза в год вместе с новым призывом выходила директива, где отдельной строкой стояло: в роте должно быть не больше одного чечена. Иные кавказцы сами не скрывали, что у них все знают, что один чечен – хорошо, а два чечена – всегда банда.
Сколько помнит себя история, Кавказ всегда доставлял массу беспокойства. Возьму грех на душу, скажу, что Иосиф Виссарионович принимать крутые меры по отношению малых, но гордых народов северного Кавказа зря не стал бы. Конец века показал, что он принимал меры не на пустом месте. Народы вернулись, намутили воды и не отстояться ей и в новом веке.
Все из рассказов Анны Петровны я слышал не раз, но она подтвердила слухи по некоторым эпизодам. Слышал я, что резню на Кавказе остановил Гитлер. Воспользовавшись войной, господа горцы задумали извести славянское население, и лишь вмешательство тогдашнего лидера Германии остановило их. Адольф пригрозил истребить самих горцев. Оригинал той вражеской директивы Анна Петровна держала в своих руках, когда работала в потаенных уголках архива. Не верить ей у меня причин не было. Одно недоумение вызывало: почему это не обнародовать? Неужели молчание укрепляет дружбу народов?
Закончилась дорога. Оружие и деньги сохранены. Я успешно сдался. Можно отсыпаться, но через два дня вернулась машина, и меня вызвали начальники. Оказалось, что я всю дорогу пьянствовал, что Дима удерживал меня, чтобы не вывалился из кабины, что он постоянно охранял мое ружье. И я похитил деньги.
Подозреваю, что в ту минуту меня посетил «кондратий». Даже чеченцы не опустились бы до такой низости. Мне устроили очную ставку. Она проходила на той фирме в стеклянном скворечнике, оборудованном в ангаре на уровне второго этажа. Дима дрогнул. Я обратил внимание арбитров на его состояние. Оправдываться не стал, двинул прямым ударом в его рожу. Дима перелетел через столы, проломил стекло и свалился на груду коробок. Все мои командировочные ушли на возмещение причиненного ущерба. Зато болеть перестало.
Вот такая плата за лечение случается.

                Лапаевский излом

Тишина всегда не перед добром.
Тишина всегда опаснее грохота.
Грохот что? Пойдешь, посмотришь, что там гремит и все.
А тишина? Пойди, посмотри чего так тихо.
Омоновцы из Тюмени два Вовика и Костик тишину ненавидели. Все, кто был на первой чеченской, ее терпеть не могли. Ругали чем попадя, а заодно и правительство. Но больше всех тишины боялся Леха по кличке Гаврош из той же Тюмени. Кличку он получил за пристрастие бродить по полю после боя и собирать всякую боевую гадость. Все обыкновенное он сваливал в кучу, а необычное забирал себе. Он знал, что со временем находки у него отберут, но когда это еще будет. Приглянулся ему револьвер, сделанный еще до восхождения на престол последнего царя. Во время гнетущей тишины, а именно такой она бывает на Кавказе во время войны, он клал в барабан револьвера один патрон и играл в игру, которую почему-то по миру называют «русской рулеткой». Гениальное изобретение от тишины.
Сидел Леха у огневой точки, сделанной из мешков с песком. Внутри и один не развернется, а в русской рулетке публика важнее патрона. Многие наблюдали забавы Лехи. Кто издали, а два Вовика и Костик ближе других. Как-то раз одному из них взбрело в голову усложнить игру. Теперь не узнать кому именно.
Смысл в том, чтобы сделать игру групповой. Согласились быстро. Забрались Вовики, Костик и Леха в огневую точку. Омоновцы комплекцией не парни на подтанцовках, а в точке, как упоминалось, и одному не развернуться, а тут четверо. Сгрудились ребята вокруг солдатской кружки и дышат с азартом.
- Давай! – послышалось из точки.
Первый вылетел Леха, за ним все остальные. Последним Костик. Взрыв настиг его на пороге.
Улеглись звук, пыль, гарь. Стоят мужики и морды у них, как у котов после сметаны.
- Классно! – роняет кто-то и все ему кивают.
Парни положили в кружку гранату и бросились на выход. Кто не успел, тот опоздал, как говорится в народе. Им всем повезло в тот раз. Не по словам, а по их харям видно было, что адреналину они получили выше крыши. Кто помоложе в роте сложили разнесенный блиндаж и утром ничто не напоминало о случившемся.
Адреналин самый сильный наркотик. К нему привыкаешь от одной мысли, задолго до его употребления. А главное, он выделяется самим организмом в больших количествах.
Утром рожи омоновцев светились. Не так, как вчера, но все же. Собравшиеся сообразили – щас начнется. И не ошиблись. Братаны, породненные общей страстью и тротилом, забрались в огневую точку. Через какое-то время из точки выскочил Леха и тут же раздался взрыв.
Командиры приняли решение, что «чехи» лупанули из «мухи». Жертв трое. И, правда, не напишешь родне, что ребята устали от тишины.
Такую историю рассказал Игорь, бывший мент из патрульно-постовой, а сейчас охранник не из нашего ЧОПа. Мы вместе прибыли в Лапаевск для охраны металлургического завода, выплавляющего ферромарганец. Не знаю, как правильно пишется название этого продукта.
Нас два десятка. Половина из нашего охранного предприятия, с остальными предстоит познакомиться.
С Игорем я сошелся в дороге и всю командировку мы были в паре. Он поведал много чего из своей чеченской войны. Все истории были из серии, которые вряд ли скоро опубликуют. Еще он был опытным по части скорого раскрытия разных темных сторон жизни. Он быстро ориентировался во всяких злачных местах, что неоценимо, ведь нашей задачей было предотвращение хищения этого самого сплава, названного нами ФМ.
Как-то довелось держать в руках слиток золота. Так этот ФМ при таком же объеме тяжелее будет.  Удивляли пацаны, малявки, таскавшие на себе ФМ по полмешка. Мы этот вес поднимали втроем. Увидишь такое, поймешь, что значит «жить захочешь – завертишься».
Завод с двух сторон граничит с водой. По одну – река, по другую – озеро. Через озеро проброшен понтонный мост, соединяющий дальнюю часть города с нашим объектом. Мост заканчивается проходной. На ней дежурит тетка.
Я и Игорь постоянно находились в патруле. Наши посты в основном блюли плавильную печь, склад и железную дорогу. Еще стоял пост на главном КПП. Патруль контролировал посты и всю территорию. Базировались мы в здании, где располагались караулка местной охраны, пожарная команда, мастерские и подсобки.
Через двое суток мы знали почти все. Меня поразило обилие наркоманов, вертящихся на и вокруг территории. Со счета сбились при их задержании, изъятии шприцов и всякой иной их утвари. Они покушались на кассу, на литейный цех, на все без исключения подсобки. Про рельсовую дорогу я уж не говорю. Оказалось, что она проложена на отходах плавильной печи. При большевиках все отходы валили на насыпи, в речку, в отвалы. Представить трудно еще куда. Видел, как пацаны копали полотно федеральной железной дороги, проходившей по другую сторону реки. Не знаю, кому сказать «Слава!», что при нас не сошел с рельс ни один поезд дальнего следования.
К концу недели мне стало жаль тех парней, которые таким способом кормят семью. Отца и мать, братьев и сестер. Я старался не замечать их. Удерживал Игоря от решительных поступков. Не виноваты они в своем детстве. Кушать хочется. С Игорем мы были едины во мнении, что наркоманам прощения нет. Брали и воспитывали их беспощадно. В таких ситуация меня сдерживал уже Игорь.
Заметили мы группу ребятишек призывного возраста, идущих вдоль забора по берегу, вышли через нижнее КПП, где тетка дежурит, и задержали их. Без эксперта понятно было, что парни на игле. Товара при них не было, но пузырьков и шприцов навалом. Появилось у меня желание вколоть им воздух в вену и выбросить инструменты. Игорь меня остановил. Он прав. Мораль для таких бесполезна, а испробованный шприц убережет их на какое-то время от СПИДа. Попинали мы их слегка по яйцам и отпустили.
Этих нуриков столько было, что впору сфантазиться. Да и не вел я им счет. Только вот чаще стал замечать, что Игорь уединяется с ними на пару минут. Вначале думалось, что для сбора оперативной информации. Потом так уже не казалось.
Среди пожарной команды много было чудиков, но ни один из них не прижимался ко мне так, как толстый и слюнявый Пашка. Я не Бред Пит, а он не Боря Моисеев. Я так и не понял: он хотел меня трахнуть, или чтобы я его. Последнее вряд ли. Для этого, как известно, нужна эрекция. Как бы там ни было, но после того, как этот случай я поведал Игорю, заметил, что они дюже больно много шепчутся. Секс отмел сразу. Игорь нравился всем бабам, стало быть – общие дела.
Что охраняем, то имеем. За этой фразой стоит многовековой опыт. Почему он должен перестать действовать? Сам немного грешен. А тут малым не пахло. За рассказами Игоря о чеченской войне скрывались грандиозные планы.
- Рискуешь! – сказал я Игорю.
- Вливайся, - сказал он, глядя на меня весьма пристально.
- Уверен, что ты будешь пить шампанское, - почти равнодушно молвил в ответ, - но я его не люблю.
Я не стал мешать ему и его приятелям. Видел, что воруют все. Начальник местной охраны только что приобрел «жигу» последней модели. Такие деньги не валяются на дороге. Хотя в нашем случае они там и валялись. Для главного сторожа деньги лежали у плавильной печи и на складе.
Еще одна причина была, по которой я не стал вмешиваться. Наш наниматель был членом совета директоров. Если это его политика, то я рисковал всем, а это не в моих правилах. Не люблю темных схваток. Грань между тремя главными российскими профессиями весьма призрачна, но вор – главная из них. Воруют банкиры, воруют охранники. Меня от этого воротит. Не потому, что коммунисты воспитали таким честным, наоборот, скорее это на генетическом уровне. Или папа антисоветчик. Или мама слишком аппетитная. Последнее предпочтительнее. Эдипов комплекс меня не минул.
На старости открыть в себе такое – настоящий излом.

                Первый парад

Очередной рассказ Игоря о чеченской войне касался парня, которого все любили. Был он пехотинцем. Был любимцем всех ведомств. Омоновцы, вевешники, постовики, танкисты, артиллеристы, летуны, десантники принимали его радушно. Для всех он был ангелом хранителем. Про таких я даже в книгах не читал и в кино не видел. Подозревая, что такие люди есть. Что-то вроде сына минобороны. Но сыном он не был. Сражался один за взвод. У кого душа свернута, уважали его за мужество. Кто еще не разучился нюхать лютики, уважали его за балагурство. Ко всему, осторожность его была на грани хитрости.
Сегодня он уходил на дембель. Оделся по параде. Шевроны и медали мелькали на солнце грудой золота. Не таясь он ходил по позициям разных ведомств, радушно прощался со всеми.
- Пригнись! – говорили ему.
- Со мной ничего не случится. Перемирие ведь, - отвечал он без бравады. Он не знал за собой грехов, чтобы пасть бездарно. – Ребята, я рад буду видеть вас.
Снайперская пуля свалила его на подходе к очередной позиции. Его втащили в окоп. Он был мертв. Четыре часа все ведомства бросали снаряды и пули туда, где сидел снайпер. Хочется верить, что Аллах забрал белые колготки. Новая зарубка на прикладе не успела появиться. Когда вдруг наступила тишина, все вышли проститься с парнем. Проводить его в последний дембель. С той стороны не прозвучало ни одного выстрела. В тот раз бойцов не смог бы остановить ни один совет Европы
Игорь все реже становился моим напарником в патруле. Его делам я не мешал, старался реже появляться на его горизонте. Напарниками становились не менее значимые личности, но за их плечами не было войны. Они как фотопленка, заснятая, но не проявленная, потому и не запомнил их. Даже не помню, кто был напарником в день Победы, а этот день остался в памяти навсегда. Это был день моего первого личного парада.
Праздник тем и хорошо, что на охраняемом объекте отсутствует народ. Если кто и появится, то только чужой.
Через понтонный мост, а значит, что через территорию завода, самый короткий путь на праздник. Зная злость нашей охраны, никто не рискнул следовать этим путем. Это же надо так нажраться или обколоться, чтобы следовать по надводному мосту. Один такой нашелся.
В праздник даже охрана становится доброй. Он тоже так посчитал. Полдня никто не осмеливался следовать в город через понтон, и вдруг – нате. Он был весьма основательно напичкан алкоголем и наркотой, держаться его заставляла ядреная девушка. То ли сама по себе она держала, а скорее желание не пасть мордой в грязь. Мы им объяснили, что нельзя, что мы не в состоянии каждого провожать до главного КПП. Может, еще и встретить на обратном пути? Раскатал губешки.
Они удалились. Честно, не знаю, кто виноват в следующем. То ли присутствие подруги заставляло его хорохориться, то ли принятые дозы еще играли. Мы слышали брань в свой адрес и потому пошли вдоль забора. Смотрим, в одном из проемов появилась его фигура. Посчитав препятствие преодоленным, он позвал ее. Мой окрик отвлек нахала, и тут я увидел в его руке металлический прут. Попади он в меня, мало не показалось бы. Я догнал патрон в патронник. Действовал инстинктивно, ощущая решимость в его голосе. Чутье не подвело, прут поднялся и готов был лететь в меня. Я выстрелил, и попал прямехонько в прут. Есть такой закон: не захочешь, а попадешь.
Пацан на миг опешил, а потом шмыгнул за забор, но там его активированные гормоны снова взыграли. И голос громче, и выражения один крепче другого.
Девица мне понравилась. Молчит и слепо следует за ним. Видимо, она посчитала, что доставшийся ей абориген был последним из нормальных. Она была просто нормальной девицей, верящей еще во что-то стоящее с такими отморозками.
Ругань пошла дальше вдоль забора, в сторону, противоположную городу. И тут меня осенила подсказка – пора посылать за помощью. Дальше начинался забор из железных прутьев, как в питерском летнем саду. Сектор обстрела открылся полностью. Поверьте, стрелять, а тем более убивать, желания у меня не было. Не верите? И хрен с вами. Главное, что я сам знаю за себя.
Напарник убежал за помощью, а я двинулся параллельно голосу. Вот она ограда летнего сада. Девица идет в трех шагах позади и что-то говорит ему. Парень полностью невменяем. Он рванулся к ограде и шустро взобрался на нее. Выстрелил я будто бы вверх. Дробь просвистела над волосами. Он спрыгнул к подруге.
Карабин у меня автоматический. Патрон снова в стволе. Парень ерепенится с большим натяжением, хватает кирпич и запускает его в мою сторону. Да так точно, что я едва успеваю увернуться. Он меня достал, но стрелять не могу, он по ту сторону, а это для прокурора главный козырь.
Своими глазами видел, как часовой на вышке застрелил зека на ограде, а тот возьми и упади в зону. Охрана там была дружная и опытная. Прилетела быстро, перебросила убиенного через забор и прокурор ничего сделать не мог.
Кирпич упал за моей головой, и я сказал:
- Урод, иди ближе, да врежь мне как следует.
Мне до ограды двадцать шагов, а ему всего полтора шага.
Мы встретились. Он меня дождался. Ударом ствола я ткнул ему в грудь, что-то сломать не мог. Он не остыл, а взревел. И в эту секунду я решил: хрен с ним с прокурором. Палец нажал на спусковой крючок, но, видимо, не пришло еще время. Ствол скакнул вниз, и дробь легла между его пяток. Он посмотрел на место приземления дроби и тут я услышал голос помощи.
Девица молчала. Гудела моя братва. В тот момент я понял, почему бандюганы так называют корешей и соратников. Для меня в тот миг они все были братвой, спасшей меня от хулигана и прокурора.
Парень не унимался. Ему выпустили в харю бочонок газа, а он продолжал отмахиваться. Его просунули через нору под забором, и я стукнул его прикладом. В стволе оставался последний патрон. Он там и остался.
Действие наркотика ошеломляющее. Ничего не брало парнишку. Ему скрутили проволокой руки, а он вырвался. Его протащили фейсом по щебенке, распороли лицо до крови, местами кожу  содрали, а он не успокаивается. Втащили в караулку, усадили в красный уголок, где уже сидели пацаны с мешками.
Позвонили в милицию. Пока ждали органы, парень грозился и порывался. Я смотрел на девицу. Наверное, бес в ребро. Она тоже смотрела на меня. В очередной надрыв парня я решил сыграть, поднял приклад и очень правдиво намерился долбануть буяна. Она вскочила и прикрыла его. Я опустил ружье и послал ей воздушный поцелуй.
Она ничего не понимала. Кажется, впервые за полвека я испытал нечто схожее с любовью к противоположному полу. Мне хотелось верить, что ее взгляд в мою сторону тоже был взглядом любви.
Парень не успокоился и с приездом милиции. Для него она была вроде помощи. Глянули менты, сказали «ох» и забрали с собой его, меня и ее. Там быстро выяснилось, что парень наркоман со стажем. Меня отпустили, не истребовав объяснений. На пороге оглянулся и заметил тот самый нежный взгляд.
В караулке я выбросил из ствола последний патрон и положил его в карман. Когда-то был фильм про комиссара Романа, он вынул из револьвера погибшего друга последний патрон. Кому он придется впору?
Глазами поискал Игоря. Его нигде не было. На мои расспросы ребята отводили глаза. Игорь в это время решал свои не охранные дела. Позже я узнал, что он в тот момент переступил грань между сторожем и вором. Подумалось, что грань между тремя основными профессиями в России весьма условна. Удачливых во всякой среде ценят больше.

                Круг, где кто-то обречен

В этой главе я нарушу какую-то заповедь. Не знаю еще какую. Прошу прощения заранее. Остальное не в моей власти. В Твоей.
Судьба. У нас ее чаще упоминают с отягощенной приправой. Идет великая дуэль, а я без пистолета. Судьба Пушкина меня устраивает лишь в первой, творческой его части.
Любимая фраза шпиона с высшим образованием: кто приобрел пистолет – проиграл. Хорошо владеть информацией, ты защищен ею надежнее пистолета. В этом шпион прав. Но вот ты один в пустыне-улице. Какая тут информация? Можно глядеть, анализировать, просчитывать, уходить от ситуаций, но человек подвержен усталости и эмоциям. Ты ее подсадил в авто подвезти, а она тебя из пистолета. Она не знает шпионских законов.
Вот такие метания.
Достать пистолет – не проблема. Он шел ко мне не раз, но я отказывал себе в таком удовольствии. Оружие больше настораживает, нежели ободряет. И вдруг звонок. Мой бывший зам по армейским делам убит.
Костя Иванович сказал классную фразу: «Урал – большая деревня. Куда ни кинь, куда не плюнь, попадешь в знакомого. Пять миллионов народу, а с чужой бабой спрятаться некуда».
На сегодня вся страна – большая деревня. Кого бы ни убили – знакомым окажется. Одного сосной привалило при желании построить теще дом. Другого на Кавказе подорвали. А Костю убили на дороге в своей машине. Мне хотелось знать подробности. Девять, сорок и иных дней имеют какое-то иное значение, кроме ритуального обычая. Иногда проверял свои помыслы. Казалось, что получается. Крестился. Не всякому расскажешь о своих опытах.
Он лежал у подъезда в гробу, синий от побоев и тремя десятками колотых ран. Прикоснулся к его скрещенным рукам, мелькнула картинка: ночь, двое, перепалка. Звуков не слышу, вижу удары шилом или отверткой.
Все страдают, и «крыша» тоже. Костя  всем нравился. Клянутся отомстить. Главное предположение – заказ. Но его не за что было заказывать. Не убивать же только за то, что положил партбилет раньше Ельцина. Вслух говорю:
- Обычная дорожная история. Пацаны голосуют у дороги. Не столько поездки для, а выработки характера. Они так крутизну в себе вырабатывают. Вот и попал на таких.
Ну, сказал и сказал. Позже правота моих слов подтвердилась. Может угадал. Может еще что. Но я принял окончательное решение: не отвергая главенства информации, иметь пистолет. Лучше несколько.
Как только принял решение иметь пистолет, оружие исчезло с дороги. Это только в американских боевиках или в нашем «Брате» герои знают, где взять пушки. У них там они достаются из потаенных шкафов, у нас идут к знакомым «фашистам». Куда идти мне? Идея плавно переходила в стадию навязчивости.
Давно заметил: торопишься – не получается. Когда уже не надо – вот оно. Понимаю «коробочек» и «плюшкиных». Сегодня не надо – завтра впору. Не мной подмечено, мной осознано. Один субъект не выходил из головы. Тот, кто заставил вогнать патрон в ствол, кто испортил мою машину. Я старался забыть все, чего хотелось.
Лучше бы этого не делал, не забывал. Сослуживец после возвращения с Кавказа говорил: страшно начинать, а когда сделал первый выстрел на поражение, приходят успокоение, трезвость ума и действий. Пока он лупил «чехов», я в штабе писарчуком работал. Глубоко в тылу. Знать бы, где этот тыл сегодня.
Чоповцы несут службу где попадя. Бросили меня в железный ангар, набитый питанием, бытовой химией и дорогущей парфюмерией. Было там и пиво. Все это стояло и лаяло на меня. Только парфюм в отдельной опечатанной каморке.
Был выходной. Делать было нечего. Брожу, лай слушаю, пыль пинаю, ум морщу. Прикалываюсь про себя, мол, надо мне это? И гложет меня чего-то. Чего? Семейная жизнь? А кого и когда она не гложет. Голая резина? Голая баба, конечно, лучше. Она всегда кстати в замкнутом на сутки пространстве.
К чему голая женщина? Ох, к беде. Так вот чего гложело. Где-то там крадется враг.
Он появился во второй половине дня. Никого не должно быть, значит явился враг.
Расчет был точен. Редко, но случалось в выходной казать глаза хозяевам. На звонки и голоса ответил не сразу. Посмотрел в щели ворот и калитки. Большая грузовая машина, желтая «шоха» и пятеро парней. Под свитером одного угадал ствол. Насторожила легковушка – нечто знакомое. Перекрестился. Когда водила вышел из нее, больше инстинктом узнал того охранника, в стычке с которым я вогнал в ствол первый в охранной карьере патрон. По обкуренному поведению узнал.
Отошел подальше и вогнал патрон в ствол помпушки. Они этого не слышали, только мой голос:
- Пацаны, без хозяина не могу.
- Да ты позвони, а лучше открой и глянь накладные.
Понял: они знали, что я на объекте новичок. Это моя вторая смена. Я изначально не мог знать всех продавцов, или как там по-нынешнему –  менеджеров.
Телефон издавал только короткие гудки. Эх, поиграем, решил я и открыл. Знаю, что нарушил все правила, да и что?. Открыл, но не сразу, а привязал к засову веревку, забросил ее конец на крышу будки и сам туда забрался. Скрип был ужасным. Это не ситуация Глеба Жеглова с каморкой для Шарапова.
Боялся, чтобы не заклинило, чтобы не сползать с крыши. Пронесло. Засов отошел и ворота под собственной тяжестью приоткрылись. Они их распахнули и влетели с пушками наголо. Мац-мац глазами в полутонах, а меня и нету.
- Эй, ты где?
Успеваю рассмотреть грабителей и их оружие. Трое с пистолетами, один с наганом. Пятый остался за воротами.
- Стрельба не в вашу пользу. Тихо и мирно ложим стволы.
Они меня определили, но стрелять не стали. Вошел пятый. Это был водила с «шохи» с револьвером. Он тут же предложил забраться ко мне и ножичком успокоить.
- Мне стрелять выгодно, вклинился я в обсуждение планов. – Догадайтесь, почему еще не начал?
- Намекни.
- Мне ваши пушки нужны.
- Давай заведем грузовик и положим его, - предложил пятый.
На их месте я бы так и поступил, но я уже держал их на калибре. Тут я защищаю уже не объект, а свою шкуру.
- Даже не дыши, горбатый! – Я отчего-то чувствовал спокойствие. Кажется, уже упоминал, что есть такое свойство у меня – спокойствие при экстриме. – С этого момента все ваши па под музыку моего выстрела.
Они зашептались, я расслышал только про эффект неожиданности.
- В следующий раз глушаки  прихватите, гангстеры гребаные.
- Банкуй.
- Дякую! Ложите стволы и по домам.
- За базар отвечаешь?
- Аккуратно и по одному. Убью, горбатый.
Последнее можно было и не говорить, но уж больно хороша эта фраза в исполнении Высоцкого.
- Не понти!
- Куда мне.
Спрыгнув на мешки с чем-то мягким, потом на пол, я поднял пистолет и проверил обойму, и тут же выстрелил в сторону лающих продуктов.
Они резко оглянулись.
- Не дышать. Торопимся.. А тебя, горбатый, я знаю. В третий раз убью.
Пятый внимательно посмотрел на меня и вроде бы узнал, хотя лицо мое я старательно закутал. Он дернулся, пришлось стукнуть его стволом в район почек.
- Склад по выходным не работает! – сказал я и прикрыл ворота.
Ненависти я не испытывал. Наверное, потому, что это очень сильное чувство, оно не каждому дано. Да и причины не было, пацаны просто стерли грани между профессиями.
Ну поступил так, не извиняться же. Отпустил Вам-то что? А у меня еще две трети суток дежурства.

                Второй патрон

Ночь – изобретение евреев.
У нас, что не так, то евреи виноваты.
Почему не чукчи? Они полгода в ночи живут. Эта ночь для меня, как полное собрание сочинений Стивена Кинга. Даже жутче. Представляете: оружия навалом, чего бояться, но за информацию, что там за бортом ангара, отдал бы и свое. Тут и понимаешь правоту шпиона с высшим образованием –пистолет не всегда спасает. Скорее – наоборот.  Ежу понятно, что моя выходка, о которой я так и не доложил по инстанции, а теперь уже точно никогда не доложу, понесет непредсказуемые последствия.
Почему непредсказуемые? А что, если предсказать?. Мы же не вчера родились, и нас не пальцем делали. Включим остальные девяносто процентов мозга и предскажем.
Что-то не предсказывается. Страх, как дым от сигареты, закрадывается под корку.
То ли сигарета легкая оказалась, а возможно, что слишком тяжелая, но от накатывающего чувства испытываю накатывающее наслаждение. Пожалу, что мозги все-таки включились. Не полностью, но достаточно, чтобы вразумительно сказать себе, что ночь не только пора воров, но и охранников. Пацаны хотели украсть среди дня. Днем они не готовы были сражаться, потому сдали оружие. В их числе один был знакомый. Вот от него и будем ждать стрельбы, и будет она днем.
Утро вечера мудренее. Сказано не столько физиологами, сколько практиками. Похоже, евреи изобрели прекрасное время суток.
Спать. Вполуха, в полглаза, но спать. На то оно и утро, чтобы поступать мудро.
Одно дело принять решение, другое – его выполнить. У меня не было необходимости тренировать себя отрубаться по приказу, как у Штирлица. Полночи я испытывал оружие. Вступая на тропу войны, надо быть уверенным в оружии. Оно работало безотказно, хотя иногда стреляло не совсем туда, но это я списал на режим ожидания.
Еще час ушел на размещение стволов в машине. Она стояла тут же, в ангаре. Она – не меньший фактор моих действий. Я защищал не только чужую собственность.
До смены оставалось долгие пять часов. Самое бандитское время. И самое тяжелое для век, которые неудержимо смыкались. Векам наплевать, что где-то рядом рыщет враг.
В шесть разбудила рация. Дежурный интересовался, чего это я не докладываю? Чего-чего, обход делаю. Назвав условные цифири, понимаю, что обход сделать надо бы.
Все нормально, но еще три часа. Убиваю их за переборкой оружия. Медленно, но время все же летит. Потом пришли менеджеры. Вчерашних среди них не было. Наблюдение за продавцами ничего не дало. Походило, что к случившемуся никто из них не причастен.
Смена. Показываю хозяевам багажник, мол, ничего не украл. Сменщик без оружия, что означает в офис ехать не надо. Он принимает ствол и называет в эфир установленные цифры.
Свободен. Из отделения для перчаток, давно называемый в народе бардачком, вынимаю тетешник и прячу его за поясом.
На выезде с территории базы охранники устраивают давление на психику. Это могло означать, что угодно: причастность их к событию, просто желание показать свою власть. Только за воротами, где нагло стояла желтая «шоха», понимаю, что банальные записки частного охранника перерастают в детектив со своими законами. Один из них – погоня. Это я предусмотреть при всем желании не мог. Лихорадка на белой полосе меня не охватила, но куда ехать, надо было решать весьма срочно. Знаю один родничок в лесу. Удобно и тихо, Для грибов рановато, а огороды уже посажены.
Желтое пятно двинулось следом. Не был уверен, но, похоже, что знакомый был один. По московскому тракту, мимо поста ГАИ. Эх, доехать бы до столицы и пустить оружие по назначению, пока не отобрали. Но ты, меченый, не спрячешься. Ты привык к публичности, и сейчас страдаешь от ее отсутствия, Что ты дерьмо – понимаю не только я. По твоей вине не только я вместо наслаждения правами дворянства разыгрываю бондиану.
Сдать на посту знакомца, отберут оружие, а его все равно отпустят. Пусть решается свыше.
Едет следом. К роднику. А там полянка. Там и сыграем в Бонда. Нежно, по-жегловски.
Не пропустить бы поворот. Их здесь излишне много. Утром вряд ли кто повезет сюда бабу, разве что закопать.
Пятно не отстает, но и не обгоняет. Вот и поворот. Начали. Газу! Теперь медленней. Не разбейся, малютка. С такими словами я на ходу покидаю авто. Хлопнула дверца, и машина медленно покатилась. В это время я уже лежал за деревом. Вот и желтое пятно. Может, он предложение сделает. А что? На игре и не на такое способны.
Стараюсь подняться незаметно. Три оборота колеса и желтое пятно на мушке. Выстрелы торопятся. Лобовое стекло – решето. Последние пули в обойме выпускаю в боковые стекла. Он сник. Некогда рассматривать позу, главное – его руки. Чтобы без пакостей, а то, как в кино.
Желтуха стукнулась в дерево и нежно стала. Без паузы открываю дверь и стреляю.
Хорошее кино задевает.  «Место встречи» - хорошее кино. От кино не бывает кровавых мальчиков в глазах. Только в жизни. Думал  об этом, пока заметал следы.
Моя малышка стояла жива, здорова, уткнувшись колесом в ямку у родника.
Обошел желтое пятно, дабы убедиться, что не помешает проезду. Заткнув пистолет за пояс, пошел проезжать. Двигатель не глушил. Мало ли.
Пошел обыскивать пятно. Нашел портфель. Не кейс, а старенький портфель, а в нем два пистолета толовые шашки и патроны аммонита. С такими патронами встречался еще на работе в шахте. Тогда их десятками таскали, рыбу глушили. Высыпишь в бутылку аммонит, закрепишь шнур  с капсюлем к горлышку и в воду. Помню, на пасху один такой умелец подорвал себя.
Богатство перенес в свою машину и стал думать, что делать с телом, а главное – с пистолетом. Тело решил оставить, как есть. А пистолет заставил поломать извилины. Мало ли кто найдет. Менты – не самое страшное. Дети. Или придурок какой. Стер отпечатки и закопал у дороги.
Лучший выход – поджечь пятно. Но кругом растут дрова. И родник жалко. Набрал воды в бутылку и уехал. Нет, прежде чем уехать, я оглянулся в сторону желтого пятна и сказал:
- Михаил Сергеевич, у меня это личное. И за державу обидно.
Машина давила асфальт дублера трассы, а меня терзал парадокс. Тот, на кого вогнал в ствол первый патрон, получил его. Не всегда важен первый патрон, хотя без него не было бы второго.
Вечером надо бы послушать новости.

                Закон Фрейда

До новостей уйма времени. ТВ, книга, водка – лучшее провождение времени. Пить не хочется, Кого как, а меня водка тормозит. ТВ успеет надоесть. Книга в самый раз. Но что читает народ в таком спокойном состоянии? Глаза нашаривают брошюру по философии. Надо же, я когда-то глотал чужие мысли.
Выделение своего «я» из природы, его противопоставление природе и есть начало сознания.
Если так, то мое сознание началось с окончанием службы.
Погадаем методом тыка, что еще откроет во мне философия. Ого сколько оттенков сознания. Когда-то я это учил, но никогда до конца не осознавал. Пришла пора осознать себя.
Если начну листать, обязательно высмотрю то, что меня оправдывает, Это понадобится потом, для защиты. Избави, Бог, от этого.
Оказывается, сознание стремится к свободе. Всегда. Оно разрушает порядок вне или внутри тебя путем совершенствования. Порядок разрушить трудно. Для этого надо быть картавым или меченым.
Маркс освобождал бессознательное путем перестройки. Вот когда еще собаку разбудили.
Фрейд называл бессознательное великой силой, управляемой психической энергией сексуальных влечений. Культура ограничивает свободу человеческих инстинктов.
Браво, товарищ Фрейд! Это еврейское изобретение мне по душе. Бессознательное – причина человеческого духовного рабства. Еще раз браво! Зема не лечил всех сразу, он предпочитал каждого в отдельности.
Я тебя целую, Зигмунд. Перестройщики не должны получать главные премии. Они и креста на холмике не заслуживают. Прости, Господи. Ты наказал меченого. Ты пришел, чтобы разлучить мужа с женой. Но меченому опять неймется. Я ощущаю себя субъективным фактором развития общества. К тому же в прежнем уголовном кодексе была какая-то статья за халатность. Нет, не то. За полную неспособность, непрофессионализм, неумение.
Была ли такая статья? Вряд ли. Большие вши понимали, что они первые клиенты такой статьи. Они кусали других и могли позволить себе самим сделать удавку. Надо узнать у старых юристов. Молодые не знают толком и новый кодекс.
Мура. Похоже на подготовку речи в суде. Это никогда не поздно, но не сейчас. После новостей. А сейчас, что там вывел Фрейд про сексуальную основу энергии? Ничего такого у себя не наблюдал. Разве что Люда, но я этим отомстил ей. Показал, что Кама и Сутра лишь тонкая брошюрка в женской консультации.
Другие наши охранники использовали время службы и для освобождения от бессознательного. Я же строчил записки. Случаи предоставлялись, но мир сегодня такой микробный, что лучше оставаться в духовном рабстве. Хотя, вспомнить и помечтать подчас хоцицца.
Служил на первом этаже офиса, напичканного крутой техникой с лампочками и экранами. На дворе воцарялась осень. И тут вошла едва прикрытая спичка. Она продрогла, а я дрогнул. Увел ее в еще не оборудованное помещение. Кофе малость оттаяло ее, и она поведала, что с самого севера области, здесь была в гостях у подруги, домой добраться не на что.
Долго же она гуляла, как стрекоза, что лето красное  пропела. Я бы задрал ей подол, но его как такового не было. Или почти не было. Короткая дорога для мировых микробов. Точнее, она просто не дала без денег, а я не настаивал. Она попросила остановить машину и договориться подбросить ее натуру ближе к северу. Что и было сделано.
Я уже забыл ее, как дня через три местные новости передали о найденном теле девушки, добиравшейся на север автостопом. Мне думалось, что север лишь предлог, а оно вон как вышло. Что же, случается, но зачем было гробить такую щель? Закон Фрейда не сработал.
Воспоминания о том случае всколыхнули в памяти более раннюю встречу, но не с бабами. Я нашел на полке книгу о местных ворах. Среди персонажей на одном из групповых снимков был Юрий Николаевич по кличке «Уралец». Он и трое бывших зеков обустраивали офис, где я пытался сторожить. Жили эти люди в общежитии для только что освободившихся. Мы общались несколько месяцев. Тезка и подарил мне эту самую книгу с автографом.
К чему бы все это вспомнилось? Нет, к ворам обращаться не стану. Ненавижу сидеть на крючке. Да и где искать тезку?
«Уралец» со своей бригадой решили завязать Двое молодых получили срок за воровство дорогих приборов, они служили в армии там и украли. Третьим был весьма сильный физически и очень вспыльчивым психически Коля. Своими глазами видел, как Коля один валил едва подпиленное толстое дерево. Сидел он за убийство жены по ревности. Одним дорогих приборов уже не найти, а другой вряд ли убьет следующую жену, у него ее никогда не будет. Так что завязывать им было легко. Труднее – «уральцу».
Проснулся от топота таракана. Это сосед сверху проснулся раньше меня. Есть такая экологическая катастрофа городов – соседи. Как же надо нагрешить, чтобы быть наказанным таким соседом. Глоток дешевого портвейна отвлек на молодые годы, когда это вино стоило чуть больше рубля.
Новости начались раньше, чем закончилась бутылка. О происшествии в лесу поместили в первый блок. Сообщение очень меня удивило. Поставило на грань бессознательного. Оказывается, парнишка убит партнером по сексуальным утехам. Нашли и оружие. Ну, ты, Фрейд, даешь!
Если по Ленину, то сейчас, когда давлю на клавишу, я должен хотеть кого-то убить. Но мне хочется кого-то трахнуть. Фрейд, ты прав!

                Сядут ли все

Нет ничего хуже, когда чего-то ждешь, а ничего не происходит. А тут еще собственное спокойствие достает. Не так, чтобы очень, но и этого хватает. Начинаешь мучить себя вопросами. Понимаю, что шиза, но помогает.
Вопросики, впору напиться. Главный из них: почему у нас все не по-людски? Только настроишь себя – правила меняются.
Да, ладно. Все равно пить не буду. Иначе не скоро пойму, что вся хандра от недостатка действий. Значит, если акт не идет ко мне, к нему надо прибыть самому? Стоит ли играть в боевик? Вдруг понравится. Как же тогда быть с дворянством? Не бежать же по примеру Дениса Давыдова в партизаны? Императоров на всех не хватит. Выдумываю себе головную боль.
Пошла серия ограблений торговых заведений. Один раз утром, второй – вечером. Утро – вечер. Небольшой перерыв и вновь. Кто как, а я был напряжен.
Выпало несколько смен в магазине мохов. Смена за сменой, но кроме стычек с молоденькой директоршей, ничего. Бывшая училка младших классов считала себя докой в охране. Бабы по жизни стервы, а у власти, так ваще. Особенно рыжие. Но бдительность терять нельзя и с бабами. Нападения ждал в любую минуту, но пронесло.
В последнюю минуту смены узнаю, что не пронесло Эльдара. Этот метровый татарчонок нес службу в кассе мелкооптового магазина. Они посчитали его то ли клиентом, то ли грузчиком и просто вырубили ударом. Забрали деньги, выстрелили в руку кассиру и уже убегали, когда Эльдар пришел в себя. Он бросился догонять и выпустил обойму из пистолета в отъезжающую машину.
Говорили, что Эльдар кому-то из бандитов попал в позвоночник. Нам подробности не довели. Знаем, что больших трудов стоило доказать, что охранник прав, хотя закон трактует, что в убегающего стрелять нельзя. Дурь! Эльдара отстояли и вернули лицензию.
Мы загубили все, что можно. Втоптали в грязь спокойствие, обозвав его застоем. Бездарность одного назвали давно зревшим нарывом. И этот один первым начал гнать понты. Грязное тело облил одеколоном, оделся во фрак и полез в Европу. В Азии делать нечего, а он прикрылся «особым способом развития».
Думаю обо всем этом, и мне хочется стрелять. В людей. В подобие людей. Вы меня понимаете. Встретите Горбачева – не трогайте, он мой.
Если я не опустился до воровства, пытаясь сохранить в себе подобие дворянства, то до банального убийства не опущусь тем более.
Но тут меня бросили на ночь в гриль-бар. Думалось, будет небольшой эпизод, не достойный упоминания. Но меня поразило обилие бомжующих детей, а потом и взрослых. Они слетались на огонек в ночи.
Дети от пяти до пятнадцати без дома и родителей наблюдались мною в диких стаях. Вскоре показалось, что дикость была лишь в повадках, а в остальном чудилась организация. Они недолго присматривались ко мне. Почти сразу повели психологическую атаку. Стайками влетали внутрь и присасывались к покупателям. Разбрасывали мусор из урн. Вычислив главного, определил с ним территорию, и это соглашение я заставил их соблюдать.
Среди этой мелюзги невозможно определить пол. К нему, как к пацану, а оно оказывалось девчонкой. Старшие девицы вызывали у молодых посетителей сексуальные эмоции. Частенько пары исчезали на некоторое время. Потом девицы появлялись, иногда при деньгах.
В глаза бросился чистый высокий парнишка в шортах и с голодными глазами. Он напоминал чудаковатого героя под №13 из кино про пионерский отдых с оставшейся навсегда фразой «а чо вы тут делаете?». У него явно был дом, но в нем царила нищета. Он делал все тоже, что и беспризорники, но молча. Добыв еды, уносил ее. Он был вне стаи. Разговорить его мне не удалось, но легко было понять, что у него на иждивении кто-то есть.
У бродяжек не было в глазах злобы. Она была у их сверстников, приходивших в бар с родителями. И еще в глазах бандитствующих выродков.
На вторую ночь окрестные завсегдатаи, а это в основном мужики за пятьдесят, были моими приятелями. После рюмки-другой они много говорили. К утру я знал обстановку в округе. Фингал одного, перебитый палец другого, старые следы побоев третьего рассказали, что по соседним улицам и переулкам бродит пара монстров. Они нападают на припозднившихся одиноких пожилых прохожих, избивают и отбирают все. Чаще бьют за то, что ничего нет.
Появились и утренние завсегдатаи-приятели. Один работал начальником охраны в академии. У него тоже был фингал от тех же монстров, полученный в утренние часы, когда академик после утренней рюмки направлялся на службу.
Вторым утренним приятелем стал  некогда знаменитый театральный сапожник, и тоже со следами кулаков монстров.
Потом появился Саша, еще не конца опустившийся бомж христова возраста. Он появлялся, когда заводились денежки. Неплохой парень. Он и сам это признавал, но без бутылки уже не мог. Это он тоже признавал. Мечтал избавиться от такой страсти, но по всему видно было, этого ему одному не преодолеть.
Саша просил найти ему пристанище на зиму. Она вот-вот наступит. Ночи на исходе сентября у нас холодные. Помочь ему у меня не было возможности и желания. Было мне его жаль? Вряд ли. Со мной почему-то действуют оба закона. Первый – любое добро обернется бедой. Второй – есть беда, которую ты накажешь.
По первому закону Саша попросил избить его, чтобы попасть в больницу. Он считал, что там откормится, отлежится, а заодно бросит пить. Такое добро я уже знал, чем оборачивается.
По второму закону он нарвался вечером на монстров и был сильно бит. Я уговорил его изобразить сильную боль и вызвал скорую помощь. Его увезли, но уже на следующую смену он появился вновь. Смотрел на меня с обидой. Что было у него на уме, не знаю и знать не хочу. Надеюсь, что мы с ним больше не увидимся. Это была моя последняя ночь в баре. Он выпил и ушел в ночь. Мне показалось, что первые снежинки провожают его. Такое случается с нашей погодой.
Из завсегдатаев появился только сломанный палец. Он и сказал, что монстры рыщут рядом. Он видел их за углом, потому торопиться не будет.
Одинокие люди часто проводили в баре всю ночь. Выпьют и спят за столиком. Сломанный палец так и поступил.
Потом ввалилась шумная троица. Главным был парень под два метра ростом и шириной в двустворчатую дверь. Он больше всех шумел, опровергая закон прежних лет, когда считалось, что много силы есть признак большой души, доброты и скромности. Большой пинал толстого коротышку, обзывал его пидором. Третий показался мне знакомым. Он был тише всех, лишь улыбался кончиками губ, да смотрел на меня излишне внимательно. По рефлексии поправил служебный пистолет в кобуре и старенький револьвер  за спиной. И тут я вспомнил его. Он был среди тех, у кого я отбирал оружие. По той же рефлексии я почувствовал в себе робость. Я уже не был уверенным охранником. Характер можно сыграть, но фейс не переделаешь. Надеялся, что он не мог меня запомнить в лицо, которое я тогда усиленно прикрывал. А вот кое-что из повадок, пожалуй, зацепилось в его памяти. Думаю, что я отвлек его внимание от воспоминаний. Он, конечно, вспомнит, но пусть это случится как можно позже.
Троица купила литру водки, бутерброды и разместилась перед моим носом. Налили рюмку и мне. Я развел руками. Трепа не получилось. Они были весьма тепленькими. От великана коротышке доставались пинки и ругательства и ни одной рюмки. Потом его послали ловить машину. Когда они ушли, мой лоб покрылся испариной.
Посетители менялись быстро и тяжелые мои веки не успевали сомкнуться. Появилась беспризорная девица лет тринадцати. Влетела в тамбур и сразу устроилась там спать. Еще не рассосавшиеся малявки ее донимали, пришлось их жестко успокоить.
Вошли двое. Один высокий, чернявый с короткой стрижкой, худощавое лицо и чуть длинный узкий нос. Второй пониже, толще, но рыхлый. В черной вязаной шапочке. Я видел их первый раз, но словесный портрет подсказал – монстры. Еще на входе они зацепили спящую девицу. Та боднула ногой. Их остановил мой весьма серьезный взгляд.
Они пробыли недолго. Окинули взглядом посетителей, остановились на спящем сломанном пальце и повернули к выходу. На мне не задержались, но без внимания не оставили.
На выходе пнули девицу и не один раз.  Я молча поднялся и направился к выходу. У них было время уйти, но они этого не сделали, дождались пока я обходил прилавки и шел через зал. Девица проснулась и пыталась огрызаться.
- Слабых выискиваете, - тихо сказал я. – Старикам морды бьете, пальцы ломаете, мелочь по карманам тырите. А со мной слабо?
Они даже не ухмыльнулись. Их симпатичные рожи были словно заморожены. Наверное, именно таких называют отмороженными не только за действия.
- Ну, пойдем! – сказал длинный.
- Вы впереди.
- Ты с пистолетом, тебе вперед.
- Еще не туда заведу. Служебное оружие обещаю не применять.
- Тебе нельзя, дед.
Дедом меня еще не называли. Отцом было бы справедливее.
Мне не хотелось идти первым, но затевать свару на пороге тоже не хотелось, потому пошел рядом с ним, но чуть в сторонке. Я был спокоен и весьма внимателен. Тяжесть с век исчезла, и я уже знал, что буду делать.
Они зашли в руины частного дома. В квартале таких было много, как и новых строек. На секунду я оказался позади их и вынул револьвер.
Ситуация была классической, киношной. В такой ситуации должен последовать с их стороны резкий разворот и минимум удар кастетом. Мне удалось уловить начало разворота и приподымаемый кулак. Наган был уже на уровне глаз. Выстрел прозвучал глухо. Пуля угодила длинному в глаз. Он должен был упасть, но только присел с поднятым кулаком.
- Ты обещал не стрелять, - пропищал рыхлый.
Я молча отодвинул полу куртки и показал кобуру. Он смотрел на пистолет и на револьвер и не мог врубиться. И тут рыхлый сделал невозможное, кинулся мне за спину. Вот тебе и рыхлый. Рефлекс бросил меня спиной к сгнившему забору. Револьвер выстрелил второй раз. Пуля оцарапала шею рыхлого. И тут меня обуял шок. Шагах в двадцати стоял сломанный палец. Я только и смог сказать:
- Иди домой!
Он стоял и смотрел, как я щупал пульс на шее длинного. Он был мертв. Рыхлый еще пульсировал, но поток крови подсказал, что ему уже не помочь.
Я разобрал револьвер, детали рассовал по карманам. Подошел к сломанному пальцу. Он протянул мне руку, я пожал ее, а он попросил угостить его рюмочкой.
В бар вернулись порознь. Я угостил его рюмкой. На большее денег не было. Пока он смаковал водку, жевал бутерброд, в подсобке я взял молоток, банку с водой, пакеты, совок и вышел на улицу через заднее крыльцо. Молотком изуродовал ствол револьвера, рассовал детали по пакетам. На ближайшей стройке еще раньше видел мешки с остатками цемента и кучи песка. Оружие спрятал надежно.
Сломанный палец бродил у парадного входа. Он явно меня потерял. Первое, что он сказал, было:
- Угости еще.
- Иди домой. На большее денег нет.
- Подумай.
- Твоя идея, ты и думай.
Вот и защищай обездоленных. Он еще какое-то время покружил, то и дело исчезая на несколько минут. Появившись, смотрел на меня с попыткой шантажа во взгляде, но каждый раз натыкался на мое равнодушие. Перед исчезновением он сказал:
- По пистолетику тебя вычислят.
- Мои заботы, просвещенный мой.
В его глазах мелькнуло недоумение моим равнодушием, а потом он ушел.
Девица сидела в тамбуре.
- Дай закурить, - попросила она.
Я дал сигарету, поднес зажигалку.
- Я никому не скажу, - сказала она. – Спасибо.
Тут я вздрогнул, и начал быстро соображать, что она могла видеть, но давно неиспытанная волна теплой благодарности смыла все подозрения. Мне стало хорошо. Я нежно погладил ее по щеке и вовсе не по-отцовски поцеловал ее треснувшие губы.
Около шести утра вошла стайка ребятишек. Одеты сносно, по погоде. Заказали соки, воды, мясо с гарниром. Поели молча. Потом негромко стали обсуждать свои проблемы. Не заметил, как в руках у них появились стопки купюр. Сначала один поделился деньгами, потом второй, третий. Старший что-то уточнял, корректировал. Я не знал, да и знать не хотел их законов и договоров. Понял только, что передо мной ночные воришки, доходы которых за смену гораздо больше моих за месяц.
За полчаса до смены появился академик. Темные очки прикрывали не сошедший фингал. Поздоровались кивком головы. Он быстро выпил свою рюмку и ушел.

                Абсурд

Если кто подумал, что я потираю руки и издаю визг от удачного стечения обстоятельств, ошибается. Я пребывал в глубокой растерянности. Почему-то стало появляться в глазах желтое пятно, такое же призрачное, как НЛО. Еще я был уверен, что на всякую ложную версию обязательно находится дотошный Шарапов.
Так что же, я должен появиться на месте преступления? Да, я пребывал в растерянности и задумчивости, но не до такой же степени. Какого хрена! Я не повезу туда даже своих случайных баб, хотя до этого делал это всегда. Те, с кем довелось столкнуться в ангаре, наверняка знали картину. Вычислить меня – плевать не надо. Мне самому было наплевать. Было и было. Проехали поворот. Я еще не подошел к мосту, чтобы думать, как его перейти. Абсурд? А что делать, если этим словом называют словоблудие.
Вот базарю про ощущения, а это кому-нибудь интересно? Потому и пацаны все конкретные, без базара. А так хочется побазарить. Доказать, к примеру, что преступником себя не ощущаю, и не фиг мне делать у родника. Я отказался кормить сквозняки в ангаре.
Эти строки написаны сразу после случая в лесу, но стоят они здесь по причине, что ощущения после бара ничуть не хуже.
Это маленькое действие можно отнести к страху. Так бы оно и было, но в следующий выходной, похоже, та же команда полностью повторила свои действия. На этот раз им сопутствовал успех. Абсурд? Развожу руки и причисляю свои действия к разряду интуиции.
Охранник вместе с оружием потерял и место в фирме. По дефолтовским временам это стоило дорогого. Ведущий новостей издевательским тоном назвал охранника сторожем.
Абсурд и в том, что не испытываю радости в оружии. Гранат, взрывчатки, патронов хватило бы отбить атаку банды, как товарищ Сухов, но играть в боевик не хотелось. Нужна была встряска и, как настоящий русский, я напился. Делал это так редко, что не успел обзавестись синдромом похмелья. А может мало выпил, а бежать второй раз лень.
Утро ясности в планы, да и самих планов не принесло. Любимое средство выхода из транса – дорога под колесами. Впереди три дня, катайся – не хочу. Поиграй в отрыв от слежки, если таковую заметишь. Бомби на бензин.
 Почему частный извоз назвали бомбизмом? Гулага нет, а жаргон остался. Парадокс. Абсурд. Чем больше свободы, тем дальше от дворянства и ближе к одиночной камере.
Езда в народ особого успокоения не дала. Народ обозлен. Люди далеки друг от друга. Чем дальше, тем дальше. Чем больше политики, тем больше злобы. И тут мне людей не жалко. Неужели преуспел в том, к чему стремился последние четыре года? Такое впечатление, что на всех колониях и тюрьмах приколотили табличку «Все ушли на улицу». И дурдом заколочен досками крест-накрест.
Слежки не выявил. Этого следовало ждать. Кому я нужен. Все ясно было, что буду сидеть и молчать в тряпочку. Потому пацаны и повторили попытку. Кто-то продвинутый за ними стоял. Вычислять и разоблачать – оно мне надо. Угодно будет, пути сойдутся. А на нет суетиться не дело дворянина.
Встретил сослуживца. У него своя газета под солидной финансовой крышей. Он предложил поработать на договоре. Отнес ему десяток опусов.
Как бы зол не был народ, общение с ним засасывает и отвлекает, а иногда создает новые проблемы, их решение тоже отвлекает.
Не хотел их брать, но остановился. Цыган сел рядом, грузин за спиной. Можно еще было выдворить, но зачем-то рискнул. Видимо, фейс мой отражал полную лоховатость. С таким фейсом не в дворяне, а в петушки. Они это просчитали.
Катались долго. Один в машине не оставался. Боялись сбегу. Хрен вам. Цыган отламывал темную пластинку, совал в сигарету и балдел. Я не силен в наркотиках, но думаю, это называется «план». От дыма распирало и меня.
Дергаться нельзя, у грузина минимум удавка. Наконец, поездка завершилась. У высотки они собрались выходить, а ты, мол, подожди, мы телевизор еще повезем. Упираю дуло цыгану в грудь.
- Рассчитайся.
Эффект неожиданности просто чудо. Чернявый окурок проглотил. Я обшарил его, забрал пластинку, сигареты, нож и деньги. От грузина мне досталась удавка. Он выронил ее, когда я потребовал держать руки на спинке.
- Задом тихо выползаем и мордой в асфальт.
 Они сделали это, а я уехал. Не думаю, что искать будут по номеру машины, или жаловаться в милицию. На полу лежала удавка.
Никогда не пробовал наркотик, а тут заправил. Словно ростом еще выше стал. Сигарету докурил до конца, остальное выбросил. Оружие можно оправдать перед властями, наркотик никогда.
Сами понимаете перед чем бывает затишье. Шпион с в.о. ничего не накопал по номерам машин. Подозреваю, что за спасибо он и не пошевелится. Еще подозреваю, что в компьютер к нему я попал навсегда. Это не Америка, друзей и единомышленников у нас не найти.
Мои опусы оказались ликвидные. Сослуживец пригласил в штат. Сошлись на совместительстве. Работа в редакции шла легко. Быть корреспондентом в корпорации не сложно, все герои под боком. Главное – умело лизнуть главного. Не ахти какой петинг, но и противного мало, тем более, что платить обещали хорошо.
Тогда выборы шли потоком. Продержался в редакции три месяца. Сам ушел. Мне подали городского сумасшедшего, про которого надо было написать, что он гений дворового самоуправления. Написал как о пациенте психушки, выпущенного под честное слово. На стол сослуживца положил опус вместе с заявлением об уходе.
Тогда же я уяснил, что понятие семья значительно изменилось, эта ячейка общества расширилась. Наряду с родственниками в нее включили приятелей, любовников и любовниц, знакомых и просто выказавших преданность.
Мой городской сумасшедший вскоре будет выдвинут на пост губернатора. Одно утешило – у кого-то хватило ума не допустить его до списка в бюллетене. Чем люди думают? Сердцем или жопой? Абсурд. Поддержать своих приезжал главный коммунист. Прибыл и меченый. К тому времени мой объект находился рядом с новой трассой из аэропорта.

                Пуля дура. Динамит молодец.

Я получил самый дальний объект. Он едва окупал фирме бензин, но дружеские или еще какие связи хозяев возобладали. Но это их проблемы. Для меня интерес вызывала новая дорога из аэропорта, а равно и в аэропорт. Красота на уровне.
На третий день после бара дали понять, что обо мне расспрашивали из милиции. Похоже, ничего дурного обо мне не сказали. Если сам не видишь в себе ничего такого, почему другие должны что-то видеть?
В самой милиции вопросов было много. Особо выделялись два: что видел-слышал? когда последний раз стрелял? Рассказал, что запомнилось: про детей; циркачей, пивших после представления; бомжей; ночных воришек; троице во главе с великаном; приличную парочку, решившую спиться за один вечер. Часто выходил на свежий воздух, чтобы сонливость прогнать. Бродил вокруг входа, иногда пропадая из вида продавщицы. Стрелял через три часа после смены на плановых занятиях в тире. Старых знакомых ни разу не встретил. О новых мало что знаю, лишь академика и сапожника.
Отпустили и больше не тревожили.
По области гремела кампания по выборам депутатов и губернатора. Попробовал перо в ряде штабов, заработал денежку на сигареты. Пиарщики, как дети. В одном штабе выпустили плакатик о звездном экипаже. В штабе крутого олигарха развели слезливую слякоть. Работать с примитивами противно. Не командный я человек, не терплю глупостей даже за большие деньги. Разве что за очень большие, но пробиться трудно.
 Своих поддержать приезжали коммунисты, правые, ягодники. Все первыми лицами. Предстать ясны очи собирался меченый. Объявил себя не тем слепым, что был раньше. Так и написал – теперь я не тот. Интересно, кто за ним стоит, кого он может поддержать. Неужели остались такие, кто не понял еще, что в руках меченого все рассыпается?
Будулай ушел на повышение. Теперь он в отделе охраны ведает народом. Надолго ли? Начальству нравится его натиск, но он не офисный работник. Цыган не умеет растягивать часовую работу на неделю, или хотя бы на день. Его надо грузить, он тягловый, но в фирме нет столько объемов. Значит будет грузить сам себя, а это не всегда нравится другим. Зависть – наша территориальная особенность.
Будулай убедил меня согласиться на дальний объект, ибо он самый удобный на зимнее время. Все бы ничего, да директор объекта бывший пограничник. К тому же контуженый. У него мания подлавливать охрану. Благо свою бы только. Они без оружия, а ему лишь бы повод для штрафа. Мне он обещал не только подловить, но и умыкнуть ружье. Не понимает, что в темноте я могу не узнать его. Да я и не обязан узнавать. Объяснил популярно, что нужна система паролей. Вроде бы отстал.
Директора объектов – бич охраны. Они мнят себя асами стражи. У меня с ними частые конфликты. Было бы чего умного в их требованиях. Один пограничник проникся ко мне доверием и в мою смену облав не устраивал.
Теперь о дороге. Трасса всегда чистая, зато сугробы по обочинам выше, чем на улицах города. По утрам нас иногда прижимает колонна с мигалками. По этой дороге должен был следовать и меченый. Почему-то взбрело подловить его здесь. Другого удобного случая не будет.
Для пробы насыпал в пузырек граммов тридцать аммонала. Запечатал воском детонатор с длинным шнуром. Три раза засекал время от намеченной точки до моста, где мы сворачивали с трассы. Получалось около сорока секунд. Запал отрегулировал на это время. Контрольный сброс наметил на ближайшую субботу. Машин в это время мало, гаишников не будет. Никто не должен пострадать.
Дня за два до означенной субботы в офисе столкнулся с Саней-немцем, с которым нес службу в банке. Этот салага по обыкновению нагло обратился ко мне, как к ровеснику. Не знаю, что я сделал, но немец резко перешел на имя-отчество. Тут-то до меня дошло, что я точно перестал любить людей. Этого и добивалась от меня окружающая среда. Прости, марсизм-ленинизм, по-вашему вышло. Человека и вправду делает среда. Как тут не обратить внимания на правоту термина, что армия делает из юноши мужчину.
Написал вроде бы не для красного словца и тем не менее сам с трудом разобрался в последней фразе. В ней много личного. Оставил ее в тексте по принципу – прочитай и оставайся при своем мнении, если оно у тебя есть.
Вполне возможно, что на образ мыслей влияло ожидание субботы. Я ее не приближал, не отдалял, просто рано утром в субботу отложил материалы об эсерах-террористах и поспал пару часов.
Накануне выпал обильный снег. Городские улицы заклинило, но трасса была чиста. Редкие снежинки ложились почти на голый асфальт. Умышленно сел на заднее сиденье за водителем. Закурил, зная, что Дима тут же потребует выбросить сигарету. Затянулся пару раз, успеваю поджечь шнур и выбрасываю «сигарету» в означенном месте. Она упакована в пакетик и глубоко входит в рыхлый снег.
Через полминуты навстречу проносится кортеж с мигалками. Черт – подумалось мне. Но решать задачу про пункт А и Б времени и желания не было.
Чем плох бикфорд – нельзя остановить. Моего командира генерала Романова чеченцы взрывали по радио.
Через десять секунд мы съехали с трассы и раздался хлопок. Я его не услышал, я его почувствовал задницей. Дима точно не слышал.
На объекте выходной. Пристраиваюсь ближе к радио. Делаю звук громче, но постоянные телефонные звонки подвигали начкара убавлять звук. Потом обход территории. Пока тихо.
Прошло два часа. Оперативность новостей не радовала. Не заметить хлопок из кортежа не могли.
Известие пришло неожиданно и стало первой новостью на несколько дней. Кортеж оказался губернаторским, речь шла о покушении на его жизнь. Взрыв случился метров за десять,  и машина с хозяином области успела свернуть в сугроб. Никто не пострадал. Да и пострадать не мог, разве что от излишней бдительности. Но об этом знал только я.
В ту минуту я второй раз за день чертыхнулся. Меньше всего я хотел неприятностей немцу. Но судя по красочности и интенсивности информации, в его предвыборном штабе решили обернуть событие во благо. Такой поворот успокоил. Жаль, что эта работа на соискателя не будет оплачена.
К вечеру оппоненты губернатора высказались о взрыве, как об уловке штаба. Весть заставила меня улыбнуться. Кретины. Их мозги на большее не способны. Всякие сомнения в версии не всегда сеют сомнения в умах и эмоциях избирателей. В драке сочувствие вызывает пострадавший. Такой у нас менталитет.
Динамит лучше пули. Особенно на расстоянии. Но он требует минимум двоих. И еще технического обеспечения. У меня взрывчатки много, но остального, включая навыки, могло быть больше. Я уже не мог пользоваться на трассе динамитом. Требовался другой метод.
Усилия службы безопасности успеха не принесли. Прошло сообщение о задержании двух татаринов. Это уловка. Она не часто применяется, а тут вспомнили. Выборы все же.
Меченый не приехал. Я по-прежнему на дальнем объекте. В стране другой президент. Он должен приехать к нам.
В то утро сменившись, мы застряли на дороге за полкилометра до трассы. Дорогу перекрыли. На трассе давно нет сугробов, но там нет ни одной машины.
Перед нами стояла ментовская машина и какой-то крупный майор, управлявший прибывавшим транспортом только жестами. Форма ментовская, а жесты особые.
Почти час ждали. Кто торопился, повернули назад и поехали через город. Мы дождались кортежа. Мент поднял руку и пошевелил пальцами.
- Майор, позволь майору на пенсии потренироваться.
Он глянул на меня и зацепился взглядом. Я вынул из машины гладкий карабин и потряс им. Мент отвернулся. Я направил ружье в сторону трассы и прицелился.
Кортеж выскочил из-под моста.
- Бух! – сказал я и опустил ружье.
- Он тебе не нравится? – спросил майор.
- Встретишь Горбачева – не трогай. Он мой.
Майор отвернулся, а через пять минут разрешил движение. Я уже садился в машину, когда на плечо легла рука майора. Я развернулся, ожидая чего угодно, но он протянул руку и я ее пожал. Майор быстро сел в свою машину и удалился.

                Бонд-ар

Джеймсу Бонду в ихних западах и азиях легче. Техника, мускулы и грамульку ума хватает для победы. И в России у него такой же подход, а это уже сказка.
Наш шеф имеет схожую фамилию. Бондар. Простите Юрий Бондар. По своей стати и фейсу Голливуд обзавидовался.
Хотел бы еще польстить шефу, да природа опередила. От Джеймса у него одно отличие – ум, мускулы и малость техники. Ко всему еще и огромный опыт работы в наших условиях. Кто наработал такой опыт, тот не пропадет в ихних западах и азиях. Нам бы побольше их техники, хотя с ней мы перестанем напрягать извилины. Мы их и так сильно не напрягает, умудряемся обходиться малым.
Приглашение посетить шефа оказалось весьма неожиданным. Обычно сам к нему прорываешься, а тут интригующая формулировка дежурного: найдите время прибыть к шефу. Одним словом, ни себе фига.
Самое простое объяснение в предложении должности. Но себе льстить вредно. Да и не соглашусь я. Работать каждый день – мы это проходили. Спасибо.
Он же полковник КГБ, а в этой организации пенсионеров не бывает. Да и подход из их репертуара. Я не торопился. Пусть сам скажет. Он скажет, ибо игра не такая свечная, чтобы затягивать ее.
- Когда зайдешь? – однажды в коридоре вроде бы ненароком спросил шеф.
- Вам решать.
Мы вошли в его кабинет. Офис – не святилище, но интуиция глючит, что сейчас с меня спустят штаны. Надо было помыться. Где-то я нагрешил. Убил? Но не ради корысти и не забавы для. Кому-то я стал карой, а теперь кара стояла передо мной. Мне бы удержаться и не впустить в себя вину.
- Что расскажешь? – спросил Бондар. Почему его фамилия без мягкого знака? Оригинал.
- Давайте без игр. Не терплю. Где прокололся?
- Почему прокололся?
- По интонации.
- Ты не доложил о попытке ограбления склада. Это зафиксировало видеонаблюдение. Есть свидетели.
Мне бы мышцы лица удержать в штиле. Камеру я прикрыл. Разве что еще одна была, но это вряд ли. Контракт гласит, что я обязан предотвратить, об остальном там нет ни слова. Бонд ждет ответа, как реакции на вопрос. Фигвам.
- Потом труп в лесу и следы колес твоей машины.
Враки. На колесах иной состав почвы. Фигвам.
- Потом трупы у твоего объекта.
- Ва-банк идете?
Он молчал и следил за реакцией. Трупы там появлялись и до меня. Будут и после. Собачка не любит дешевый табак.
- Далее взрыв на пути губернатора, - он сказал и затянул паузу. – В это время ты был на трассе.
В этом месте у меня замолчали даже мысли. Чувствую, глаза выдают. Пусть в них будет радость от мысли, что служу под началом такого шефа.
Бондар молчал. У меня проснулась мысль, что я не был лишь при создании Адама и Евы, остальное проходило с моим участием. И чего это я до сих пор не под стражей? Бить будут – сознаюсь. Потом откажусь, если не забьют. А могут. Тут уже фигмне.
Молчание затягивалось. Это не тот случай, когда длина паузы говорит о таланте артиста.
- Все? – спросил я и выказал тем самым свою бездарность.
- Еще что наметил?
- Храм на крови. Сюжет интересный.
Интересно, шеф сам анализировал, или кто помог? Время покажет. Кажется, его у меня будет много. Пока не загнусь от голодных коликов. Не тырить же по карманам мелочь.
- Храм еще не построен, - лицо шефа перестало быть бондовским.
- Вижу, что кровь не кончилась.
- Ты шизик, - сказал Бондар и я не уловил какой знак препинания ставить в конце фразы, восклик или вопрос.
- Я знаю.
- От работы отстраняю. Иди и напиши обо всем, сюжет-то интересен.
- Придется искать другую работу. Вдруг к бандитам занесет, а про объекты я знаю многое, так что лишить их девственности не вопрос. А писать я могу и ночью на службе.
- Хорошо. Но без оружия.
Так появились эти записки.
Что будет потом? – вот главный вопрос.
Ой, что-то будет. Они думали, что я начну суетиться, прятать и перепрятывать оружие, или избавляться от него. А я не Гришка Мелехов, чтобы топить карабин в тихом Дону. Я давно спрятал на черный день. Опасаясь, что таких дней будет много, нечто заныкал не шибко глубоко.

                Итого

Все бы ничего, да сапиенс гложет. Покоя не дает подтверждение считанной с мертвого приятеля информации. Что-то во мне есть, знать бы что. Мы все проживаем сюжеты из Писания, но нам приятнее думать, что такое только с тобой. Это не так.
Утешает, что у всех нас пальцы, губы, глаза, половые члены имеют разный рисунок. Возможно, есть и другие особенности, но пока и этих хватает. Мы соединяем руки не традиции для, а считываем и подстраиваемся.  Мы тискаем груди, целуем соски, вводим член в сладкие норки тоже для считки и подстройки, но сладость и удовольствие туманят наш сапиенс. Наше тело есть жесткий диск компьютера, а член – мягкая дискета. Освой себя.
Вкусная норка заставила забыть про меченого. И правда, делать из него мученика не стоит. Кто знал бы Цезаря, если бы не Брут?
Будулай не удержался в офисе, теперь мы на одном уровне.
Я не в команде. Я один, никому не нужен и не интересен. Дышу не через решетку. Так бы и дальше, а то однажды кто-то посчитает, что один тоже команда.
                Апрель 2001г.