ГЛАВА 15.
РАЗРЫВАЯ ЦВЕТНЫЕ СЕРДЦА…
К ней приехали неожиданно.
В дверь маленького домика у парка, излюбленного места прогулок и празднеств жителей района Ричмонд Хилл, кто-то тихо постучал в вечерней мгле.
Люн удивилась: «Кто может навестить в столь неурочный час? Помощница, старая О-Рэн, уже ушла, попрощавшись до завтрашнего утра, когда придёт и сделает мне красивую причёску. Сама никого не жду, не приглашаю гостей. Странно».
– Кто там? – подойдя к двери, спросила на английском.
– Госпожа Фэй, есть разговор. О Джеймсе, – тихий мужской голос был незнаком, но чем-то успокаивал.
Постояв, решилась и впустила нежданного гостя.
– Спасибо за доверие, Люн. Стас к нам обратился за советом.
Услышав имя мужа хозяйки, китаянка не сумела устоять на ногах от такой новости, безмолвно вскрикнув: «Госпожа Лана начала действовать!»
– Нет… – побледнев, только и прошептала.
Незнакомый молодой мужчина-европеец быстро вошёл в домик, закрыл дверь и, подхватив оседающую в беспамятстве на пол хозяйку. Отнёс в комнату, к камину, положил на маленький пёстрый диванчик. Склонившись, вскрыл ногтем какую-то маленькую коробочку, сунул женщине под нос.
Очнулась быстро, глаза были осмысленны и ясны.
– Вы в состоянии выслушать, Люн? – увидев слабый кивок, вздохнул с облегчением. – Наш ответ «нет». Вам придётся срочно уехать в отпуск на Родину, – помог привстать, – и как можно быстрее выйти там замуж.
Вскинула карие глаза в панике.
– Люни, – обхватил женские плечики тёплыми ладонями, ласково гладя пальцами шёлк халатика, – мы пытаемся отвести опасность от семьи твоей госпожи, пойми! Они уже здесь и очень активизировались, ты это знаешь?
Подумав, слабо кивнула, ещё больше побелев треугольным личиком.
– Уведи их обратно! Убеди, что ты и дальше следуешь вашим законам и традициям, а для этого нужно замужество, – глубоко смотрел в страдающие, почерневшие раскосые глаза.
Сжал сильно руки на плечах, когда заскрипела зубками, напряглась, как тетива, стараясь из последних сил сдержать крик отчаяния!
– Всё знаем. Давно. Но помочь не в силах, поверь, – подал платок, деликатно отвёл глаза. – Для всех это будет самым бескровным и мирным выходом. Знаем, что вам придётся пережить. Если поймём, что он… на грани – увезём отсюда. За тебя волнуемся меньше – ты сильная и умная женщина. Столько лет держалась, не показывая чувств – справишься, уверены. Только не сорвись, Люни, – заглянул в глубину умирающего взора, исходящего исступлённым нечеловеческим криком. – Можно совет? – замер в ожидании.
Промокнув глаза, согласно кивнула.
– Попроси родителей найти тебе простого, деревенского, скромного мужчину. Лучше, если он будет умельцем, ремесленником: гончар, каменотёс, столяр, резчик по дереву или камню. Понимаешь, к чему я клоню?..
Посмотрела впервые открыто в лицо, позволив себе ненадолго задержаться взглядом.
«Лет тридцать-тридцать пять, сероглазый, белое чистое лицо, красивые европейские черты. Русский, скорее всего. Чем-то на Стаса похож. Их служба, значит, здесь живёт. И помогает. Вот и тебе, Люнг, пришла пора помочь решиться на то, для чего столько лет не находила душевных сил – оторвать судьбу и сердце от Джейми. Вспомнить, кто ты есть…»
Опомнившись, пожала плечами, слегка покраснев щеками.
– Чтобы твой муж стал здесь полноценным помощником тебе. Как только с ним приедете – покинешь Лану и откроешь свой художественный салон. Пока маленький. А супруг может со своим ремеслом очень пригодиться. Ну, теперь понимаешь?
– Да, господин, – сев, опустила ноги с дивана, сложила руки на коленях и уважительно поклонилась. – Рамы для картин, мебель, подрамники, мелкие сувениры…
– Умница! Мы были уверены, что ты поймёшь и поддержишь нас, – взял безвольную холодную руку и мягко пожал. – Сможешь, наконец, стать самостоятельной художницей на волне вашего совместного успеха выставки в Филадельфии.
– Вы?.. – вскинула раскосые глаза, замерла, догадавшись. – Спасибо Вам!
– Мы пытались. Поверь. Не получилось. Мы не боги.
– Спасибо большое всем. Всё поняла. Тайну сохраню, клянусь. Попрошусь в отпуск, – говорила безжизненным голоском, смотря в пол.
Гость тяжело вздохнул, поняв.
– Сколько у меня есть?..
– Сколько тебе нужно?.. – не смог договорить, остро сочувствуя несчастной.
– Две недели. Это нелегко. Очень… – слёзы опять закипели в глазах, пальчики вцепились в колени. – Я постараюсь смириться и… свыкнуться с потерей…
– Хорошо. Через две недели билет и сопровождение будут, – увидев панику в глазах, положил руки на её плечи, мягко сжав. – Он кореец. Подозрения у них не вызовет. Летит в Сеул домой, – выпустил, выпрямился.
Встал с дивана, сверху посмотрел на оглушённую, раздавленную жутким известием Люнг, дождался, когда опомнится и поднимет глаза.
– Держись, наша Ласточка китайская. Всё будет хорошо. Мы рядом.
Проговорив, быстро ушёл, оставив поражённую хозяйку с изумлённо открытым ртом: «Сказал на безупречном китайском!»
Ночью так и не сомкнула глаз, оплакивая невозможную любовь и несчастную жизнь: «Не дал бог родиться в одной стране, не позволил. Лучше б тогда вовсе не сводил! Зачем эти годы мучений и страдания? Почему так жестоко наказал нас? За что?.. Если б Джейми был хотя бы белым…»
Так и промучилась от назойливых и колючих вопросов, исколовших душу и сердце в кровь, и они теперь саднили и кровоточили, унося с собой жизнь медленно, по капле.
«Я умираю без тебя, любимый. Моя чернокожая судьба, истинная радость сердца и вечная бесчеловечная мука души…»
Утром встала измученная, измождённая, истерзанная духовно, с опухшими веками и угасшими глазами. Грустно усмехнулась, глядя в зеркало: «Вот и выглядишь на свои сорок лет, Люнг Фэй. Ещё пару лет невыносимой борьбы с душой и телом, долгом и честью, на все шестьдесят потянешь. Они правы, эти мудрые русские: пора очнуться и жить той жизнью, которая была предопределена с рождения: быть китаянкой. Жёлтой. Не чёрной. Не негритянкой. Даже не мулаткой. Жительницей Юго-Восточной Азии. Представительницей монголоидной расы. Вот и будь ею, Люни».
Когда пришла старая О-Рэн, Люнг лежала на диване в гостиной, с примочками из зелёного чая на глазах, с кружками банана и огурца на лице. Долго слушала ворчание старой японки, ещё в молодости переехавшей в южный Китай после гибели супруга, принимала её мудрые советы, тихие материнские наставления. Сегодня они так раздражали!..
Быстро позавтракав, постаралась поскорее уйти от любопытных глаз и ушей дуэньи, как-то по-особенному пристально сейчас подсматривающей и прислушивающейся: то ли старушка переживала, то ли что-то задумала.
Пока ехала в мастерскую, дважды заметила новую машину, явно «сидящую на хвосте». Улучив момент, поравнялась, быстро заглянув в салон. Ахнула: «Это они, из “Триады”: мрачные, почти бритоголовые, в тёмных одеждах и очках – “Чёрная стража”! Вчерашний визитёр предупредил – активизировались. Да что там – обнаглели! Не скрываются, как в Китае, свободно разгуливают, не боясь никого».
Проездила десять дней под конвоем: в разговор не вступали, препятствий никаких не чинили, старались открыто не преследовать, но и не теряли из вида.
На десятый день, после обеда, Люн стала свидетельницей странной аварии: на виадуке-развязке в их машину влетел… цементовоз! У него что-то сломалось, и он залил густой серой липкой массой и машину, и выскочивших тотчас наружу людей с ног до головы! Автомобили останавливались, люди, смеясь, снимали происшествие на телефоны и планшеты, а полицейские старались отвести народ подальше, потому что грузовик стал юзить и неумолимо соскальзывать с моста. Так и пробил ограждение, рухнул вниз на нижний уровень, который едва успели перекрыть!
Люн не стала смотреть дальше и… скрылась от преследователей!
Поселилась в коттедже на дальнем озере, снятом тут же по приезде.
О нём узнала из маленькой брошюрки, оказавшейся случайно под рукой утром на столике в кафе, где завтракала, не сумев этого сделать дома – старуха уже бесила! Лане отправила SMSку: «Собираю материал – пленэр. Сообщу». Виновато вздохнула: «Поймёт – сама художница».
Озеро Сент-Джордж-Лейк в округе Йорк было маленьким и тёмным, а прилегающий к нему парк с одноименным названием состоял почти весь из хвойных пород деревьев, что вызывало по утрам особый голубой туман над поверхностью озерца, и он не особенно сильно пропускал мутное и холодное солнце поздней осени. Вокруг царил покой, мрачность и оглушительная тишина – как раз, что Люн нужно: на душе было то же самое.
Сняв с карточки приличную сумму ещё в городе, купила тёплой одежды и съестных припасов, позаботилась заранее о том, чтобы не появляться в ближайших от озера магазинчиках, сообразив: «Не та у меня внешность, чтобы остаться незамеченной. Даже за индианку не сойду».
Так и поселилась в маленьком коттедже на самом берегу, загнав свой «Мини-Купер» в гараж. О телефоне позаботилась сразу, избавившись тут же, как только отослала сообщение хозяйке – по сигналу легко отыскать, вот и лишила стражу такой возможности. Долго сомневалась, нет ли на машине «маячка», но, не имея возможности проверить, понадеялась на отсутствие такового. Расслабилась.
Первые сутки пролежала, уставившись в потолок, не находя силы даже на еду.
Навалилось такое отчаяние! Если б ни угроза жизни её многочисленной семье – покончила бы с собой в тот же вечер! Трезвомыслие удержало.
«Наблюдатели отомстят семье, всем без разбора: женщин – в бордели, всех, от мала до велика, мужчин – в рабство или в пираты. И там, и там смерть. Они живы, пока я содержу, а семья делится доходами с мафией. Так было издавна заведено».
Впала в ступор, упершись в тупик жизни.
«Бездумно, неистово, страстно, по-настоящему полюбив чернокожего Джейми, я загнала себя в угол по собственной воле, а за что должна страдать моя семья и невинные дети? – стараясь найти выход, не находила иного, кроме того, что напрашивался давно. – Покорись! Пора смириться и стать китаянкой, выйти замуж за того, кто родственен по цвету кожи и крови, а не по телу и страсти. Сердце, чтобы не мучило, вырвать из груди! Душу придётся затоптать в грязь, чтобы никогда не поднялась оттуда, не потребовала ответа».
Рано утром еле выползла на мостки, рухнула в пластиковое кресло, наблюдая за густым туманом и всходящим солнцем. Холодный и сырой воздух пробрал до костей, заставив задрожать телом.
Едва туман рассеялся, заметила на противоположном берегу одинокую мужскую фигуру, стоящую на помосте: низко опустил голову, смотрел на воду.
«Тоже у человека горе, раз забрался в межсезонье на это отдалённое и пустынное озеро. И ему не нужны люди».
Встала, постояла на краю и пошла завтракать.
Не была голодна, хоть и не помнила, когда что-нибудь последний раз ела. Аппетита не было. Заставила силой – голова начала кружиться. Еле втолкнула немного еды, запив зелёным чаем. Ослабев, проспала пару часов.
Проснувшись, надела хозяйский плотный плащ на подкладке, завязала пояс потуже и пошла гулять по окрестностям, больше не в состоянии видеть потолок комнаты.
Возвращаясь, попала под холодный ливень!
«Вот глупая! Вышла без дождевика и зонта! Как не заметила надвигающуюся непогоду? Задумалась…»
– …Люн?!
Знакомый голос заставил нервно дёрнуться. Со страхом и ужасом обернулась и… онемела: «Джеймс. Тоже в плаще и без зонта. Откуда он здесь? Как нашёл меня?» Спрашивать не стала, быстро повернувшись и почти побежав к коттеджу.
– Люни! – в пару прыжков настиг, схватив за руку. – Не беги! Как ты здесь оказалась? Одна? Кто позволил?
– Отпусти и уходи немедленно. Это смертельно опасно для тебя! – старалась не поднимать мокрого лица, на которое текли ледяные струи частого дождя.
– Нет! Пока мы не поговорим, я не уеду, – взяв за плечи, притянул её к себе. – Мы больше не можем просто игнорировать наши чувства. Пора разобраться…
– Нет! Я не собираюсь обсуждать то, что невозможно. Отпусти. Я пойду домой. Холодно, – дрожала всем телом, промокнув насквозь. – Позволь мне уйти, Джеймс.
Покачав головой, обхватил рукой её плечи и повёл… к себе!
– Нет! Джеймс!..
– Я живу рядом. Не знаю, где ты, но мы почти пришли.
Свернул на маленькую дорогу в чащу.
Вскоре оказались у небольшого светлого коттеджа, возле которого стояла машина Скалы.
– Я один. Ты здесь в безопасности. Ливень усиливается. Пока побудешь со мной.
– Отвези на машине, – прошептала в полной панике.
Понимала: «Стоит нам оказаться наедине, сорвёмся оба, тогда беды не избежать!»
Взмолилась:
– Прошу…
– Прости, не отступлюсь. Ты не должна жить одна – слишком опасно. Кто тебя отпустил? Как сюда попала?
Не выпуская её плеч из рук, завёл в дом, в коридоре быстро начал раздевать.
Вцепилась в одежду!
Вздохнул протяжно.
– Люни… Она мокрая, простынешь. Иди в душ, согрейся, халат сейчас принесу.
Взял мокрую женскую голову в руки, с тоской смотря в тёмно-карие глаза, где металась бесконтрольная паника.
– Верь мне.
Отступив, быстро сняла плащ и сапожки, метнулась в душевую, замерев на мгновенье в ожидании халата.
Принёс из спальни и спокойно протянул.
Дрожащими руками быстро забрала и тут же скрылась за стеклянной дверью.
Джеймс стоял столбом и не мог заставить себя уйти. Не сумел! Жадно прислушивался к звукам воды, борясь с диким желанием сорвать дверь с петель и… «взять» силой Люн! Но, горя в желании, разума не терял, зная её хорошо: «Не простит этого! Мало того, ещё и покончит с собой, как истинная китаянка должна поступить после насилия над собой».
Трепетал мощным телом атлета, обливался потом и не мог справиться с эмоциями.
«Столько лет любви! Как же давно люблю её! Когда почувствовал это, Джим? Как понял? Не вспомнить. Это происходит незаметно. Сначала улыбнёшься её шутке, затем глазами похвалишь: “Умница, справилась со сложной работой!”, в какой-то момент начинаешь ощущать её аромат, который доселе и не чувствовал. И вот шлейф запаха уже радует твоё обоняние и душу. Потом начинает нравиться, как она кланяется, приветствуя тебя и госпожу, как деликатно советует ей что-то, терпеливо заканчивая вечные недоделки на полотнах, скрупулёзно сверяясь с заметками, созваниваясь, уточняя. Вдруг часто и ясно видишь во сне её глаза и губы. Тогда не только радость и тихое очарование накрывает, а… возбуждение. Прожив многие дни и ночи с этим пьянящим чувством, замечаешь, что всё, что почувствовал и пережил, стало необходимо, как воздух! Тогда с ужасом и радостью понимаешь, что влюбился: в скромную и почтительную, в терпеливую и старательную, в милую и домашнюю девушку. Не просто хочешь в постель, а желаешь видеть рядом всегда – женой, матерью детей, любимой и единственной женщиной, желанной, суженой…»
Звук упавшего шампуня в душевой заставил очнуться от мучительно-сладкой грёзы, выбившей привычные слёзы.
«Я люблю тебя, Люни… Люблю по-настоящему… Навсегда…»
Пошёл в раздевалку, развесил их одежду на сушилке, включив активный режим, переоделся в сухие вещи. «Мокрые в машинку стиральную засуну, как только любимая выйдет», – подумал.
Не выдержал, подошёл к стеклянной матовой двери душевой. Ничего не видел, но осознание, что до её тоненького худенького тела всего три метра, сводило с ума! Закрыл глаза, глухо застонал. Вздрогнул от странного чувства, что видит её глаза. Открыв, замер: Люн стояла с той стороны и смотрела на него сквозь мутное стекло. Медленно поднял руку и коснулся пальцами поверхности, обрисовывая контур, гладя, скользя по шероховатому бугристому толстому стеклу, не дающему чёткой картины тела, но, любя до боли в сердце, радовался и этим минутам и ощущениям. Остановился, когда увидел, что Люни, прижавшись к стеклу, рыдает, уткнувшись лбом в холодную равнодушную преграду. Прислонился так же, положил ладони на стекло – повторила жест, сделав пытку просто невыносимой! Поцеловав её туманное отражение, прижался на миг к прозрачной двери телом и… отступил, страшась самого себя. Голова пылала, гудела, звенела колоколами…
Войдя в гостиную, постарался отвлечься: разжёг камин, занялся обедом, накрыл на стол, открыл бутылку красного вина и поставил к огню согреться. Немного успокоившись, подумал и надел поверх светлой рубашки жилет. «Как на работу, – криво усмехнулся, причесал густые вьющиеся непослушные волосы. – Бесполезно, своя жизнь и характер». Пригладил ладонью, махнул обречённо рукой, отвернулся от зеркала и замер: Люн стояла посреди комнаты в сухих вещах. Вспомнил: «Ах да, стиральная машина с сушкой и глажкой, – залюбовался. – Тонкий трикотажный кардиган персикового цвета так ей к лицу! Личико порозовело после горячего душа, губы покраснели, став такими… сочными…»
Не соображая, что делает, шагнул, порывисто схватил в объятия, резко притянул в поцелуе: сильном, жарком, голодном, опасном, долгом.
Вскрикнула, вспыхнула и… потеряла голову.
Как ни кипел его мозг, приказывая телу желать, хотеть, добиваться и иметь, удалось справиться. Пришлось поневоле. Вспомнил, что после безумия будут последствия.
«Опомнится и накажет себя, – меньше стискивал, целовал мягче, ласкался, сдерживал её руки. – Обезумела, сорвалась».
Беззвучно закричав от чувственной пытки, заставил себя остановиться. Обнимая, прижимал дрожащее в крупной дрожи женское тело, которое никогда не будет ему принадлежать. Закрыл в отчаянии мятежные глаза, криком одёрнул себя: «Джеймс! Остановись! Стоп, парень! Стоп. За эту любовь и желание Люни сложит голову. Не слишком ли высокая плата за твою похоть? Опомнись, очнись! Сам себя не простишь потом! Хочешь стать убийцей?! Отпусти. Ну?..»
– Тссс, тихо, любимая… Успокойся…
Гладил ласковыми руками плечи и спину, стараясь не опускать ниже. Не справиться.
– Всё хорошо. Порядок. Мы держим ситуацию под контролем, – едва соображал, что говорит. – Умница моя, ты ведь голодна… Давай, я покормлю тебя.
Затихла, прижалась мягко, не вжимаясь больше в его возбуждённое, зовущее, горячее тело. Неслышно заплакала, скрипнув зубами.
Беззвучно застонал: «Мне не легче, желанная моя». Охрип, прогнал спазм, откашлялся.
– Не вини себя, любимая. Это я накинулся на тебя. Прости меня, молю. Прости, если можешь.
Поцеловал голову, ласкаясь о чёрные волосы – Люн высушила феном и умудрилась уложить в причёску.
– Красиво причесала их, моя Ласточка, – целовал душистые пряди, вызвав новый поток женских слёз. – Извини, больше не буду.
Нежно оторвал от себя, обнял за плечи и повёл к столику у камина.
– Выпьешь немного вина? Ты промокла сильно сегодня.
Кивнула, смахивая слезу со щеки.
Закрыл на мгновенье глаза: «Как справиться?..» Вздохнул, обругал себя и заставил стать трезвомыслящим гостеприимным и внимательным хозяином. Светло и чисто улыбнулся.
– С чего начнём, госпожа Фэй?
Потом удивлялся: «Как не потеряли головы? Как смогли спокойно обедать, пить тёплое вино, приправленное специями; укутавшись в тёплые пледы, сидеть на веранде, радуясь тому, что ливень закончился так же внезапно, как налетел?» Ответов так и не нашёл.
Время прошло быстро.
Вечер обещал стать сказкой. Этого оба боялись!
Джеймс несколько раз порывался отвезти Люн в коттедж, но останавливало сознание: одна останется! Боялся за её безопасность. Разрывался от противоречивых чувств: избавиться и оберегать. Ухмылялся грустно: «Чёрная кожа – чёрные мысли у тебя, Скала. Как избавиться от той, которая навечно отобрала сердце и покой? Даже думать о разлуке больно! Как оберегать, когда сам и являешься её главной опасностью? И всё-таки не покинешь, страшась потерять…»
Она мучилась тоже. Страстно хотела плюнуть на всё и всех, просто любить своего темнокожего мужчину так, чтобы в голос кричать и плакать от радости. Любить до тех пор, пока их не найдут и… не убьют. Тут же накидывалась на себя с руганью, обвиняя в чёрствости и равнодушии к судьбе своей семьи, и семьи госпожи Ланы. Рвала сердце и душу, мечась мыслями по замкнутому кругу, который сжимался неумолимо. Печально усмехнулась: «Если сразу не убьют, на Родине перед сватовством обязательно осмотрит повитуха – позора не избежать. Понимая, что я известна и богата, шум поднимать не станут. После осмотра отведут в дальнюю комнату и оставят наедине с вакизаши – коротким мечом. Тонкий намёк на сеппуку – самоубийство. Мол, изнасиловали – сделай это, смой позор с имени своего и рода кровью невольной жертвы. Придётся. А что станет с родными? Кто будет помогать? Им без моей помощи не прожить! Мне же не выжить без любви моего темнокожего Джеймса – судьба, карма. Почему я родилась с жёлтым сердцем, а он с чёрным? Не соединиться нам ими, любимый, не подходим по цвету. Смешай эти два цвета, что получишь, Люнг? Правильно: цвет грязи. Кто же вносит в собственный дом грязь? Нет, Люни, её нещадно удаляют, чтобы не испачкаться, – горестно заплакала. – Джейми, любовь моя горькая…»
– Не надо. Мы найдём выход, любимая, – сел на диван рядом.
«Голос измученный и такой хриплый. Себе не верит, несчастный», – поняла.
– Что-нибудь придумаем! Держись, моя камелия.
– Мы обречены. Нам придётся вырвать это запретное чувство из сердец… – едва слышно прошептала.
– С ними. Срослись. Не разорвать. Только с сердцами… Если убить… – просипел, еле сдерживая слёзы, понимал ясно: тупик. – Не плачь, держись…
Притянул, положил голову на своё плечо, прикоснулся крупными губами к щеке и губам. Застонав, приник с поцелуем. Не набрасывался, целовал мягко и скромно.
Отвечала, слегка прижимая его голову трепещущими руками, продлевая счастье.
Такое маленькое и короткое. Невинное. Крохотная малость, которую могли себе позволить.
– Я люблю тебя, Люни…
…Как только солнце прогрело воздух после ночного заморозка, взяли себя в руки и пошли прогуляться по безлюдному и безмолвному берегу озера, любуясь предзимним волшебством – инеем. Сказка, подаренная щедрой милосердной природой их измученным душам.
Возвращаясь, увидели деревце дикой яблоньки-китайки. На веточках краснели многочисленные меленькие пурпурные плоды, подёрнутые налётом инея.
Увидев их, Люн безмолвно закричала от душевной боли: «Как наши сердца: прекрасные, совершенные и несчастные! Скоро погибнут под натиском зимы и станут горько-пьяными перед тем, как умереть. Горькими!» Плача навзрыд, склонила ветку к губам, прикусив морозный бочок яблочка: «Точно: горько-пьяное».
Джеймс, заворожено следя за ней, как во сне, подошёл и сделал то же самое, касаясь любимых губ.
Замерли, прижавшись губами в горьком соке, смотря в глаза и прекрасно понимая: «Это предел».
Так и произошло.
Джеймс сорвался: глаза налились кровью, голову отключило. Схватив Люни на руки, понёс в коттедж.
Поняла и смирилась: «Значит, судьба. Тому и быть. Лучше смерть, чем эта бесконечная душевная мука. Простите нас все…»
Не разговаривали.
Войдя в домик, молча разделись и пошли в спальню. Словно не любовь уже ими руководила, а месть несправедливой судьбе.
Стоя на самом краю, Джеймс сбавил обороты, став настоящим возлюбленным, сдерживая злое отчаяние Люнг. «Нет, любимая, я не наказываю тебя, а люблю», – сквозило в каждом касании и поцелуе.
Как ни парадоксально, но такие ласки отрезвили её. Отвечала мягко и скромно, перестала нервно дышать и дрожать в исступлённом ознобе преступницы на эшафоте.
Любимый ласкал тело с таким благоговением, что опять не справилась со слезами.
В последний момент смогла сквозь рыдания и отчаяние принять трудное решение, вспомнив о последствиях – повернулась спиной.
Замер, судорожно вздохнул несколько раз, всё поняв: «Просит сохранить её девственность!» Закрыл глаза, понимая, что и права Люн, и… не мог с собой справиться! Никак. Чудом «включил» голову.
– Любимая, я готов остановиться, – хрипло прошептал, позволяя ей не идти на такой поступок.
– Я люблю тебя, Джейми!
Прижалась к мужской гулко стучащей груди спиной, обнимая руками кудрявую голову.
Застонал, стал целовать её шею и плечи, нежно сжимая маленькие девственные грудки ладонями.
– «Возьми» меня так. Большего не могу дать, пойми…
– Будет больно. Может обернуться травмой или…
Мучился, понимая, что ей предстоит вынести: «мальчик» был крупным, даже очень – сказывалась раса.
Люнг медленно повернулась, поцелуями спустилась вниз по торсу.
Через несколько минут сдался.
Было непросто, но она всё вытерпела, справившись с болью и неловкостью.
Возместил страдания стократно, любя так, что кричала на весь домик, выгибаясь под умелыми губами и руками. Сводила с ума, дарила ответной лаской и пальчиками такую радость, что летел на крыльях счастья!
Чем громче кричал от страсти, тем больнее становилось на душе Люн: «Время!»
Как только Джеймс уснул, опьянённый взаимной любовью, парящий на облаках чувственной неги, бесшумно встала, приняла душ и вышла на кухню.
Заварив зелёный чай с жасмином, подошла к светлеющему окну: «Уже утро». Вздрогнула от волны паники: во дворе стоял… тот вечерний гость!
Убедившись, что увидела его, постучал по циферблату наручных часов.
Кивнула и быстро вышла.
Её «Мини» уже стояла за поворотом с включённым двигателем.
– Доброе утро, Люни!
Парень ласково обнял за плечи, прижимая и согревая в предутреннем стылом воздухе, быстро повёл к развилке.
– Больше тянуть нельзя. Самолёт через пять часов. Едва успеем завершить дела и вовремя приехать в аэропорт.
– Я не отпросилась у Ланы, – подняла тревожные глаза.
– Распишетесь на заявлении в терминале. Текст составлен и доставлен туда. Всё подготовлено и заверено юристом. Как Вы? – старался в лицо не смотреть. – За него не волнуйтесь – вызывают по делам бюро. Ему будет чем заняться в Ваше отсутствие.
– Спасибо за всё, – едва прошептала, беззвучно роняя слёзы. – Передайте вашему начальнику: «Нет повода для волнений. У моего будущего мужа не будет ко мне претензий».
Услышав её, он сбил ритм шагов, словно споткнувшись, поражённо нервно вздохнул, невольно дёрнул рукой на плече.
Поняла, покраснела:
– Всегда есть запасной вариант.
Побагровел, быстро отвёл глаза и повёл Люн дальше.
Когда оказались перед её машиной, долго не мог справиться с волной краски на лице.
– Машина заправлена, вещи в багажнике. Мы будем следовать поодаль, проводим да самого трапа. Документы и билет в порту получите, – говорил машинально, додумывая свою мысль, поднял, наконец, печальные потрясённые глаза. – Бедный Джеймс! И Вы, Люнг Фэй.
– Подобные отношения были изначально обречены. Я должна была это понимать. Мне пришлось пойти на это, – грустно потерянно улыбнулась.
Села в машину и тронула с места, окунув на прощание взрослого парня в мёртвую черноту и невыносимую боль раскосых глаз.
– Моя заслуженная расплата за невозможную и запретную любовь.
– Нам его не удержать, – тихо прошептал «опер» на русском, провожая глазами «Мини». – Да он же сметёт всё на своём пути, Люни! Мы просто вынуждены будем его нейтрализовать! А жаль… Отличный парень… – очнулся от сигнала автомобиля, показавшегося из-за поворота. – Иду.
Ехали не спеша, любуясь завораживающей картиной столкновения осени с зимой. Повсюду лежали жёлто-красные листья, припорошённые снежком и прихваченные инеем, и только чернела подтаявшая дорога, контрастно и резко.
Запах умирающих листьев, примороженной травы и цветов, запах хвои доносящийся из бора догнал и заставил залиться слезами Люн. Запах сосны и осени будет навсегда связан с первой и последней ночью её любви. С Джейми. Единственным. Половинкой. Тем, кто веками был предназначен ей. Ей одной. Но не теперь. Не в этой жизни.
– Любимый… – шептала, быстро смахивая слёзы, следя за дорогой, – найди меня обязательно в следующей жизни. Умоляю тебя, прошу, родись вовремя, в одной стране и вере, – рыдала хрипло, в голос, – иначе мы опять не соединимся с тобой… Не сможем… Никогда…
Проплакала всю дорогу, вцепившись в руль, стараясь изо всех сил не потерять сознание от нервного и физического истощения. Последние потрясения почти добили несчастную.
Едва взяла себя в руки в границе города.
Незадолго до аэропорта, машина сопровождения подала ей знак свернуть к мотелю.
Поняла: «Пора переодеться и привести себя в порядок».
Когда вошла в номер, её уже ожидала незнакомая женщина-европейка.
Быстро приняв душ, легла на стол, который приготовила помощница, и расслабилась. Силой затолкала чувства вглубь, прикрикнув на себя мысленно: «Держаться! Время вышло! Забудь!»
Через час вышла из гостиницы свежая, модная и потрясающе красивая.
– Истинная китайская красавица! – услышала, поймав на себе восхищённые взгляды мужчин-провожатых.
Зарделась и стыдливо опустила глаза.
– Спасибо. Настоящая волшебница оказалась та женщина.
Парни зашли с Люнг в ресторан, позавтракали, сидя в разных концах зала, потом прямиком поехали в аэропорт.
Подписав необходимые бумаги, получила пакет документов, выслушав последние тихие наставления, почтительно поклонилась и покорно пошла на посадку.
Они провожали её глазами до самого терминала, потом один из мужчин исчез, показавшись уже в форме обслуживающего техперсонала на лётном поле. Он и проследил за Люн до самого самолёта и, пока аэробус не взлетел, не покинул поля. Вернулся к сотруднику в терминал.
– С этим покончено. Займёмся нашим чёрным другом? – криво улыбнулся, было…
Увидев грустное лицо напарника, провожающего напряжённым взглядом маленькую точку в небе, затих.
Молча сели в машину и, убедившись, что «хвоста» нет, ринулись обратно на озеро. Их ждал нелёгкий день.
Декабрь 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/12/05/863