Лена перевернула клавиатуру и решительно потрясла. Оттуда посыпались разнообразные неприятные крошки, обломки старых грифелей, комочки серой ваты и волос, так что вскоре образовалась вполне самодостаточная в своей тошнотворности мини-мусорка. Рядом с мусоркой на столе лежало теплое и ленивое солнечное пятно. Время от времени оно шевелилось и ползало по столу туда-сюда – одновременно с яркими осенними ветками каштанов, качающимися за новым пластиковым окном.
Монитор мигнул и выключился – не понравилось, что дернули за провод. Круглые белые часы на стене показывали половину третьего – разгар рабочего дня. Пятница. Вчера Лена благополучно отправила всю отчетность, получила и старательно распечатала квитанции о приеме, разложила бумажные копии отчетов по папкам, в глубине души сокрушаясь о ненужности этого нелепого действия – и сегодня собиралась благополучно сбежать домой пораньше. Но выяснилось, что ее опередили: в обеденный перерыв ушли по каким-то уважительным причинам все остальные, включая шефа, а ей придется торчать тут до семи часов вечера, отвечая на телефонные звонки. Так что уже целый час Лена оставалась единственным человеком в офисе их небольшой, но дружной фирмочки, а делать ей было совершенно нечего.
На наведение идеального порядка в шкафу с документами была потрачена первая половина дня – и теперь на всех корешках толстых папок красовались однотипные аккуратные стикеры с педантичными надписями. Все, что нужно было разложить, оказалось систематизировано, подшито и аккуратно расставлено по полкам, а хлам, черновички, какие-то старые факсы, обрывки, огрызки и прочее неожиданное отправилось в корзину, - и теперь на столе не оставалось ничего – только монитор, клавиатура и ленивое солнечное пятно.
Клавиатура перешла по наследству еще от предыдущего бухгалтера, и, похоже, до сих пор ни у кого и никогда не возникало мысли ее почистить.
- Как это я не догадывалась раньше тебя помыть? – обратилась Лена к клавиатуре.
Но та неблагодарно помалкивала. Лена подумала, что коты и клавиатуры одинаково не любят, когда их моют. Решительно залезла под стол, выдернула провод из порта – и достала пачку влажных салфеток. Клавиатура скрипела, возмущалась, но постепенно становилась чище. Оказалось даже, что «облезлые» серые кнопки с цифрами – на самом деле никакие не облезлые, а просто грязные.
Лена водрузила сияющую белизной клавиатуру обратно на рабочее место и пошла на кухню - искать полироль для стола.
…Полироль пахла хвоей и чем-то сладковатым, как новогодние подарки. Солнечное пятно стало ярче и разлеглось еще более широко и лениво, выпустив отпрысков по углам стола. Лена примирительно подергала провод монитора – не помогло. Поправила штепсель сзади. «Philips» - мигнул экран и вернул привычную картинку рабочего стола – сочная зелень листка в прожилках, с вкусными полусферками капель росы – и две яркие божьи коровки в углу.
Немножко странно оказаться в офисе в полном одиночестве, да еще и без работы. Телефон пару раз звонил, но ничего особенно важного Лена ему не сообщала.
Заварила себе чашку зеленого чая с жасмином и уселась за стол. Подождала, пока загрузился Мозилла – комп жутко древний и тормозной – и вышла на страничку, которая дома стала уже привычной. Сообщество «Зачатие». Сама Лена там ничего не писала – стеснялась, но уже второй месяц вела график базальной температуры и иногда комментировала посты других, а иногда просто читала. Картинка с божьими коровками на рабочий стол была взята именно из этого сообщества, в разделе «Лягухи, аисты, чихи, приметы». Присутствие в этом сообществе было ее маленькой тайной. Даже от мужа она скрывала, что часто там бывает – почему-то казалось, что он будет смеяться и, если не специально, то хотя бы ненароком непременно скажет какую-нибудь колкость или бестактность, а ей этого не хотелось. Собственное нетерпение, ожидание, желание беременности иногда казались ей почти болезненными. Вот уже несколько месяцев, как они с Лешей решили «попробовать», но пока ничего не получилось.
Нетерпение поселилось эдаким холодком в области затылка, томлением в руках, которым очень хотелось сложиться на пузике и погладить его, нежно улыбаясь, как это делают все беременные женщины на нежных картинках, покрытых белесым флером в гламурных журналах и рекламе. Нетерпение заставляло ее напряженно прищуривать глаза, на дне которых время от времени возникали какие-то придуманные картинки – красные воздушные шарики и белый снег, и санки, на которых ее ребенок катается с горки, или каток, где она учит малыша стоять на коньках и аккуратно двигаться вперед, а потом наливает ему из термоса горячий сладкий чай. Или они с Лешей гуляют вместе в вечернем парке с коляской, а карапуз болтает ножками в белых носочках и перегибается, пытаясь дотянуться до огромных желтых одуванчиков, свешивается, - и она берет его на ручки, пухленького, маленького, но бойкого и сильного – и обнимает, а потом несет к траве, где почище – и выпускает ползать. Недавно она видела такой эпизод на самом деле, и ей так понравилось, когда малыш обрадовался тому, что его выпустили на волю, что теперь хотелось такую же картинку и в собственную жизнь.
Участниц сообщества «Зачатие» это нетерпение объединяло. Здесь обсуждались самые призрачные надежды, самые глупые страхи, самые нелепые предположения. Иногда нелепость достигала такого накала, что даже Лена ощущала недоумение, но это ей тоже нравилось. Приятно было ощущать себя здравомыслящим спокойным человеком на фоне чьих-то уж чересчур расшатанных нервов и мятущихся душ.
Глоток зеленого чая с жасмином. Страничку вниз. У кого-то отрицательный тест и задержка, у кого-то вторая «бледная полоска» и месячные – все, как обычно. Череда «бледных полосок» сфотографированных на телефон – «помогите разобраться, есть там что-то или нет». Лично Лена в «бледных полосках» сильно разочаровалась, придя к выводу, что если рассматривать отрицательный тест достаточно долго, то рано или поздно в глазах начнет рябить и тогда можно будет увидеть сколько угодно полосок, но на наступление беременности это никак не повлияет. Страничку вниз. «Производители тестов – уроды». Фотографии двух тестов, один из которых якобы с полоской, а другой – без. Лена старательно вытаращила глаза и честно пригляделась. Ни на одном из тестов она вторую полоску не видела. Из интереса заглянула в комментарии. Половина комментаторов увидела «хорошие полосочки» на обоих тестах. Еще минуту вглядывалась в размытое фото – не помогло, полоски не появились. Вышла обратно в ленту сообщества. Еще волна постов с описанием того, как и где колет, тянет, ноет, неприятно пощипывает и встречная волна комментариев: «у меня такое же было», «сдайте на ХГЧ» и тому подобное, уже привычное. К кому-то на подоконник прилетела божья коровка, кому-то подарили клевого пупса (знак?), у кого-то зацвел кактус, кто-то чувствует, когда наступает овуляция…
Бррр. Это уж слишком. Такие признания непроизвольно заставляли Лену прислушиваться и к собственным физическим ощущениям, вызывая нешуточную паранойю – и у нее тоже начинало тянуть, колоть, пощипывать, а беременность все никак не наступала, и все пощипывания и покалывания пропадали насмарку. Всего каких-то полгода назад она не имела ни малейшего представления о том, когда у нее овуляция, и что там, где и как покалывает. Полгода назад она легкомысленно курила тонкие сигареты, пила много кофе и не пренебрегала алкоголем по выходным. И ничего не покалывало. А теперь у нее здоровый образ жизни, зеленый чай с жасмином вместо сигарет – и график базальной температуры.
Лена прочитала чье-то тревожное откровение про «белые творожистые выделения» и непроизвольно подавилась слишком горячим чаем. Покашляла, отдышалась, посидела, передернула плечами и на всякий случай перешла из ленты сообщества на страничку собственного графика. График показывал четырнадцатый день цикла и небольшое падение температуры. Лена потянула к себе телефон, сняла блокировку и задумчиво набрала на экранчике: «Похоже, что сегодня день Х. Ты как? Готов хорошенько оттопыриться?)» Телефон булькнул и мигнул, отправляя сообщение. Лена, не моргая, загляделась на каштаны за окном – чтобы не слишком напряженно ожидать ответа. Вот откуда эта напряженность? Она любит Лешу, Леша любит ее. Они оба хотят ребенка. Но почему-то когда дело касается «планирования», Лена сразу же чувствует себя неловко и глупо. Как будто это совсем уж нелепо - договариваться о сексе. Или на самом деле нелепо? Или нет? Если можно заранее готовить «романтический ужин» или готовиться к свиданию и при этом чувствовать радостный подъем, то почему с этими графиками все получается иначе? Она пытается шутить, немножко разухабисто, грубовато, пряча свои страхи за этой напускной грубостью, а потом приходится вот так отворачиваться – к каштанам или в любую другую сторону, чтобы успеть убрать из собственных глаз тревогу и панику, даже если их никто не видит. Не очень-то хочется показывать эту неловкость даже себе самой. Телефон булькнул еще раз: «Я всегда готов!»
Все-таки она не стала дожидаться конца рабочего дня и ушла на три часа раньше. Обошла стороной метро и направилась к электричкам. Постояла на солнечной платформе, запрыгнула в неприятно пахнущий железнодорожной грязью вагон, выбрала себе вполне удачное сиденье – у окна, и через полчаса уже шла по направлению к дому через парк, временами спотыкаясь и раскидывая листья носками туфель. Во внутреннем мире (сложном!) кто-то бузил и бегал с протестными плакатами. Надписи на плакатах оставались неразборчивыми, так что причина волнения была понятна лишь в общих чертах. Получится ли на этот раз? А если не получится? Хоть бы получилось! И откуда-то совсем уж из задних рядов протестующих выпрыгивал какой-то нахальный романтик и колотил в бубен, вопя, что так банально не хочется, а хочется, чтобы красиво. Хочется падающих звезд и президентский люкс, усыпанный розовыми лепестками. «Дура, что ли, совсем?» - сурово спросила Лена у своего внутреннего романтика с непомерно завышенными потребностями, но перед самым домом завернула в супермаркет. Долго бродила по золотисто-пафосным этажам, наполненным приторными запахами парфюмерии из разных магазинчиков, и набрала целый пакет разнообразных ароматических свечек, лепестков, масел, кремов и кружевные черные перчатки. И чулочки. Телесного цвета сеточка, а сверху кружево. Красотища.
Прийти домой, расставить свечки, чтобы вкусно пахли. Создать атмосферу. Ужин, наверное, еще надо приготовить. Лена покосилась на пакеты в собственных руках и решила, что еду, при необходимости, купит в магазине у самого дома, а сперва надо занести домой всю эту ароматическую белиберду.
Ключ в замке повернулся один раз и остановился. Странно, неужели Леша уже дома? Ведь еще совсем рано. Толкнула дверь вперед и вошла в квартиру.
Фу. Милый дом встретил ее отвратительным рыбным запахом. Лена удивленно заглянула в комнату - Леша был дома. Он сидел на супружеской кровати с ноутбуком, пил пиво и грыз воблу. Противные очистки возвышались на не менее противной газетке. Какая-то доля омерзительной чешуи и внутренностей сползла и разлеглась прямо на покрывале, и еще на пол насыпалось. Рядом с пустой бутылкой из-под пива. Лена поставила пакеты на пол и вздохнула.
- Ленка, привет! – крикнул Леша, - Я тебя жду уже!
- Оно и видно, - пробурчала Лена, еще раз вздохнула и прислонилась затылком к стене. Отвечать нельзя. Если она скажет сейчас громко хоть слово, то начнет орать, пронзительно, как гарпия. Еще раз вдохнула и выдохнула. Поняла, что от злости навернулись слезы на глаза. Да что ж такое-то! Нет, невозможно, ни дышать, ни говорить - бежать отсюда надо. Иначе будет скандал.
Хлопнула дверью и пошла вниз по лестнице. Злость почти сменилась ощущением какой-то пустоты и бессмысленности. Впрочем, нет, - немного злости еще оставалось. Как той чешуи на покрывале. Попробуй потом отстирай этот жуткий запах. Шаг вниз, шаг, шаг, шаг. Дверь скрипит, у подъезда растут кусты с красными ягодами, воздух холодный и прозрачный, а в мусорке через дорогу ковыряется лохматый дядя панковской наружности. Бедолага, ему, наверное, есть хочется. Лена вспомнила, что в обед покупала себе булку с маком, но так и не съела. Порылась в сумке – булка была все еще там, лежала смирно, хоть и немного сжавшись.
- Эй, дядя! Здравствуйте!
- Здравствуйте!
- Хотите булку с маком?
- Давай! Спасибо.
- На здоровье!
Сунула булку в красную руку с грязными ногтями и пошла быстрее, вокруг дома, за угол, прямо - а, собственно, куда? Зазвонил телефон.
- Ленк, ты куда ушла? В магазин?
- Угу.
- Да я еды купил на весь вечер, много всего, возвращайся!
- Леша, вот ты мне скажи, ты вообще дурак, или как?
- Что?!
- Ты за каким чертом пиво пьешь? Ты что, не знаешь, что это вредно? Мы же договаривались!!!
Она все-таки шмыгнула носом, и голос поплыл и взвизгнул. Леша молчал.
- Вот что ты молчишь?
Леша еще помолчал, а потом медленно ответил грустным басом:
- Лен, пиво – безалкогольное. Просто мне хотелось, чтобы мы могли расслабиться вместе, чтобы не надо было готовить и заморачиваться, и я купил кучу всякой съедобной ерунды и пива. Думал, ты порадуешься. Думал, будет весело. Но как-то не сложилось, видимо. Жаль, - и повесил трубку.
- Твою же мать! – с чувством сказала Лена, засовывая телефон в карман. Земля немного уплывала из-под ног, и теперь жить стало совсем уж невозможно. Раньше она просто злилась, а теперь еще добавилось чувство раскаяния за то, что зря обидела Лешу из-за пива, которое на самом деле оказалось безалкогольным, а злость из-за вонючей рыбы практически переполовинило тем, что эту пакость Леша, оказывается, купил из самых лучших побуждений, плюс еще добавился какой-то страх, что Леша хороший, а она обзывалась дураком и злилась, и он, наверное, теперь обидится на всю жизнь. И не будут они жить долго и счастливо, и в один день не умрут. А вовсе поссорятся и разведутся. И никаких детей у них никогда не будет. А у нее, между прочим, еще и на кошек аллергия, вот какие тут могут быть планы на позитивную старость?
Домой идти было невозможно, глупо, ужасно. Теперь там не только рыбой воняет, но еще и Леша дуется. Полгода назад было проще. Когда Лена злилась на Лешу, она просто выкуривала пару сигарет – и отпускало. Резко прямо. После сигарет Лена с легкостью понимала, что все их ссоры – это возня в песочнице, и решаются они очень просто, за две секунды, всего дело в-то: подойти, протянуть руку и улыбнуться. И в ответ обязательно тоже улыбнутся. Даже если не сразу, то очень быстро. Но сейчас курить нельзя. Вообще нельзя, потому что вредно, за последние полгода было тем более нельзя, потому что они планируют ребенка, и конкретно сегодня уж совсем ни в какие ворота, потому что тогда какого черта она злилась на Лешу из-за пива, которое к тому же еще и оказалось безалкогольным.
Лена вздохнула и стряхнула пушинку с пальто. Пушинка белая, пальто черное и длинное. А где-то дома, в пакете, лежат еще кружевные перчатки, ыыыы. Пятница, вечер. Чем заняться и куда идти человеку, которому нельзя пить и курить, и который только что сам себе отменил все планы на секс? Куда глаза глядят, исключительно. Улочка шла вперед полукругом, так что глаза, в принципе, постоянно глядели в непрерывный плавный поворот бетонного забора. Сверху над забором пучками торчали клены и, местами, рябина и калина. По воздуху с соседних улиц доносились звуки тяжко вздыхающих пятничных автомобильных пробок, сирен и трамваев. Воздух неуловимо сгущался, слегка впитывая в себя сиреневые оттенки сумрака, и казалось, что с наступлением вечера звуки почему-то становятся громче. Или на самом деле приближаются? По кривой извилистой улочке пролетела «Скорая», мигая и вереща, и скрылась где-то впереди. Следом за ней – еще одна, и еще. Синий свет мигалок разорвал медленный ленивый воздух, и коричневые листья взлетели над асфальтом, а желтые сверху как будто полетели вниз быстрее, тревожными спиралями, а потом стало еще немножко темнее и страшнее, и более одиноко, а в некоторых окнах стали зажигаться первые огни.
Теперь уже было безмерно жаль потерянного вечера и упущенного шанса. Может, с какими-нибудь подругами встретиться? Открыла телефон, заглянула в контакты. Полистала. О, вот Марина, например, недавно сама звонила, звала на какие-то странные курсы вместе ходить. Еще что-то втюхивала о том, что есть цикл медитаций по женской энергетике, после которых повышаются шансы забеременеть.
Кто-то из внутренней оппозиции язвительно и настырно скандировал, что шансы забеременеть сильно повышаются, хотя бы даже если просто сексом заниматься, а не устраивать вместо этого скандалы из-за воблы. Но Маринке она все-таки позвонила.
- Лена, привет! – радостно ответила подруга, - Что расскажешь?
- Привет, - ненатурально позитивным голосом будто-все-в-порядке ответила Лена, - Хочу у тебя спросить, помнишь, ты приглашала меня на занятия, у меня сегодня как раз есть свободное время.
- Ты знаешь, вот ты прямо вовремя! Сегодня будет прекрасная медитация, посвященная любви!
«Могла бы и предупредить, что здесь сменка нужна», - ворчливо думала Лена, запихивая сапоги в пакет в гардеробе. Сначала ситуация со сменкой показалась ей совершенно безвыходной, но поглядев по сторонам, она поняла, что есть, как минимум, два решения – идти по лестнице вверх босиком или взять какие-то белые тапочки напрокат. Тапочки показались ей неудобными и нелепыми, поэтому она потопала вверх по лестнице в одних носках. На ступеньках были очень кстати нарисованы босые следы, чтоб не заблудиться. Сам пол приятно согревал озябшие ступни, а лесенка привела ее к площадке, на которой были разложены по полу подушки естественно-никакого цвета, а вдоль стен – вазы с цветами или камушками. И конторка, или, как сейчас говорят – ресепшен. За ресепшеном сидели две веселые девушки и пили что-то горячее из лаконичных белых высоких чашек. Пахло уже привычным жасмином.
- Вы на танцы? – весело спросила одна из девушек.
- Нет, я на медитацию.
- А, к Виргинии! Пожалуйста!
Лена отдала девушкам деньги, ее записали и пригласили пройти в зал.
Стряхивая со ступней какое-то вязкое смущение буквально на каждом шагу и стараясь не сутулиться совсем уж пугливо, Лена вошла в дверь – и оказалась в зале с зеркальными стенами. В зале равномерными полукругами были расставлены шесть или семь рядов мягких стульев. Почти все стулья уже были заняты тихонько бубнящими людьми и, к своему удивлению, Лена разглядела среди них довольно много мужчин. Маринка здесь тоже была, но сидела далеко от дверей и, похоже, все места вокруг нее уже были заняты. Лена села на ближайший стул и принялась оглядываться. В голову лезли фрагменты увиденной вчера передачи про религиозные секты, про разнузданные оргии и экопоселения зомбированных членов общин, но люди, сидящие рядом с Леной, выглядели совершенно нормальными, обыкновенными, даже обыденными, - как сотрудники. Девушка с соседнего стула нечаянно встретилась с Леной взглядом – и улыбнулась.
Маринка тоже заметила Лену – и делала большие круглые глаза, подпрыгивая на сиденье и приветственно размахивая рукой. Лена тоже ей помахала. В центре полукруга, поправляя цветы в вазе на подоконнике, стояла невысокая женщина. «Наверное, Виргиния – это она», - подумала Лена.
Пока вокруг раздавался равномерный бубнеж, Лена достала телефон и обнаружила на нем пять непринятых вызовов от Леши. Отошла в дальний угол, оглянулась по сторонам и нажала кнопку вызова:
- Леш, извини, я не слышала, когда ты звонил.
- Угумн. И не видела.
- И не видела, - согласилась она, - Леш, ты извини, что я на тебя сегодня вызверилась, просто я как-то нервничаю. И еще запах рыбы не люблю. И мусор на покрывале.
- Зато я обожаю, когда ты мне предлагаешь провести вечер вместе, а сама куда-то сваливаешь. У меня все отлично.
Лена засопела, чувствуя новую волну раздражения. Как можно спокойнее ответила:
- Я и хотела провести вечер вместе. А теперь уже все иначе получилось. Извини, я ничего такого не планировала, просто психанула. Сейчас вот как раз пошла с Маринкой на медитацию, чтобы успокоиться.
- Какую еще медитацию?!
- «Свет любви» называется, а так я не знаю, еще не началось. Так что домой я приеду часам к одиннадцати-двенадцати.
- Со светом любви?
- Надеюсь, что так, Леш. Кстати, я купила кучу ароматических свечек, в пакете, в коридоре. Это сойдет?
- Для чего?
- Ну… любовь освещать.
- Не знаю. Я, может, тоже уйду куда-нибудь, раз тебя нет.
- Ну, пока. Я напишу, когда освобожусь, - и нажала на кнопку отбоя. В глазах покалывало и щипало, и немножко трудно было дышать. Вроде бы, нормально поговорили, но все равно было неприятно, как будто все страхи собрались воедино, надели на свои лапы колючие варежки и принялись трогать и тереть ее неспокойное сердце.
Невысокая женщина, стоявшая у окна и поправлявшая букеты цветов в вазе, повернулась к аудитории – и всеобщий бубнеж постепенно стих.
- Ну что? – улыбнулась она, - Будем постепенно начинать? Еще пару минут подождем – чтобы все опаздывающие успели. Телефоны, я думаю, лучше выключить, чтобы они вас не отвлекали. Нам нужно создать здесь свое звучание, убрать всю суету, перестроиться после рабочего дня на любовь – нешуточная задача! Я сегодня уже несколько раз слышала от разных людей – что день ужасный, осень, холод, неприятности. Но так тоже, наверное, неправильно говорить. День чудесный, нужно только немножечко настроить себя самого, собственное звучание – тогда и мир вокруг нас будет выглядеть лучше.
Она говорила очень медленно, мягко, но четко отделяла слова, выговаривая их с легким прибалтийским акцентом. Лена подумала вдруг, что ее голос, как поток воды – пусть не слишком сильный сейчас, но содержит в себе и легкомысленный звон весенних тающих сосулек, и глубину морей, - такой он странный. Звонкий – и бархатистый. Тихий – но отлично различимый и понятный. С таким голосом хорошо быть режиссером – показывать каждому актеру, как именно он должен произносить свою роль. Диапазона хватит на всех.
Лицо у нее тоже было необычное. Старше сорока (а насколько?) – но огромные глаза по-детски пронзительные и слегка лукавые, - а губы легкомысленные, довольно пухлые и готовые улыбаться и снова улыбаться (вам, вместе с вами и тем милым глупостям, которые вы говорите и делаете) - и ямочки на щеках. Лена встретилась с ней взглядом – и смутилась. Как будто сама почему-то вдруг почувствовала себя всю – такой вот «милой глупостью». Или вдруг поняла, что чувствует себя такой уже давно и непрерывно. Бррр.
- Отдых – это обретение своего собственного звучания, - говорила Виргиния, - Все мы живем в большом городе, город очень громкий, сильный, в нем много всего. За день мы сталкиваемся с тысячами разных звучаний, они смешиваются и в конце концов утомляют нас. Каждый человек, когда говорит «мне необходимо побыть одному» или «я хочу отдохнуть» - хочет восстановить свое собственное состояние, наиболее комфортное для него от рождения.
На доске перед аудиторией постепенно появлялся схематичный рисунок. «Я» - точка. Мир. Пространство – как кругами по воде. Пространство в пространстве – «Я» в мире. Поток времени, как ось в системе координат. Вперед. Поток жизни.
- Вдох и выдох – это в том числе обмен энергией с миром. Я думаю, это такая хорошая подсказка дана человеку! Если нужно на что-то опереться, нужно понять, а где же в этом мире "я" – всегда, пока мы живы, - мы дышим, и можем почувствовать эту точку. И уже обретя себя, создавать собственные звучания и модулировать свой мир через себя, через свое «я». Можем разжечь в этой точке маленькое солнышко - запас энергии, которым можно будет распоряжаться так, как необходимо, как мы сами захотим. Наполнять себя энергией, чтобы заполнять и свою жизнь.
Лена удивилась – вспомнила, что, когда была совсем маленькой, то однажды вдруг заинтересовалась тем, как она дышит. Ей объяснили что-то про легкие и сердце, и кровь, но это объяснение показалось ей совершенно не важным. Несколько дней она подолгу сидела неподвижно, слушая собственное дыхание и пытаясь понять, куда же, в конце концов, попадает воздух внутри груди. От этого тело становилось легким и как будто мятным, покрываясь, как окна зимой, ментоловой изморозью, и это было очень похоже на чистую идеальную радость. Радость жизни и радость, будто нашла что-то очень важное.
- Дыхание выравнивается, становясь тишиной, живой тишиной твоей души. Энергия из мира, окружающего тебя, - медленно говорила Виргиния, - Из мира, как вдох, вливается свет в тебя. Рождающий силу души. Рождающий силу любви – в тебе. Сама любовь в каждом дыхании заполняет тебя, и избыток ее торжествует за пределами тебя, заполняя мир светом любви. Твое дыхание есть созидающий свет любви, созидающий тебя и мир.
Лена с удивлением заметила, что колючие шерстяные варежки на лапах ее смутных страхов куда-то подевались, и сердце больше не прыгает, и откуда-то появилась забытая с детства мятная радостная изморозь, заполненная ярким светом. И еще как-то само собой стало понятно, что когда Виргиния говорит «я» - это она не о себе, это упражнение для каждого «я» в этой комнате.
И каждое «я» в этом зале очутилось в собственной тишине.
…Лена лежала на теплой зеленой траве. С закрытыми глазами, но прекрасно зная, что над ней огромное синее небо. Она помнила этот день, ей было тогда лет пять. Дедушка отвел ее гулять в лес, к роднику. Было очень жарко, и они пили ледяную родниковую воду – сперва из сложенных вместе рук, потом из металлической фляжки. Нашли и повесили на ветку на дереве какую-то тяжеленную железяку и ударили по ней палкой. «Боммм» - величественно сказала железяка, талантливо притворяясь колоколом. И еще там были какие-то белые цветы. И дедушка – тогда еще совсем не старый, живой и настоящий.
Лена легла отдыхать на полянке в ажурной светотени от кустов. Качался где-то вверху над головой тысячелистник. Пушистыми многогранниками в глаза светила радуга сквозь ресницы. В небе лениво и негромко жужжал самолет. Шмели. Запах клевера и ромашек. Медовый жар летнего полудня.
…В аудиторию она вернулась немного удивленно. Медленно открыла глаза, чувствуя, что и здесь стало тише и спокойнее, будто немного медового полудня просочилось в темную осеннюю Москву.
- Мы с вами сегодня собираемся ни много ни мало – попробовать зажечь огонь любви в своих сердцах. Люди жаждут любви – и всегда немного боятся ее. Потому что огонь любви опасен, как и любой огонь, он обжигает, сжигает, уничтожает. Он способен разрушить человека, который не умеет распоряжаться своим внутренним миром. В пространстве хаоса огонь любви разжигать опасно. Поэтому люди так боятся любви и часто противопоставляют ее разуму. Чтобы можно было разжечь этот огонь, ему нужна чаша. Тогда, даже обжигая, он будет формировать что-то новое, как из глины, но не будет сжигать, уничтожать. Это упражнение «чаша спокойствия» – или «база», или «зеркало»...
Люди вокруг что-то записывали. Иногда Виргиния специально оставляла паузы для того, чтобы каждый мог записать что-то свое.
- Это быстро теряется, - пояснила она, - Записывайте то, что сейчас переживаете, думаете, чувствуете – чтобы потом было легче вспомнить.
Лена застыла над листочком бумаги с карандашом в руке. Что писать?
«Я есть. Я это я. Жить приятно. Ясность», - накорябала она на листочке и решила, что этого вполне достаточно. Села ровно и стала смотреть по сторонам – на старательно что-то записывающих людей. Смотреть почему-то тоже было приятно. «Удивление собственной ценности», - добавила Лена, подумав, - «Удивление, что я это я. Ощущение потока».
Ощущение потока времени было почти физическим. Когда-то в очень жаркое лето они с Лешей ездили вместе на Оку. Мелкая Ока прогрелась до состояния теплой ванны, а в сочетании с быстрым течением создавала ощущение джакузи. Они тогда сидели в воде часами, хватаясь друг за друга, обнимаясь, плескаясь и фыркая. Течение сносило их далеко вниз, а потом приходилось долго идти по берегу босиком по колким веточкам, чтобы прийти к своей палатке. Сейчас Лена ощущала нечто похожее, как тогда в воде – какой-то теплый, бурный, ласковый, бесцеремонно мощный поток пронизывал все тело, щекотал и уносил с собой.
«Огонь горит в глазах и от этого мир преображается», - дописала Лена, - «Вибрация в животе, почему-то благодарность к жизни, своей и чужой».
Ей не хотелось писать что-то нарочито красивое и пафосное. Когда пишешь пафосное и красивое – очень легко скатываешься в собственные домыслы. А здесь происходило что-то настоящее, не имеющее никакого отношения к нарочитой надуманной красивости, поэтому она писала только то, что казалось ей ясной и понятной правдой.
А все, между тем, ушли сидеть на зеленом холме над зеркальным озером. Холм, конечно же, у каждого был свой, а Лена немного припозднилась, и на холме очутилась не сразу, и на зеркальную гладь смотреть у нее не получалось. Зато у нее были теплые грязные пятки, когда она наконец-то попала на холм и уселась там, поджав под себя одну ногу и вытянув вперед другую. И трава вокруг была сочно-зеленая, а в ней звенели кузнечики. А на сочном резном листке четырехлистного клевера сидела яркая божья коровка. Ах, озеро, да.
Она попыталась сосредоточиться на озере и увидеть его. Озеро действительно блестело где-то внизу, и действительно зеркальное, чистое и спокойное, но над ним стлался легкий туман и летали радужные, серебристо-разноцветные стрекозы…
…На улице было холодно, а щеки горели. И воздух был уже совсем черный, разве что с легким отливом в синеву, а в нем расплывались желтые пятна света. «Будто оливки в мартини, только наоборот», - улыбнулась Лена и вдохнула поглубже. Леша написал, что играет в бильярд с друзьями и домой пока не собирается. Лена из интереса попробовала огорчиться или хотя бы немножко обидеться – но не получилось. «О как!» - отметила она про себя. И продолжила смаковать «мартини» из ночного московского воздуха. Маринка осталась где-то позади – у нее здесь было много знакомых и после занятия все они остались еще пообщаться. А Лена ушла, и не потому что спешила домой, а просто потому что ощущение «я есть» казалось ей очень неустойчивым и трудным для удержания. Даже поболтав с Маринкой всего пять минут, она почувствовала, что теряет это состояние, и стало так жаль, как будто без этого вся жизнь потеряет свой смысл, потому что если нету «я есть», то кто тогда живет эту жизнь за нее? И пусть у нее сегодня нет бурного секса или теплого дружеского общения, но разве лучше, если бы все это было в ее жизни, но без нее самой? А так у нее просто скромный коктейль из ночного московского воздуха, украшенный светом из окон, да, не бог весть что, но зато – она действительно есть здесь и сейчас сама.
Тут она с удивлением поняла, что сейчас все еще вечер пятницы, и на работу завтра не надо. Это не могло не радовать. Улыбнулась, вспомнив одно из «упражнений», которое Виргиния заставила всех делать на медитации:
- Да! Я люблю тебя! Я люблю себя! Да! – говорили все, сперва тихо и робко, а потом громко и радостно. Все громче и громче. «Я люблю себя!!!» - горланила вместе со всеми и Лена, удивляясь тому, что такое можно сказать вслух, прокричать и прочувствовать. Оказывается, она всю жизнь живет с непреодолимым внутренним убеждением, что любить себя - это очень плохо. И пусть она сто раз читала о том, что себя надо любить и что только любящий себя человек способен на любовь к другим, но это было уже потом. А в глубине с самого детства - "сам погибай, а товарища выручай". "Я - последняя буква в алфавите". И еще что-то такое же. Так что, пока не погибнешь, спасая товарища - жить предстоит с тревожным чувством вины. Даже если удастся спасти товарища без жертв - это будет уже не то, не то.
Дома было совсем темно и тихо. Даже рыбой почти не воняло - очистки Леша убрал, а покрывало вывесил проветриваться на балкон. Лена вздохнула и запихнула покрывало в стиралку. Заглянула в холодильник и удивилась - все полки были забиты какими-то вкусняшками. В самом низу лежал пухлый черный пакет. Лена с интересом заглянула и в него - и радостно взвизгнула: инжир! Спелый, вкусный, да еще много! Набрала Лешин номер:
- Лешка, спасибо за инжир! Это так неожиданно и приятно! Очень круто с твоей стороны!
- Да пожалуйста! - нарочито равнодушно и подчеркнуто вежливо ответил Лешкин голос. Настолько нарочито, вежливо и равнодушно, что больше ни о чем Лена спрашивать не стала - поняла, что сейчас это бесполезно.
Выложила себе на тарелку инжир, порезала кусочками сыр с орехами, заварила чаю - и отправилась в кровать. Было немножко одиноко и грустно, а самое главное - страшно было, что завтра Лешка опять будет дуться, а ей придется извиняться и прыгать на цыпочках, чтобы "загладить". И что в результате и "загладить" не получится, и прыгать так надоест, что она не выдержит и снова разозлится на него, и так будет продолжаться бесконечно, до глубокой старости - ссоры, попытки примирений и новые ссоры, бесконечная череда причин и следствий - и у каждого будут железные аргументы и основания, чувство собственной правоты и прочая, и прочая... Телефон зазвонил так резко и неожиданно, что Лена вздрогнула. "Маринка" - показывал дисплей.
- А чего ты меня не дождалась? Спешила?
- Да нет, не то, чтобы спешила, но мне показалось, что у тебя свои дела, не хотелось мешать.
- Да ладно - мешать, скажешь тоже. Мне же интересно - понравилось тебе или нет, как впечатления вообще?
Лена внезапно вспомнила "я есть" и "я люблю себя" - и заозиралась по сторонам диким взором. Медленно ответила:
- Мне понравилось, конечно, только я не поняла, почему так много мужчин было.
- А отчего ж им не быть? - удивилась Маринка.
- Я думала, это занятия для женщин, ты же меня звала когда-то, помнишь? Еще говорила, что для беременности хорошо!
- Так это совсем другое, что ты! Это общая медитация, для всех желающих! - Маринка продолжала что-то говорить, разъяснять, обещала прислать информацию на почту, а Лена кивала и удивленно оглядывалась по сторонам - как такое может быть, что, едва дойдя до дома и всего лишь слегка расстроившись, она уже все забыла. Встала, помахала руками, поразглядывала свои ладони - кажется, кто-то у Джека Лондона так делал, восхищаясь совершенством своего тела перед смертью. И еще так делают герои фильмов в виртуальной реальности, когда привыкают к интерфейсу.
Наткнулась на пакет, забитый доверху, вспомнила про ароматические штучки и принялась увлеченно распаковывать покупки - расставила свечи на полки и на столик перед телевизором, зажгла аромалампу, полюбовалась отсветом огня в зеркале. О, еще на дне лежали чулочки и перчатки в хрустящей упаковке! Кто прав в вечном споре - для кого наряжается женщина? Для мужчины или для себя самой?
Утро пыталось наступить уже раз пятнадцать. Оно хлопало входной дверью, топало, вздыхало, маялось, вертелось где-то рядом, нарушая облачную безупречность одеял и подушек. Оно шумело какими-то звуками за окном, намекало, что последний сон уже исчерпал весь свой потенциал и ничего интересного там больше не произойдет. А в конце концов зашлось истеричной дрельной трелью, трелью дрели, мать ее так, где-то за дверью проснулись соседи и с этим уже не поспоришь никак. Лена недовольно открыла глаза и поспешно повернулась - Лешка был на месте и, кажется, спал, несмотря ни на что. Сопел, распространяя вокруг себя запах спиртного. Лена хотела обидеться и рассердиться, но тут ей на нос упала прядь волос и она машинально подняла руку, чтобы поправить ее. А поправлять поутру прядь волос рукой в кружевной перчатке - это совсем не то, что можно назвать привычным обыденным действием. Скорее это что-то такое, что способно удивить и отвлечь. Все-таки еще минуту она провела в нерешительности - уж очень велик был соблазн обидеться на Лешу и уйти злиться и сокрушаться о несовершенстве мира. И даже как-то страшно было поступить иначе - а чем же тогда себя занять?
Это было странное чувство - выбор. Все равно что дойти по качелям-доске до самой середины - и там приняться балансировать - влево-вправо, удерживая оба края доски в воздухе, сохраняя обе вероятности неиспользованными. И жаль было бы рухнуть в какую-то одну конкретную сторону, потеряв легкость настоящего момента взамен на какой-то конкретный путь, наверняка скучный и неинтересный. В самом деле, разве это интересно - обижаться на Лешу? Неужели ничего более приятного это утро ей не подарит? А с другой стороны - если сделать вид, что ей все равно - это будет как-то нечестно.
Красивая, но лохматая и взъерошенная девушка в зеркале сонно щурилась. Лена подмигнула ей - и ушла заниматься утренними процедурами. А на обратном пути обулась в туфли на каблуках - и вернулась показаться зеркалу уже умытой и причесанной. Лешка дрых, а она вертелась перед зеркалом на каблуках, в чулочках и перчатках - и больше без ничего. И дурацкое занятие это ей вполне нравилось. Так что завтракать она принялась в обществе все той же красивой зеркальной девушки. Не самый плохой вариант субботнего утра - завтрак из инжира, чашечка кофе, неловкие кружевные пальцы, подчеркивающие нарочитую эстетику текущего момента - и веселое, игривое отражение в зеркале. Лена строила рожи, изгибалась, томно раздвигала и сдвигала ноги, корчила дакфэйсики, чувствуя себя полнейшей балбесиной - и искренне этим чувством наслаждалась.
А по завершению завтрака вытащила фотоаппарат и, угрожающе направив объектив в зеркало, подобно "фоторужью", решительно щелкнула, и вызывающе заявила в объектив:
- Да, я люблю себя!
Потом повернулась в сторону Лешки, завернутого в одеяло с головой, как лялечка - и его щелкнула тоже:
- Да, я люблю тебя!
Было ничуть не страшно.
Потом Лешка проснулся и страшно удивился.
- Ты чего это такая красивая с утра?
- Захотелось, - непонятно пояснила она и прошла через всю комнату в коридор. Порылась там в сумке, потом зашла на кухню - а вернувшись, спросила нарочито томным низким голосом, растягивая слова:
- Цитрамон будешь?
Леша согласился на цитрамон - а потом как-то ошалело сбежал в ванну - и вернулся уже гораздо более похожий на человека. Пока он плескался, Лена самозабвенно корчила в зеркало совсем уж идиотские рожи, преисполненные нарочитой карикатурной сексуальности. Язвила так.
- Леш, ты извини, что я вчера так странно себя повела. Просто я изначально была нервная.
- Ох уж эти женские циклы, - страдальческим голосом Хрюнделя подтвердил Леша.
- Кстати, о циклах, - добавила она и напряглась.
- Что? - переспросил Леша, не дождавшись обещанной информации о циклах. Лена вдохнула, выдохнула, опустила глаза и вдруг решилась сказать вслух:
- Кажется, меня напрягает, когда мы занимаемся сексом специально, чтобы забеременеть. Поэтому я и психанула.
- В смысле? Это ж круто - наоборот, можно расслабиться и не волноваться о предохранении, - Леша ничего не понял. Теперь придется объяснять ему то, чего она сама толком понять не может. Ужас. Лена с тоской посмотрела куда-то вбок и сделала попытку:
- Может быть... Да нет, я сама не знаю. Ну, как будто мы супружеский долг исполняем. После которого я, как порядочная женщина, должна пойти порыдать в ванной. Ну... просто я как-то напрягаюсь - получится, не получится, и уже не могу расслабиться и переключиться.
- Странная ты, - констатировал Леша, сел в кресло и притянул ее к себе, поглаживая, - Зато красивая!
- Ну ты тоже симпатичный, - она положила руки ему на плечи и игриво подалась вперед, слегка дотронувшись до лешиных губ левым соском, - Вот сегодня нельзя будет беременеть - и от этого мне сразу как-то легче и приятнее.
- Почему это нельзя? Ты ж говорила - самое то? - Леша попытался ухватиться губами за сосок, но Лена увернулась и пояснила:
- Это я говорила до того, как ты напился. Согласись, странно было бы полгода вести здоровый образ жизни, а потом нажраться и именно в этот день пытаться забеременеть?
- Да ладно, обычно все так и происходит. Но если тебя это беспокоит - я могу прерываться, - Леша все-таки поймал ее грудь губами и делал там что-то очень приятное, так что по всему телу бегали мурашки и разливалось томное и кошачье-похотливое.
- Ну давай так, - согласилась она, с некоторым усилием возвращаясь к словам.
- Да? Когда начинаем? - обычно деликатный Лешка довольно-таки нахально принялся подталкивать ее к кровати. Это было необычно и даже заводило, так что она решила подыграть и с готовностью растянулась на постели, согнув ноги в коленях. Леша все в той же непривычно наглой манере очень быстро разделся, и устроился сверху.
Было приятно двигаться навстречу друг другу, соприкасаться кожей, гладить ершистые Лешкины волосы, а для большей эргономичности она поставила ступни ему на задницу и принялась пружинить носочками, слегка поглаживая и направляя, подсказывая ритм. Сетчатые чулки, вдавливаясь в упругую поверхность, оставляли после себя ромбики и клеточки, руки в перчатках скользили по его спине, и кружево казалось гораздо более жестким и грубым материалом, чем нежная Лешина кожа. Двигаться друг другу навстречу оказалось необыкновенно легко, как будто из тела ушла тяжесть, а из головы мысли - и осталась только радость от того, что они вместе, и нежность, от которой все их движения становились осторожными и синхронными. Вовсе не хотелось закрыть глаза, "отдаваясь страсти", наоборот, проснулся исследовательский интерес к малейшим нюансам - и она с любопытством уставилась Леше в лицо.
Леша поцеловал ее в губы и она ответила, слегка прикусив его губу. Нижняя Лешина губа всегда напоминала ей пухлую мандариновую дольку - на вкус, вернее, на ощупь языком. Это ее удивляло, потому что с виду губы у него были совсем не пухлые. Потом он чуть приподнялся - а она просто улыбнулась - и он улыбнулся в ответ, а потом их вдруг угораздило заглянуть друг другу в глаза. И после этого муж исчез, а вместо него появился кто-то другой - и вроде бы он тоже был Лешей, но совсем непривычным. Он даже внешне слегка изменился. Кто-то такой странный выглянул изнутри - слегка безумный, но веселый, и в глазах у него плясали блики и огненные отблески этого внутреннего сумасшествия, так что даже серые зрачки слегка позеленели, а волосы как будто слегка порыжели.
Лена завороженно следила за этим незнакомым человеком, которого она, конечно, много раз до этого чувствовала и ощущала, но никогда не видела настолько явно. И вдруг вспомнила о себе и выглянула наружу из собственных глаз, как из окон, открываясь, снимая все привычные пароли и доступы. Тут же сперва слегка заломило в висках, как бывает в жару от ледяной воды, потом все стало резким, будто кто-то подкрутил регулятор четкости, а потом вообще пропало ощущение четких границ собственного тела, а остались только они вдвоем с малознакомым рыжеватым Лешей и общее пространство, наполненное наслаждением, и расширяющееся, как огромный мыльный пузырь. В общем пространстве накатывали волны, сверкали молнии, воздух звенел собственным очень насыщенным только что созданным звучанием. В какой-то момент она все-таки не выдержала - и закрыла глаза, уходя из этого шара Теслы в какую-то собственную виртуальность, - и тут же очередная наплывшая волна накрыла ее целиком и потащила за собой так, что было совершенно бесполезно сопротивляться. Лена застонала, приготовившись рухнуть с этой высоты - и вдруг все закончилось. Она разочарованно выдохнула - и открыла глаза. Леша сидел рядом на кровати с пачкой влажных салфеток и сосредоточенно протирал простынку. Лена слегка помедлила, потом все же сползла с кровати и пошла в ванную. Коленки дрожали, а воздух в комнате, казалось, все еще звенел. Она как-то нарочито развязно забросила перчатки на спинку кресла.
- Ты нормально? - спросил Леша, озадаченно заглядывая ей в лицо.
- Вроде да.
- А если без вроде?
- А если без вроде, то... чувства сложные, трудноуловимые. То ли подснежников хочется, то ли казнить кого-нибудь, - процитировала Лена Короля из "Обыкновенного чуда" и пояснила, - Ну не понимаю я, как вы, мужчины, ухитряетесь прерываться в начале оргазма и потом нормально себя чувствовать. Бедненькие! Я такое два раза в жизни всего испытала - и оба раза ощущения незабываемые.
- Да? То есть сейчас? И когда же был первый раз?!
- Когда твоя мама неожиданно пришла с работы. На третьем курсе, помнишь, у тебя дома?
- Ага. И что, настолько незабываемо?
- Ну, как видишь - помню же.
Сегодняшняя осенняя ночь была золотисто-фиолетовой. Тучи сдуло ветром, а за ними оказалась огромная тревожная луна. В ее лучах, протянутых полосами через мрак, постоянно что-то мелькало - то падающие с деревьев листья, то какие-то пушинки и паутинки. Дороги оставались практически пустынными, хотя изредка мимо неспешно шуршали шинами водители-одиночки.
Они шли вдаль по тротуарам, держась за руки и молчали. Молчать было приятно - как будто это было общее молчание, одно на двоих, теплое, как вечерний огонь в камине, доверительное, как Рождество, проведенное вдвоем у этого камина. По плечам временами пробегали какие-то заблудшие мурашки - и поспешно прятались в позвоночнике среди своих. День был проведен бурно, а ночной воздух слегка обжигал холодом, и от этого мир становился вкуснее. Лена слегка опиралась на руку Леши, потому что на собственные ноги и внимание надежды было мало, а кроме того, опираться на Лешу было приятно. Постепенно тротуар закончился и начался парк - сперва ухоженные большие аллеи, потом тропинки, а потом они забрели в какую-то практически чащу. Под ногами чвакала слякоть, а вокруг вразнобой топорщились недружелюбные кусты.
- Подожди минутку, - сказал Леша и ушел на сторону кустов.
"А прикинь, вдруг Леша меня сюда завел, чтоб придушить", - возникла у Лены в голове причудливая мысль. Лена недоуменно повертела эту мысль, разглядывая молниеносно разрастающиеся гипотезы типа: "Он маньяк и всегда им был, просто скрывал" и вопросы: "А интересно, если бы он на самом деле оказался маньяком, я бы его разлюбила?" - и неловко, но старательно закинула усеянную ложноножками мысль в сторону все тех же кустов, из которых доносилось равномерное журчание - и очень медленно пошла по тропинке вперед, пристально глядя на луну.
Она чувствовала себя ведьмой - настолько колдовским и осязаемым казался разлитый повсюду лунный свет, и настолько пристальным и обращенным лично к ней был лик самой луны. Лена раскинула руки в стороны, опять ощущая, как вокруг нее формируется сфера собственного особенного пространства, составленного из ночного холодного воздуха в заброшенном парке, полнолуния - и ее собственного чувства безбашенной свободы и любви к себе самой, что, кажется, еще чуть-чуть - и можно будет взлететь.
Леша догнал ее и молча шагал рядом, пока они не вышли на дорогу с другой стороны парка. Светофоры пялились желтыми глазами, поддерживая полнолуние. Леша кашлянул и спросил:
- А что насчет предохранения на завтра? Я уже проветрился!
- Что?
- Я говорю, похмелье прошло бесследно и окончательно. Долго еще надо предохраняться?
- А, да забей.
- В смысле?
- Ну в смысле, проветрился - хорошо, можем продолжать в том же духе, что и раньше.
- О, круто. А у тебя опять все желание пропадет?
- Думаю, нет - я все-таки как-то расслабилась.
- Это потому что День Икс уже все равно прошел?
- Не, не поэтому. Он, может, и не прошел, я ж не знаю точно. Просто я подумала, что...
- Что?
- Что можно уважать выбор человека, когда ему родиться. Или не родиться.
- Какого человека? О чем ты?
- Я думаю, что каждый человек рождается по каким-то собственным причинам, а вовсе не потому, что кому-то приспичило забеременеть. И если, например, я обижалась на мою маму, которая слишком многое решала за меня - то... Ну, я думаю, что...
- Ну говори, говори, я слушаю. Мне прям интересно.
- Ну, что было бы неплохо самой проявлять к ребенку больше уважения и доверия. И потом, с живым человеком никогда и ни в чем нельзя быть уверенной. Это же не игра, это на самом деле. И если вдруг получится, после этого я все равно буду волноваться, ну там, все ли нормально, потом роды еще...
- Потом институт, - в тон продолжил Леша.
- Да ну тебя, - надулась она, - Я тебе серьезно говорю, как близкому человеку. Я же никому бы больше об этом не сказала, чтобы не смеялись, а теперь и ты смеешься.
- Да не смеюсь я.
- Ну ты понял, о чем я говорю? Что если нужно будет принимать какие-то реальные меры - я это сделаю. А просто волноваться впустую мне надоело.
- Ну так это же отлично, - бодро поддержал Леша.
...Луна висела прямо напротив балконной двери, бесцеремонно освещая всю комнату. Лешка сопел во сне и временами вертелся. Лена сперва думала, что тоже быстро заснет, но в самом начале самого первого сна кто-то позвал - крикнул звонким испуганным голосом, она дернулась, проснулась - и сна как не бывало. Вертелась с боку на бок, пытаясь уснуть, а потом отчаялась и села в кресло, гипнотизируя луну ответным долгим взглядом и неожиданно опять вспомнила про "я есть" и обвела взглядом комнату. На этот раз стало неуютно, как бывает, когда будят на самом интересном месте и приходится вылезать из-под теплого уютного одеяла в беспощадное серое "семь-утра", завидуя коту. Слегка закружилась голова, окружающие поверхности и плоскости поплыли, а потом все вокруг неуловимо изменилось, приобретая объем. Часы с полки умиротворяюще мигнули зелеными цифрами - "02:58". Зеленые пятна кружились по комнате, разворачиваясь в цветные узоры, как лучший зонтик Оле Лукойе.
- Спать пора! - сказала себе Лена. Обхватила Лешкину спину, закрыла глаза. Там тоже показывали интересное.
* в данном рассказе были использованы материалы медитации Виргинии Калинаускене "Свет любви" www.youtube.com/watch?v=4UtVXOilw2M и собственные домыслы и интерпретации