11
В октябре прибыл наш полк, во главе с командиром, подполковником Березиным. Весь личный состав был размещён в отремонтированной казарме, а технику поставили на бетонных площадках в техпарке. Начался новый этап нашей службы. Дедушки - интуристы уже уволились, кандидаты в деды, стали дедами, мы, соответственно - кандидатами в деды. Вместе с полком прибыло и молодое пополнение. Как я уже говорил, наш призыв был самым многочисленным, а по сему, чихать мы хотели на новоиспечённых дедов, поэтому они довольствовались только тем, что имели просто статус, почти ничем не подкреплённый. Учебная часть, на территории которой мы разместились, жила своей жизнью, мы - своей. Правда от нас иногда выставлялся наряд по столовой и патруль по городу. Начались теоретические занятия, которые проводились в пятиэтажном учебном корпусе. Наш молодой комбат, как я и предполагал, оказался человеком высокомерным, белая кость и голубая кровь, так и лезли наружу. Сейчас я понимаю, что такие люди, это особая каста, сформированная поколениями и их нельзя переделать, но тогда, всё представлялось гораздо проще и примитивней. Высокомерие, распространённое на солдат, порой переходило и на подчинённых офицеров, поэтому его не любили солдаты, и недолюбливали офицеры.
Обучали нас высококвалифицированные военные преподаватели. В одних аудиториях вместе с нами, учились и солдаты и офицеры польского полка. Когда все были распределены по аудиториям, и занятия начались, оказалось, что нам не досталось преподавателя, что навело нас на мысль о ненужности и бесполезности отделения топопривязки для полка. Комбат сунул нам техническую литературу, касающуюся автомобиля УАЗ - 452, с данными устройства топопривязчика, приказал изучить от корки до корки, и предупредил, что периодически будет нас проверять. Нашего стремления к знаниям хватило минут на пятнадцать, не больше. После просмотра картинок, изображающих автомобиль и аппаратуру, размещённую в кунге, мы принялись играть в самодельные карты с коллегами из польского полка, в морской бой и в коробок на щелбаны. Конечно мы приняли меры предосторожности, и когда заходил комбат, всё лишнее исчезало с невероятной быстротой, а комбат видел только жаждущих знаний подчинённых, грызущих гранит, или краеугольный камень, или ещё что-то. Комбат подозрительно шнырял по аудитории, заглядывал под столы и стулья, но кроме учебной литературы ничего не видел и молча покидал помещение.
Приближался праздник - шестидесятилетие со дня свершения Великой Октябрьской Социалистической революции 1917 года. Командир полка дал указание комбатам подать списки на присвоение званий рядового и сержантского состава. Знакомый писарь из штаба поведал, что в списке есть и моя фамилия, на присвоение звания сержант. Примерно за неделю до сакраментальной даты, я был назначен старшим наряда по столовой. Надо отдать должное ребятам, которые были со мной в наряде - они работали быстро и слаженно, поэтому когда мы на следующий день сдавали наряд, начальник столовой поблагодарил нас за службу и передал письменную благодарность. Вернувшись в расположение, я зашёл в канцелярию и отдал благодарность комбату. Комбат глянул на меня с высоты своего роста и, растянув губы в снисходительной усмешке, изрёк одно лишь слово - Свободен. - Мог бы и похвалить, не рассыпался бы, - подумал я недовольно и пошёл в казарму. В этот вечер комбат заступал дежурным по полку. Я уже писал, что весь полк наш был размещён в длинном корпусе одноэтажной казармы. По краям казармы выступали "предбанники" - главный вход и запасной. Там где был главный вход, в предбаннике размещались с двух сторон - туалет и умывальник. Дальше следовал коридор с каптёрками и канцеляриями, у входа в казарму - тумбочка с дневальным, а в простенке за дверью в казарму - перегородка со столом дежурного по полку и обычная солдатская кровать для отдыха. Я подробно описал расположение казармы для того, чтобы проще было представить дальнейшие события, связанные именно с этой частью казармы.
Валерки и Васьки со мной в наряде не было. Увидев меня они как-то загадочно переглянулись, о чём-то пошептались, поглядывая на меня и улыбаясь. Я оглядел себя, вроде всё было в порядке, матюкнулся на всякий случай на подчинённых и пошёл готовиться ко сну. Я спал на нижнем ярусе, а Васька с Валеркой - на верхнем. Когда я улёгся и в казарме был потушен верхний свет, сверху свесились две головы и позвали меня - Серёга, залезь сюда, дело есть. Я удивился, и хотел было послать их подальше, но любопытство взяло верх, и я залез на верхний ярус. -Ну что, командир, давай твою лычку обмоем, - предложили мои боевые товарищи, приподняв подушку и показывая два винных горлышка. От неожиданности я чуть не поперхнулся матом, потом успокоившись, предложил отказаться от затеи, или на худой конец перенести мероприятие. - Комбат дежурным заступил, вдруг спалимся? - Да чего тянуть, да и комбат здесь не появится, он не переносит солдатского духа, - заверили меня мои подчинённые, желающие начала "банкета,". Они разложили на газетке хлеб, сало, мне протянули кружку, и Васька приготовился наливать. А дальше произошло то, что до сих пор заставляет меня переживать несравнимый шок, содрогание и покалывание мурашек по коже. Сзади раздался голос комбата - Ну давай, наливай, чего застыл... Я повернул голову и как в кошмарном сне увидел говорящую голову комбата, возвышающуюся над вторым ярусом. - Бутылку сюда, сами одеваться и ко мне в канцелярию, - проговорила голова, цепко ухватив бутылку, появившейся снизу рукой, и через секунду этот кошмар растворился в тусклом свете дежурного освещения. После ухода комбата наступило оцепенение, потом Валерка, хитро ухмыльнувшись, приподнял подушку, показывая горлышко второй бутылки. - Перепрячь от греха, - посоветовал я, спрыгивая вниз и одеваясь. Когда мы зашли в канцелярию, первое, что бросилось в глаза, это одинокая бутылка вина в центре стола. Комбат дал Валерке и Ваське бумагу и ручки и отправил писать объяснительные, загнав одного в каптёрку, другого за перегородку дежурного. Мне же предстояло поближе познакомиться со словарным запасом разгневанного комбата. Начало было многообещающим, но вдруг открылась дверь и в канцелярию вошёл комбат первой батареи, теперь уже капитан, Малышев. Он с удивлением посмотрел на бутылку вина и обратился к комбату - Кольчевский, неужели уже не с кем выпить, так ты уже сержанта спаиваешь? Комбат шутку не оценил, покрылся краской и стал оправдываться, что вот, мол, поймал командира отделения с подчинёнными и с бутылкой вина. - И что собираешься с ними делать? - спросил Малышев, беря бутылку в руки и рассматривая этикетку. - Да вот, сейчас объяснительные напишут, составлю рапорт и отправлю на гауптвахту - ответил комбат. - Ну и дураком будешь, - грубо отрезал Малышев. - Это ещё почему? - не понял комбат, обиженно поджав губы. - Объясняю, Кольчевский, после того, как ты обнародуешь, что у тебя в батарее произошло ЧП и, трое твоих подчинённых будут сидеть на губе, не видеть тебе, вместе со своей батареей высоких показателей в боевой и политической подготовке, а с этих самых пор, каждый будет рад, при удобном случае ткнуть тебя носом в дерьмо. Солдатам что, они отсидят на губе и отмоются, а ты - нет. - И что же мне теперь делать? - растерялся комбат. - А вот, что, - усмехнулся Малышев, незаметно подмигнув мне. Он взял бутылку, попросил у комбата две кружки, налил в них вина, передал оторопевшему комбату одну из них, другую взял сам и, со словами - А тебе, сержант, придётся со своим отделением чистить унитазы, - не спеша выпил вино. Комбат последовал его примеру. Потом комбат приказал позвать моих подчинённых с объяснительными. Не буду приводить перлы, сочинённые этими мастерами пера, скажу только, что Малышев громко смеялся, читая эту ахинею, а комбат сверкал глазами и играл желваками. Я потом спросил у друзей по несчастью, где они всё-таки взяли вино, потому что их показания существенно разнились одно от другого. Оказалось, что где-то на территории части они познакомились с гражданским слесарем - сантехником, их бригада приезжала чистить канализационные колодцы, наплели ему про день рождения командира, и тот от доброты душевной сходил и купил им эти чёртовы бутылки. Комбат приказал получить у каптёра моющие средства и приступить к чистке унитазов. В туалете мы в раздумье постояли, созерцая вмонтированные в цемент унитазы, почёсывая стриженные затылки. Вся казарма, а вместе с ней и туалет представляли собой убогий памятник старины. Унитазы были в сплошных потёках ржавчины и, чтобы почистить их до блеска, нужно было не меньше трёх суток беспрерывной работы, при использовании горячей воды и различных абразивных средств. Нужно было с чего-то начинать и я, для начала отправил Валерку к каптёрщику за моющими средствами. Валерка явился минут через десять с коробкой, в которой был какой-то стиральный порошок, хозяйственное мыло, тряпки и прочая ерунда. Валерка с ловкостью фокусника вытащил из коробки вторую бутылку вина. Я хотел было возмутиться, но потом махнул рукой. Один из нас стоял у дверей, чтобы на этот раз не попасться врасплох, мы наливали вино в принесённую Валеркой кружку и пили по очереди. И вот уже проблема с унитазами нам не казалась такой невыполнимой. Поиски решения этой проблемы захлестнули наши пытливые, хмельные умы. При более внимательном обследовании туалетного помещения, мы обнаружили трубу с горячей водой и, хотя мы не знали её назначения, откуда она проведена и почему обрезана, мы решили, что открутив заглушку, при помощи горячей воды почистим унитазы быстро и качественно. Наши мозги не предусмотрели, что вода в трубе находится под сильным напором. Васька с Валеркой раздобыли разводной ключ у того же каптёрщика и стали выкручивать заглушку. В следующий миг случилась катастрофа - струя горячей воды выбила заглушку с шайбой и ударила в кафельный пол, образовав огромное облако пара. Васька с Валеркой отскочили, я бы сказал как ошпаренные, но они на самом деле отскочили ошпаренные и перепуганные. Какое-то время мы были парализованы случившимся, но потом "борцы со стихией", свалив на меня гимнастёрки и ремни, отчаянно бросились в это облако пара. Я стоял на краю этого облака, когда вдруг услышал встревоженный голос комбата - Что у вас здесь происходит?! Я ответил, что неожиданно прорвало трубу с горячей водой, не вдаваясь в подробности и тем более, не посвящая комбата в причины, сказав лишь, что Васька с Валеркой пытаются устранить прорыв. С комбата в одночасье слетел лоск и надменность и он долго матерился, понося на чём свет стоит и нас, и своё дежурство, и старую канализацию с водопроводом. До сих пор не понимаю, каким образом удалось моим подчинённым найти заглушку и вернуть её на место, но они сделали это. Они появились из облака пара насквозь промокшие, но довольные собой. Комбат, удостоверившись, что авария устранена, приказал нам вычерпать воду и больше здесь ничего не трогать. Вычерпав воду, мы подошли к комбату за дальнейшими указаниями. Комбат больше ничего не мог придумать, как отослать нас в ленинскую комнату, приказав выучить наизусть десяток статей из воинского устава, пообещав проверить результат усвоения, часика через два. Васька с Валеркой отнесли сырую одежду в сушилку, у каптёрщика, которому они уже стояли поперёк горла, взяли чистое нижнее бельё, и мы уселись в ленинской комнате, открыли уставы, создавая видимость беспрекословного подчинения воли комбата. Поскучав немного над уставами, им пришла в голову идея, не терять зря время, а провести его с пользой. Для себя в их затее я пользы не усмотрел, но тем не менее мне пришлось через некоторое время сдаться. Идея была офигительная - я должен был сделать им наколки на плечах, и не успел я опомниться, как на столе уже появилась тушь, иголки, нитки. Пришлось браться за работу. И правда, время полетело незаметно, вскоре их предплечья украшали татуировки с символикой ГСВГ, а себе я наколол выше левой кисти, видимо за компанию, романтическую розу, а на среднем пальце руки - крест, глубокомысленно заключив, что ставлю крест на службе. Этим попугаям захотелось таких же крестиков и они подставили свои пальцы. В часа четыре утра я пошёл на разведку, выяснить, в каком состоянии пребывает наш дежурный по полку. Оказалось, комбат мирно посапывал за перегородкой, и я заручившись свидетельством дневального, что я приходил, но не решился нарушить сон уважаемого дежурного по полку, на цыпочках покинул епархию дежурного. Вернувшись в ленинскую комнату, я решил, что утренний подъём, раннего утра мудренее, что короткий сон в кровати, лучше дремоты на стульях и на свой страх и риск отдал команду ложиться спать. Утром мне пришлось оправдываться перед разгневанным комбатом, ссылаясь на дневального, который может подтвердить, что я приходил перед подъёмом, но не решился его будить. Так, как у дежурного по полку утром дел невпроворот, комбат махнул на меня рукой и оставил нас временно в покое.