1
- Таарк! Та-арк А-ра-ис ибн Ал-та-ма-ши мое имя, старый ты высохший крендель, насест для мух, голова твоя, пустая, как оазис Муашалима, уши твои, забитые шевелюрой, что нора Безхвоста! – кричал, срываясь на хрип и кашель парень, стоявший под воротами и размахивающий в бессильной злобе руками. На вид ему было около двадцати пяти, внешности он был арабской, но что-то в ней проглядывалось и славянское, волосы – черные, взъерошенные и пыльные, как и у большинства обитателей пустыни. На левом виске красовалась аккуратная косичка, свисающая до самого плеча, обгоревшее смуглое лицо украшала бородка, в конце так же переплетенная в косичку. Весь он из себя был очень запыленный, истрепанный, устал и злой, а потому наверно и глядел с такой явной недоброжелательностью на престарелого привратника на стене. Тот в свою очередь, как и подобает человеку в годах, почетно проработавшему, ну а если быть точным – просидевшему здесь почти всю свою жизнь, степенно и не спеша набивал свою трубку табаком, а может и чем покрепче, ежеминутно кряхтя качая своей седой головой,с волосами,собранными на затылке в неопрятный пучок, почесывая одеревеневшую за долгий и жаркий день спину, и так же степенно и не спеша отвечал Таарку, изредка щуря на него хитрым глазом :
- ээ,судырь,шавой то вы расхрычались то ? Час, знайте ли не ранний,совсем нет, поздний даже, люды то все спят ,значитцо давно ужо, отдыхаю люды, а вы, значитцо, крыками соими отрываете их от этого почтенного и важного,значитцо занятья. А не стоит, судырь, не стоит, все мы люды, все устаем, значитцо, понимаете меня ? Да и судырь, недыть тут у меня у списках никаких Алмашкиных, так что ступайте себе ,значи…
На этом месте его степенную речь прервал радостный металлический звук, изданный миской не менее радостно прилетевшей привратнику аккурат промеж глаз. Дед крякнул, скосился на переносицу и счастливо улыбаясь свалился со стены.
- Алтамаши мое имя, дед, Алтамаши , - сердито пробурчал Таарк, завязывая узел, из которого он минуту назад и вытащил злополучную миску.
Вообще этот день у него не задался. С утра он, уже порядком измотанный долгим путешествием через сотни миль песков, провалился в какую то пещеру, которой отродясь не было на картах. По ней бродил, в поисках выхода, сжег все спички, огниво у него до этого еще кто то нагло спер, короче говоря, спустя два часа, голодный и озябший путешественник выбрался наверх. В полдень. В самую что ни наесть жару. Без шемага, который, будучи обвязан вокруг кукри, был превращен в пещере в факел, а до оазиса было еще часа полтора ходу. И что вы думаете ? Придя к оазису он выясняет, что за полчаса до его прихода все торговцы собрались в караван и куда то уехали, вместе со всем транспортом, не оставив у озерца даже одного поганого верблюда. Ну что делать ,пришлось опять идти голодным и умирающий от жажды по жаре. Почти до восьми пополудни. Таарк устал, как не знамо кто, оголодал, как мышь в пустыне, мечтал лишь о ледяном душе и теплой постели и пусть бы шел весь Легион со своей целью пока что куда подальше, но ! На воротах оказался этот дед. Этот трухлявый пень, сын погрязшего в греху ишака и безухой и безмозглой жабы, триста пятнадцать песчаных смерчей ему пониже его радикулитной спины, полтора часа мучил его своими глупыми расспросами, ни в какую не желая впускать его в город и к тому же постоянно коверкавший его имя ! Так что Таарк не сдержался. Вообще он поступил гуманно. Ему, как Оку Легиона, позволялось сделать почти с кем угодно почти что угодно, но он был парень добродушный, так что ничего такого вытворять не стал и даже не назвал своего настоящего сверхвысокого статуса. Но его доброта теперь выльется в еще несколько часов унылой процедуры «диалога» с тюремной стражей благословенного города Салима.