6 июня 2157 года.
Они мне опять отказали... Нет, не насовсем – сказали, через полгода можно ещё раз пройти тест. Дали талончик на 6 декабря. Через полгода мне, скорее всего, станет ещё хуже. Слабею с каждым днем. Сегодня еле на третий этаж поднялась. А мне всего-то 29 лет.
Пришла моя Кошка. Бабушка рассказывала, что у неё была настоящая кошка и её звали... нет, сегодня фон совсем тяжёлый. Надо лечь. Спать. Скорее бы научились...
7 июня
А может быть, они всё же научились заслонять город от лучей? Сегодня я почти не слышу этого мучительного шелеста в голове. И почти не тошнит. Зря я вчера раскисла. Ведь не отказали же совсем, а только сказали, что в таком слабом теле яйцеклетка не приживется. Перевод добра. В банке и так мало семенного материала осталось – дают только здоровым.
Моя Кошка опять кричит. Какой у неё противный голос последнее время. Вот та, настоящая кошка моей бабушки, умела петь «мяу».
12 июня
На работе дали шесть дней отпуска. Сегодня долго спала. Разбудила Ирка, моя соседка. Я ей так завидую – она сильная и быстро оправляется после лучевых атак на наш город. Вот бы мне такое тело – давно бы уже получила ордер из банка на оплодотворение.
Ирка говорит, что я дура. Что сейчас время такое и надо это просто принять. Всему наступает конец, и не надо его оттягивать, рожая новых детей. Опять принесла мне какую-то потрепанную книгу по буддизму.
Отнесла Кошку в ремонт. Девочки посмотрели и сказали, что модель устаревшая, проще выбросить, чем детали искать. Принесла домой, пришлось отключить ей звук.
7 июля
В лаборатории, как всегда, аврал – привезли с фронта свежие пробы крови больных женщин. Похоже, новый вирус сварганили. Конца им нет! И войне этой тоже...
Из-за хаоса непонятно, сколько людей осталось в живых. Мне иногда кажется, что власти не хотят это обнародовать. Бабушка рассказывала, что раньше был интернет и там тоже много врали, но все-таки можно было хоть что-то узнать. Например, сколько нас теперь Земле... Хотя зачем мне это? Мне бы только тест пройти. Еще пять месяцев ждать.
22 июля
Ночь. Не могу уснуть. Сегодня со мной приключилось такое... Не знаю, как это назвать… Пришла с работы и сразу легла. Сил нет даже чай заварить. Ирка заявилась и говорит:
– Знаешь, всё это брехня про лучевые атаки и про вирусы для баб. Лапша на уши. Они там совсем изоврались. Не от лучей и вирусов мы болеем.
Я спросила - а от чего же? А Ирка шёпотом:
– Гармония мира исчезла. Потому что мужское начало – тю-тю! А нет гармонии – и нам скоро хана!
– Но ведь живём же как-то и без этого мужского начала, – сказала я.
– Вот именно – как-то! – хмыкнула Ирка. И достаёт какой-то диск, в проигрыватель мой старенький вставляет. – Ща, – говорит, – Я тебя лечить буду, народными средствами. Глаза закрой!
Лежу, глаза закрыла. Музыка тихая полилась, словно морские волны шелестят. А потом голос... мужской... ах, до чего приятен! Слов не понимаю. Вроде, по-французски… Голос низкий и нежный, неспешный, властный. Меня, будто в колыбели, качает легонько, а он поёт, поёт… Ирка вклинивается: тут русский перевод есть: «Если б не было тебя, ответь мне, для чего мне жить? Без надежд, без потерь, без тебя, без любви во тьме бродить...»
И тут вдруг ясно вижу: стою на берегу моря, рядом он – высокий, лицо незнакомое, но такое родное, и смотрит будто бы не в глаза, а куда-то внутрь меня. И тепло от него идёт, странное такое тепло, и боли нет, а только нега и блаженство неописуемые. Сердце защемило, руку протянула, дотронуться... А он отдаляется, отдаляется... Слёзы полились, шепчу: останься, не исчезай...
Спала, не спала – не пойму… Но не болит ничего! Ирку спрашиваю – кто это пел?» Что увидела его, молчу. Ирка брови сдвинула:
– Какая разница, кто пел? Нету его… Никого их нет. Никого.
Четыре с половиной месяца ждать.
10 августа
Светка родила дочь. Завидую. Красивая, говорят, девочка.
А мне – четыре месяца до теста.
20 августа
Ирка новый диск притащила, слушали вместе. Лечились. Этот тоже хорошо поёт, по-английски. Леди ин рэд... вил дансинг виз ми... Но француз лучше. Слушаем иногда его с Иркой и плачем обе. Боль уходит. Но потом возвращается, сильнее прежней... Надо эти концерты прекращать.
Три с половиной месяца. Дожить бы…
5 сентября
Сегодня в лабораторию принесли газетку. Про ситуацию с хранилищем спермы. Лариса прочитала вслух. Ничего нового. Опять про то, каким разумным было решение Комитета о создании этих хранилищ и как мудро поступили учёные, когда разделили весь материал на «мужской» и «женский». Одно и то же, одно и то же! Сколько можно?! А что-то на этот раз про их разлюбимого профессора Рэдкомпа – ни гу-гу. Того самого, что сварганил этот клятый вирус, который мужчин убивает, а женщин не трогает. Сначала на малярийных комарах тренировался, получилось, малярию победил. Ну и обрадовался, за мужиков взялся. Мол, если «самцов» противника истребить, то и войне конец – воевать будет некому! Радости было… Профессор аж две нобелевки отхватил: за научное достижение и Премию Мира. Премию Мира за то, что угробил полмира… Завал! Вирусу-то по барабану, кто с кем воюет. Загубил всё живое мужского пола – на корню!.. Включая миротворца. Злые языки говорят, что вдова профессора обе премии на его похороны и на памятник потратила. А война так и не прекратилась – воюют женщины…
Тридцать лет прошло, как умер последний представитель мужского пола, но запасы спермы, что от ещё здоровых мужчин успели взять, позволяют продолжать род человеческий. Правда, исключительно женский. Зачем плодить мальчиков, если они обречены? Чтобы не терять новорожденных сыновей, рожают только девочек.
А ещё в статье призывают не верить паникёрам, распространяющим «грязные слухи» о том, будто хранилище, или, как его в последнее время называют, «банк», скоро закроют. Нечего там будет хранить. Но я верю слухам – они всё чаще сбываются. Моя мама одной из первых без проблем получила «материал». А у меня, боюсь, мало шансов. Не зря меня назвали Марией – как ту, которая была девой... Я так и останусь, наверное... Страшно. Хоть бы Кошку отремонтировать.
Осталось три месяца.
6 октября.
Осталось два месяца. Я придумала имя. Назову её Александрой – так звали мою бабушку. Я чувствую себя здоровой. Ирка вчера жаловалась на шелест в голове. Наверное, была лучевая атака. А у меня все в порядке. Немая Кошка сидит рядом.
6 ноября.
Закрыли банк. Он пуст. Ничего больше нет...
У меня никогда не будет... Пожалей меня, Боже... всё взамен возьми...
Небо такое чёрное. Такое пустое. Пустое. Как я.
Выбросила талончик в мусорное ведро. Зачем он мне?
8 ноября
Потрясающая новость: объявили о прекращении войны.
Нашу лабораторию закрыли на месяц для перепрофилирования. Ничего не хочется. Буду отсыпаться… Не получилось. Заявилась Ирка. Взглянула на меня и сказала: переселяюсь к тебе, будем девушку лечить… И так на меня посмотрела, что мне не по себе сделалось. Переехала уже в мою квартиру со своими книгами, гитарой и запасом табака. Весь день порядок в доме наводила. Вынесла на помойку огромный пакет с мусором. Хотела и мою Кошку выбросить. Я не дала.
Валяемся в постели. Читаем потрёпанную книжку по буддизму.
5 декабря.
Сегодня мой день рождения. Ирка утром уходила куда-то. Сказала, будет сюрприз. Вернулась с корзинкой и, хмыкая, протянула её мне. Я не сразу сообразила, что там.
– Новая модель, что ли? – спросила я.
– Какая ещё модель! Настоящий! – воскликнула Ирка. – Трофейный. Наши девочки привезли!
– Кошка… – прошептала я.
– Кот! Самец! – гаркнула Ирка. – Смотри!
Она схватила котенка и потрясла им прямо у меня перед носом.
– Господи Боже... – непроизвольно вырвалось у меня. Котенок мяукнул. Ах, какой красивый голос!
Мы посадили котенка на кресло и долго на него смотрели.
– Не забыла, что тебе завтра в банк? – вдруг строго спросила Ирка.
– Не забыла. Это ты забыла, что они закрылись, – с обидой и злостью ответила я. Ей, конечно, все равно. Она ведь никогда не хотела родить ребенка. Даже не знает, что уже месяц как банк пуст.
– Закрылись. А вчера открылись. Расконсервировали мужской материал, – пожав плечами, просто ответила Ирка. Потом покивала головой и добавила: – Есть данные, что за тридцать лет вирус KJD окончательно сдох... Так что давай – завтра утречком! Там сейчас баб – не протолкнуться. Но с талоном – без очереди!
– Я же его выбросила! – закричала я и чуть на задохнулась от рыданий.
– О-о-о-о-о! Вот только давай без соплей, хорошо?! – низким голосом завопила Ирка, закатив глаза к потолку, и вдруг швырнула на стол помятый талон. – В мусоре нашла, – сказала она спокойно и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
– Я буду присутствовать при родах. С именем тоже согласна, Александра – в честь бабушки. Только последнюю букву придется, конечно, убрать.
6 декабря.
Покормила кота, взяла талончик. Пора…