Роды

Алевтина Зайцева
         Беременность проходила благополучно. Меня не выворачивало наизнанку по утрам, как некоторых, ела всё подряд, но увлекалась сладеньким. С особым желанием жевала кисло-сладкие барбариски и , насыпав горкой сахарный песок, макая в него мякиш хлеба, поглощала его в больших количествах. Это был кайф!
В остальном, как у всех беременных посещение врача, взвешивание...
         Правда, понервничала, когда направляли меня в институт охраны материнства и младенчества для уточнения расположения плода. УЗИ тогда не было.
Профессор, пожилая женщина, сказала, что всё нормально, при этом руками на животе, как на глобусе, показывала, где расположены крупные и мелкие части. Да и сама я знала, что только пятками можно так колотить мать в верхней части живота.
         Ещё у меня была страсть нюхать выхлопные газы за проехавшим автомобилем(благо этого в избытке всегда) и нафталин. Его мой муж, военнослужащий, принёс со склада, где хранились шинели. Куском, как головка сахара. Его я носила в кармане, а ложась спать, клала у носа.
         Работала в детском санатории воспитателем. Дети не замечали моего "глобуса", так как я всегда ходила в расстёгнутом медицинском халатике поверх своей одежды.
Играя в "кОндалы"( почему-то так произносили слово "кандалы"), просили расковать их мною, и я бежала размыкать своим животом цепь ребячьих рук.
         Последний месяц беременности перебралась из неблагоустроенного офицерского жилья к свекрови в город и там ждала роды.Проходило время и, наконец, врач-гинеколог, подозревая, что я слишком долго засиделась в тяжёлых, выдала мне направление в роддом.
         Намывшись, наглотавшись подсахаренного хлебного мякиша, угнездилась на свекровиной перине и быстро уснула. Часа в три ночи проснулась, ощутив под собой влажность. Сначала подумала, что набедокурил мочевой пузырь, но очутившаяся рядом золовка по профессии медсестра, сказала, что пошли воды. Значит, началось...
         На "скорой" отправилась в роддом, услышав за спиной напутственно-взволнованное свёкра:" С богом!".
Переодевшись во всё больничное, пройдя санобработку, поднялась на второй этаж, беспрестанно останавливаясь, скрещивая ноги, пытаясь так приостановить природный процесс. Но воды, как весной вешние, скатывались неудержимо по моим ногам.
         Поместили в "кричалку" - предродовую палату на четверых, одной из которых стала я. женщины уже мучились схватками, и одна из них кричала изо всех сил:"Уму непостижимо!" Другая молча, волоча за собой пелёнку, ходила по палате, потом исчезла в туалете, хотя это было строго запрещено. Под койкой у каждой стояло судно.
Ко мне подошёл врач-мужчина. Я, страшно застыдившись,зарделась румянцем, но он так мягко заговорил со мной, что весь стыд улетучился. Его звали Марк Иванович. Молодой, стройный, с чуть прикрытым веком на одном глазу, что ничуть не портило его внешности. Трубочкой послушал жизнь в моём животе и назначил стимуляцию, потому что ребёнок остался в сухом пузыре, дышать ему там становилось всё труднее.
         Слушая, как вопит соседка, я думала, что совсем не больно, чего она так разоряется? Но после нескольких уколов боль появилась и у меня. Казалось, что низ живота разрывается, а пол разверзается подо мной от этой боли.
Я начала призывать на помощь, но ко мне никто не бежал. Видно, эти призывы были привычным в "кричалке".
         Одна за одной уезжали на каталках женщины в соседнюю родовую палату, и оттуда раздавался пронзительный крик появившегося на белый свет ребёнка. Та, которая кричала:"Уму непостижимо!", родила двойню.
         Боль во мне всё усиливалась,становилась частой и, наконец, превратилась в нескончаемую, адскую.
По мере того, как освобождалась "кричалка", ко мне никого не подселяли. Мало того, закрыли двери. Только однажды, всполошившись моими стонами,фельдшер, сев на моей койке в ногах, попросила потужиться. В результате тщетных попыток дала мне понять, что терпеть ещё долго.
За дверью воцарилась тишина, пахло супом. Мне казалось, что я забыта всеми. С болью боролась, как могла, но волосы всё-таки растрепала и искусала губы.
         Но вот вошёл Марк Иванович и, строго прикрикнув на меня, велел привести себя в порядок, прежде чем пойти в родовую. Возмущение пересилило боль. Я думала:"Других на каталках, как баронесс, а я должна заниматься своим туалетом да ещё своими ногами топать в детородное кресло!" Но всё-таки умылась, причесалась и пошла, куда же деться?
         На родовом кресле мне объявили, что рожать я буду чешским способом. О,это что-то! Ноги ступнями в рогульки, на которые женщины при осмотре гинеколога вешают ноги, а спину Марк Иванович загибал так, чтобы мне было видно пупок собственного живота. Но сил мужских приложил столько, что я видела затылок появляющегося ребёнка.
Несколько минут трудной работы и у меня, и у медперсонала и вот оно-чудо природы - дочка на три двести, хорошенькая!
         Уставшую, меня на каталке вывозили из родовой. Марк Иванович поинтересовался:"Как назовёте?" Я еле прошептала:"Юлькой", на что он пошутил:"Через год приезжай за Юркой".
Но за Юркой приехать мне не пришлось. Юлька, Юленька, Юля, Юлия Андреевна осталась единственным сокровищем в моей жизни, а роды первыми и последними.