Вот и началась на Бернаме озззень! Слышите, как всё вокруг звенит?
З-зынь! З-зынь З-зынь! Это на планету падают, рассыпаясь на миллиарды мельчайших алмазных осколков, миллиарды небесных сосулек. Странная планета Бернама. Ровно половину бернамского года непрерывным потоком с фиолетового неба льются тоненькие струйки дождя. День за днём. И утром, и вечером. И днём, и ночью. И откуда только берётся такое количество влаги! Но вот в одно прекрасное утро Бернаму накрывает тень планеты-гиганта Вернуса – соседа по звёздной системе. Это происходит так внезапно, что все неисчислимые струйки дождя моментально замерзают, превращаясь в тоню-сенькие ледяные нити. Они тянутся от остекленевших луж вверх, прямо к облакам, где дождевые капли уже превратились в лёгкие пушистые снежин-ки. Это уже не облака, а огромные снежные сугробы, которые пока еще поддерживаются миллиардами ледяных сосулек. Потом, когда весь этот снег рухнет вниз, на планете наступит длинная, холодная бернамская зима. И бу-дет она длиться долгих полгода, чтобы однажды также внезапно превра-титься в дождливое лето.
А сегодня на Бернаме озззень! Самый короткий сезон, самое весёлое время
года. На всей планете стоит праздничный хрустальный перезвон бьющихся сосулек. Любое движение сопровождается маленькой музыкальной пьеской.
Ребятня нарочно носится, размахивая руками, стараясь произвести как можно
больше звона. А взрослые степенно, осторожно раздвигают прозрачную за- навесь ледяных нитей. Хотя, нет-нет да и проведёт по ним чья-то рука, как по струнам, извлекая какую-то свою, особенную мелодию. Поёт Бернама! Звенит планета!
Недолго звенеть озззени. Всего два-три дня в году. Но это самые долго- жданные, самые весёлые дни. Всеобщий праздник, когда дети не учатся, а
взрослые не работают. Все выходят на улицы, и толпами бродят по парковым
аллеям. Только озззенью можно отыскать особые знаковые талисманы, которые приносят удачу владельцу. Девушки и женщины, вглядываясь в полупрозрачный лес замёрзших струй, выискивают в них такие, где ледяные нити сплетаются в косичку. Если косичка из двух сосулек – то вот тебе и жених! А если из трех – то готовь пелёнки и детские игрушки. Но, вот если косичка окажется четырёхструйной (что, правда, большая редкость) – плохо. Очень плохо! Даже объяснять ничего не хочется. А у мужчин другие забавы: отыскивать самые толстые сосульки и сражаться ими, как пиками. Победите-лем объявляется тот, у кого «пика» оказалась самой крепкой.
А экстремалы в эти озззенние дни уходят в горы. Озззень в горах особенно
фантастична. Там снежные облака-сугробы так низко повисают над скали-
стыми вершинами, что те иногда протыкают снеговую рыхлую мякоть. Если удаётся обнаружить такое, то смельчаки, вооружившись специальными снеголазами, взбираются на облако. Снег там необычный: мягкий, воздуш- ный и, в тоже время, упругий. В нём можно плавать, нырять, не боясь задох-
нуться. Можно перебираться с облака на облако и за два-три дня озззени забраться очень и очень далеко. У экстремалов даже существуют соревнова-
ния на дальность перехода.
Всем хороша озззень на Бернаме. Но вот Ойлике почему-то озззенью бы-
вает грустно. Может быть оттого, что так коротка эта пора веселья, а впереди полгода суровой зимы и полгода дождливого ненастного лета. Ойлика – моя лучшая подруга. Она немного не такая, как все: постоянно что-то выдумыва- ет, сочиняет, а потом говорит, что всё это ей старая бабка рассказывает. Вы-думщица Ойлика! Бабка-то уже давно ничего не видит и не слышит. Сидит в своем углу, книжку какую-то древнюю листает, шуршит, как мышка да бор-мочет что-то. Совсем из ума выжила! Хотя, конечно, бабка у Ойлики необык-новенная. Никто не знает, сколько ей лет, откуда она. Да вовсе и не бабка она Ойлике. Давным-давно откуда-то пришла она в наш город, попросилась пере-ночевать у родичей Ойлики, да так и осталась. Раньше по хозяйству помога-ла, а теперь вот свой век в углу доживает. И не похожа она на жителей Берна-мы. У наших кожа красивая, голубая, глаза – большие, желтые или красные, а у Ойликиной бабки лицо темно-жёлтое, как земля в пору дождей. А глаза вообще жуткие – чёрные-чёрные! Но Ойлика любит ёё. Очень!
В эту, свою пятнадцатую озззень Ойлика совсем странная стала. Мы с
подружками с самого утра, пока ещё на улицах мало гуляющих, побежали
искать заветные «жениховские» сосульки. А Ойлика дома осталась: сидеть в одиночестве и грустить. Очень уж ей хотелось вместе со старшим братом пойти в горы, погулять по облакам, но брат ни в какую не захотел брать Ойлику. Да ещё посмеялся над ней: мол, она и так, как на облаке живёт. Вот и пошла Ойлика опять к бабке в угол, слушать её малопонятное бормотание.
То ли Ойлика сама придумала, то ли и вправду бабка ей что-то понарас-сказывала, но на следующий день она позвала меня к себе и, крепко-накрепко прикрыв двери в свою комнату, сначала взяла с меня самую страшную бер-намскую клятву: «Чтоб мне вечно мокнуть под летними ливнями, если я расскажу кому-нибудь эту тайну!». А потом достала с самой высокой полки шкафа потрёпанную бумажную книгу. Да-да, так и есть! Та самая – бабкина, заветная. На Бернаме бумажные книги – редкость. Говорят – раньше только такие и были. Но они плохо сохраняются в нашем климате. Поэтому все сов-ременные книги печатают на сверхпрочном полиглазе по специальной тех-нике микропечати, так что читают их с помощью увеличивающего экрана.
А тут – настоящая бумажная книга! Стали мы с Ойликой её рассматривать. Совершенно непонятно на каком языке она написана. Ойлика пять современ-ных бернамских языков знает, а ни одного знакомого слова не увидела. Зато в книге полно цветных вкладок-картинок. Какой сумасшедший их рисовал? Даже вообразить невозможно такое! Фантастика! Толстые тёмные сосульки, облепленные зелёными, желтыми, красно-бордовыми снежинками упираются острыми верхушками в голубое небо с редкими снежными облаками. Но Ойлика сказала, что в бабкиной книге нарисована озззень. Такая бывает в тех краях, откуда родом её бабка. А это далеко-далеко, на другой планете. И сейчас, заканчивая свой жизненный срок, бабка отдала книгу Ойлике с ус-ловием, что она никогда не будет открывать её на последней странице. Да ещё пригрозила всяческими бедами, если вдруг та ослушается. Как бы ни так! Там, наверняка, самое интересное. Страшновато, конечно, но ведь всё равно любопытство всегда и везде побеждает страх. Вот мы с Ойликой и открыли эту последнюю страницу…
А ничего особенного. Там на бумаге чья-то маленькая детская ладошка обрисована, обведена по контуру. Но, не такая у нас, четырёхпалая, а из пяти пальцев. Ойлика свою ладошку на неё положила, а в лишний пальчик – я свой. Ну – и ничего…
Хотя….Хотя…
Ай! Мамочка-а-а-а!!!.
Вот и наступило в Подмосковье осень. Лето в этом году выдалось холод-
ное и дождливое. Нерадостное, в общем: ни – в лес тебе, ни – на речку. Но бабье лето не подвело! Это ничего, что всего-то неделю-другую порадует, зато помниться будет весь год. На всех этой радости хватает. Вон, ребята с опавшей листвой забавляются: то вверх подкинут, да под этим золотым дож-дём кружатся, то ногами топают по хрустящему ковру (будто сто мышек сто сухариков грызут). А девушки-красавицы что выдумали! Короны себе из яр-ких листьев сооружают, венки из рябиновых гроздей плетут. И на дачах да в садах осень воздаёт свои дары. Каждому – по его труду. А какая красота вок-руг! Листик упавший с земли поднимешь – и то целый час им любуешься. Да что говорить! Вон писатели и поэты всё пишут да пишут про золотую осень, а все равно лучше самой природы ещё никто эту благодать не пока-зал.
А для Николая Сергеевича бабье лето особую радость приберегло – опя-та! Опёнок – лучшая награда для грибника! Конечно, белые, волнушки или лисички тоже никого не опечалят, но если хоть когда-нибудь, хоть единож-ды, вам повезло наткнуться на поваленную трухлявую берёзу, на которой плотненько, как солдатики на параде, выстроились грибочки в светло-корич-невых шляпках, то уверяю вас – сниться это чудо будет вам до конца жиз-ни. За опятами всегда идёшь с надеждой на такое чудо, а потому кроме кор-зины, берёшь ещё и рюкзак. А на самый экстренный случай – большой по-лиэтиленовый мешок припасён.
Но сегодня Николаю Сергеевичу он не пригодился. Хотя, в общем-то, он доволен: и корзина полна, и рюкзак наполовину заполнен лесным урожаем. Теперь главное на электричку не опоздать. Вот она, тропка к пригородной
железнодорожной станции. А красота-то какая кругом! Вот сейчас наконец-то и можно полюбоваться осенним лесом, а не только зорко вглядываться себе под ноги. А вон и попутчики впереди на тропинке. Тоже, наверное, на электричку спешат. Странные они какие-то. Дачники, что ли? Грибники – те в штанах и в куртках, да с корзинами. А эти, ишь, как вырядились! Светлые длинные платья – будто на праздник девушки собрались.
-Эй, красавицы, уступите-ка дорожку дедушке, а то, так и опоздать можно.
Ой, мать моя! Да, что же вы синие-то такие? Мода, что ли новая такая? А глазищи, глазищи-то – жёлтые! Прямо, как у кошки. Что же за нация у вас такая? Откуда вы, девушки? …
-Ай! Мамочка!...
Дикая сила подхватила нас с Ойликой, завертела до головокружения среди разноцветных вспышек света и потащила через чёрную бездонную пропасть. И вдруг – тишина. И тёплый жёлтый свет вокруг. А мы с Ойликой точно в картинку из бабкиной книги попали: сидим на мягком, шуршащем ковре, а вокруг нас стоят толстые лохматые сосульки сплошь увешанные жёлтыми и зелёными снежинками. Ойлика сказала, что бабка называла их «листия», а толстые сосульки – это деревья. У нас на Бернаме тоже есть деревья, но они совсем не похожи на эти. Наши деревья невысокие, круглые, как шары из спутанной синей проволоки. Хотя здесь и не так, как на Бернаме, но тоже очень красиво. И тепло! И дождя нет! А на деревьях в густом беспорядке «листиев» что-то (или кто-то?) звенит на разные голоса. И главное – вол-шебная книга с нами. Ойлика прижала её к себе, как самое дорогое на свете. Это же наша единственная возможность возвратиться домой, назад на Бер-наму! Но сначала, раз уж мы попали сюда, надо всё хорошенько исследовать.
Сколько времени мы бродили по зелёным и желтым зарослям, трудно сказать. Срывали «листия», рассматривали их, нюхали и даже жевали. Гла-дили тёмные, шершавые «сосульки»-деревья и даже попробовали поймать что-то маленькое и жужжащее, кружившее возле нас. А потом мы нашли дерево с красными бусинками между «листиев». Эти ягодки- бусинки на тоненьких проволочках-ножках, собранные словно бы в большие броши, оказались очень вкусными, горько-сладкими. Изредка где-то рядом слыша-лись чьи-то голоса и какой-то гул. Подсознательно мы понимали, что это – опасность. Время шло, и постепенно вокруг становилось всё тише, сумрач-ней и прохладней. На планету опускался вечер. Вот и настало время нашего возвращения. Ойлика раскрыла заветную книгу на последней странице, поло-жила на нарисованную ладошку свою руку, а я – свой пальчик… И…ничего. Мы повторяли это раз десять! Ни-че-го!!! Волшебная книга утратила свою силу. Мы проклинали и себя, и бабку, и её книгу. Плакали, и вновь пытались повторить волшебство. Всё было напрасно. Нас окружила непроглядная тем-нота ночи, и двум уставшим, зарёванным девочкам ничего не оставалось, как попытаться заснуть, прижавшись друг к другу.
Первое, что мы сделали, когда проснулись от утренней свежести – это снова открыли книгу на последней странице. И снова у нас ничего не получилось.
Растерянные и продрогшие, мы просто сидели и молчали. Ко всему прочему,
очень хотелось есть. Голод заставил нас встать, чтобы постараться отыскать дерево с красными ягодами. Теперь они уже не показались нам такими вкус-ными, как вчера. Хотелось домой, хотелось обычной маминой лепёшки. Что же нам делать, Ойлика? Только ведь ничего иного не придумаешь: надо по-пробовать отыскать жителей этой планеты. А они были где-то совсем рядом: мы же вчера слышали их голоса. Какие они, Ойлика? Наверное, они похожи на твою бабушку. Вот бы они были такими же добрыми! Но все равно – страшно!
Долго мы с Ойликой плутали по шуршащим зарослям, пока не выбрались на тропку. Почти такие же тропинки петляют и по паркам Бернамы. Мы так ус-тали, что шли молча. И вдруг, позади послышались шаги. Нас обогнал невы-сокий старик с поклажей в руках. Он обернулся, и начал было что-то гово-рить, но замолчал на полуслове, удивлённо рассматривая нас. Он был похож на Ойликину бабку: тоже с глубокими морщинами на желтоватом лице, толь-ко глаза у него были серые, как зимнее небо. Вдруг старик резко повернулся и почти бегом заспешил по тропинке прочь, часто оборачиваясь на ходу. Мгновение – и он скрылся за поворотом. Нет, Ойлика, не пойдём к ним! Они бояться нас. Наверное, невесть что про нас думают. Давай лучше мы ещё раз попробуем вернуться.
И опять был вечер, и опять была холодная, полная безнадёжной тоски ночь,
проведённая на чужой планете в густых шуршащих зарослях. Мы, то забыва-лись в тревожной полудрёме, то тихонько плакали. А утром Ойлика сказала, что можно ещё кое-что предпринять для нашего возвращения. Возможно, книга израсходовала слишком много своей волшебной энергии, переправляя нас двоих на другую планету. Надо попробовать возвратиться кому-нибудь одному. Ойлика была главной виновницей случившегося, поэтому возвра-титься должна буду я. В случае удачи Ойлика вернётся второй. У меня уже совсем не оставалось сил, мне так хотелось домой, так хотелось вырваться с этой планеты, что я даже не стала возражать. Как будто в забытьи мы снова раскрыли книгу. Я положила свою ладонь на её последнюю страницу и …
… Черное пространство вокруг меня словно вскипело от вспышек яркого света, и опять стало подташнивать от головокружительного чувства полёта. Но я знала, что это – возвращение. Вот оно – фиолетовое небо Бернамы! Вот он – мой родной город, уже засыпанный зимним, снежным одеянием! Вот – мой дом, мои родные, мои мама и папа! Какое же это счастье – вернуться домой! Я хотела сразу всё объяснить родителям, но вскоре сообразила, что они не поймут, не поверят мне. Ну и ладно! Ведь я жива и здорова! Я верну-лась! А вот Ойлика… Почти бегом я помчалась к родным Ойлики. Они ки- нулись расспрашивать меня о ней. Что же я могла им сказать? Только одно: ждите! Я спросила про старую бабку Ойлики, и мне сказали, что она совсем плоха – умирает. Нагнувшись к её желтому застывшему лицу, я тихонько, только ей рассказала, какая красивая озззень стоит сейчас на её планете, и что Ойлика пока осталась там. Может быть, мне показалось, но бледные старушечьи губы чуть-чуть дрогнули в улыбке.
-Откуда вы, девушки?...
Николай Сергеевич, торопясь и тяжело дыша, почти бежал по лесной тропинке к остановке небольшой пригородной станции. До прибытия электрички было ещё добрых полчаса и, когда он, запыхавшийся и вспотев-ший, выскочил из леса на железнодорожную платформу, немногочисленные ожидающие с любопытством глянули на него. Он поставил корзину и стал внимательно присматриваться к собравшимся. Интересно: это что же – толь-ко он один видел этих синих девушек? Если подойди да спросить у кого-нибудь, то и за сумасшедшего принять могут. А ведь, похоже, что и вправду кроме него их никто не видел. Большинство людей на остановке дремало или вяло переговаривалось. Если бы это чудо видел кто-нибудь ещё, то тут бы сейчас такое творилось! А может, он просто переутомился сегодня? Нет-нет, он действительно видел этих девушек! Девчонки совсем. А глаза-то какие! Огромные, желтые и сверкают, как кошачьи. Неужто – инопланетян-ки? А видок-то у них был усталый, измученный, да и платьишки помяты и зеленью испачканы. Видать, давно девчонки по лесу плутают. Может – они от своих отбились, да и заблудились? Или – авария какая?
Всю дорогу в электричке Николай Сергеевич только и думал, что об этой встрече. Дома передал собранные грибы жене, а сам, даже не пообедав, под-сел к телевизору и стал просматривать свежие газеты. Он всё ждал, что объявят о прибытии каких-нибудь космических гостей, или хотя бы о появ-лении НЛО. Но газеты, как всегда писали об экономике и политике, а по телевизору даже в последних одиннадцатичасовых новостях об НЛО ничего не сказали. Николай Сергеевич решил пока ничего не рассказывать жене о странной встрече. Она и так весь вечер с грибами провозилась, умаялась. Пусть уж спокойно выспится, а вот завтра…
Ещё засветло Николай Сергеевич потихоньку выскользнул из дома. Он успел на вокзал во время, как раз к первой электричке. Всю дорогу он мыс-ленно подгонял её: «Скорей! Ну, давай-давай. Скорее!» Он вышел на знако-мой станции и бодрым шагом, налегке, без корзины зашагал по лесной тро-пинке. До заветного места было километра полтора. Ну вот, примерно где-то здесь он и встретил вчера этих странных девушек. А сейчас на тропинке ни-кого не было. Николай Сергеевич подумал-подумал – и стал кричать: «Ау! Выходите! Не бойтесь! Я здесь! Я – хороший!» И, правда, вскоре сквозь листву он увидел, как мелькнуло светлое платье, и на тропинке показалась худенькая, измученная девочка с потрёпанной книжкой в руке. Она про-тянула её Николаю Сергеевичу и он увидел, что это был старый-престарый, потрёпанный букварь. Примерно по такому же он сам когда-то учился писать и читать. Откуда он у этой инопланетной девочки?
-А где же подружка твоя? К своим улетела, что ли? Без тебя? Ну, да ладно. А ты, дочка, не бойся, пойдём-ка со мной. Будешь у нас жить. Бабка у меня хорошая, добрая. Знаешь, какой знатный борщ варит! Не обидит. А я тебя по-нашему говорить обучу. А там, глядишь, и замуж выдадим. Ну и что, что ты синяя такая. Сама- то ладненькая да стройненькая. Дай-ка, вот только платок тебе повяжу. Укрою. А то будут на тебя всякие любопытные пялить-ся.
Немногочисленные пассажиры утренней электрички с интересом рассмат-ривали странную пару, спешащую на посадку по платформе пригородной станции. Старик в потрёпанной штормовке вел за руку тоненькую высокую девушку в длинном светлом платье и в синих перчатках. Большой клетчатый старушечий платок почти полностью скрывал её лицо. Девушка крепко, как будто боясь потерять, прижимала к груди какую-то потрёпанную книжку. Но вскоре внимание зевак переключилось на драку, затеянную какой -то загулявшей компанией. Электричка тронулась, и в окнах замелькали дивные картины подмосковного бабьего лета.
- Вот видишь, бабушка, твоя Ойлика сделала всё так, как ты хотела. Мне нравится твоя родина. Я останусь здесь, среди её жителей, так похожих на тебя. Я стану твоими глазами, твоей душой, пока тебя и твой дух удержи-вает Бернама. Ты не ошиблась, когда передала мне свой волшебный дар. Я постараюсь так же, как и ты на Бернаме, оберегать эту прекрасную планету.