С 30 августа по 3 сентября 2011 года, то есть 5 рабочих дней, у меня были посвящены поездке по Забайкалью. Маршрут я выбрал такой: Чита - Агинское – Могойтуй – Оловянная – Борзя – Забайкальск – Краснокаменск – Александровский Завод – Калга – Нерчинский Завод – Газимурский Завод – Шелопугино – Сретенск – Чита.
Наша группа, состоящая из пресс-секретарей Управления Судебного департамента, Забайкальского краевого суда и Департамента мировых судей на автомашине Читинского районного суда «Газель-бизнес» посетила в общей сложности тринадцать судов края, в том числе десять районных, два городских и один военный гарнизонный суд. Группа была творческая, а руководителем – я. А потому данную поездку мы решили использовать еще и для ознакомлением с достопримечательностями края.
Выехали мы в понедельник 30 августа в 8 часов утра. Было пасмурно, накрапывал дождик. Путь лежал на Агинское. В пути ничего примечательного не случилось, за исключением того, что перед станцией Дарасун мы поехали по новой окружной дороге вкруг поселка. Дорога оказалось длиннее прежней километров на пять, но до того удобной для езды, что мы по ней незаметно выскочили на старую трассу недалеко от развилки с Акшинским трактом. Поездка началась с посещения двух бывших районов Агинского Бурятского автономного округа – Агинского и Могойтуйского. Перед поселком Агинское я хотел показать своим спутникам субарган, посвященный восьми Агинским бурятским родам. Но мы проехали мимо, так как я не увидел съезда с тракта в ту сторону. Встречавший нас Владимир Цыдендоржиевич Цыцыков, бывший председатель Агинского окружного суда, провел для нас экскурсию в здании бывшего окружного суда, недавно построенного на московские деньги. Оно около года простояло пустым и охраняется судебными приставами. Обедали мы в ресторане «Сабсан», где В.Ц. Цыцыков заказал для нас обед. Это огромное строение, воздвигнутое на склоне сопки в новом микрорайоне поселка Агинское (здесь любит отдыхать Кобзон).
Когда после обеда прощались, со смотровой площадки смотрели в сторону Агинского дацана. Уговорили меня мои спутники хоть глазком посмотреть на него. «Только на тридцать минут», - сказал я, и мы поехали. Мы прошли к тому корпусу, где в советское время располагался туберкулезный диспансер. Внутри него я четыре года назад уже бывал, сейчас же мы только постояли у входа. До того тут спокойно и умиротворенно, к тому же солнышко выглянуло. Кругом степь, а тут молодой сосновый бор. Сфотографировались. К слову сказать, у каждого из нас имелся цифровой фотоаппарат, а у меня даже два. Когда после поездки я вернулся домой, оказалось, что у меня образовался запас в 740 кадров.
В Могойтуе мы были часа в три. Еще, будучи в Чите, я попросил в Могойтуе организовать для нашей группы экскурсию в Могойтуйскую среднюю школу. И вот в четыре часа администратор сообщил, что в школе нас ждут. В школе никого не было, пахло краской и блистало чистотой – ведь через два дня 1 сентября. Мы поднялись на третий этаж, и я вошел в помещение, где уже раньше бывал. С портрета на стене смотрел Викентий Робертович Гласко. С ним я раньше был знаком и прежние экскурсии слушал в его воспроизведении. Музей этот состоит из двух частей, собственно музея и планетария.
В самом музее мне понравилась витрина о некоторых выпускниках школы. Экспозиция оформлена всего четырьмя именами. Но как они смотрятся! Какой разброс по темам! Маленький мальчишка, и он же - солдат Самба Дабасамбуев, выпускник школы 1993 года, награжденный посмертно Орденом Мужества в Чечне (в Могойтуе его именем названа улица). Далее - лама Аюша Итигилович Эрдынеев, выпускник школы 1989 года, представитель Буддийской традиционной Сингхой России в Индии. Потом - Амгалан Ринчинович Базархандаев, также выпускник школы, - директор ООО «Телекомпания «Аист», Генеральный директор ООО «Аргументы и факты» в Восточной Сибири, директор Байкальского регионального центра ОСАО «Ингосстрах», президент автомобильного холдинга «Росс Моторс». И еще одно имя - чемпионка мира по стрельбе из лука. Выпускников можно показывать по-разному. Но здешний подход мне очень понравился.
То, чего я не увидел из того, что тут было раньше – электрифицированный стенд-схема поселка Могойтуй с обозначением на нем адресов ветеранов Великой Отечественной войны. Нажимаешь на стенде лампочку, и сбоку высвечивался портрет ветерана с краткой справкой о нем. Теперь этого нет. Как и тех ветеранов.
Но самое главное тут – не сам музей, а планетарий (единственный на все Забайкалье) и небольшой механический уголок о космонавтике. В этом году ему исполнилось 41 год, из которых 26 лет его вел сам Викентий Робертович, а после его смерти – его ученица (буряточка, учитель географии). Вела она сеанс совсем как Викентий Робертович, теми же словами. А первый сеанс был проведен здесь 16 апреля 1969 года.
Из Могойтуя мы поехали в Оловяннинский район. Поужинали в придорожном кафе в селе Ага и уже после шести часов появились в Оловянной. Конечно, я хотел побывать тут в Золотухинском музее, но было уже поздно, и он был закрыт. По дороге вдоль Онона мимо села Ононское, где я когда-то (летом 1968 года) находился в студенческом стройотряде, поехали в Цугольский Дацан. Здесь мы были уже около восьми часов вечера. В дацане было пусто. По открытой калитке мы вошли на его территорию, и пока все не обошли и не сфотографировали, дальше никуда не поехали. Здесь все чисто, красиво и торжественно. Какие я тут увидел новшества? С тыльной стороны дацана летом 2008 года построена (восстановлена) ступа «Жанчиб Жобон» (посвящено великому бурятскому йогину тантристу Намнанэ). Значение ее – кто обойдет вокруг ее, избавится от ракового недуга. А рядом небольшое двухэтажное здание, в котором на всю его высоту установлена статуя Будды. Но было, как я сказал, поздно, и увидеть ее мы могли только через окна.
Отсюда мы поехали в Ясногорск, где нас уже ждали в суде с ночлегом и ужином.
День для нас прошел замечательно. На другой день – 31 августа – о такой культурной программе я не мечтал. Впереди были другие райцентры: Борзя, Забайкальск, Краснокаменск.
Путь от Ясногорска до Борзи пролегал по степи. Мы проезжали мимо бывших военных поселков Мирная и Безречная. На месте ранее благоустроенных городков пустые глазницы окон пятиэтажек или развалины. Впечатление гнетущее. Ближе к Шерловой Горе – искусственные горы отработанной пустой руды из горных разработок многочисленных местных рудников и комбинатов. Вот где геологическое богатство Забайкалье! Вспоминается известные слова песни «Где золото роют в горах…». В Шерловой Горе мы пообедали в придорожном кафе знаменитыми позами. Отсюда я позвонил Владимиру Анатольевичу Ильину в Борзю, сообщив, что скоро появлюсь в Борзе. Но главным для нас была работа, а потому мы вначале отправились в Борзинский городской суд. Время было обедошнее.
Организовав в суде работу своих помощников, я побежал на встречу с Ильиным. Он ждал меня в помещении районного музея. Раньше я дважды бывал в местном музее. Он располагался на первом этаже небольшого двухэтажного каменного здания, на втором этаже там была библиотека. Сейчас музей переведен в иное здание – большее по площади, но старое, деревянное, бывшее купеческое. Здесь шесть больших залов. Познакомился я с директором музея Григорием Беломестновым. К нему я по заданию Виталия Апрелкова вез книгу «Батюшка Забайкал». Такую же книгу я вручил и Владимиру Ильину. Директор музея – инвалид, сам многое сделать не может, а музей требует серьезного ремонта крыши и отопительной системы. Обещали эти работы провести в июле, но заканчивалось лето, а рабочая бригада тут еще не появлялась. По этой причине музей не работал для посетителей, экспонаты и витрины сдвинуты позально в кучу. Но я попробую хоть чуть-чуть описать музей. Первый зал посвящен показу степной природы. На диораме - фон, который выполнен на ткани размером до потолка, картины зимней степи с далеко уходящими сопками и голубым забайкальским небом расположились заяц-русак и степные птицы. На другой витрине подборка гнездовий местных птиц. Далее диорама летней степи, тут уже волки, тарбаган и другая степная живность. В другом зале – история. Меня приятно удивили два изваяния каменных драконов из Кондуйского городка. Ранее я думал, что часть из них имеется только в Читинском краеведческом музее, на оформлении Кондуйской церкви и в Эрмитаже. Все эти изваяния известны поштучно. Но откуда взялись эти? «Из кондуйской церкви», - был мне ответ. Церковь ту я описывал еще в восьмидесятых годах, когда бывал там с Михаилом Сапижевым. В витрине выложены кирпичи из Кондуйского дворца. Далее этнографический раздел. Коллекция напольных прялок, швейных машинок картины внутреннего убранства русской избы с подлинной мебелью и всевозможными мелочами. Бурятский быт с образцами одежды, конской упряжью и так далее. Отдельный зал посвящен Великой Отечественной войне. Стенды тут плоскостные, а подлинные вещи выставлены на подставках вдоль них. Много тематических рисунков из рядом расположенной детской художественной школы на военную тематику. Есть тут и настоящие эксклюзивные картины, например, мне понравилось полотно с изображением Борзинской железнодорожной станции. Но многое тут закрыто, демонтировано, есть и пустые стены.
Время у меня было ограничено, а потому долго оставаться тут я не мог, и мы с Ильиным пошли в здание Борзинского ГОВД. Ранее, когда я бывал тут, это был одноэтажный длинный барак. Теперь трехэтажное каменное современное розового цвета здание, только коридоры мне не понравились, слишком узкие. На третьем этаже Владимир Анатольевич открыл свой музей, в двух небольших смежных комнатах. Он очень горд за свое детище. Но на момент нашего посещения тут было не прибрано, много разбросано лишнего, но стенды висели на своих местах, и витрины были заполнены необходимой информацией и экспонатами. Экспозиция выполнена, надо сказать, по музейным канонам. В основном, это стенды, но иллюстрации поданы так, как оформляются в областном краеведческом музее, в картонных рамках. В витринах – милицейские мундиры разных времен, наганы, шашки и иные атрибуты.
Он хотел мне что-то подарить, выразить слова признательности. Лицо его светилось от того, что я мог увидеть его труд и дать ему высокую оценку. «Передай Артему Евстафьевичу, что я - ваш ученик, и стараюсь продолжать начатое вами дело». От милиции до суда шли мы с ним метров 300-400, а сколько людей здоровались с ним и заговаривали с ним! У здания суда меня ждали мои товарищи, мы простились с ним и поехали дальше по своему маршруту.
И еще одно впечатление по Борзе. При выезде из нее в южном направлении мы увидели новое сооружение, какого раньше не было. Это было начало железной дороги в юго-восточную часть Забайкалья. Всего одна колея, но выполнена она в отличие от известных мне железнодорожных сооружений грандиозно, впечатляюще, наисовременно! Переехали мы ее по большому виадуку. Если так же будет развиваться горнодобывающая промышленность сегодня там, где она являлась главенствующей до середины XIX века, то результаты здесь будут грандиозными! Только все тут делается не местными руками, а силами приезжих. И как это влияет на экономику нашего края, я не знаю.
В дороге до следующей нашей остановки в поселке Забайкальск ничего примечательного не случилось. Видел я лишь ремонтные работы на многокилометровом участке железнодорожного полотна, его усиляют и спрямляют. Солнце, которое ярко светило в Борзе, скрылось. На небе появились низкие облака, на душе отчего-то стало тоскливо – на вроде того, что куда мы едем и зачем. Но тут с левой стороны по курсу движения я увидел прекрасно описанную Константином Седых пятиглавую вершину Тавын-Тологой – мы подъезжали к Забайкальску.
Забайкальск разросся. Когда я здесь бывал, в основном это была одна перпендикулярная к границе центральная улица с одноэтажными, лишь кое-где двухэтажными, домами. Теперь тут много пятиэтажных, есть и выше. Да и в правую сторону по нашему движению поселок расширился. В Забайкальске мы были недолго. Выполнив задание и отведав чая, мы направились дальше по маршруту – в Краснокаменск. Оттуда нам уже звонили, что для нас заказаны места в гостинице «Центральная».
Как мы выехали из Забайкальска, выглянуло вечернее солнце. Ехали по степной грунтовой дороге. Большой участок ее в средней части закрыт для движения: дорогу подсыпают и спрямляют. На всем пути в 80-100 километров нам встретилось не более десяти встречных машин, и только два села: совхоз Целинный и уже ближе к Краснокаменску – Соктуй-Милозан. Возле Соктуй-Милозана на вершине одной из сопок есть несколькозальная огромная пещера (когда моя дочь училась в десятом классе, я от родительского комитета сопровождал ребят сюда в увлекательнейшее путешествие).
Город Краснокаменск – это современный город во всех отношениях. Находится он в степи, но зеленый, как оазис. Совсем по-другому, нежели в Чите, здесь выполнена сетка дорог, бульваров и просто проездов, тротуаров. Море цветов, в буквальном смысле – море. Утром, когда шли в суд, видели несколько поливальных машин. На главной улице города, по которой в советское время проходили демонстрации, портреты передовиков производства. Где сейчас можно такое увидеть? У меня в портфеле с собой была книга «Дорогами созидания», написанная бывшим начальником Приаргунского строительного управления Юрием Яковлевичем Васиным, который описывал, как строился город и возводились здесь промышленные предприятия. Я был полон этих впечатлений, а потому утром подвел свою группу к дому под номером 102, на котором установлена мемориальная доска: «С этого дома в 1968 г. начато строительство г. Краснокаменска», а потом к памятному знаку в центральном сквере в честь первого директора комбината Героя Социалистического Труда Сталя Сергеевича Покровского...
После Краснокаменска наш путь лежал в Александровский Завод. Поехали мы до железнодорожной станции. Надо сказать, погода была прекрасная, вовсю светило солнце. Увидел, как возле Шерловой Горы, огромнейшие по размерам свежие, аж желтого цвета отвальные из горнодобывающих разрезов сопки. Все-таки эти территории Забайкалья сейчас активно осваиваются. В районе Маргуцека, объезжая ремонтируемый участок дороги, водитель сбился с пути. Мы планировали доехать до Досатуя, где я раньше бывал, оттуда повернуть из Приаргунского района на север до Бырки, а там уже до Александровского Завода рукой подать. Мы же на север повернули значительно раньше, а в результате сэкономили 120 километров пути и, соответственно, бензина. Попали мы в поселок Кличку на Кличкинском хребте. Надо сказать, я был раз этому. Поселок – древний, назван он так в честь одного из управляющих Нерчинско-Заводских горных заводов. Здесь и сейчас работают горнодобывающие установки. Я их видел. Сам поселок расположен в узком гористом ущелье. В социальном плане он сильно запущен. Кривые грязные улицы с наполовину высохшими деревьями и со многими заколоченными домами, в том числе и двухэтажными каменными. А тут еще с горы внизу увидели похоронную процессию. Так что впечатление – ай да ну! Особенно после того, что мы увидели в Краснокаменске. Потом мы спустились с хребта и по степной дороге, со многими отворотами, причем без единого указателя, по имеющейся у нас карте-схеме ехали до Нерчинского хребта, перед которым шла трасса Александровский Завод-Калга. Именно с достижением той трассы началась тайга.
В Александровский Завод мы въезжали с восточной стороны, так что подошедшую к нему с запада железную дорогу не видели. Кстати, из-за нее здесь поднялись цены на жилье. Потом уже в Чите, как я встретился с Дуфаром Шаиховичем, он мне стал рассказывать, где тут стоял дом его отца. С моей точки зрения, настоящий поселок по вопросам благоустройствам очень запущен. Центральная улица когда-то была выложена бетонными плитами. Как это происходило, я прочел в уже упомянутой книге Ю.Я. Васина. Но как это сегодня заброшено! В центре, возле районного суда, разместившегося в здании бывшего райкома партии, находится огороженный штакетным заборчиком мемориал в память павших в гражданскую войну на Восточно-Забайкальском партизанском фронте. Слева стоит монумент с именами (на камне указано десять имен) и слова Павла Николаевича Журавлева: «Я знаю и твердо верю, что недалек тот час, в который мы все скажем, что мы достигли того, за что боролись». В центре – бетонное изваяние, посвященное самому П.Н. Журавлеву, и справа – изображение в полный рост пожилого партизана в зимнем одеянии. Такое впечатление, что это сейчас никому не нужно: все запущено, на главной дорожке – яма, осветительный столб наклонен, лампочка разбита, бродят коровы, а сосновый венок, видимо, тут еще с зимы лежит… Напротив, другой мемориал – землякам, павшим в Великой Отечественной войне. Тут коров нет, так как все огорожено, но травой все заросло между плит.
В суде я попросил, чтобы позвонили и для нас открыли мемориальный музей в память бывшего здесь в 1867-1868 годах на поселении Николая Гавриловича Чернышевского. Домик небольшой, совсем такой, как я и представлял его по описаниям в мемуарной литературе. Заведует сейчас им дочь известного в Забайкалье человека Георгия Андреевича Стрелкова (1919-1999). В свое время о нём Д.Ш. Ахметов писал и добивался, чтобы за подвиг в Великой Отечественной войне ему присвоили звание Героя Советского Союза (под Сталинградом он в одиночку уничтожил несколько немецких танков). Но открыла нам простая уборщица. На домике – мемориальная доска, а рядом, со стороны улицы, установленный в 1996 году краснокаменцами гранитный камень с еще одной мемориальной доской, где указаны годы ссылки Н.Г. Чернышевского. В самом домике, как бы три помещения, общая небольшая часть и с боков по комнате. В левой и жил Николай Гаврилович Чернышевский. Печка, кровать, небольшой столик, этажерка с книгами, портрет. Все чистенько и просто. Здесь он писал свой роман «Пролог». В правой комнате также скромно выполненные стенды и витрины о жизни Николая Гавриловича. Но в этом мемориальном музее появляются и иные экспонаты, не относящиеся в деятельности Чернышевского: и этнографического направления, и по Великой Отечественной войне, и даже бивень мамонта, выкопанный строителями при прокладке железной дороги (нет тут краеведческого музея).
Хотелось доехать до Акатуя и поклониться памяти другого человека – Михаила Сергеевича Лунина, но это было немного в стороне от нашего движения, и мы, посовещавшись, туда не поехали. Развернувшись, по той же трассе, по которой приехали, поехали назад – наш путь лежал в Калгу. Дорога грунтовая, но широкая и ровная. Ехали быстро. За редким исключением трассы пролегают в стороне от населенных пунктов, а потому мы видели только указатели: там такое-то село, а там – такое-то. Мы вновь въехали степную полосу. Тут и климат другой. Хоть и Аргунь далеко, но теплее и мягче. И огромнейшие сенокосные луга, по горизонту сотни стогов скошенного сена. Проехав по южной кромке Нерчинского хребта, мы вновь въехали в одну из его многочисленных долин. Прямо по курсу лежало старообрядческое село Доно со своей знаменитой церковью. Я пригласил своих спутников посетить ее.
Церковь была закрыта, но в хозяйственном домике в ее ограде была открыта дверь, и там слышались голоса. Четыре женщины готовили его к зиме и занимались покраской. Мы заговорили с ними и попросили открыть церковь. Они приняли нас благосклонно. Староста церкви Татьяна (в миру у нее совсем другое имя) посовещавшись с остальными, открыла замок, и мы вошли во внутрь. Они показали нам старообрядческие книги, и одна из них, сестра Анастасия, даже прочла что-то вслух. Мы спросили про местную общину. «На момент возрождения ее в Доно проживало 17 или 19 верующих старым канонам. Сейчас осталась только одна бабушка. Это из тех, которые считают староверами себя по рождению. Летом кто-то приезжал из Австралии из бывших местных. И пока бегали за ключами, они, не став дожидаться, уехали. Кто такие, даже не знаем. Священник сюда приезжает только из Улан-Удэ. С красночикойскими староверами связи не имеем». В церкви все просто и чисто, никаких наворотов нет. И еще женщины пожаловались на местное население – в церковь не ходят, смотреть за ней не хотят. Помогает, правда, немного Глава сельской администрации: иногда воду привезут, чтобы цветочки полить в клумбах. И еще сказали, что из Читинского краеведческого музея часть икон сюда вернули, но далеко не все. Чтобы поддержать местную общину каждый из нас опустил в специальную урну по сто рублей. Пусть будет людям приятно!
Отсюда уже недалеко было до Калги. Там мы ночевали, а утром отправились в Нерчинский Завод. Места в дороге красивейшие. То там, то там в стороне от дороги видны современные горные выработки, а рядом вагончики, видимо, работают вахтовым методом. Проехали мимо большого села Явленка, события тридцатых годов в котором я описывал в своей книге «Крестьянские восстания в Забайкалье» (сельчане отказывались вступать в колхоз). В Нерчинском Заводе нас ожидала культурная программа и экскурсия по историческим местам бывшего центра Горного округа и Нерчинской каторги. По моим планам мы должны посетить местное старинное кладбище. На занятия судебными делами мы уделили тридцать минут, а потом с моим другом и краеведом, а по совместительству - администратор местного районного суда Романом Геннадьевичем Федотовым на судебной машине поехали по местным достопримечательностям.
Экскурсию начали с осмотра бывшего дворца Кандинских. Историю этого здания я уже знал прекрасно, знал и судьбу владельцев. Сейчас меня интересовало современное его состояние. Оно было построено в начале тридцатых годов XIX века, как я предполагаю, по проекту архитектора Лаврентия Ивановича Иванова. Четыре массивных колонны поддерживают классический портик. В центральной его части на уровне второго этажа балкончики. С фасада оно выглядит более пристойно, так как в нем размещаются несколько маленьких магазинчиков (в один я даже зашел и, поговорив с продавцами, сфотографировал его общий вид). На этом магазинчике вывески нет, но выше и по центру здания вывеска «Альянс». Это к другому уже заведению относится. Сбоку еще один частный магазин имеется, продуктовый «Салют»… На фасаде висит мемориальная доска. «Здесь, в доме купцов Кандинских в 1827 году останавливались жены декабристов Е.И. Трубецкая и М.Н. Волконская. В 20-40-е г.г. собирался литературный кружок - горные инженеры поэты Ф.И. Бальдауф, А.Н. Таскин, Н.Ф. Фриш, А.И. Кулибин и др.». А вот дворовый фасад – удручающ. Во дворе прямо на земле торгуют китайскими товарами. Далее дырявый забор и брошенный двухэтажный старинный амбар. А вокруг лужи и настоящая свалка мусора, коровы и собаки роются в нем. Нет здесь хозяйского ока, хотя можно было бы все привести в порядок, так как, если бы не это, местность красива, зелена…
Отсюда проехали на гору Крестовку. Для Нерчинского Завода это как для Читы Титовская совка. Именно с этой горы и началось зарождение и развитие Нерчинского Завода как поселения, отсюда началась история Нерчинских заводов как таковых, а потом и каторги. О горе первые землепроходцы услышали в 1640 году, еще находясь в якутских землях. Она называлась Оджун («княжья» - в переводе на русский язык), здесь находились серебряные горные выработки. Роман одну нам и показал. Глубокий искусственный провал в небольшом распадке, ныне засыпанный на глубине более десяти метров. Камни да камни светлого света, стены закопчены от горения факелов. Я всегда завидовал нашему доктору геолого-минералогических наук Георгию Александровичу Юргенсону, когда он, увидев какой-нибудь камень, мог тут же прочесть о нем небольшую познавательную лекцию. Я же в камнях разбираюсь слабо. Но рассказ Романа Геннадьевича интересен, и вижу в его словах не камни, а людей, вгрызающихся в каменную плоть «княжьей горы»… Со смотровой площадки, куда забрался судебный УАЗик (нашу «Газель» мы оставили около суда), смотрели на пустые места, где когда-то находились строения здешнего завода с несколькими плавильными печами (его закрыли в 1853 году, после того, как центр округа отсюда перевели в Читу). Где-то здесь была знаменитая восьмиугольная магнитная лаборатория и первый за Байкалом музей, который одно время возглавлял Федор Иванович Бальдауф, русский немец с высшим петербургским образованиям, имя которого знают сейчас школьники как первого забайкальского поэта (его имя для нас открыл незабвенный Евгений Дмитриевич Петряев). Я попросил нашего гида показать место, где находился известный мне по изображениям Петропавловский собор. Мы спустились чуть вниз к закрайкам домов. На том месте, на взгорке, где был собор, размещена простая жилая усадьба. А ниже заливной в дожди луг. Здесь, в 300-летний юбилей села, который отмечали в 2004 году, проводили водоотливные канавы, от строящегося рядом стадиона и вскрыли несколько погребальных колод. Видимо, чуть ниже собора располагалось первое кладбище, от которого сейчас на поверхности не осталось и следов.
Отсюда по склону сопки мы поехали на современное кладбище. Когда-то, еще в восьмидесятые годы, я бывал здесь. Место тогда показалось мне голым и открытым. Сейчас же здесь была обильная растительность, молодые деревья, сплошной кустарник и обилие Марьиных кореньев (я набрал полный карман семян, на даче у меня растет только один куст). По рассказу Романа, кладбище в плане имело строгую пятиугольную конфигурацию, как советский знак качества, и разбито на пять секторов – православное, римско-католическое, иудейское и так далее. Он сразу же провел нас к захоронению Егора Егоровича Барбот-де-Марни (советская артистка Наталья Варлей имеет с ним одни корни). Это был один из заметных своей прогрессивной деятельностью управляющий горными заводами в 1788-1796 годы. Его имя вписано в «Энциклопедию Забайкалья». Рядом могильный камень горного офицера Ивана Корнилова – праобраза знаменитого Аввана из поэмы Федора Бальдауфа «Авван и Гайро» о любви русского юноши и тунгусской девушки. А еще рядом есть камень, где читается фамилия Кандинских…
Время приближалось к обеду, и мы вернулись в суд. Здесь мы покушали, и здесь же я встретился с Евгением Васильевичем Кочневым. Ранее с ним я не был знаком, но он меня хорошо знал и через Виталия Апрелкова, и через Владимира Ильина. От Виталия у меня к нему было задание передать Георгиевский крест и Георгиевскую медаль периода войны 1914-1918 годов, он же должен через меня Виталию передать другой Георгиевский крест – за Русско-Японскую войну, а также скинуть мне на флешку ряд старых казачьих фотографий. Нашел я с Кочневым общий язык и по другому вопросу. Он – председатель местной милицейской ветеранской организации, и именно он явился инициатором появления книги Павла Ивановича Шепчугова «Где золото рыли в горах…: страницы истории милиции Забайкальского края». Эта книга вручена мне Ильиным и находится на моем домашнем рабочем столе. Летом в Нерчинском Заводе проводилась ее презентация, и от УВД туда ездил А. Коротков. О ней я напишу ещё отдельно, так как это особое событие для милицейской истории. Сейчас Е.В. Кочнев собирает материалы для продолжения этой книги, и был обрадован встречей со мной, надеясь, в том числе, и на мою помощь.
Но наши экскурсии не окончились. Роман нас повез к одной женщине, Светлане Дмитриевне Парыгиной, ныне пенсионерке, а в прошлом судебном приставе. Живет она в центре села, на крутом взгорке. Когда мы входили в калитку ее двора, он мне шепнул: «Раньше на этом месте находилась контора горного правления». Знаменита эта женщина тем, что на своем небольшом земельном участке, не большем простого современного дачного участка, при посадке своих огородных растений и их обработке, находила в земле настоящие археологические артефакты, а точнее – старинные монеты. Их у нее много, и разложены они тематически в разные целлофановые мешочки. Самые старые из них, и необычные для наших мест – две: французская времен Людовика XV и польская, я так думаю, времен еще первых освободительных восстаний конфедератов XVIII века. В других мешочках – сибирские монеты периода Екатерины II, затем других царей и императоров, потом советские. Все это забавно и интересно, но я не нумизмат, мне бы бумажки какие листать, а в этом я не разбираюсь, как и в камнях, о которых уже писал. Нашла она тут же и две бутылочки, одну явно из-под спиртного с выгравированным словом «Москва» и аптекарский пузырек старых времен. А еще – статуэтку одну небольшую темного цвета с изображением португальского воина времен конкистадоров. Скорее всего, она была украшением какого-нибудь бюро.
Из Нерчинского Завода мы уехали полные впечатлений в четыре часа дня.
Около шести часов были в Газимурском Заводе. Здесь я бывал неоднократно, но память моя этот населенный пункт связывает с именем Феодосия Никифоровича Резанова. С ним я когда-то был связан дружбой, мы много беседовали, сохранилась и подборка писем. Именно имя Феодосия Никифоровича потом меня сблизило с Виктором Васильевичем Курочкиным, который родился совсем недалеко отсюда - в селе Тайна. Не смотря на то, что рабочий день кончился, в районном суде шел судебный процесс. Председатель суда Анатолий Иванович Раитин вышел к нам, извинился на занятость и распорядился, чтобы нам организовали посещение музея, как я его попросил. Директора музея, ученицу Резанова, нашли на дороге, как она шла домой. Музей нам открыли. Здесь шесть залов и кабинет. Первые три зала выглядели так же, как и прежде: археология, горные заводы, гражданская война, колхозное строительство, Великая Отечественная война, уголок об основателе музея Ф.Н. Резанове с его картинами, картинная галерея забайкальских художников. В других залах заметны некоторые изменения.
На видном месте художественное полотно Л.С. Новицкого, выполненное в 1983 году «Сельский краевед Ф.Н. Резанов». А ниже в рамке слова:
«Он был великим человеком. Эти слова о Феодосии Никифоровиче Резанове. Скромный учитель из забытого Богом Газимурско-Заводского района действительно был великим человеком. Его знали в каждом Газимурском селе, в каждой семье.
Феодосий Никифорович – замечательный краевед, художник, активный внештатный корреспондент, ветеран войны и труда, а главное – Учитель в самом широком и благородном смысле этого слова. Он создал лучший в области музей. Ф.Н. Резанов заслуживает звания Почетный гражданин села».
Меня охватила такая сильная ностальгия по тем временам, что всю дальнейшую дорогу до Шелопугино я молчал. А это стихотворение Ю.В. Мазитова о Феодосии Никифоровиче и его музее приведено в рамке при входе в музей.
Посетите музей иногда,
Не теряйте с историей связь.
Здесь в витринах застыли века -
След эпохи, что вдаль унеслась.
Экспозиции молча внимая,
Вдруг услышишь, как будто вдали
Клином, на юг улетая,
Кличут в путь за собой журавли.
Журавли – это даты, мгновенья,
Из которых сложились года.
Здесь художник нашел вдохновенье
И остался душой навсегда.
Он построил в цепочку былое:
С той поры, когда в каменный век,
Шкуру с мамонта камнем снимая,
О металле не знал человек.
В каждом зале своя тишина,
И эпоха, и время, и час.
Ты услышишь, как стонет душа,
И звенят кандалы на ногах.
Здесь доносится сабельный звон,
Стук копыт, хрип усталых коней,
Кто-то смерти отвесил поклон
И остался среди ковылей…
Создавая огромным трудом,
Феодосий Никифорыч знал -
Это нужно сейчас, будет нужно потом –
Он искал, он творил, воскрешал…