Добежав до Пашкиного двора, ребята не вошли через калитку, а пролезли сквозь дыру в заборе, при этом Пашка заговорщицки приложил палец к губам:
- Не шуми, а то бабушка отловит и заставит носить в бочку воду, чтобы вечером поливать огурцы.
- А почему вечером? – удивился Юрка.
- Баба Муся говорит, что огурцы растут ночью, да и днем от полива они горят.
Забежав в сарай, Пашка схватил лежавшую на деревянном ящике краюху хлеба и снова потянул Юрку за собой. На этот раз они украдкой пробирались через заросли малины, которая царапала руки, а росшая в ней крапива обжигала все тело.
Наконец, добравшись до межи между огородами, бегом направились в сторону луга. Юрка не поспевал за приятелем. У него от усталости уже дрожали колени, и казалось, совсем не хватало дыхания. Он несколько раз останавливался, чтобы хоть немного перевести дух и снова устремлялся вслед за неутомимым Пашкой.
На лугу паслись коровы с телятами, да с ними ходили два жеребенка. Они были совсем маленькими и очень похожими. Пашка засунул в рот два пальца и негромко свистнул. Юрка с уважением посмотрел на друга – сам свистеть еще не умел. Жеребята дернули ушами и повернулись в сторону мальчиков, а затем галопом направились к ним.
- Ух, ты! – только и сказал Юрка, испуганно прячась за спину Пашки.
- Не бойся! Это Зорька и Задор. Они родились у Заряны. Иваныч, наш пастух, говорит, что это очень большая редкость, чтобы кобыла сразу двух жеребят родила, да чтоб они еще и выжили. А наша вот родила. К нам из газеты тетенька приезжала с фотографом. Они все вокруг жеребят ходили и фоткали. То их, то Заряну, то всех вместе. А еще нашего зоотехника с пастухом. Иваныч даже фуфайку снял. Хотел и кепку, но у него лоб белым-белым оказался, и тетенька сказала, что лучше уж в кепке!
Пашка разломил краюшку на несколько маленьких кусочков и пару дал в руки Юрке.
- Дай им! Много нельзя, но чуток побаловать Иваныч разрешает. А еще иногда он разрешает угощать Заряну кусочком сахара. Но очень редко. Да и то только мне! – с гордостью сказал Пашка.
Юрка даже не успел развернуть для жеребят ладошку с зажатыми кусочками хлеба, как один из них потянулся к его руке мордой. От неожиданности мальчик вздрогнул и выронил хлеб.
- Ну, ты чё? Они же не укусят! – убедил приятеля Пашка, поднимая с травы и протягивая ему упавший хлеб.
Юрка снова попытался их покормить:
- На, ешь, лошадка!
- Это не лошадь, а жеребчик!
- А ты откуда знаешь?
- А ты не догадываешься? - засмеялся Пашка, и, заметив обиду в лице Юрки, добавил: - У Зорьки звездочка на лбу, а Задор в носочках на передних ногах!
Тем временем Задор мягкими, толстыми, теплыми и влажными губами взял с руки Юрки маленький кусочек хлеба и не спеша стал его пережевывать, что привело мальчишку в невероятный восторг. Справившись с одним, потянулся за другим, но Юрка уже протянул его Зорьке. Пашка, обняв Задора за шею, нежно чмокнул его в холку. А Юрка никак не мог оторваться от Зорьки, осторожно поглаживая ее по боку, до тех пор, пока друг снова не потянул его за собой.
- Айда к пруду! Я тебе еще кое-что покажу.
Пруд был в конце луга. Да и не просто пруд, а, как показалось Юрке, почти море. Над ним с тревожными криками носились стрижи, а на водной глади покачивались домашние утки. От пруда веяло свежестью и прохладой.
Пашка увлек Юрку влево от того места, где паслось стадо. Осторожно спускаясь с берега к самой воде, Пашка снова негромко свистнул, затем сложив ладошку лодочкой, стал методично стучать по водной глади. Через некоторое время под водой произошло какое-то движение, и темное изгибающееся тело приблизилось к Пашке.
- Змея! – в ужасе крикнул Юрка, а Пашка, повернувшись к нему и приложив палец к губам, стал бросать в воду остатки хлеба. Над поверхностью высовывалась огромная широкая пасть с толстыми усами и, жадно хватая хлеб, опускалась снова под воду.
- Дурак ты, Юрка! Это ж сом, Соматыч. Он меня знает и не боится, потому и подплывает так близко. Я ему даже селявок притаскивал, которых дед Михеич мне дал для кошки. Да я не всех, а только половину! – оправдываясь, сказал Пашка, увидев, с каким укором смотрит на него Юрка.
Выбравшись на берег, ребята снова побежали, но уже обратно в деревню: одному надо было еще наносить в бочки воды, а другому хоть показаться на глаза бабушке Лиде.