Крис Хеджес - Пора начинать классовую войну

Виктор Постников
20 октябрь, 2013
Truthdig

“Богатые отличаются от нас,” – уверял Ф. Скотт Фицджеральд Эрнеста Хемингуэя, на что Хемингуэй отвечал, “Да, у них больше денег.”
Этот разговор, который скорее всего никогда не происходил, высвечивает мудрость Фицджеральда, которой не было у Хемингуэя. Богатые - другие.  Кокон богатства и привилегий позволяет богатым превращать свое окружение в угодливых рабочих, приспешников, слуг, подхалимов и льстецов. Как показал Фицджеральд в «Великом Гэтсби», богатство множит класс людей, для которых человеческие существа это - вещи, которыми удобно пользоваться. Коллеги, друзья, служащие, повара, слуги, садовники, учителя, личные тренеры, даже друзья и семья, вынуждены либо слушаться причуд богатых, либо удалиться. Как только олигархи достигают определенной, не поддающейся контролю, экономической и политической власти, как, например, в Соединенных Штатах, граждане становятся удобными для использования.

Публичное лицо олигархического класса мало напоминает человеческое лицо. Я, как и Фицджеральд, был брошен в объятия этого класса, когда был молод. Меня, 10-летнего, отправили в особую привилегированную школу в Новой Англии. Отцы моих школьных друзей — которых редко видели — прибывали в школу в лимузинах в сопровождении личных фотографов (а иногда и своих любовниц), чтобы в прессе появлялись снимки богатых и знаменитых людей, играющих роль заботливых родителей. Я проводил время в домах ультра-богатых, наблюдая как мои товарищи, которые были еще детьми, жестко отдают распоряжения окружающим их мужчинам и женщинам, своим шоферам, поварам, воспитательницам и слугам. Когда у сыновей и дочерей богатых возникают серьезные неприятности, всегда находятся  юристы, публицисты и политические персоны, приходящие на помощь — жизнь Джорджа У. Буша - пример служения богатым.  Богатые презирают бедных – несмотря на широко разрекламированные акты филантропии — а заодно и средний класс. Эти низшие классы рассматриваются как недоразвитые паразиты, как неприятности, которых надо терпеть, которым надо иногда подавать, но всегда контролировать, и не делиться ни властью, ни деньгами. Моя ненависть к власть имущим, вместе с отвращением к их претензиям, бессердечности и чванству, пришла после того, как я пожил среди привилегированных.  Это был глубоко неприятный опыт. Но он открыл передо мной их ненасытный эгоизм и гедонизм.  Еще мальчиком я узнал, кто мои враги.

Неспособность увидеть патологию наших олигархических правителей – главный наш недостаток.  Мы были слепы к порочности нашей правящей элиты из-за беззастенчивой пропаганды паблик-рилейшнс, работающей от имени корпораций и богатых. Услужливые политики, безмозглые развлекательные программы и наша пустая, оплаченная корпорациями поп-культура, превозносящая богатых как лидеров, которым  надо подражать (а если проявить настойчивость и упорно трудиться, можно даже присоединиться к ним), закрывали от нас правду.

“Том и Дэйзи были беззаботными людьми,” – писал Фицджеральд о богатой паре, занимающей центральное место в жизни Гэтсби. “Они ломали вещи, выбрасывали существа, а затем снова возвращались к своим деньгам или своему безразличию, или к тому, чтo им нравилось, оставляя выброшенных людей на произвол.”

Аристотель, Николо Макиавелли,  Алексис де Токвиль, Адам Смит и Карл Маркс – все начинали свои труды с тезиса о том, что существует природный антагонизм между богатыми и массами. “Те, у кого слишком много всего, власти, богатства, друзей и т.п., не хотят и не будут подчиняться закону,” – писал Аристотель  в  “Политике.” “Зло начинается у них дома; будучи еще мальчиками, благодаря роскоши, в которой растут, они никогда не учатся необходимости подчиняться.” Эти философы хорошо понимали, что олигархи хорошо усваивают механизмы манипуляции, тонкой и открытой репрессии и эксплуатации для защиты своего богатства и власти. Самый главный механизм контроля – это контроль идей.

Правящая элита делает все, чтобы действующий класс интеллектуалов прислуживал идеологии — в данном случае свободному рыночному капитализму и глобализации —которая оправдывает их жадность. “Правящие идеи -  всего лишь выражение  главенствующих материальных отношений,” - писал Маркс, - “материальные отношения подаются в виде идей.”

Широкое распространение идеологии свободного рыночного капитализма через средства массовой информации и вытравливание, особенно в академии, критических голосов позволили нашим олигархам соркестровать самое большое в индустриальном мире неравенство в доходах. 1 % в Соединенных Штатах владеет 40 % национального богатства, в то время как 80 % «низов» владеет только 7 %.”  За каждый вложенный доллар в 2008 г самые богатые 0.1 % получили дополнительно $3 в 2008 г.  Остальные 90 % за тот же период получили за свой доллар один цент. 

Половину страны сегодня можно классифицировать как бедных или людей с низким доходом.  Реальная стоимость минимальной зарплаты упала на $2.77 с 1968 г.  Олигархи не верят в самопожертвование во имя общего блага. И никогда не верили. Они раковая опухоль демократии.

“Нас, американцев, обычно не считают покорным народом, но мы именно такие,” - пишет Венделл Берри. -  “Как иначе мы могли допустить разрушение страны? Как иначе мы могли соглашаться с разрушителями? Как иначе мы могли уступить жадным корпорациям и коррумпированным политикам – и участвовать в разрушении?
   Большинство из нас все еще достаточно разумно, чтобы на писать в свой колодец,  но мы позволяем это делать другим и еще награждаем их за это. Мы их так хорошо вознаграждаем, что те, кто писает в наши колодцы, богаче, чем все остальные. Как мы могли так опуститься?  Потому что мы не достаточно радикальны. Или потому что не достаточно разборчивы, что одно и то же.”

Согласно Аристотелю, подъем олигархического государства предоставляет два пути. Обездоленные массы будут либо восставать для исправления дисбаланса в богатстве и власти, либо олигархи установят грубую тиранию, чтобы насильно держать население в повиновении.  Мы выбрали второе. Небольшие победы, одержанные нами в 20-м веке благодаря  союзам, законодательным нормам, Новому договору, судам, альтернативной прессе и массовым движениям, были утеряны. 

Олигархи возвращают нас — как это было на текстильных и сталелитейных фабриках в 19-м веке — в состояние удобных для использования вещей.  Они строят самую  широкую сеть контроля и наблюдения за всю нашу историю чтобы держать нас в повиновении.

Этот дисбаланс в богатстве и власти не беспокоил наших Отцов-основателей. Отцы-основатели, в основном богатые рабовладельцы, боялись прямой демократии. Они так построили политический процесс, чтобы исключить народное правление и защитить права собственности аристократии. Массы должны были удерживаться в  страхе. Электоральный колледж, первоначальный орган, назначающий сенаторов и отсеивающий женщин, коренных американцев, афро-американцев и людей без средств, исключил большинство народа из демократического процесса в самом начале республики. Мы должны были бороться за наши голоса.  Сотни рабочих были убиты и тысячи покалечено в рабочих выступлениях. Насилие мешало развитию рабочего движения в других промышленных странах. Мы же одержали определенные демократические победы и дорого за них заплатили кровью аболиционистов, афро-американцев, суфражисток, рабочих и участников анти-военных и гражданских движений. Наши радикальные движения, подавляемые и безжалостно разрушаемые во имя анти-коммунизма, были настоящими истоками современных движений за равенство и социальную справедливость. Но нищета и страдание рабочих 19-го века отразились в настоящем.  Несогласие снова – криминальный акт.  Меллоны, рокфеллеры и карнеги на рубеже последнего столетия снова постарались сделать из нас нацию хозяев и рабов. Современная инкарнация олигархической элиты 19-го века привела ко всемирному неофеодализму, в котором рабочие по всей планете трудятся за гроши, а корпоративные олигархи присваивают миллионы.

Классовая борьба определяет большую часть человеческой истории. Маркс был прав. Чем раньше мы поймем, что мы входим в смертельную схватку с корпоративной элитой, тем быстрее мы поймем, что ее надо сбросить. Корпоративные олигархи в настоящее время захватили все институциональные системы власти в Соединенных Штатах. Электоральная политика, внутренняя безопасность, судебная система, наши университеты, искусство и финансы, вместе со всеми формами коммуникации, в корпоративных руках.  Наша демократия, с лживыми дебатами между двух корпоративных партий, превратилась в бессмысленный политический театр.  Не осталось законных способов пресечения требований Уолл-стрит, нефтяной промышленности или военных.  Единственный оставшийся для нас путь – и Аристотель это знал – восстание.

И это не новая история. Богатые, на протяжении всей истории, находили способы подавлять массы.  И массы, на протяжении всей истории, постоянно просыпались и скидывали цепи. Бесконечная борьба в человеческом обществе между деспотической властью богатых и теми, кто сражается за справедливость и равенство, лежит в самом сердце романа Фицджеральда и по-существу представляет собой приговор капитализму. В период написания «Великого Гэтсби» Фицджеральд читал «Закат Запада» Освальда Шпенглера. Шпенглер предвидел, что западные демократии закоснеют и умрут,  а на место традиционных политических элит придут “денежные убийцы”. Шпенглер не ошибся.

“Есть две или три истории,” - пишет Вилла Картер, -“и они повторяются со все большей жестокостью, чем прежде.”
Зигзаг истории вновь поднял олигархов наверх. А мы снова у разбитого корыта.   Старая история. Но она неоднократно повторяется. Пора начинать классовую войну.